Свет и тень (э18)

Где-то между. *** Глеб был почти на такой же тонкой грани между сном и явью. Долгий день с кучей волнений и потрясений должен был давно уложить его на обе лопатки, и он радостно удивлялся неожиданной своей выносливостью. Конечно устал, забыл, что не ел ничего с утра. Был доволен до чертиков, что с Вадиком все в порядке и что Рада управилась со строптивым братом и вернула на место его мозги. Получал удовольствие от ее компании и общения — легкого и непосредственного, как с хорошим давним другом, может как с сестрой, которой у них не было. Для него этим сглаживалось влияние ее чертовской сексуальной притягательности. А у брата все наоборот и это иногда было весьма заметно. Напряжение отпустило, очень хотелось есть и спать или хотя бы что-то одно. Вадика тоже надо было накормить, и у Рады все было предусмотрено. Эта странная смесь, похожая на спортивный коктейль или суп-пюре оказалась вполне съедобной и даже вкусной — он смолотил свою порцию в один миг и почувствовал, что сыт. — Спасибо, было очень вкусно! — На здоровье, Глебушка. Ты отдохни, поспи в детской. — Рада кормила Вадика как маленького, он вскидывал изредка глаза, когда она отвлекалась. — А ты? То есть хочу сказать, тебе тоже надо отдохнуть. — У меня еще работа. Бюрократия на расстоянии. — Она кивнула на планшет. — Не волнуйся. Я тут посижу, с ним рядом на всякий случай. — Смотри, он уже отключился. Что еще может с ним случиться? Она тихонько прикоснулась ко лбу, взяла за руку. — Температура осталась. Больше психосоматика, чем инфекция. Как он обычно простуду переносит? — Плохо. Колобродит, ругается и к женщинам пристает. Может я лучше с ним побуду? — Глебушка, не морочь мне голову, ты сейчас сам на полпути отключишься. Марш спать. Рада все же лично проводила его в детскую — это была комната Ани. Диван-тахта там была совсем не детской, целая площадка, чтобы валяться, играть, и места хватит спать взрослому при необходимости. Игрушек мало, всего пара кукол и мягкие зверушки. Глеб вцепился в плюшевого зайца. — Можно я с ним спать буду? Если нет шансов с тобой… Она неуловимым движением оказалась рядом, от колдовского взгляда закружилась голова, глаза приблизились вплотную, и она поцеловала его. Почти по-настоящему, ее сладкие губы чуть раздвинули его и озорной язычок пробежал по внутренней поверхности нижней губы — и все закончилось, она исчезла, как и не было, и Глеб рухнул на постель в объятия зайца. В этом гостеприимном доме спалось всегда хорошо, и на этот раз он провалился в сон моментально. Никаких эротических видений не было, летал, как в детстве, среди розовых облаков в бирюзовом небе. Проснулся затемно, как от толчка — с чего бы? Потащился на кухню, поискать воду и может быть что-нибудь в холодильнике — чисто символически, потому что голода не ощущал. Дом привычно сопровождал его бегущей дорожкой огоньков, казалось, что они подмигивают ему, посмеиваются и дразнят. Веселенький дом, здесь точно никогда не бывает скучно, и он остановился перед спальней. Рука дрогнула на краю занавеса-двери. — Они же не занимаются там ничем предосудительным? Мягкий ночной свет лампы на тумбе освещал Вадика. Он спал в своей любимой позе, на животе, вытянув одну ногу, поджав другую, обняв подушку. Лоб холодный, руки теплые, дыхание спокойное. А в кресле по другую стороны кровати спала Рада. На ковре под свесившейся рукой валялся телефон, на животе под правой рукой был планшет. Глеб полюбовался спящей женщиной. Сейчас она казалась такой хрупкой и беззащитной, звездная королева — их нечаянная родня. Не годится так ее оставлять — рядом широченная кровать, ее собственная, между прочим, самый краешек занят братом, ничего, никто не свалится. Глеб тихонько, опасаясь разбудить, поднял ее на руки и уложил на постель, ругнул себя, что не догадался откинуть одеяло и поэтому завернул на нее свободный край. И все — никто не проснулся, а она вытянулась почти так же, как и Вадик. — Кто-то из них очень удивится, когда проснется. Посмеиваясь про себя, предвкушая удовольствие от мести обоим за пережитое волнение, правда по разному поводу, выбрался из комнаты и все-таки добрался до кухни. Нашел воду, нашел печенье и с чувством выполненного долга отправился досыпать. *** Вадим снова оказался в одном из кошмаров, куда-то бежал, не успевал, задыхался и метался, заорал от ужаса беспомощности и проснулся. Рывком сел, задыхаясь и хватая ртом воздух, не соображая ничего, в глазах было темно, но рядом был кто-то еще, теплый, надежный, свой. Ласковые руки обняли его, гладили успокаивающе и он прижался в ответ. Удушье отступало, сознание прояснялось вместе с пониманием, что произошло в последние несколько суток, где он сейчас и к кому прижимается. От этого чуть не стало еще хуже. — Рада. — Простонал или прохрипел. Он был весь в холодном поту и начинал мерзнуть, мокрый халат противно лип к телу. — Рада, я запачкаю тебя. — Нашел в себе силы отстраниться. — Снимай! — Она потянула за борта, стягивая одежду с его плеч. — Я сам. Она отошла и Вадим, извиваясь высвободился из халата, вытирая рукавами мокрый лоб, дрожа забрался под одеяло. Рада вернулась с дымящейся кружкой, снова села рядом, в опасной близости. — Это чай с медом, пей. — Поднесла осторожно к губам, и он высвободил свои руки из-под одеяла, обхватил чашку поверх ее пальцев. Не отпускал, и она не делала попыток освободиться, контролируя до конца. Чай терпкий, не обжигающий, но жгучий, сладкий, теплым потоком согрел и успокоил. — Спасибо. — Он с сожалением отпустил ее руку, машинально вытер губы, откинулся на подушки, смотрел на нее, почти не отводя взгляда. Рада поставила недопитый до конца чай на тумбочку, промокнула капли пота, снова проступившие у него на лбу. — Простуда уходит… — Знаю. Там похоже пневмония намечалась. — Получил согласный кивок в ответ. Она снова куда-то потянулась. — Вадик, только не вздумай брыкаться! — Вытащила его ноги из-под одеяла, принялась натягивать шерстяные носки. — Женщина, что ты со мной делаешь! — Не было сил сопротивляться и уже не хотелось. Закрыл лицо руками, тотчас к нему прилетела футболка. — Помочь? — Он быстро сунул руки в рукава, потом голову в ворот, потянул вниз, его «не надо» получилось невнятно и не совсем вежливо. Сна уже не было ни в одном глазу, стало тепло и уютно, а еще ему так нравилось, когда она называла его Вадиком. Что такого было в его взгляде, что Рада рассмеялась наконец? А он не стал смущаться и не отвел глаза. — Браво! Ты просто прелесть! А теперь — спать! Снова ее колдовские глаза рядом, и он уже приготовился к поцелую — не тут-то было, она поправила подушки, вытащив лишние, легкие невесомые прикосновения, как жесты заклинания, к щеке, виску, пряди волос, сдвигаемой со лба. Ужасно хотелось обнять ее, прижать, ощутить всем телом… Вместо этого Вадим словил ее руку и поднес к губам. Тотчас вторая рука погладила по щеке и подбородку, а у него уже закрывались глаза. Последним ощущением было прикосновение ее губ ко лбу — то ли в поцелуе, то ли в определении температуры. Он проваливался в сон. Еще пытался бороться, приоткрывая глаза, видел, как его сиделка забралась с ногами в кресло у окна, с телефоном и планшетом на сгибе колена, он даже повернулся на бок, чтобы не терять из виду, но непослушные глаза закрывались сами собой и не хотели открываться. «Спи!» приказом шевельнулись ее губы и он заснул спокойным сном выздоравливающего. Он летел на байке вместе с Алексом и Ночными волками и пел песни у костра с малышом, танцевал самбу в невесомости с Ани, и Глеб ловил его за руку и целовал в лоб, совсем как Рада. Но он — не она и от разочарования он полетел кувырком от окна с Луной до иллюминатора с Землей, вздрогнул и проснулся. Сон не отступал так просто, смешиваясь с реальностью и Вадим не сразу смог отличить одно от другого. Вспомнив, все, что было, обернулся к окну; хорошо видное на его фоне кресло было пустым… Взгляд скользнул ниже и он замер — на другой половине этой бесконечной кровати, чуть укрытая отворотом одеяла спала Рада. Свернувшись клубочком, засунув руки под подушку. Вадим осторожно сполз с кровати, стараясь даже не дышать и не шуршать, укрыл ее и тихонько ушел, переведя дыхание уже за пределами спальни. Огоньки подсветки никуда не вели, как будто были в недоумении, куда это человек собрался посередине ночи, когда время спать. Они только весело подмигивали, когда он отправился на кухню. Поздно сообразил, что в этом месте все наоборот, не так как в привычном уже расположении соседней, мужской квартиры. Зато обнаружил Глеба — он спокойно сопел, раскинувшись на диване в комнате, похожей на детскую. Поправил одеяло, отправился блуждать дальше. В противоположном направлении нашел все-таки и кухню, и воду. На печенье только посмотрел искоса, при мысли о еде подташнивало немного. Дальше он отправился в ванную, слить излишки воды и умыться. С опаской посмотрел на себя в зеркало — осунувшаяся физиономия, тщательно выбритая стараниями Глеба, со следами от ссадин и радугой синяка на скуле. Лохматые кудри, темные с проседью, испуганные круглые глаза — не удивительно, что Рада смеялась. Пригладил волосы, нахмурил брови, не выдержал, усмехнулся — чучело, еще хорошо, что футболка длинная, закрывает все что нужно. Здесь в ящиках не было запасов мужского белья, только женское — у брата скорее всего были спортивные брюки Рады, а у него самого — ее туника. Пусть смеется, только не сердится. Вадим плеснул в лицо водой, почистил зубы — щетки здесь были в запасах, и отправился обратно — досыпать. Можно было бы забраться под бочок к Глебу, или устроиться на диване в гостиной, но поколебавшись, он все-таки вернулся в спальню, на роскошную удобную кровать, с ее ароматом и с самой хозяйкой рядом. Вадим улегся на бок, подложив подушку под локоть для опоры, и смотрел на спящую женщину. Понимал, что это неправильно, но ничего не мог с собой поделать — будет ли еще когда-нибудь такая возможность. Она переменила позу, развернулась из клубочка, оставив поджатой одну ногу и вытянув другую, одеяло не закрывало ни маленькую ступню в носочке, ни коленку, ни протянувшуюся в его сторону руку. От мехенди уже не было видно следов на смуглой коже, не было и звенящих индийских браслетов, так любимых ею, только цепочка на щиколотке. Лицо спокойно, длинные изогнутые ресницы трепетали, четко очерченные губы чуть приоткрыты — они были именно такие, какие ему нравились — настоящие, не тонкие, не пухлые, как у накачанных силиконом и накрашенных кукольных девиц. Улыбающиеся, строго поджатые, ироничные, смеющиеся, такие милые и сладкие… Вадим скрипнул зубами и уткнулся носом в подушку, чтобы унять разыгравшуюся фантазию, уговаривая себя поспать еще немного, вот только… Он не смог удержаться, ужом прополз на животе, потянулся губами, поцеловал каждый пальчик на руке, лизнул и поцеловал коленку, упавшая прядь его длинных волос скользнула по ней. Оторвавшись с сожалением, отодвинулся, поднял глаза и встретился с ее взглядом. Ни единым движением или сменой дыхания она не выдавала пробуждения и только черные страшные глаза, в которых зрачок не отличался от радужки, смотрели на него в упор.  — Щекотно! — Её губы чуть дрогнули. — Прости… — Он подобрался и сел, подальше на всякий случай. Опущенные плечи и голова должны были символизировать раскаяние, которого на самом деле не чувствовал.  — С тобой все в порядке? — Она подняла голову на согнутую руку, глаза опасно поблескивали из-под ресниц. Он уже давно был не в порядке, а от этого взгляда тем более. Хотя — смотря что считать порядком… — Да, наверное… — Вадим опустил взгляд, потянул рубашку вниз. — Почему ты остановился? От этих невероятных слов его бросило в холод, потом в жар и он поднял глаза. Рада все так же пристально смотрела на него, без тени насмешки, или намека на шутку. Чуть подрагивали ресницы и тонкие ноздри носа, ее ножка уперлась в его колено. — Только не вздумай брыкаться! Он словил маленькую ступню, стащил носок и принялся целовать, схватил и вторую, чтобы не обидно, щекотал языком пальчики, наблюдая, как она откинулась на подушку и кусает губы, сдерживаясь, чтобы не вырываться и не смеяться от щекотки. Быстрым движением потянул за ноги с подушки к себе, одно долгое мгновение смотрел на нее сверху вниз, еще не веря, еще сомневаясь, а руки уже развязывали поясок ее кимоно, скользили дальше, по гладкой коже, от живота к упругой груди. Это совершенное тело он принялся покрывать жадными поцелуями, едва сдерживая себя, растягивая каждое мгновение удовольствия. Единственное, чего он боялся, это опозориться, кончить раньше времени, от одних только прикосновений к ней. Руки Рады высвободились из рукавов и начали путешествие по его телу, проникая под рубашку, стягивая ее. Это простое действие отвлекло и помогло сосредоточиться, только ненадолго. Теперь он ощущал ее всей своей кожей, а она отвечала на его ласки такими прикосновениями, от которых еще больше бросало в жар, и он ускользал, спускаясь с поцелуями все ниже. Запустил ладонь под полоску штанов, замер в нерешительности, и она выгнулась луком навстречу ему — последняя преграда слетела под его руками. — Иди ко мне! Вадим впился в сладкие губы, прижался и она приняла его в себя, отвечая на поцелуи и тяжелые ритмичные движения. Он перестал контролировать себя, подчиняясь ее желаниям, принимая ее темп. Она управляла, то придерживая, то ускоряя его, это была игра на грани, процесс замедленный, нарастающий, доводящий до исступления, он стонал и рычал от ощущений и страсти. Ее сильное, гибкое тело изогнулось на самом пике, и он взорвался, вскрикнув вместе с ней…