***
Интерьер лесного царства стал неузнаваем. Зелёный ковёр сменился на золотой с тёмными оттенками. Верхушки крон полностью осыпались, оставаясь беззащитными перед холодными ветрами. Редкие листья ещё держались из последних сил, но их падение было лишь вопросом времени. Становилось холодно. Птицы улетели. Лишь вороны и воробьи остались верны своим родным местам и готовились к холодам. Зайцы сменяли летнюю окраску на зимнюю. Лиса наращивала пушистую шубу. Внезапно обитателей леса что-то спугнуло и они бросилась прочь. Причиной тому стали два охотника: Алиса и Саманта. Их сопровождала овчарка. Алиса была навеселе, получая искреннее удовольствие от пребывания здесь. Саманта же напротив — уткнулась носом под ноги. Это не ускользнуло от Алисы. — Да не кисни ты, — приобняла её Алиса. — Ну что я за безрукая кукла? — сетовала девушка. — Оно даже хорошо, что ты промазала. На ошибках учатся. Руки нужно держать ровно только перед самим выстрелом, а то устают. Задержку дыхания тоже не нужно забывать. И под ноги смотри, а то все ветки подавила, пока кралась. — Лёша очень ошибся, отправив меня с тобой. — И ничего подобного. Вдвоём веселее. Могу передать свои знания кому-то. Прям как Анька… — у Алисы на секунду промелькнула тень печали. — Если с медициной мне было интересно, то охотиться нет. Убивать кого-то очень противно. — Может, у Лёхи на то и расчёт? — у Алисы сверкнули глаза. — Точно, вот же засранец. Хочет воспитать в тебе нового человека. — Нового человека? — переспросила Саманта. — Не хочу становиться новым человеком. Меня и прежняя я полностью устраивает. — Никто нас особо не спрашивает, хотим мы меняться или нет. Жизнь всё равно в итоге изменит и обычно не в самую лучшую сторону. Особенно, если учитывать, что сейчас происходит. Многим приходится пренебрегать дружбой и семьёй. Сейчас не до этого. Хотя и раньше особо это не было важными ценностями. — Что может быть плохого в семье и дружбе? — недоумевала Саманта. — Поверь, — ухмыльнулась Алиса, — ещё как может. Взять хоть Вилли и Лёху. Всем понятно, что между ними кошка пробежала. Но как исправить это? Ни ты, ни я, ни кто-то из нас этого сказать не может. Думаешь, им самим это нравится? Просто упёрлись, бараны, и не хотят делать первый шаг на встречу, не понимая, что своим поведением истеричек подставляют всех. — Вильгельм чуть не убил Лёшу, — мрачно заметила Саманта. — Думаешь, он хотел этого? Он же не придурок. Хотя, нет, — махнула Алиса, — он придурок, но не настолько, чтобы убить человека, которого знаешь всю свою жизнь. Всю свою жизнь… — отстранённо повторила девушка. — Алиса? — озадаченно обратилась девушка. — Да так… Вспомнилось. — Что? — Да зачем оно тебе? — пожала плечами девушка. — Хотя, приведу тебе пример «хорошей» семьи, — Алиса глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Давным-давно, когда я была ещё меньше, чем ты, я в чём-то ослушалась свою мать. Уже и не помню, если честно, что я такого сделала. Зато помню, как она на меня орала, а я забилась в угол и рыдала. Но не это главное. Главное, что в моей голове отпечатались её слова, по сути, сделавшие меня такой, какая я сейчас: «Запомни, дрянь мелкая! Я тебя родила, я о тебе забочусь, я тебя кормлю! И ты обязана быть моей всю свою жизнь!» После этого она грымнула дверью. А в моём детском мозгу что-то щёлкнуло. «Быть твоей? — думала я. — Всю свою жизнь? Да хрен тебе! Я лучше с крыши спрыгну, чем буду твоей. Твоей игрушкой». Прыгать я не собиралась. Но и игрушкой быть тоже не горела желанием. Самое печальное, что такая картина была очень распространённой. Мамаши вынашивают детей, чтобы в первую очередь доказать что-то себе, напрочь забывая, что их ребёнок живой. Они никогда не воспримут его, как равного себе. У них даже не возникает мысли как таковой. Я не понимаю, если у тебя был какой-то сдвиг, зачем рожать и выплёскивать последствия этих сдвигов на ребёнке? Сходи к психологу, хобби найди, воплоти давнюю мечту, но зачем причинять неокрепшему уму страдание из-за своих тараканов в голове? А потом вырастает запуганный человек. Если, конечно, у него не хватило смелости пойти наперекор. Всю свою жалкую жизнь я задаюсь вопросом: «Зачем? Зачем так делать?» И никак не могу на него ответить. Нет, ответ я знаю, но принимать его отказываюсь. Может, оно и к лучшему, что это ушло с нашим старым миром? Сейчас стать мамой непосильная роскошь и смертельная опасность как для себя так и для мальца. Что касается моей мамы, то да — я её ненавидела. Сколько себя помню, так было. Как-то слышала фразу, что даже если отец и мать бьют своё чадо, то чадо всё равно их любить и пытаться понять. Нихрена подобного. Хотя, даже если так, то рано или поздно чадо взрослеет и понимает, как оно живёт. Ты скажешь, что я ненормальная? Не спорю. Уж прости, такое воспитание. Папа алкаш, не интересующийся ничем, кроме бутылки и друзей собутыльников, а мама стерва, придирающаяся к каждой мелочи. И тем не менее её слова что-то во мне пробудили. Какое-то желание. Желание доказать, что я не вещь и не частная собственность. Что со мной нужно считаться. И я записалась на секцию по стрельбе. Мамочка была в ярости, в первую очередь из-за того, что я с ней не посоветовалась. Но её крики только усиливали чувство моей правоты. Всё же она дала добро. До сих пор в шоке, что мамуля переступила через свою гордость. На тренировках со мной занимался Виктор Павлович. Хотя, я обычно называла его «Дедом». Как никак человеку шел седьмой десяток. Он стал первым взрослым человеком, которому действительно было дело до меня. И он меня воспитал. Сделал то, что забыли родители, — она немного помолчала с грустной миной. — Понимаешь, Саманта, семья это очень здорово. Но что делать, когда её нет? Ты пытаешься заменить её друзьями, но какими бы они не были, это всё равно не то. Говорю, как яркий пример. Если бы взрослые, прежде чем брать на себя ответственность за воспитание, в первую очередь в себе разобрались, этот мир бы стал гораздо лучше. Но увы – многие думают эмоциями, напрочь забывая о здравом смысле. Случай Лёши и Вильгельма типичный пример, когда человек поддался эмоциям. Я не говорю, что в эмоциях есть что-то ужасное. Вовсе нет. Я сама люблю подурачиться или поплакаться кому-то. Но когда эмоции угрожают счастью или жизни другого человека, это уже совсем другое дело. Ах, — Алиса остановилась и наклонилась, глядя Саманте в лицо, и грустно улыбнулась, — я тебе завидую. У тебя было счастливое детство и тебе есть за что цепляется. И Аньке я завидовала, хоть никогда и не признавалась. Надеюсь, ей там хорошо, с ними… — Ты очень смелый человек, Алиса. Мне до тебя очень далеко. — Не говори чепухи. Если я не показываю страха, это не значит, что я его не испытываю. Я боюсь смерти, как и все остальные. Боюсь вас потерять. Боюсь, что наша более менее устоявшиеся жизнь может полететь в тартарары. Но если я буду тревожиться от этого, то никаких нервов не хватит. Хотя, жизнь научила быть немножко без эмоциональной тварью. — Не говори так на себя, — запротестовала Саманта. — Ты хорошая. — Хорошая? — рассмеялась Алиса. — Нашла кого назвать хорошей! Человека, без зазрения совести нашпиговывающий людей свинцом. Сомневаюсь, что хороший человек так поступает. — Для меня ты остаёшься хорошим человеком. Остаёшься другом. Частичкой новой семьи. — Правда? — опешили Алиса. — Конечно! — они обнялись. За обменами нежностями Алиса услышала посторонний звук. Овчарка напряглась и виляла хвостовом, выжидая. — Замри, — прошептала Алиса на ухо. — И возьми арбалет. Из кустов гордо вышел самый настоящий благородный олень. Его длинные рога зацепались за голые ветви, а копыта утопали в листве. Золотистая шерсть переливалась на солнце. Он пока не замечал охотников и не подозревал об опасности. — Задержи дыхание и возьми на прицел. Не думай о выстреле. Не думай, что ты его убьёшь. В конце концов, мы потому и люди, что можем себе это позволить. Саманта выстрелила. Олень качнулся, попытался убежать, но упал. Стрела пробила толстую шею насквозь. — Жалко, — вздохнула она. — Такой красивый. — Конечно красивый, — подтвердила Алиса. — Но ты у меня намного красивее. И я готова убить любого, чтобы такие, как ты, жили счастливо. — Ох, — лицо Саманты покрыл румянец. Сердце ещё бешено колотилось от переизбытка эмоций. — Спасибо. — Потом благодарить будешь, — Алиса резко выдернула стрелу.— Сейчас эту тушу нужно доставить на базу. Беги и зови на помощь, пока хищников не набежало. — А как же ты? — забеспокоилась Саманта. — Не боись. Ганс меня защитит. Верно, Ганс? В знак подтверждения пёс потёрся об ноги хозяйки.***
— Лёха! — в гараж ворвался взъерошенный пацан. — Что там ещё? — недовольно протянул Алексей, только усевшись на гамак. Весь день он только и делал, что вытачивал доски для утепления здания поместья. — Долго объяснять, пошли! — он скрылся за дверью. — Ничего не могут сделать без Лёхи. Как дети малые, — пробубнил под нос Алексей. Выйдя на балкон и поравнявшись с тем, кто его позвал, Лёша на секунду потерял дар речи. За укреплённым забором бесновалась большая группа лиц. У всех чернявые лица, тёмные волосы. Вычурная разноцветная одежда, дополняемая килограммами украшений. Кто-то веселился и танцевал, некоторые лезли на забор и охрана с трудом их спихивала. Лёша понял, что ещё немного, и по ним откроют огонь. — Где Вильгельм? — спросил пацана Алексей. — На вылазке. — Как не вовремя, — процедил он сквозь зубы. — Поднимай наших. Будем оттеснять. — Понял, — пацан выбежал с балкона. Лёша опёрся об перила и со всей силы сжал их, наблюдая. За прошедшие месяцы Алексей совершенно забыл об этом факторе. Даже когда исчезли взрослые, у таких детей, с детства приспособленных к экстремальным условиям, было явное преимущество перед другими. «Интересно, — подумал Лёха, — а что сейчас твориться в Африке? Наверное, никто и не заметил изменений». — Лёша, — Саманта прервала его мысли, — а кто это такие? — Цыгане, — мрачно ответил Алексей. — Никогда не видела цыганов, что ли? — Цыгане? Ты про ромов? — Ну, или ромы, их и так называют. — Видела только на фотографиях. — А теперь посмотришь в живую. Такое на картинках не покажут. — Что вы собираетесь делать? — обеспокоенно спросила девушка. — Пятачок, — вздохнул Алексей, — неси ружьё. — Пятачок? — удивилась Саманта. — Ай, — махнул Лёша. — Не бери в голову. Местная шутка. Алексей с нахмуренной миной покинул балкон. Держа оружие на плече, он неспеша подходил к стальным воротам. За ним несмело шли остальные члены группы. — Открывайте ворота! — крикнул Алексей. — Сначала попробуем поговорить. Хотя, сомневаюсь, что из этого что-то выйдет. Зелёные куски стали отворились, открывая всем разноцветную толпу. Цыгане хотели броситься к ним на встречу и разделить свою радость, но их остановили направленные стволы. Все вдруг затихли, с животным страхом глядя на оружие. У самих же жителей поместья дрожали руки. Никто не хотел омрачать этот день новыми смертями, но и заговорить не решался. — Кто у вас главный? — прервал тишину Алексей. — Пусть выйдет. Поговорим. Лёша поставил ружьё на предохранитель и пошел навстречу толпе. Затылком он почувствовал взгляд. Саманта с нескрываемым страхом наблюдала за ним. Он обернулся и улыбнулся ей. Не смотря на безмятежное выражение лица, под ложечкой сосало, а в ушах громко стучала кровь, заглушая мысли. Из толпы выпрыгнула молодая цыганка, одетая в длинную пышную юбку с воланами. Она, пританцовывая, пошла к Алексею на встречу. Так они и встретились на середине. Лёша пытался не смотреть ей в глаза, зная, какими последствиями это чревато. — Чего вы хотите? — спросил он с нотками презрения. — Красавчик, у нас праздник! — в её голосе слышался лёгкий акцент. Странно, учитывая, что все теперь говорят на одном языке. — В нашем таборе родился мальчик! — А мы тут причём? — Алексей не разделял её энтузиазма. — Как причём? — удивилась цыганка, широко раскрыв глаза. — Надо же с кем-то отпраздновать! — толпа дружно поддержала своего главаря. — Не-не-не, — замахал руками Алексей, пятясь. — Вы меня уже когда-то один раз обокрали. Я с вами особо и разговаривать не хочу, не то что впускать в свой дом. — Ну чего ты? — расстроилась цыганка. — Я вижу, что у тебя доброе сердце. Так зачем же врать самому себе? — Я тебе сейчас покажу своё доброе сердце, — прошипел Алексей. — Видишь их? — кивнул Лёша назад, намекая на своих людей. — Почти каждый из них кого-то убил. Я не скажу, что нам это нравится, но все готовы испачкать руки, защищая свой дом. В этом я уверен. Поэтому, во избежания кровопролития, попрошу вас исчезнуть. Желательно также, как наши матери и отцы, — он горько усмехнулся. — Я тебя поняла, — расстроенно ответила цыганка. — Позволь хоть, милый человек, позолотить тебе ручку. Не хочется уходить просто так, ничего не сделав. — Только если вы потом уберётесь, — Алексей нехотя протянул мозолистую ладонь. В принципе, он ничем не рисковал. Ценных вещей при нём не было. И только когда липкие руки цыганки прикоснулись, он вспомнил, что за пазухой лежит футляр. Но отступать было уже поздно. Цыганка начала водить пальцами по его выемкам и линиям, что-то бубня себе под нос. Алексей всё же дал слабину и взглянул в её глаза. Оторвать взгляд он уже не смог. Казалось, что её черные зрачки поглощают весь свет, попавший в них. Окружающий мир начал меркнуть, ноги резко подкосились, сознание помутилось. Лёша не заметил, как его окутала тьма. Темнота рассеялась. Лёша не узнал окружающей местности. Вокруг было пустынно, земля усеяна воронками от снарядов и перепахана окопами. Величественные дома, некогда красивого города, превращены в уродливые руины. В нос резко ударил удушливый запах пороха и крови. Алексей услышал душераздирающий крик, сопровождаемый плачем. Он обернулся и увидел солдата. Точнее двух. Оба одеты в маскхалаты. Один пытался спасти своего товарища, но, судя по всему, его попытки были тщетны. На Лёшу не обращали никакого внимания, словно его здесь и не было вовсе. Подойдя поближе, он увидел, что раненой была девушка. Лесная маскировка обагрилась в алый цвет в области живота. Не смотря на пулевое ранение, она улыбалась. Изо рта начала вытекать тоненькая, красная струйка. У солдата, что перевязывал, отсутствовал один глаз, заменённый тёмной повязкой. Из другого, цвета изумруда, не переставали течь слёзы. Он что-то шептал ей, но Алексей не мог разобрать слов. От шока Лёша не мог понять, что происходит. Он понимал только одно: их лица, покрашенные в камуфляж, ему знакомы. Алексей только не мог вспомнить, где их встречал. Казалось, что это было в совсем другой жизни. Внезапно в то место, где он стоял, попал снаряд. Лёша рефлекторно закрыл лицо руками. Он очнулся. Вокруг всё было также. Никакой войны, отравленной снарядами земли и вездесущий смерти. Лишь мягкая трава и багровый закат. Над Алексеем склонился Вильгельм, протягивая железный футляр с пулевым отверстием. — Цыганка у тебя украла, — объяснил Вилли. — Спасибо, — Лёша спрятал драгоценную коробочку. — А где они сами? — Как только увидели нас — дали дёру, — ухмыльнулся Вилли. — В суматохе я заметил, что цыганка роется в твоей одежде. Она была быстрой, но я быстрее. Ох и визжала она, конечно. — Позволю себе шутку, пока Саманта не слышит. Все люди равны, но цыгане не люди. — В каждой шутке есть доля правды, — Вильгельм помог Алексею подняться. Лёша последовал в дом. — Вилли, — он обернулся. — Да? — Спасибо. — Обращайся, — улыбнулась Вильгельм.***
Пепел медленно падал на деревянный пол, разбиваясь в мелкую крошку. Гвин выкуривал уже третью сигарету; иногда нужно менять способы медленного самоубийства. Он сидел на том же пыльном диване посреди засранного чердака. Теперь он приходил сюда каждый вечер и думал, что делать дальше. Будь это любой другой человек, Гвин бы действовал своим излюбленным методом: приказал ребятам притащить в кабинет и, выслушав слёзливые просьбы помиловать, отправил в петлю. С Лизой он ни в коем случае не мог так поступить, не мог даже просто приказать найти её и привести к нему. Нет, он не мог допустить такого отношения к абсолютно беззащитной, да ещё и мягкой душе. В этом всё дело. Она была мягкой. Слишком мягкой для этого порочного, ужасного мира. В уме не укладывалось: как такие вообще выживают? Но Элизабет выжила, да ещё и умудрилась сохранить в себе сострадание. На первом свидании она была настоящей, совершенно не старалась понравится ему; даже печенье принесла только для того чтобы поделиться с ним. Печенье! Да кого этим подкупишь? Гвин хорошо знал как ловко девушки умеют преображать и менять своё поведение до неузнаваемости, чтобы получить желаемое. Это у них в крови. Элизабет была одной и той же, что тогда на ночной улице, что на свидании с ним. Гвин узнал, где она живёт, но от одной мысли о том чтобы сходить к ней в гости его бросало в пот: боялся не вынести её испуганного и одновременно осуждающего взгляда. Единственное, на что он решался, — приходить на чердак, надеясь, что однажды Лиза тоже придёт сюда. Увидеть её до того как умереть от передоза — вот и всё, на что он мог расчитывать. Предчувствие подсказывало, что терпеть эту жизнь ему оставалось недолго. Лиза поднималась по ступенькам, стараясь не дышать. На лавке у входа в подъезд сидели какие-то люди, а дверь на чердак оказалась приоткрыта. Он был здесь. Лёжа в кровати прошлой ночью, Лиза не переставала вспоминать последнюю встречу с ним. Он был таким обходительным и внимательным, старался сделать ей приятно. А потом они болтали, кажется, обо всём на свете. Она, сама того не заметив, рассказала ему, новому знакомому, о себе, о своём прошлом и даже о семье. Обычно Лиза не рассказывала об этом чужакам. Эти истории слишком печальны, чтобы делиться ими с первыми встречными, и, тем не менее, с... Гвином она говорила открыто. Хотя из-за капюшона Лиза почти не видела его лица, он не вызвал в ней тревоги, напротив — его присутствие дарило ей уверенность и чувство защищённости. Редкие явления в столь неспокойные времена. А когда она закончила рассказ об отце, он вдруг приобнял её. Бледная ладонь мягко опустилась на её макушку и, едва касаясь, начала поглаживать волосы. Так нежно… Словно он был знаком с ней дольше, чем пару дней. Дольше, чем кто-либо. Одно это стоило того чтобы дать ему второй шанс. Набравшись смелости, Лиза осторожно заглянула в комнату, увидев Гвина охнула, но не убежала. — Мне сказали, что Вас можно найти здесь, господин Гвин, — негромко сказала она присаживаясь на самый край дивана. Не слишком близко к нему, но и не слишком далеко. Гвин выкинул окурок сигареты, и бычёк чуть не попал в голубя. Птица испуганно захлопала крыльями. — Как видишь, не соврали. Больше он ничего не сказал. Лиза выдержала паузу прежде чем попытаться начать: — Господин Гвин… — Просто Гвин, — вдруг перебил он. — Господин... Ты бы знала, как меня достало это обращение. — Гвин, — назвать его имя без уважительной приставки стоило Лизе больших усилий, — Изви-ни, что я убежала в прошлый раз. Я хочу понять... Зачем вы пригласили меня тогда, зная, что не сможете... честно сказать кто вы такой? Что это значило для вас? Между нами... — Я наркоман. Он сказал это так внезапно, что Лиза растеряла все мысли. — Что? — переспросила она. — Хотя, нет, — медленно протянул он, — давай начнём всё с самого начала. В первую очередь я сирота. Когда мне было пять месяцев, мамочка завернула меня в пакет и выбросила в мусорный бак, но меня нашли, о чём я потом сто раз жалел. В детском доме я не помню дня, когда меня не били, не окунали головой в толчок или не пытались состричь волосы. В девять лет я уже курил. В двенадцать первый раз попал в отделении полиции за воровство, хотя заниматься этим начал на несколько лет раньше. В шестнадцать лет получил свой первый срок на три года, за хранение наркотиков, но тогда ещё не употреблял их. Но, не смотря на свой статус белой вороны, я смог добиться авторитета. И вот, когда началась заварушка и все тюремщики испарились, я понял: вот мой шанс наконец-то пожить счастливо, как я хочу... Он вдруг замолчал, и Лиза только тогда поняла, что происходит. Гвин, господин Гвин, Альбинос изливал ей душу. От него исходила такая сила, но он боялся казаться уязвимым. Она видела — ему было сложно говорить всё это, но с каждый словом он пересиливал себя. Почему? Гвин вдруг обратил на неё глаза, голубые и чистые, как небо в ясный день. Он нерешительно, с какой-то отчаянной мольбой, протянул к ней руку, и Лиза приняла её, бережно заключив в свои ладони. Лёгкая улыбка тронула его губы, на бледном измученном лице промелькнуло нечто похожее на облегчение, и Гвин продолжил: — Но поверь, я ни секунды не получал удовольствия до встречи с тобой. И да, за это время умудрился стать наркоманом. Иногда не могу жить без дозы пары часов, а иногда могу терпеть и неделю. Всё зависит от настроения моего пулевого ранения, — он указал на своё правое колено и вдруг усмехнулся. — Знаешь, что странно? В день свидания с тобой, пока мы сидели на этом чердаке, я напрочь забыл и о боли и о кокаине. Но, как только ты бросила меня, ломка тут же дала о себе знать. Она нервно сглотнула и подумала возразить: вероятно, дело не в ней, а в его волнении перед их встречей. Но Лиза не успела сказать ни слова — Гвин схватился за её руку судорожной хваткой утопающего. — Элизабет, — выдохнул он, — я не смогу жить без тебя. После того как ты сбежала я пытался забыть о тебе, но что бы ни делал это не помогло. Я долго думал о нашей встрече и понял одно: никто — ни одна девушка не сможет заменить мне тебя. В других нет того что мне нужно, а в тебе это есть. Без тебя я завяну, как те розы, что ты оставила. Вокруг столько пустых оболочек, которые только и мечтают, когда я кончусь, а ты единственная, кому есть дело до меня, за всю мою нахер никому ненужную жизнь. Когда Гвин закончил, его глаза блестели от сдерживаемых слёз. Лиза едва могла слушать его спокойно. Сердце её дрогнуло, оно разрывалось от жалости к долгим, совершенно незаслуженным страданиям этого человека. Ну почему он выбрал её? Неужели она и правда значит для него так много, хотя они виделись лишь пару раз? Лиза не позволила себе усомниться в искренности Гвина, не после того как он рассказал ей обо всём, что пережил и что чувствовал. Отныне у неё бы просто не хватило совести бросить его. — Я... всё поняла, господин... — она запнулась, — Гвин. — Правда? — мягко спросил он. Она придвинулась к нему. Он немного дёрнулся ощутив как чужие колени коснулись ноги. Осторожно коснувшись его лица, Лиза прислонилась лбом к его лбу и прикрыла глаза, нежно и успокаивающе поглаживая пальцами белые волосы. В её груди мягко разливалось странное тёплое чувство с примесью едва отчётливой грусти. Гвин скользнул пальцами по её скуле, едва касаясь, поцеловал Лизу в щёку, чтобы проверить реакцию. Она не отшатнулась, и тогда он решился: их губы сомкнулись. А затем ещё раз и ещё раз. Он чувствовал как вместе с поцелуями уходили все проблемы, оставляя лишь то, что не даёт ни одна проститутка. Наверное, это называли любовью. Лиза провела с ним всю ночь и за эту ночь Гвин изменился. Его циничность, жестокость, эгоистичность никуда не делись, но рядом с ними зародились новые порывы и новое чувство. Кажется, это называлось счастьем.***
Лизе не потребовалось много времени, чтобы сделать выбор — через пару дней она снова встретилась с Гвином. Причём весьма успешно. Эрвин уже больше полугода не видел её настолько довольной и свежей. Похоже, Лиза, наконец, обрела новое счастье. Он не особо разделял её радость, но и не имел ничего против. Так нужно. Так лучше. Лиза его друг и славная девушка, которая трудилась больше многих, а потому заслужила покой и счастье. Прямо как Золушка. Но она не забывала о том, что они друзья. Лиза продолжала приходить, хотя делала это всё реже и больше не задерживалась на ночь — спешила к новому дому, в комнату Гвина и, разумеется, в его постель тоже. Иногда от мыслей о таких переменах становилось грустно. Эрвин довольно скоро осознал, что сидеть в квартире одному, без частых визитов Лизы, не так уж здорово. С каждым днём он чувствовал себя всё более одиноко. Но ведь это его проблема, и больше ничья. Лиза не обязана возиться с ним в ущерб себе. Никто не обязан. Осень сменилась зимой, в квартире стало ещё холоднее. Каким-то чудом Гвину и «его людям» удалось частично восстановить работу отопительной системы, но тепла всё равно не хватало. И всё же Эрвин немного удивился когда ощупал батареи и почувствовал жар. Самостоятельно Альбинос ни за что бы не додумался потратить силы на заботу о работе ЖКХ для квартир простых смертных. Эрвин отсчитывал время лишь примерно, ориентируясь по небу и виду из окна. Должно было быть чуть больше полудня, когда в дверь постучали. Разгар рабочего дня, а Лиза свободна. Разве не чудно? Она вошла в прихожую, и он заметил очередное новшество: кожаные сапожки. Больше никаких растянутых старых кроссовок, никаких поношенных джинс и куртки с неотстирывающимися пятнами — Лиза полностью сменила стиль и теперь носила исключительно качественную одежду, добытую со складов именитых брендов прошлого. А ещё она снова укладывала волосы, отныне её локоны были аккуратно подстрижены и всегда пахли розовой водой. Гвин заботился о своей фаворитке так же хорошо, как когда-то автолюбители заботились о своих автомобилях и хотя бы за это заслуживал уважения. Лиза вручила Эрвину пакет с продуктами и поправила рукава белой блузы. В последнее время светлые оттенки стали главными в её образах, только ярко-красная повязка на левом предплечье выделялась, как неуместное пятно краски. — Тебе, — она улыбнулась. Внешне Лиза, конечно, немного изменилась, но внутри осталась по-прежнему приветливой и по-хорошему простой. — Потом расставишь по полкам. Пойдём лучше сыграем партию в карты. Я по этому соскучилась. Эрвин пожал плечами, временно оставил продукты в покое и разложил карты на журнальном столе в гостинной. Он старался улыбаться, но в то же время как можно реже встречаться с Лизой глазами. Слишком большое различие в их положении мешало держаться с ней так же расслабленно, как раньше. Глядя на неё, он ощущал себя отсталым, жалким, уступающим ей во всём. Почему она вообще продолжает приходить, почему бы ей просто не бросить его, как балласт? Он знал ответ: потому что ей всё ещё его жалко. Лиза слишком мягкосердечная… Она вдруг перехватила его руку: — Погоди, — Лиза улыбалась едва заметно, но, чёрт возьми, взгляд её блестел азартом. Она была в эмоциональном возбуждении. — Предлагаю поднять ставки на этот раунд. — Что? — он не понял. — Играем на что-нибудь. Что бы ты хотел получить от меня, Эрвин? Я могу сделать что-нибудь для тебя? — Ничего, — ответил он не раздумывая ни секунды. — К чему это вообще? Мы всегда играли без ставок. Её улыбка стала шире: — Как хочешь. Раз тебе от меня ничего не нужно, значит, ничего за свой выигрыш не получишь. Но если выиграю я, ты сделаешь то, что я скажу, хорошо? Эрвин вежливо улыбнулся. Вообще-то так не честно, но ему не хотелось спорить с Лизой. Кроме согласия на эту авантюру ему больше нечем её порадовать, так что пусть развлекается. Почему бы и нет? — Ты ещё не победила, так что я согласен, — сказал он и… проиграл через двадцать ходов. Довольная Лиза захлопала в ладоши: — Вот так бывает, Эрвин. Готов выполнить моё желание? Иди в прихожую, надень пальто и обуйся. Эрвин сразу заподозрил неладное, но сопротивляться не стал. — И это всё? — усмехнулся он, просовывая руки в рукава и поправляя воротник пальто. — Не всё, — загадочно проговорила она, и тут что-то накрыло его глаза. Прохладная и гладкая ткань. Её шёлковый шарфик? — Лиза, — он попытался свести всё к шутке, чтобы скрыть свою неловкость. — О чём ты только думаешь? Если хотела поиграть в подчинение, нужно было приказать мне снять одежду, а не наоборот… Лиза только звонко рассмеялась. — А теперь закрой уши. Эрвин вздохнул и выполнил указание. А затем он почувствовал, как Лиза прикоснулась к его плечам и… начала вращать его. Она что, хочет, чтобы он перестал твёрдо стоять на ногах? После нескольких оборотов вокруг своей оси его потянуло вперёд. Очень хотелось открыть уши, но Эрвин не делал этого. Раз уж согласился поддержать игру, значит, нужно нести свой крест до победного конца. Он сосредоточился на ногах и вдруг понял, что ровный пол сменился ступенями. Ступенями? Эрвин остановился, попытался вырваться, но Лиза крепче схватилась за ткань его пальто. Когда это она успела стать такой сильной? — Лиза, это не смешно, — он убрал руки, услышал небольшое эхо и убедился, что находится на лестничной клетке. — Отпусти меня! Не надо... — Тише. Всё же в порядке, — сказала она, продолжая тянуть его вперёд. Сердце колотилось от ужаса. Только не улица! Он полгода не выходил из квартиры. — Лиза, пожалуйста… — Эрвин, — тихо сказала она. — Прошу, доверься мне. Он проглотил ком в горле и заткнулся. Чем скорее перестанет сопротивляться, тем быстрее это закончится. И тогда Лиза позволит ему снова вернуться в квартиру. — Клянусь всеми богами и Сатаной, Лиза, в следующий раз я так просто… — Мы пришли, — сообщила она. Через пару секунд повязка упала с глаз. Солнце ослепило. Эрвин стоял посреди парка в окружении голых деревьев и тёмных елей, а под его ногами блестели лужи подтаявшего снега. На небе ни облачка, за сплетениями ветвей безгранично ледяная синева. Он с опаской оглянулся по сторонам, но не увидел ни одного человека, кроме Элизабет. — Как себя чувствуешь? — спросила она, окидывая его внимательным взглядом. Он проигнорировал её беспокойство: — Зачем ты это сделала? — Эрвин, — Лиза подошла ближе и аккуратно взяла его руку, мягко поглаживая ладонь. — С сегодняшнего дня у тебя начинается новая жизнь. Он отшатнулся от неё. Что это за заявление? Разве он просил об этом? — Послушай, — Лиза не собиралась отступать. — Мне нужно рассказать тебе кое-что важное. Это не только обо мне или о Гвине — это обо всех нас. Совсем скоро наш город изменится. Он станет истоком нового государства. — Государства? — Эрвин не понимал. — Именно. Гвин хочет создать новую страну. Это единственный способ вернуть порядок в общество и прекратить насилие. Во имя этой цели вновь запустили заводы и начали производить оружие. Гвин наращивает боевую мощь, чтобы захватить окраины и убрать неподконтрольные элементы. Но одного оружия мало — нужны люди. Как можно больше образованных, порядочных людей, готовых служить обществу и вершить судьбу нового мира во имя общего блага. Спросишь: при чём здесь ты, почему я рассказываю тебе об этом? Дело в том Эрвин, что я уверена, ты — как раз тот, кто нужен Дивидеанской Хартии. Эрвин долго молчал, пытаясь уложить в голове услышанное. Альбинос хочет возродить государство и навести порядок? Порядок — это хорошо. Но кто во главе? И Лиза желает чтобы он, Эрвин, служил бандитам, опустился до их уровня, стал одним из них? — Почему ты решила, что от меня будет толк? — спросил он. — Потому что ты умеешь всецело отдаваться делу, — ответила Лиза. — Ты прилежно исполняешь поручения, и доводишь начатое до конца, когда понимаешь ради чего это нужно… — Я ничего не умею, — перебил он. — До катастрофы я валял дурака и ничем не занимался кроме учёбы. — И учился хорошо, — парировала Лиза. — Ты не бездарный кретин. — Что ты хочешь мне предложить? — Место в армии. Я предлагаю тебе стать солдатом. — Солдатом? Я? Лиза, даже моя бабушка шутила лучше. Лиза вдруг посерьёзнела и упрямо вздёрнула нос: — У тебя есть какое-нибудь другое занятие? Если да, тогда я не буду тебя задерживать. Ну… Что? Эрвин умолк. Она знала, как зацепить его, чтобы попасть прямо в цель. Но Лиза сразу же смягчилась, снова погладила его запястье: — Эрвин, разве работать ради общего блага хуже, чем сидеть сложа руки? Ты уже больше полугода плывёшь по течению, твоя жизнь не принадлежит тебе. И мне не кажется, что тебя это устраивает. Я ведь права? Если ты ждал шанса всё исправить — вот он, твой шанс. Со мной произошло тоже самое. Посмотри на меня, Эрвин. Кого ты видишь? Теперь я человек у которого есть цель. Дело Хартии спасёт всех нас. Это единственное, что в настоящее время имеет смысл. — Не уверен, что от меня будет польза, — Эрвин всё ещё сомневался. — От войны я слишком далёк. — А я по-твоему близка? — спросила Лиза. — Тоже нет. И тем не менее Гвин дал мне место в Генеральном штабе. Однажды ты тоже сможешь стать одним из главных людей. — Лиза… — Пожалуйста, Эрвин! — вдруг воскликнула она. — Я прошу тебя! Даже если ты пока не знаешь, чем можешь быть полезен Гвину, ты можешь быть полезен мне. Одним своим присутствием. Мне… тяжело одной. Кроме Гвина у меня больше нет сторонников, а там… Ты бы знал, какие типы его окружают и с кем мне приходится сталкиваться каждый день! А кто позаботится об обычных людях, о тех, кто ещё вчера учились в школах, а сейчас день и ночь трудятся на заводах потому что другого выхода нет? Кроме меня их положение никого не тревожит, но в одиночку я ничего не добьюсь. Теперь ты понимаешь, Эрвин? Мне нужен свой человек. А иными словами мне нужен ты. Эрвин отвернулся. Честно говоря, ему было плевать на положение обычных людей. Почему он должен заботиться ещё о ком-то кроме близких друзей? Но просьба Лизы заставила сильнее задуматься о своих жизненных перспективах. Ему не хотелось представлять себя сидящим в запертой квартире через ещё полгода. Да, Эрвина не устраивал такой порядок вещей, но, когда это только началось, он ничего не мог сделать. Чтобы выйти из дома и хотя бы попытаться жить по-новому, ему не хватило уверенности в собственных силах. Да и сейчас патологически не хватало. Однако… Создание государства действительно дельная мысль. В прежние времена Эрвин любил держать свою жизнь под контролем, а возвращение покоя и порядка — достойная цель. Кроме того, это просьба Лизы. Эрвин никогда не умел отказывать друзьям. К тому моменту, как они вернулись к дому, он окончательно решился — согласился на встречу с Гвином и возможное вступление в армию Хартии.***
Эрвин прибыл к Штабу в сопровождении охраны, но без помощи Лизы, за что та поспешила похвалить его. Он был настроен серьёзно, а это уже пол дела. Предоставленная по её просьбе форма нового образца пришлась ему впору, хотя сидела неидеально: Эрвин выглядел в ней слишком худым и на пару лет младше своего возраста. — Завязать с первого раза не так уж просто. Давай помогу, — с улыбкой сказала она, снимая шарф с его шеи и завязывая по-новой, при этом не переставая давать советы по поведению. Перед тем, как он вошёл в кабинет Гвина, она ещё раз осмотрела его и поправила фуражку. «Не подведи меня, Эрвин». В том, что в военной верхушке ей нужен свой человек, Лиза не лгала. Она задумалась об этом ещё после третьего свидания с Гвином, когда они заключили соглашение быть вместе. Она с самого начала видела, каким сильным был Гвин. Но самоличная власть угнетала даже его, а никому другому он доверять не мог. Он бы ни за что не стал делиться управлением города со сворой бывших зеков, а других близких людей под рукой у него попросту не было. Лиза рискнула стать первой. — Я вижу, как тебе тяжело, Гвин. Ещё немного, и власть станет твоей могилой. Так что позволь помочь тебе. Помочь сделать всех нас чуточку счастливее. — С удовольствием, — выдохнул Гвин. — Только дай обещание. — Какое? — Пообещай, что ты никогда не бросишь и не предашь меня, Лиза. Она нахмурилась. Тон Гвина, выражение его лица не допускали сомнений — после она уже не сможет забрать слова назад. Ответить можно только единожды. Лиза решилась: — Это очень серьёзная клятва. Но я постараюсь её исполнить. — Поцелуй меня, — сказал Гвин, улыбаясь. — Нахал! — засмеялась она, легонько толкая его в плечо. — Ну надо же как-то закрепить наш догоровор, — хохотнул Гвин. С тех пор он сделал её своей главной помощницей. Впервые в жизни Лиза получила в руки право решать важные вопросы и давать значимые советы. Одним из таких советов стало назначение Анджея, её старого друга и коллегу с девятого станка, главным управляющим над советом директоров всех заводов. Доверенный человек в экономике — важное дело, но пока Гвин делал ставку на милитаризм, военная отрасль по важности превосходила прочие. Гвин нуждался в человеке, которому мог доверить хотя бы частичное управление боевыми отрядами. Эрвин мог стать таким человеком. Их встреча прошла успешно. Лиза поняла это сразу же как взглянула на Гвина. Тот сидел в кабинете один: Эрвина уже отпустили. — Он согласился? — Разумеется, — Гвин улыбнулся. — Причём весьма охотно и даже без угроз. — Ты умеешь быть убедительным, — усмехнулась она. — Тем более мне кажется, что ему близки твои идеалы и мысли о будущем. Поверь, Гвин, ты об этом не пожалеешь. Эрвин не слишком суров, но зато очень надёжен и будет верно служить тебе и новой стране. Гвин поправил очки: — Пока что я о нём хорошего мнения. Твой приятель начитан, разумен и смыслит в стратегии. Это уже большее, чем владеют многие командиры нашей молодой армии. В отличии от них, говорить с ним одно удовольствие. Однако позже Лиза узнала, что симпатия Гвина оказалась не вполне взаимной. Когда она встретила Эрвина на пороге правительственного здания, он сразу же заявил, что не в восторге от Штаба. — Ты была права когда назвала их отбросами. Таких неприятных типов ещё поискать, а они все как на подбор. — Но ты всё равно согласился, — улыбнулась она. — Да, — протянул Эрвин. — Подумал, кто ещё на такое пойдёт если не я? Работать с ними будет непросто, но приложу все усилия. Кроме того Гвин… пожалуй, не так безнадёжен. Как человек он мне всё ещё не слишком нравится, но как лидер заслуживает уважения. Добиться авторитета среди такого сброда нужно уметь. И если судить по его словам, он действительно заинтересован возродить этот город, а затем и всю страну. — Страну? — растерялась Лиза. — Он не говорил тебе? — удивился Эрвин. — Гвин хочет восстановить всю страну, а не только наш город и этот округ. Планы фантастические, но я считаю, оно того стоит. Лиза промолчала. Она обсудит это с Гвином, но позже. Сейчас куда важнее сказать Эрвину «спасибо». Благодаря ему они ещё на один шаг приблизились к процветанию. — Эрвин, я горжусь тобой, — она искренне улыбнулась ему. — Ты, наконец, сумел взять себя в руки. Гвин симпатизирует тебе. Оправдаешь его ожидания и однажды сможешь вершить судьбу мира.