Триумф непослушания

Первые дни в армии для непосвящённого человека всегда сущий ад. Для Эрвина это был ад вдвойне: во-первых, он отвык столько времени находиться вне дома, во-вторых, совершенно не понимал, как общаться с местными и тем более командовать тремя десятками человек. Месяцы затворничества не прошли бесследно. Понаблюдав за новыми товарищами, Эрвин понял, что всех людей в армии Дивидеанской Хартии можно было разделить на две группы: «обычных» и «блатных». «Обычные» — обычные в самом прямом смысле: школьники и студенты с разнообразными задатками, интересами и взглядами на жизнь, недостаточно зрелые, чтобы распоряжаться своей жизнью, но достаточно взрослые, чтобы выбирать за кем идти и не подпадать под пагубное влияния всяких маргиналов. «Блатные» — в прошлом гопота и мелкое хулиганье с небольшими сроками отсидки, в настоящем, по мнению «обычных», — отбросы. Эрвин данное мнение полностью разделял и к встрече со своим взводом готовился заранее. Он прекрасно осознавал собственные слабости: нехватку опыта в управлении кем-либо, эмоциональную восприимчивость, граничащую с нервозностью и трусостью, привычку пасовать перед трудностями. Он сроду никакой не вояка — обычный мальчишка, как и те, кем ему предстояло руководить. Эрвин мало чем отличался от своих рядовых, и именно это могло сыграть ему на руку, но оставить первое впечатление о себе, как о человеке более опытном и знающем дело, было чертовски важной задачей. Без этого не заслужить уважения и авторитет не построить, а для командира авторитет — всё. В первые дни Эрвин усваивал навыки, нехватка которых могла выдать его в первую очередь. Он учился управляться с оружием, стреляя во дворе по банкам и баклажкам, держать спину ровно при любых обстоятельствах и говорить громче обычного, чтобы его хорошо слышали десятки людей. После освежил знания военной теории и стратегии, факты истории и сражений, классификацию и специфику войск. Планомерная работа затягивала, и Эрвин сам не заметил, как загорелся делом. В день встречи именно энтузиазм помог ему побороть первые трудности. Когда он впервые вышел на плац перед построением и оказался в центре внимания целого взвода, у него поплыло перед глазами, но Эрвин вовремя вернул самообладание и заговорил твёрдо. Представился, провёл перекличку и внёс каждое имя в журнал, дабы не забыть и каждый день пополнять данные своих подчинённых, а затем перечислил дисциплинарные правила. — Законы вашего нового распорядка просты, — говорил он, проходя вдоль первого строя и стараясь охватить взглядом каждого рядового. — Первое: когда старший по званию говорит, вы молчите и отвечаете только по разрешению. Второе: сначала слушаете команду, а затем исполняете, самоуправление дозволительно только если имеется такое распоряжение. Третье: неуважительное отношение к товарищам в служебное время недопустимо. И неважно что это: словесное оскорбление или драка. Во втором ряду раздался сдавленный смешок, но никто ничего не сказал, поэтому Эрвин это проигнорировал. Он остановился. — Здесь главный я. Я несу ответственность за принятые решения и распоряжаюсь вами, а вы подчиняетесь и выполняете команды, действуя как одна сплочённая группа… — Господин офицер! Резкий выкрик из строя едва не выбил Эрвина из колеи. В первые секунды он потерялся между двумя вариантами поведения: игнорированием и уделением внимания. Благо быстро собрался и не позволил выскочке публично отнять у себя власть. — Рядовой Яков, мои поздравления. Вы только что нарушили первое правило дисциплины. Что же такого важного вы хотите всем нам сообщить, если не можете потерпеть? Яков оскалил полубеззубый рот, и Эрвин удостоверился в том, что он один из «блатных». — Вы втираете нам какую-то дичь, господин офицер, — заявил он. — Я пришёл устраиваться в армию не для того, чтобы мне лясы точили. — Скажите же, рядовой Яков, что именно вы считаете «дичью» и зачем пришли? — ответил Эрвин. В разговор попытался влезть ещё один. — Рядовой Юрий, я проигнорирую ваш вопрос, чтобы ответить на вопросы Якова. На некоторое время заткнулись абсолютно все. Юрий не стал лезть дальше, а Яков был вынужден напрячь извилины, чтобы конкретизировать придирку. Эрвин улыбнулся про себя. Можно считать это первой победой. — Сказали, что нас будут кормить, — нашёлся рядовой Яков. — Трижды в день. Завтрак, обед, ужин. Как только заселитесь в казармы. Яков нахмурился и усмехнулся: — Нет, ты не понял. Мне сказали нас будут обеспечивать всем, чем необходимо, и выдадут одежду и оружие. Эрвин удивился такому заявлению, но виду не подал. — Кажется, я вас понял, рядовой Яков. Вы рассчитывали попасть не в армейский взвод, а в младшую группу детского сада, — рядовой Яков попытался его перебить, но на этот раз Эрвин повысил голос и не уступил внимание. — Объясняю ещё раз для тех, кто медленно уясняет ситуацию. Это — плацдарм армии Дивидеанской Хартии, а я — офицер и ваш командир, а не нянечка. Вы получите всё, что вам было обещано: жильё, жалование, кормёжку и обеспечение, но не просто так. Хотите жрать задарма — дверь вон там. Никого не держу. Валите обратно на улицы тусить на мусорном полигоне, если это та жизнь, о которой вы мечтаете. Если же нет, тогда будьте готовы пахать, учиться, и ещё раз пахать, отрабатывая свой хлеб и крышу над головой. Всем понятно? — Да! — вразнобой заголосили солдаты. — Дружнее и громче. Правильно отвечать: «Так точно, господин офицер». Ещё раз! — Так точно, господин офицер! Эрвин снова посмотрел на рядового Якова: — А теперь я закончу свою речь. Если бы вы соизволили дослушать, то знали бы, что за нарушение дисциплинарных правил полагается взыскание. Ещё раз примите мои поздравления, рядовой Яков, вы станете первым, кто будет мыть казарму. После знакомства он устроил им час первичной подготовки по курсу молодого бойца. Бег по плацу, полоса препятствий, но пока без стрельбы. Эрвин выполнял всё вместе с рядовыми. Ему тоже не мешало стать выносливее и сильнее. На следующие дни он дополнительно ввёл утреннее закаливание, чтобы он сам и его взвод лучше переносили холод. Совсем скоро им должны были поручить первое задание в одном из приграничных поселений. Две недели всё было спокойно, и Эрвин уже начал свыкаться с новой реальность, но даже не подозревал, что ему только предстояло принять боевое крещение. В очередной вечер один рядовой из числа «блатных» устроил драку. Это было не первое нарушение дисциплины с его стороны, каждый раз он отделывался выговором или мягким взысканием, но каждый раз не учился на своих ошибках. Эрвин уже понимал, каким должен быть следующий шаг, но руки всё равно дрожали, когда взвод выстроился в коридоре, а виновник вышел вперёд. — Которое по счёту взыскание, рядовой Мельник? — Пятое, господин офицер, — ответил тот, стоя смирно и не глядя ему в глаза. — Пятое взыскание, — проговорил Эрвин. — Все слышали эту цифру? — Так точно, господин офицер! — последовал незамедлительный ответ. — Рядовой Мельник, пятое взыскание. Если пёс долгое время не слушается приказов, его признают необучаемым. Тоже самое можно сказать о вас. Вы ведёте себя как необучаемая бешеная собака, рядовой Мельник. Вы знаете, что делают с такими животными? Вопрос был риторическим, и Мельник это понял. Чтобы не растерять решимость, Эрвин немедленно вынул пистолет из кобуры и выстрелил солдату в голову. Тело рядового рухнуло на пол как мешок, лужа крови медленно растекалась под мёртвым телом. Убийство не доставило Эрвину никакого удовольствия. Живот скручивало тошнотой, душа содрогнулась от ужаса, но разум понимал, что иначе нельзя, Эрвин уже успел принять эту вынужденную меру. Показательная казнь — вот то взыскание, которое он сам назначил в уплату за пятое нарушение порядка. Солдат должен служить — вот то, что требовалось уяснить, работая с вооружёнными людьми. Если в армии нет дисциплины, она несёт смерть всем без разбору, а в первую очередь своим командирам. Эрвину предстояло устроить ещё не одну показательную казнь, чтобы пресечь самовольство и добиться беспрекословного выполнения своих приказов. И с каждым разом он чувствовал всё большее безразличие к этим глупым смертям. За два месяца Эрвин научился обращаться не только со своими рядовыми, но и с солдатами из других подразделений. Всё-таки найти общий язык с «обычными» было не слишком сложно, куда большую проблему представляли из себя другие командиры. Местные офицеры в большинстве своём занимали посты исключительно по факту причастности к ближайшему кругу Гвина, на деле обязанности не выполняли и не то чтобы сильно к этому стремились. Большую часть дня они сидели в кабинетах, бухали, играли в карты, а вечерами приказывали водить к ним симпатичных девушек, которых отлавливали в захваченных поселениях, в цехах и даже просто на улице. Эрвин недоумевал: как им не противно трахать первых встречных? Но любимым развлечением командиров были издевательства над рядовыми. В унижениях их фантазия поражала воображение. Рядовых заставляли обливаться водой на морозе просто так, не ради закаливания, до бесконечности нарезать круги по плацу, отскребать блевоту и дерьмо и выносить горшки из офицерских комнат, прислуживать на офицерских застольях, а иногда и выполнять «особые» увеселительные поручения. За такие выходки Эрвин презирал коллег, но открыто своего отношения не показывал: это не сулило ничего хорошего. Откровенно говоря, он побаивался командиров из числа друзей Гвина и только поэтому старался держаться с ними дружелюбно, разделяя некоторые вечера за бутылкой крепкого и игральным столом. После таких посиделок ему часто становилось не по себе, но отказывать сослуживцам Эрвин не мог. Когда вращаешься в кругу сплочённых единомышленников приходится соответствовать им или хотя бы натурально подыгрывать, на ходу придумывая безбашенные истории о том, каким пойлом нажирался в пятнадцать и со сколькими девушками кувыркался в койке, оставаясь при этом девственником к своим восемнадцати годам. Иногда он уставал настолько, что ему не хотелось вставать по утрам. Лёжа на холодной постели в офицерской комнате, Эрвин рассматривал поблескивающие в первых лучах солнца морозные узоры на стёклах и думал… о Лизе. С тех пор как он заступил на должность офицера, они почти перестали видеться. Оказалось, что прежде постоянное присутствие Лизы в его жизни успело стать привычной и важной вещью, от которой было не так просто отказаться, но Эрвин держался и осмеливался думать о ней только оставаясь наедине с собой. Порой только мысль, что он не может подвести Лизу, помогала снова и снова приступать к исполнению обязанностей. Эта должность, новая крыша над головой, новый статус и по сути новая жизнь достались ему исключительно благодаря Лизе. Верная служба Гвину и Дивидеанской Хартии — единственное, чем Эрвин мог отблагодарить её за доброту и участие, особенно теперь, когда Лиза, как фаворитка господина, по первой просьбе получала всё, о чём только могла мечтать. Впрочем, его награда за старания тоже не заставила себя долго ждать. Во время выполнения нескольких операций по захвату трёх городских районов и двух пригородных сёл взвод Эрвина отличился наибольшей эффективностью и заслужил репутацию самого дисциплинированного формирования в армии Хартии за что очень скоро был удостоен особой чести: перешёл в основную часть нового элитного войска — Гвардии, созданной по инициативе Элизабет для защиты Гвина. Эрвин стал командующим Гвардии, но прелесть была не в гордом звании, а в большей свободе. Бойцы Гвардии подчинялись только Эрвину, а сам Эрвин отныне подчинялся только Гвину.

***

Боевая стойка. Частое дыхание. Белый пар изо рта. Саманта подгадала момент и бросилась в атаку с деревянным ножом наперевес. Напористости ей было не занимать. Алексей лишь ухмыльнулся. Он увернулся, сделал меткую подсечку и легко выхватил нож. Другой бы оппонент сразу же рухнул, как мешок картошки, но Лёша подхватил лёгкое тело и аккуратно положил на покрытую инеем землю. — У тебя слишком предсказуемые движения, — Алексей нагнулся, глядя на раскрасневшееся лицо. — Не давай противнику понять, что у тебя на уме, — он помог ей подняться. Они оглянулись. Погода выдалась пасмурной. Голое поле стоически терпело первые заморозки. Лес уходил в спячку. На его печальном фоне все были поглощены тренировкой, разбившись на пары, и под пристальным взглядом Барона выполняли указанные упражнения. Не смотря на холод, многие поскидывали верхнюю одежду. Вильгельм, Барон и Алексей пришли к выводу, что не мешало бы следить за физической подготовкой и теперь уже как месяц, раз в три дня, люди Барона и жители поместья «трясли жирком». Но не единой физической нагрузкой и рукопашным боем было ограничено данное мероприятие. Тренировку по стрельбе никто не отменял. — Всё, — похлопала Барон, — хватит друг друга колотить! Алиса, Сергей, — она указала на мишени, — покажем высший пилотаж. Мишени прикрепили на деревья с дистанцией около пятидесяти метров. Каждый делал по три выстрела. Барон стреляла от бедра, очевидно давая фору остальным. — Сколько там? — без особого интереса спросила она Сергея. — Двадцать семь из тридцати, — ответил азиат, глядя в бинокль. — Плохо, — сплюнула девушка. — Барон, — обратилась к ней Саманта, — можно мне попробовать? — Ни за что, — отрезала Барон, досылая патроны в обойму. — Мне дорога моя жизнь. — Так мы же не боевыми, — встал на защиту Алексей. — Дайте ей воздушку, пусть попробует. — Принесите воздушку, — нехотя согласилась Барон. Холодная рукоять обжигала нежные ладони. С непривычки Саманта чуть не упустила оружие. Барон скептически глянула на положение её рук. — Приклад должен упираться в плечо, — Барон переложила одну ладонь на ручку, а другую передвинула на другое место ствола. — Не хватало, чтобы ты ещё от отдачи зуб выбила. Ей дали три маленьких круглых кусочка свинца и показали, как заряжать. Саманта подошла на огневую позицию, встала на одно колено и прицелилась. Руки предательски дрожали, то ли от холода, то ли от волнения. Мушка ходила ходуном. Мишень на таком расстоянии казалось несоизмеримо крошечной. Девушка случайно нажала на курок и выстрелила. От неожиданности она зажмурилась. — Поздравляю, — засмеялся Сергей, — мимо. Сзади послышалось несколько колких смешков. — А ну заткнулись там! — рявкнула Барон. — Я потом с удовольствием на вас посмотрю, — перечить никто не посмел. — Саманта, — это был голос Алисы, — ты там совсем забыла, чему я тебя учила? Такими темпами никто не поверит, что ты подстрелила оленя. От злости Саманта сжала зубы, со всей силы нажала на ствол воздушки, зарядила патрон и прицелилась. Рукам всё также было холодно, но нервы удалось успокоить. Ещё один промах в глазах Алисы стал бы позором. Тихий хлопок. — Вот, — оскалился Сергей. — Уже лучше. Пятёрочка. — Саманта, — крикнула Барон, — не обращай на этого пройдоху внимания. Он когда на военной подготовке первый раз стрелял, прострелил себе палец на ноге. В медпункте все бинты на него перевели! — Это был наш секрет! — крикнул азиат с нотками отчаяния. Все остальные начали громко хохотать. Тем временем, не обращая ни на кого внимания, Саманта произвела ещё один выстрел. — Ни хрена себе, — присвистнул Сергей. — Сколько? — не скрывая интереса спросила Саманта, отдавая оружие. — Та десять. Точно в центр. — Случайно вышло, — виновато улыбнулась Саманта. — Случайно, не случайно, — Барон похлопала её по плечу, — а для первого раза очень неплохо. Серёга, твой выход. Через час объявили победителя. Им оказалась Алиса, набрав двадцать девять очков. Стреляя из любимого арбалета, она умудрилась попасть одной стрелой в другую, разрезав ту пополам. — Ну что, теперь можно и в догонялки? — заискивающе спросила Барон. — Я думал, что не предложишь, — Вильгельм звонко захрустел костяшками. — Боже мой, мужику восемнадцать лет. — Мальчики взрослеют исключительно к семидесяти годам, — ухмыльнулся Вилли. Барон развернула карту. — Как обычно, за территорию семнадцатого квадрата не выходим. Местность вы уже помните. И не вздумайте лезть в болота, ещё не хватало вас вытаскивать. Жребий выпал водить Барону и Алексею. — Да вы издеваетесь? — опешил Сергей. — У нас нет шансов. — Тем и интереснее. Итак, на то, чтобы спрятаться, у вас пять минут. Так уж и быть, уменьшу время с получаса до двадцати минут, чтобы у вас появился шанс на победу, — Барон достала секундомер. — Начали! Все побежали в сторону леса, и вскоре скрылись в его чаще. Алексей заметил, что Саманта бежала вместе с Алисой. Ему стало спокойнее на душе. Лисёнок не даст её в обиду. — Американка быстро учиться, — прервала размышления Лёши Барон, теребя косу. — Я даже завидую. — Видишь в ней конкурента? — улыбнулся Алексей. — Ха, ещё чего. Этой малявке до меня, как призывнику до прапора. — Спасибо, что обучила меня технике рукопашного боя. Мне не помешает. — Ты бы знал, как я ненавидела ходить на эти секции. Всё тело потом ссадинами покрывалось. И тем не менее в нашей ситуации такие навыки полезны. — Надеюсь, их не придётся применять на практике. — Кстати, — Барон хлопнула себя по лбу, — Лёша, есть дело для тебя. — Весь во внимании. — Я послала несколько отрядов разведать местность со стороны запада. Один из них забрался в глухой лес и наткнулся на военный объект. Его не было ни на одной карте. Похоже какая-то часть. Всё было бы прекрасно, но местность вокруг заминирована. По крайней мере, так говорят таблички. Можешь смастерить что-нибудь для решения такого вопроса? Очень любопытно посмотреть, что там. Не думаю, что оттуда что-то смогли стащить, — Барон взглянула на циферблат. — Заговорилась я. Ну, так как? — Есть у меня одна мысль. Но для начала нужно поймать всех беглецов, — он ринулся в лесную чащу. Раздвинув голые ветки и окинув взглядом поле, Сергей понял, что почти все здесь. Минуту назад Барон набросилась на него из кустов и теперь Серёга потирал ушибленный бок. — Кто ещё остался? — мрачно спросил азиат. — Кажется, только Саманта, — ответил Вильгельм. Алексей слушал лес. После того, как он напугал до полусмерти Вилли, в нём стало очень тихо. Похоже, почти всех поймали. Неожиданно выглянуло солнце. Вдалеке за голыми ветками что-то заблестело. Лёша смекнул, что это. Брошка. «Надевает каждый день. До чего же приятно». Алексей направился в сторону блеска. Впереди лес обрывался и начинались непроходимые топи. Изредка слышалось противное пение лягушек. Не дойдя несколько метров, Алексей споткнулся и упал. — Лёша! — Саманта покинула укрытие. — Ты в порядке? — Я притворялся, — он положил руку на носок кроссовка и широко улыбнулся. — Нечестно! Я же волнуюсь! — Твоя главная слабость, милая, — он стал отряхиваться от пыли, — это излишнее добродушие к остальным. — Не заставляй сдерживать себя по отношению к тебе. — Не заставляю, — Алексей поднялся. — Да я особо и не против. Он нежно поцеловал её. Хоть поцелуй был и коротким, но оба остались довольны. — Пошли? Саманта кивнула, пытаясь прогнать румянец с лица. — Знаешь, — он взглянул в сторону болота, — надо их будет исследовать. Как-нибудь зимой выберусь, когда вода замёрзнет. — Возьмёшь меня с собой? — Не знаю. Слишком опасно для тебя. — А одному ещё опаснее. — Ладно, — немного подумав, Алексей согласился, — уговорила. Только пообещай, что научишься метко стрелять. — Я постараюсь, — бойко пообещала Саманта.

***

Огонь звонко ломал дрова в камине, озаряя комнату и распространяя вокруг успокаивающее тепло. Гвин закурил сигарету, усевшись на край кровати. Элизабет сладко спала, улыбаясь сквозь дремоту. Он заботливо укрыл одеялом её обнажённое тело и заметил, что тоже улыбается. Не привычной холодной улыбкой циника, а самой натуральной и тёплой. Ещё никогда он не получал столько удовольствия от соития. Однако момент счастья прошёл — ему нужно возвращаться к своим обязанностям. Гвин включил лампу и, склонясь над картой, начал водить карандашом по «Тёмному сектору» — так его окружение называло семнадцатый, восемнадцатый и двадцатый квадрат. Именно там была потеряна связь с отрядом Марка, обосновавшийся в районе упавшего самолёта. Очень долгое время не получалось добыть информацию о той местности, но вот удача: недавно разведчики завербовали «крысу». Гвин не знал ни личности, ни мотивов шпиона. Ему было известно только то, что информатор сам предложил свои услуги в обмен на амнистию и будущие привилегии почётного гражданина Хартии. Гвин не нашёл в этом стремлении ничего удивительного: каждый хочет держать свою задницу в тепле. Больше волновало его решительное и добровольное предательство своих товарищей. Тем не менее двойной агент оказался весьма полезен; Гвин узнал многое о Бароне, о поместье, о численности врага и о его вооружении. Теперь он думал только о том как бы поскорее избавиться от опасного противника меньшими средствами. Ещё не хватало, чтобы на фабриках прознали о жизни за периметром. Революционные мысли — последние, ему было нужно по пути к строительству своего нового мира.

***

На месте поселений, в которые вступала армия Хартии, в лучшем случае оставались голод, разруха и горе, а в худшем — пустырь и горы пепла. Война не может быть иной. Это её единственное лицо. Но Лиза этого не понимала пока не увидела всё своими глазами. Гвин не утруждался выбором методов и, если мог зачистить поселение до последнего несогласного человека, забрать у людей все припасы и необходимые для выживания вещи, немедленно приступал к делу. Свои решения он оправдывал вынужденностью: «Нельзя не забрать последний мешок картошки, потому что иначе будут голодать наши люди. Нельзя не наказать это поселение, потому что иначе они начнут устраивать диверсии». И так далее и так далее. Лиза не соглашалась с подобным, но предложить иной путь не могла. Поэтому ей приходилось молчать. Ведь она не управляла ни ротой, ни взводом, ни даже Гвардией. Очень скоро выяснилось, что единственное, чем на самом деле могла управлять Лиза — некоторые решения Гвина. Иногда, ценой немалых усилий, ей всё же удавалось сдерживать его порывы. В конце концов, как бы суров он ни был, она сама поклялась всегда быть с ним. Не только он выбрал её, Лиза тоже сделала свой выбор. Конечно, Гвин имел недостатки, но и достоинств ему хватало. Решимость, сила воли, смелость и умение нести ответственность за свои решения — вот то, за что Лиза уважала его, а взамен получала его заботу, опеку и безоговорочное доверие. С ней Гвин всегда был нежен. Как она могла не любить настолько чуткого человека? Но Лиза никак не могла забыть того, что сказал Эрвин: Гвину не достаточно одного города, он хочет завоевать всю страну. Учитывая непоспевающую за завоеваниями экономику, затея не сулила ничего хорошего; на то чтобы навести порядок на таких больших территориях уйдут годы. Ей нужно было поговорить с ним, чтобы убедиться. Может, Эрвин его неправильно понял? В одну из прекрасных страстных ночей Лиза быстро задремала. Порой в постели Гвин бывал слишком напорист и несдержан, но ей это даже нравилось: после подобного его мягкие объятия казались ещё приятнее. Сон её оказался коротким, когда она открыла глаза вторая половина кровати пустовала, а Гвин стоял у стола и, склонившись над картой, что-то чертил карандашом. Лиза никогда не упрекала его за неумение отдыхать и никогда на него не злилась, но порой ей становилось грустно от того, что Гвин слишком часто предпочитал эту чёртову карту её компании. Она подкралась к нему, обвила руками его плечи, прижимаясь обнажённой грудью к прохладной спине: — Опять мой господин строит наполеоновские планы? — Всё думаю, что делать с «Тёмным сектором». Лиза вздохнула. «Тёмный сектор» — зона неподалёку от черты города, населённая немногочисленной, но хорошо вооруженной группой людей. Точный состав банды неизвестен: они не подпускали к себе чужаков и оказывали сопротивление, что не удивительно, ведь под их опекой находились маленькие дети. Каково это содержать беспомощных малышей, когда сам едва выживаешь? — И что же ты надумал? — Не знаю, — протянул Гвин. — Скорей всего придётся всех убить. Иного выхода я не вижу. Лиза содрогнулась. — Гвин, ты уверен? — её голос сорвался. — Я читала в докладе, что там совсем малыши. Неужели ты и их убьёшь? — Придётся, — процедил Гвин не глядя ей в глаза. — Это не выход! Пролив реки крови, ты долго не удержишься у власти. — Власти без крови не бывает, — прошипел Гвин, нахмурившись. На секунду Лизе показалось, что он хотел вырваться из её объятий, но он глубоко вздохнул и сдержал гнев. — Хорошо. Что ты предлагаешь? Лиза нежно погладила его предплечье. — Позволь мне попробовать предложить им стать нашими союзниками, — сказала она чуть улыбаясь. — Судя по всему, у них опытные бойцы. Так зачем убивать друг друга, если сотрудничество может принести пользу обеим сторонам? Возможно, они примкнут к нам, если лучше узнают кто мы. Гвин задумчиво опустил взгляд, постукивая пальцами по столу. Лиза напряжённо ожидала ответа. — Даю тебе срок до весны, — наконец, сказал он. — Спасибо, — с улыбкой поблагодарила она и поцеловала его в щеку. До весны оставалось чуть больше двух месяцев. У неё хватит времени чтобы разузнать побольше об этих ребятах и что-нибудь придумать. — Но если ничего не добьёшься, мне придется их уничтожить, — добавил Гвин. — Как раз к тому времени у меня будет сформировано три полностью укомплектованных полка. — Сколько же это человек? — Почти шесть тысяч. К лету скорей всего сформируем первую бригаду. Лиза замерла. Шесть тысяч? Она могла бы порадоваться: раз это только военные, значит, под крылом Хартии находится ещё больше людей, население растёт, день ото дня к ним примыкает всё больше новых граждан. Однако… — Гвин, зачем тебе такая большая армия? — невольно выпалила она. — Неужели тебя не устраивает та власть, какой ты сейчас обладаешь? — Причём здесь власть? — Гвин взял её за руку и подвёл к стене, на которой висела огромная карта Европы. Он махнул рукой. — Взгляни. Куда бы не упал твой взгляд, везде бушует хаос, анархия и произвол. Не знаю, как тебя, а меня это не устраивает. Без порядка и дисциплины люди слишком быстро дичают. Что же с нами станет через лет двадцать? Неужели мы опять скатимся к первобытному образу жизни? Ну уж нет, — его глаза вспыхнули, в них отразилось пламя камина. — Раз уж у меня в руках такая власть, я использую её на все сто процентов. Я спасу Европу от нахлынувшей тьмы. Я спасу человечество от неминуемой гибели. Она молчала. Конечно, он хочет как лучше. Но прежде чем спасти всех этих людей, Гвин придёт на их земли со своей армией, раздавит танками десятки городов от Кракова до Парижа, потому что… Потому что только так он и умеет? — Ну же, Элизабет, — он взял её руки в свои. — Мы же поклялись сделать всех чуточку счастливее. Разве нет? Лиза с трудом взяла под контроль нахлынувший ужас. Да, конечно. Она ведь поклялась. Гвин не один, пока они есть друг у друга, она будет помогать ему достигать целей меньшей ценой, приводить мир в порядок меньшей кровью... — Да. И я всеми силами помогу тебе в этом. Они обнялись, а затем она потянулась к его губам для поцелуя, и все её тревоги тут же забылись, стоило снова оказаться с ним на одной постели.