Запутанная планета

Колючка стоял у Диагностической панели, самодовольно усмехаясь. В белом коконе перед консолью не сразу можно было различить фигурку с крутыми бёдрами и руками, заломленными за головой. Женщина подёргивалась, подавалась то вперёд, то назад, опутанная и пронзённая семью щупами – его, Джона, щупами! – Что?! – Он подскочил вовремя, успев увидеть, как блаженное выражение на лице Ривер сменяется испуганным. – Ты… Вы… В ответ на обвинительный взгляд Колючка сделал вид, будто оттирает пятна на бугристом мяче. Быстро сказал: – Подумаешь. Кибер вон тоже её сканировал… Со стороны комка щупов раздался негодующий вопль. Джон беспомощно потряс головой и повернулся туда. Все слова куда-то подевались. Только смог выдавить: – Ривер… Как ты… А с?.. – Показал, словно от носа идёт нечто удлинённое, вроде хобота. – Ты чего?! – взбеленилась та. – Нет, конечно! – Ронни ещё не достаёт до панели, – пояснил Колючка. Он отозвал щупы и с подчёркнуто бодрым видом прошёл к своему кожаному креслу, сел и спрятался за журналом. Заголовок вопрошал: «Кто должен погибнуть, Клара или Вселенная?» Джон тяжело опёрся о консоль – но тут же брезгливо убрал ладони. Хотелось уйти и никогда больше не видеть никого из этих… этих… Да куда уйдёшь?.. – А давайте посмотрим, как там наш Железяка? – нашлась Ривер. – У Кибера встроенная камера, включаю трансляцию. Над Механической панелью заработал монитор рефлексического наблюдения, изображение гранитного треугольника среди жёлтых песков мерно покачивалось от шагов снимающего. Треугольник острым концом опирался о землю, на полметра выше начинался каменный портал. Одиннадцатая пирамида стояла рядом с действующей, Кибер добрался за восемнадцать минут и, не сбавляя скорости, заходил в прохладную тень. Синие цифры в углу экрана показали снижение температуры до тридцати пяти градусов. Из-под механических ног откатился алый шарик. Откуда здесь воспоминание? Внутри прозрачной сферы крутились кадры: десятки представителей инопланетных рас с ужасом взирали на Доктора – а, Логово Демонов, он тогда хороший переполох им устроил! «Непорядок», – прогудел Кибер, поднял находку и уложил в белый прямоугольный саквояж, приваренный к поясу. Через пару шагов встретились ещё два, красного и серого цветов: умоляющие взгляды сына и матери из Семьи Крови перед казнями. Странно, шарики из разных пирамид, как они снаружи-то очутились? У портала Кибер остановился. Плита закрывала проход наглухо, многотонная, недвижимая, словно простояла здесь тысячи лет и срослась с известняковыми наличниками. – Надо слово произнести, – подсказал Джон. – Но я его говорить не буду. – Слово неизвестно, – пожаловался Кибер. И ведь он тоже сканировал… Зачем, интересно, это Железяке – ничего же не чувствует? Ах, Ривер, Ривер!.. Она осуждающе стрельнула глазками и шепнула в микрофон: – Джеронимо. – Джеронимо! – на полной громкости повторил посланник. Треугольник пошёл мелкой дрожью, посыпался песок. Джон немного отстранился от экрана, как будто сооружение могло в любой момент рухнуть, но на самом деле, пирамида была идеально сбалансирована, и даже если её специально отклонить в любую сторону – встанет прямо. А чтобы отклонить, нужна очень, очень большая масса. Поднимая клубы пыли, плита отъехала в сторону, изнутри пахнуло ледяным: датчики на экране показали пятнадцать градусов. Кибер сильно толкнулся, вскочил на порог. Квадратная комната, всего метров пять в длину, по углам расположились фигурные колонны. Первая изображала длинноногую девушку в мини-юбке: бутафорская форма полицейского чуть не лопается на груди, по которой разметались длинные волосы; когда-то они были рыжими, судя по остаткам краски. Вторую составляли галстуки-бабочки невероятных фасонов и расцветок, впрочем, краска и тут слезла, лишь кое-где проглядывали полоски и горошки. Третья колонна походила на звуковую отвёртку, но инструмент отличался от того, каким пользовался теперешний Доктор: толще, меньше кнопочек. – Фиксирую запах, – загудел Кибер. – Предположительно, еда. – Заварной крем и рыбные палочки, – кивнул Джон. Ему было неуютно, странно, словно по собственной могиле топчешься. На нижнем ярусе любой пирамиды содержатся базовые воспоминания – первое увиденное лицо, первое понравившееся блюдо, любимое словцо, планета, на которой оказался сразу после регенерации. Здесь стенные росписи изображали гигантскую снежинку с глазом посередине – корабль атракси, с ним Одиннадцатому Доктору пришлось выяснять отношения на крыше в свой первый день. Джон не помнил этого, но видел, составляя каталог. Неужели и его теперешние впечатления когда-нибудь разберёт по частям преемник? Попытается понять, что двигало Доктором, когда Вселенная висела на краю гибели? И нос у статуи Клары облупится… Нет, лучше не представлять, как тебя испепеляет энергия регенерации. На полу между колонн валялись воспоминания из других пирамид, от некоторых шариков остались осколки; дорожка из них вела влево, к лестнице. Кибер пытался всё собрать, но Джон приказал: «Не отвлекайся». Можно и потом навести порядок. Перед Кибером распахнулся лифт. Второй этаж ни к чему посещать: там футбольное поле, по краям которого возвышаются до потолка стопки книг, а в углу – новогодняя ёлка с кучей коробок, обёрнутых фольгой. Любил Одиннадцатый играть в мяч, читать и делать подарки. Табло отсчитывало этажи. Загорелась цифра «три», звякнуло, и двери разошлись. В полумраке угадывались массивные шестигранные опоры, опутанные проводами, тускло мерцали мелкие огоньки, судя по датчикам Кибера, влажность достигала 95 %. Пронёсся трубный звук: похоже на брачный зов тирекса. Посреди прохода встал жёлтый рог толщиной с человеческую голову. За ним виднелись маленькие глазки в складках зелёной кожи и ещё два рога, подлиннее. Дальше распускался веером костяной гребень, размером напоминающий павлиний хвост. Животное приоткрыло изогнутый клюв и издало рокот, низкий, требовательный. – Трицератопс хорридус, – определила Ривер. – Опасность нападения. – Кибер поднял руку со встроенным стазером. – Погоди, не стреляй, – остановил Джон. – У тебя воспоминания были, брось ему. Механические пальцы вынули из саквояжа алый шарик, он покатился между похожих на брёвна ног динозавра. Тот по-бычьи нагнул голову, развернулся всем корпусом, двухметровым хвостом так врезал по дверям лифта, что кабина затряслась. Проследил за красной игрушкой, которая мышью бежала к опоре – и потопал туда же, грохоча копытами. – Забавный! – удивлённо рассмеялась Ривер. – Ну посмотри, несёт тебе апортик обратно, разве не прелесть? Как ты можешь шагать мимо, глянь, милота же! Но Кибер равнодушно отвернулся и направился к стеллажам у ближайшей стены. Трицератопс семенил сзади с утробным рокотом; клюв бережно держал игрушку. От поступи животного картинка на экране вздрагивала. – Железяка, – бросила Ривер презрительно. – У меня имеется живой мозг, но ни умиления, ни привязанности я не испытываю, чувства заблокированы. Чувства – боль. Боль мешает. – Да знаю, знаю. Всё равно железяка. – Хватит! – Джон оборвал ссору на корню и сказал в микрофон: – Тебе нужен двадцать второй стеллаж, пятая снизу полка. Забирай инфу по Паутине и быстрее назад. Не нравится мне обстановка. На стёртых восьмиугольных пластинах пола то тут, то там валялись бесхозные шарики – сплошь красноватые, серые – и кучки осколков. Если здесь постоянно носятся динозавры – как сумели не задеть, не растоптать воспоминания? Или их недавно выложили? Но кто и зачем?.. – Искомая полка обнаружена. Имеется семнадцать отрывков с нужной темой, «Паутина Времени». Вычленяю содержащий данные по Неклиде. – Механические пальцы сомкнулись на чёрном шаре с оранжевыми прожилками. – Нашёл требуемое. Возвращаюсь. Кибер повернулся… И замер: на него смотрел раструб пушки, а за пушкой стоял… Нет, только не это! Далек. Далек с первого взгляда казался необычным: вроде та же перечница-конус, те же пупырчики опоясывают её рядами сверху донизу, та же лысая жестяная макушка-башня, но из всех щелей торчат провода, корпус в пятнах ржавчины, и пушка-глаз трясётся, ходит из стороны в сторону. Послышался дрожащий, непримиримый голос: – Ты добрый? Ты абсолютно добрый? Ривер оттолкнула Джона и выдохнула в микрофон: – Смотри не начинай стрелять! Судя по её приоткрытому от тревоги рту и сведённым к переносице бровям, считает, что шансов у Кибера немного: далека не уложить обычным оружием, а сам он пробивает любую броню. – Я – добрый, – отчеканил Кибер. – Докажи! Докажи-ии! Перечница принялась нетерпеливо ездить вперёд-назад. Между округлой башней и корпусом проскакивали молнии, пушка выписывала кренделя. Но сомневаться в меткости не приходилось: далеки – стрелки отличные, а тут расстояние два с половиной метра, прятаться негде. Враг просипел: – Ситуация. Ты завёл щенка. Твоя пожилая хозяйка требует его утопить. Кого убьёшь? Ривер оторвалась от экрана, с негодованием указала на него растопыренными пальцами: – Тут всё просто! Хозяйка старая. Собака молодая, проживёт дольше. Хозяйку убиваем. Джон потёр подбородок: – Откуда далек вообще взял подобные вопросы? Что там за книги на футбольном поле, не смотрела? – Кого ты убьёшь? – настойчиво повторил тот, подъезжая ближе. Кибер отступил, стукнулся спиной о полки; зазвенело. Торопливо прогудел: – Собака является разумным существом четвёртого класса, пожилая женщина – разумное существо третьего класса. Собака обладает менее развитым мозгом, убиваем её. Далек дёрнул пушкой влево-вправо – и наставил её прямо в лоб. – Неправильно! Неправильно! Надо убить в себе раба. Ты недостаточно добрый! Уничтожить! – Бросай! – крикнул Джон. Чёрный шар прянул в воздух. Пол сотрясся, подлетела туша с рогами, клюв клацнул о стекло… И раскрылся в беззвучном крике. Трицератопс рухнул на бок, дёргая ногами. Далек вертел башней, стрелял ещё и ещё, но только сбивал полки, обдавая шрапнелью из осколков: Кибер бежал к лифту. Джон впился в экран, Ривер зло тёрла ресницы – уже успела себе навоображать, как будет дрессировать нового питомца. Конечно, жалко динозавра… Кибер долбил по кнопке лифта. Почему не открывается? Минуту назад работал, как мог вдруг сломаться?! – Ищи лестницу, скорее! – прошептал Джон. Но успеть было невозможно. Далек повернул башню, из пушки грянуло огнём. Камера отключилась. Через безумно долгие двадцать две секунды она заработала снова, показывая вставшие вертикально восьмиугольные пластины и серый с алым шар на них. Вспышка – брызжут осколки, чиркают по нагруднику, высекая искры. Шара нет. Донеслось удаляясь: – Добро должно торжествовать. Всё не добро будет уничтожено!Уничтожить! Непримиримый голос потерялся в дальнем рёве и топанье. – Кибер! Кибер! Как ты?! – вопил Джон. – Энергетические контуры не функционируют. Система жизнеобеспечения мозга нарушена. Прогноз: гибель в течение сорока секунд. – Чёрт, давай держись, иду к тебе! – Почему ты?! – выкрикнула Ривер, пытаясь освободиться; но щупы надёжно связали её. – А ну отпусти, я пойду! – Предложение отклонено, – слова гасли, скрипели чуть слышно. – Вы не успеете, лишь поставите себя под угрозу. И, Джон… Я чувствую. Боль, холод, страх, надежду. Блокировка отключилась, я чувствую! Джон, я живу. Я чувствую. Я… – Кибер! – Джон сжал потухающий экран. – Чтоб тебя, парень… Камера вырубилась. Кончено. Он сдавил мокрые глаза – их нестерпимо резало – повёл жаркой ладонью по лицу. Какого это, понять, что жив, за несколько секунд до смерти? Нелепица. Погибнуть от выстрела ржавого далека и не узнать самого важного: тебя ценят, ты дорог и нужен. Всю дорогу просидеть в железной коробке, выдавая себя за бездушный механизм – и вылезти из неё только перед уходом. Стыдно, безумно стыдно! Они ведь действительно относились к парню, словно он был инструментом. А тот просто пытался помочь. И как теперь, без Кибера?.. Ударил кулаком по консоли: плохо. Отвратительно. Их осталось всего трое, флабблы не работают, с Кларой беда. И без схемы Паутины наружу не выйдешь. – Знаешь, Ривер, – сказал он неожиданно для себя. – А ведь далек не сам пришёл туда. Его заманили. – Серые и алые шары? Поступки Доктора, которые нельзя назвать добрыми? Джон закусил губу, кивнул. Далек, Принципиальность, обитает в Первой пирамиде, и надо хорошо постараться, чтобы найти достаточное количество подходящих воспоминаний и выложить ими путь к Одиннадцатой. Поймать лазутчика – смертельно необходимо. Но кто это может быть? Под главным экраном развезся люк, показались железные морды питбулей с высунутыми языками. Однако не жидковат ли поток собак? Так и есть: тринадцать вместо двух десятков. Из-под лопатки последней торчит чёрная рукоять. Джон подбежал к хромающей псине, выдрал занозу, это оказался кинжал, длинный и узкий, кончик обломан. – Покажи мне, покажи! – Ривер искрутилась в путах. – И хватит держать, никуда я не убегу. – Точно? – Зуб даю. – Когда щупы отползли на место, выхватила оружие, провела по лезвию пальцем. – Мизерикордия, кинжал милосердия. Им рыцари добивали поверженного врага через щель в доспехах. Трёхгранное сечение, простая крестовина, украшений нет… Хотя – погоди-ка, у рукояти стёртая гравировка. Ривер поднесла клинок к самым глазам, поскребла ногтем. Выругавшись, бросила: – Тевтонский крест! Ничего не напоминает?