Все, о чем я сейчас думаю, так это о том, что я просто… Сломлен, кажется. Разбит совершенно. Раньше я этому значения не придавал, молодец такой — самоотважный и сильный. И я никогда, никогда никому не говорил об этом. Обо всей этот ситуации, обо всех черных кошках, что пробежали между нами. Никто о них не знал. Об этом кладбище надежд — никто. Почти, никто. Единственный человек, которому я открывался, которому я самозабвенно был готов выложить все как на ладони… Его нет. Нет, буквально, это не аллегория, черт возьми! Его нет больше, просто нет. Нигде. А разговаривать с плитой…?
Теперь я таскаю это в себе, потому что с другими — просто рот не открывается рассказать что-то.
Вероятно, когда ты столько в себе копишь, это в конце концов начинает выделяться. Правило переполненной чаши. Льешь, льешь и в итоге доходишь до края. А у меня эта чаша переполнена давно… Уже края размывает.
Иногда мне кажется, что это видно, каждый раз, когда я молчу. Если вдруг кто-то читает меня как открытую книгу, это ужасно. Я все боюсь, что у меня на лбу бегущей строкой написано «ложь», когда разговор доходит до вопроса «все ли в порядке?»
«Конечно, в порядке!» НЕТ. Сколько раз это было правдой? Наверное, все откладывает свой отпечаток. И тогда, и…всегда. Всегда. Потому что человек не может выдержать столько. Но ты все это вывозишь сам. Это печально, я думаю. Никто не должен справляться с такой ношей сам. А я никому не могу объяснить этого, потому что… Я говорил почему. С этим трудно ужиться, понимаете ли.
— Нет у нас биологии сегодня, да? — понуро выдыхает Макар, подперев ладонью щеку, глядя через весь кабинет на электроную доску, где мелькали картинки какого-то хитро-мудрого фильма по теме урока. Я коротко улыбнулся, уловив в его голосе ноты сарказма, и беззвучно выдохнул красноречивое «пиздец», так же как и он, взирая на экран. Арсений П. 09:57 Интересно?) Брови невольно взлетели выше положенного. Я перевел удивленный взгляд на географа, который как ни в чем не бывало смотрел на доску, сидя за своим столом. Хороший он учитель, молодец он.Антон Ш.
09:58
Безумно
Он мгновенно оторвался от экрана, опуская взгляд куда-то в поверхность стола — очевидно, там лежал телефон — и на его лице отразилась довольная ухмылка. Я тоже опустил глаза на дисплей мобильного, подмечая, что в диалоговом окне игриво бегает многоточие. Хороший он учитель, я говорил, кажется. Арсений П. 09:59 Звучит очень саркастически И как он только догадался? Я спокойно нажимаю на кнопку блокировки и откладываю телефон в сторону, поднимая взгляд на экран, и понимаю, что у меня на губах сквозит легкая улыбка. Заразный он, видимо. Я перевожу взгляд на Арсения, подмечая, что он сидит в позе а-ля «мне все это не нужно» и лениво что-то листает в мобильном, пока дети, по тихой чести, начинают заниматься каждый своим делом. Хороший он учи… Телефон тихо вибрирует, скатываясь с края парты прямым рейсом на пол, обращая на себя внимание доброй половины класса, в том числе и Попова, который вскидывает брови вверх, с вопросом выглядывая из-за монитора, за которым сидел. Мне-то его видно, ему-то меня нет. — Извините, — тихо бросаю я, поднимая гаджет с грязного линолеума. Ученики, быстро потеряв интерес к моей скромной персоне, отворачиваются, только Арсений все так же увлеченно поглядывает в нашу с Макаром сторону. Я молча отвожу взгляд, снимая блокировку с телефона. Арсений П. 10:01 Еще и игнорит ( Да в смысле, блять?Антон Ш.
10:03
Хороший Вы учитель
По каким-то невразумительным причинам я не впадаю в изумление, когда оставшийся день вдруг решает для себя, что он пойдет по накатанной. Мы с Макаром просто на автопилоте пролетаем срез по физике, бежим как от чумы киломерт на физкультуре и, разумеется, в конце дня сидим в кабинете у завуча по внеучебной работе и решаем, какой фокус нашему классу выкинуть на день учителя. — У нас в этом году возникла такая интересная идея, что-то вроде тайного санты, но несколько видоизмененного, — вкрадчиво объясняет нам Марина Леонидовна, расхаживая по кабинету, — Средняя школа организует концерт, а от вас просьба, как от выпускников, подобрать подарки. Небольшие, но что-то приятное, конечно, — я бросаю усталый взгляд на параллельный класс, что расположился на соседнем ряду, и громко — слишком громко –выпускаю из груди разом весь воздух — Шастун? Что-то не так? — обращается ко мне завуч, заставляя обратить на себя внимание. После надолгойЯ не верил в судьбу. Не верил судьбе. До сих пор не верю, если на то пошло. Потому что мне кажется, что в жизни так быть не должно. Нельзя вот так сталкивать людей лбами, они же их расшибут.
Нельзя вот так брать…и сталкивать. Нельзя решать все за людей, судьба, понимаешь?
Мы очень часто сокрушаемся на нее за что-то подобное. Это нормально, наверное. Потому что все, чего мы в своей жизни не ожидаем встретить, мы зовем судьбой. Это понятно. Но мы злимся на нее и очень зачастую. Жизнь — она же разная, и то, что в ней случается с нами — тоже разное. А судьба всегда верна своим принципам — подкинуть исподтешка. Вероятно, поэтому мы и раздражаемся. Потому что людям не нравится плохое. А хорошее, предвещающее плохое — еще хуже.
Домой я возвращаюсь в несколько разбитом состоянии. Чувство навалившейся на плечи ответственности давит слишком сильно, и идти становится невыносимо тяжело. Макар без особого энтузиазма отозвался о сегодняшней встрече с Милой — его коллегой, которой он должен сдать что-то наподобие экзамена на знание меню, и довольно быстро исчез из моего поля зрения. Я уже начинаю к этому привыкать, если честно. Последние время он очень редко был рядом, и я его в этом не виню совсем. Это просто грустно и все. — Что такое любовь, когда тебе восемнадцать? — из динамиков местной радиовышки доносится знакомый мотив, привлекая к себе внимание. Это всегда было немного странно для меня, когда песни вклиниваются в твою историю очень точным углом, слово в слово передавая все твои мысли. Не люблю я собирать в интстаграм под фотографиями известные строчки, но почему-то вспомнить подходящую в какой-то момент труда не составляет. — Я не знаю, мне семнадцать, — глухо бросаю я в пустоту, и проходивший мимо мужчина одарил меня неоднозначным взглядом. Поругавшись с желанием все хорошенько обдумать по пути до дома, я все-таки торможу на остановке, не испытывая судьбу в виде надвигающихся туч. Где-то на горизонте мелькают десятки фар, но ни одни из них не принадлежат автобусу. Это несколько… Раздражает. Почему так всегда? На лавочку, на которой девочка лет пяти сейчас раскладывает какие-то журналы, бурно объясняя что-то своей матери, пока рядом с ними мирно показывает местный бродяга Семен, мне отчего-то садиться не хочется. Слишком явная у них идилия, чтобы ее нарушать. Через дорогу бесконечным потоком бегут люди, все куда-то торопясь, и никто из них не может позволить себе даже минуту на то, чтобы оставить этот вихрь событий и выдохнуть. Хотя бы на минуту! Но нет, им всем куда-то нужно. В такие моменты понимается, что школьные годы действительно лучшие — наверное — хотя бы потому, что у тебя есть время на «подышать». Не хочется думать о том, что будет в будущем, когда на плечи тяжелым весом упадут мешки с грузом взрослой жизни. Работа и все дела, знаете. Но это будет потом. Сейчас можно спокойно вдыхать аромат выхлопных, стоя на остановке под моросью и дожидаться двенадцатого автобуса, который довезет тебя до дома, и еще немного думать над тем, что можно купить человеку — твоему учителю — которого ты знаешь без пяти месяц. Может быть это и было бы много, но для этого нужно… Ну, общаться, там, а не просто здороваться и делиться с ним книжками о любви. — Привет, — рядом со мной останавливается Арсений, пряча руки в карманы черного пальто и немного хмурясь от мокрого ветра. Я не сразу обращаю на него внимание, все еще пребывая в своих соображениях о смысле жизни, потому уже скоро ловлю на себе его вопрошающий взгляд. Он будто сомневается, что поздоровался вслух и теперь недоумевает от этого. — Пр… Здравствуйте, — спотыкаюсь я, мысленно дав себе по губам за нарушение субординации. И встретившись с ним взглядом думаю только о том, что его становится слишком много в моей скромной жизни. — Да можно, — улыбается он, и меня почти выбивает с этой земли. Неужели вот так просто подпускаешь к себе людей? — Ну на «ты», — уточняет он, видимо расценив мое выражение лица как-то на свой лад. Я немного задерживаю на нем взгляд, пытаясь скрыть рвущуюся наружу ухмылку. — Привет, — неуверенно здороваюсь я повторно, на что Арсений только улыбчиво кивает. — Чего-то вы поздно сегодня, — задумчиво делится он своими наблюдениями, бросив взгляд на наручные часы, — Задержали? — Да мы насчет дня учи… Да, задержали, — снова спотыкаюсь я, на этот раз мысленно ударяя себя не по губам, а с размаху по лбу. Это же должно быть сюрпризом… Олух обыкновенный, помните? — Понял, — усмехается он и отворачивается, выглядывая автобус, — О, мой автобус! — неописуемо восклицает он, а мне думается — и мой. Узнает он об этом, когда обнаруживает меня рядом с собой у дверей транспорта, когда оборачивается попрощаться. — Я, кстати, читать начал книжку твою, — как бы между делом делится он, когда мы уже занимаем свободные места. Его почему-то не останавливает, что сидим мы не рядом, а на соседних сидениях, и рядом еще с десяток пассажиров. — Здорово, — скромно отзываюсь я, отчаянно пытаясь заставить себя отключить замкнутость перед ним и начать говорить увереннее. Он это, видимо, считывает как-то и потому замолкает, утыкаясь взглядом куда-то в собственные колени. Надеюсь, это не…обида. Я просто антисошл, поймите меня, пожалуйста. Не умею с людьми сходиться быстро. Я стесняюсь, извините. — Арсений Сергеевич? — вдруг решаюсь я. Он оперативно обращает на меня взор, чуть улыбаясь. Будто и не было этой неловко двухминутной тишины, повисшей над нашими головами, — Что Вы любите? Он молча смотрит на меня нечитаемым взглядом то ли от того, что не понимает смысла заданного вопроса, то ли от того, что пытается понять, как я использую эту информацию, то ли от того, что я снова начал «выкать». Он долго смотрит на меня, нажевывая нижнюю губу, и я уже непроизвольно начинаю копировать его жест от зарождавшегося в груди волнения, чем провоцирую его негромкий смех. — Чернику, — задумчиво выдает он, отведя взгляд. Я невольно подаюсь вперед и подавляю желание бросить емкое «Что-что?», — Море. И… — он переводит на меня взгляд, а я перевожу дыхание, — каламбурист сранный — и улыбается так ярко, что можно поспорить с солнцем, — Книги, — и опускает голову, — А еще это моя остановка, — он как-то резко подбирается, поднимаясь на ноги и прижимая к себе свой рюкзак. Я же безмолвно наблюдаю за всеми его действиями, не понимая, нужно ли что-то еще сказать. Автобус тормозит, как и я, к слову. Арсений уже топчется у выхода, едва заметно прокачиваясь на пятках, и прежде, чем выйти, машет мне рукой. Я к реальности возвращаюсь в тот момент, когда двери автобуса закрываются, а за окном я вижу, как географ неспешно вышагивает вдоль тротуара в сторону многоэтажек. Интересный он все-таки. Своеобразный, но интересный. Что я имею? Черника, море и книги. Купить ему килограмм ягоды — максимально странно, меня попросту не поймут. Билет на море? Извините меня, слишком роскошно для дня учителя. А вот книга более чем вариант. Может подарить ему «В метре друг от друга»? Нет, подарок же нужно принести заранее, их будут вручать на празднике. Будет странно, если я попрошу вернуть его книгу, чтобы потом ему ее же и подарили. Пазл сложится непозволительно быстро, а авторы этих призентов должны остаться загадкой. Книга — лучший подарок, так что не подкопаешься. Нужно только понять какая книга ему нужна. Это же почти просто.Говорят, все начинается с любви. А с чего начинается любовь?