[i want to be good // я хочу стать лучше]

К вечеру Сириус невыносимо устал, но прекрасно понимал, что если не найдёт Дамблдора, то Дамблдор найдёт его сам. Он откладывал визит к директору, пока не зашло солнце, но всё-таки пришлось выдумать срочную отработку и сбежать от друзей. Все купились, ещё бы — отработок у Сириуса полно. Он быстро шёл по коридорам, чувствуя, что начинает всё больше и больше волноваться с каждым шагом. Сжав кулаки, взбежал по винтовой лестнице. Раньше ему нравилось это шпионство, этот большой секрет, который мог серьёзно навредить Вальбурге, и она никак, ровным счётом никак не смогла бы его оставить. Но с каждым разом становилось тяжелее. Сейчас работа на Дамблдора казалась грязной. Сириус не дурачок, он прекрасно понимал, что Дамблдор его использует. Но использует как бы с благой целью и по уважительной причине, ему действительно нужна помощь, и Сириус не мог отказать. Да и какая разница, всё равно каждые каникулы приходится торчать в доме на Гриммо, теперь хотя бы можно это делать с пользой. Хоть какой-то. Он постучал и зашёл только тогда, когда Дамблдор пригласил. — Здравствуйте, — неуверенно сказал Сириус. — Мистер Блэк, — улыбнулся Дамблдор, — я рад, что вы здесь. Сириус неловко кивнул и сел по другую сторону большого стола. — Мне нужно вам кое-что рассказать, — сказал он. Глаза Дамблдора сверкнули за очками-полумесяцами. — Приятно это слышать, Сириус. Надеюсь, рождество прошло хорошо, несмотря на атмосферу дома. — Как обычно, — пожал плечами Сириус. — Всё нормально. — Надеюсь, ты не пострадал, Сириус, — мягко сказал Дамблдор. Сириус фыркнул. — А если пострадал? Вы же всё равно ничего не сможете сделать. Дамблдор склонил голову. — Боюсь, что нет. Но ты можешь рассказать мне всё, что считаешь нужным, и я постараюсь сделать то, что в моих силах, чтобы облегчить твои страдания. Ты всего лишь ребёнок, Сириус. Дамблдор в такие моменты переходил на «ты» и начинал звать Сириуса по имени, ощущалось неприятно и странно. — Ну, я не особенно страдал в этот раз, — нахально сказал он, глядя директору прямо в глаза. — Мать теперь не может применять Империо. — Да, — кивнул Дамблдор. — У тебя в некотором роде талант, если можно так выразиться. — Да, возможно. Так мне рассказать, что я слышал? — Да, если тебя не затруднит. — Ну, я подслушал всё, что смог, не знаю, полезно это или нет. Селвины струсили, Орион должен был поговорить с главой семьи Паркинсонов о чём-то важном, но я не знаю о чём. Розье упоминали общего друга в ОТ, я думаю, это означало Отдел тайн. А у одного из Кэрроу есть контакт в Болгарии. Больше ничего, но всё это прозвучало во время разговоров о войне. Они очень осторожны в выражениях. Дамблдор внимательно слушал и кивнул, когда Сириус замолчал. — Всё это очень полезно, Сириус, — сказал он. — Я займусь каждой ниточкой. — Ладно. — Я должен спросить, не узнал ли ты что-нибудь о том, что мы обсуждали перед каникулами? — Это Барти Крауч, — сказал Сириус. — Младший. Дома он слышит обрывки новостей от своего отца и передаёт всё слизеринцам, а они — родителям. Не думаю, что он нарочно, не думаю даже, что он понимает, что за информацию сливает. — Ах, — вздохнул Дамблдор. — Это… неожиданно. Хотя, возможно, этого и стоило ожидать. Волан-де-Морт порой прибегает к сомнительным тактическим решениям, не удивлён, что он готов использовать школьников. Сириус поморщился, и Дамблдор как будто бы только тогда понял, что сказал. — Могу я узнать, как это выяснилось? — непринуждённо спросил Дамблдор. Сириус подготовился к этому вопросу, втягивать в эту историю Рега он не планировал. — Подслушал, как Эван Розье хвастался этими новостями. Он меня не видел. — Хорошо. Что ж, я должен поблагодарить тебя, Сириус, эта информация невероятно важна. — Что вы собираетесь делать? — спросил Сириус. — Можно как-то попросить Крауча-старшего, ну, перестать делиться конфиденциальной информацией со своей семьёй? Дамблдор долго молчал. — Если мы сделаем это, — медленно произнёс он, — мы потеряем огромное преимущество. Теперь, когда я знаю, откуда Волан-де-Морт получает информацию о планах аврората, я могу быть уверен, что он узнает только то, что я позволю ему узнать. — Разве вы не работаете на аврорат? — Нет, — улыбнулся он, — я над бюрократией. — Что это значит? Дамблдор усмехнулся. — Пока вам не о чем беспокоиться, мистер Блэк. Вы сделали своё дело. Если я не ошибаюсь, уже комендантский час. — Да, — протянул Сириус, понимая, что он больше не нужен. — Значит я могу идти? — Я думаю, тебе не помешает глубокий ночной сон, — улыбнулся Дамблдор, вставая и открывая дверь для Сириуса. — Но если тебе что-нибудь понадобится, Сириус, ты знаешь, где меня найти. Сириус кивнул, встал и вышел из кабинета, позволив Дамблдору закрыть за собой дверь. Он был уверен, что Дамблдор делает всё, что он там делает, в партнёрстве с министерством, но получается... нет? В любом случае, Сириуса это не касалось, война пока шла за пределами Хогвартса, повлиять на её ход школьнику невозможно; больше всего Сириус хотел вернуться в башню, но слишком тревожился после разговора и решил подняться в совятню. Уже давно он не писал Андромеде, но она всё ещё оставалась единственным человеком, который мог понять сложные чувства по отношению к Блэкам и всему происходящему в магическом мире. В совятне обнаружилась Лили. — Эванс? — удивился Сириус. Лили обернулась, и он сразу заметил красные воспалённые глаза, вспомнил прошлый год и Мальсибера, и сразу же напрягся, крепче сжимая палочку в кармане мантии. — Что случилось? Она улыбнулась со слезами на глазах. — Ничего, извини. Я просто драматизирую. О чёрт, дело в другом, ей просто плохо. Сириус тут же запаниковал, потому что понятия не имел, как быть, что говорить и можно ли её успокоить. Он неловко подошел ближе и похлопал её по плечу. — Э-э, я уверен, что нет, — сказал он, стараясь поддержать. — Может... ты… хочешь… поговорить об этом? Она фыркнула. — Убавь градус пафоса, Блэк. — Извини, я не готовился к такой сцене! Я просто шёл писать письмо! — Я тоже. Не обращай внимания. Сириус попробовал ещё разок. — Расскажи мне, что случилось. Лили внимательно посмотрела на него. — Хорошо. Просто дай мне успокоиться. Он с благодарностью кивнул и уселся писать письмо, пока Лили вытирала глаза. Дорогая Энди, Я в школе. Рождество прошло ужасно, но всё нормально, я выжил. А у вас как? Надеюсь, Доре понравилось! Она же уже достаточно большая, чтобы понимать, что вообще такое рождество, да? Напиши мне поскорее, я скучаю. Не могу поверить, что уже больше двух лет тебя не видел. Надеюсь, скоро мы снова встретимся! Передай мои наилучшие пожелания и Теду. Будьте осторожны, пожалуйста, чем бы вы ни занимались. Война — это просто ужасно, Дора не должна остаться сиротой. Мерлин, о чём я вообще? Извини, это две недели на Гриммо меня подкосили. Будь осторожна! И скорее пиши ответ! С любовью, Сириус Он отправил сову с письмом и повернулся к Лили, она [слава Мерлину] перестала плакать и выглядела спокойнее. — Так, Эванс, — сказал он, переходя на насмешливый дружеский тон. — Давай, выкладывай мне всё. Лили вздохнула. — Ничего такого, клянусь. Просто у Петунии новый парень, и он просто отвратительный. На каникулах она пригласила его к нам, чтобы познакомить с родителями, понимаешь, насколько всё серьёзно? Но меня не позвала, мне она вообще запретила приходить, потому что якобы я могу напугать его своими фокусами и вообще я фрик. — Мерлин, — выдохнул Сириус, — как грубо. — В этом нет никакого смысла! — воскликнула Лили. — Даже если бы я захотела, я бы всё равно не смогла бы сказать ему, что я ведьма! Тем более колдовать при нём! Но она не стала меня слушать. — Она идиотка, Эванс, — твердо сказал он, — и тупица. Ты вообще ни капли не фрик, ну если только мы не говорим, насколько сильно тебя любят учителя, вот уж это точно не нормально. Лили уставилась на него. — Ух ты, получилось почти мило, если бы не концовка. — Я Блэк, — ухмыльнулся Сириус, — мы не можем быть милыми. Лили улыбнулась, но улыбка вышла печальной. — Я пыталась написать ей сейчас, но я просто не знаю, что сказать. Я никогда не могу сказать то, что она хочет от меня услышать. Если Сириус и мог что-то понять, так это это. — Иногда… — медленно начал он, — иногда просто нечего сказать. Если ты не можешь сказать кому-то то, что они хотят от тебя услышать, лучше просто ничего не говорить. И это нормально. Может, именно это и значит, что ты делаешь всё правильно. Это бывает очень больно, но боль и означает, что ты всё делаешь правильно. Лили посмотрела на него, не скрывая своей уязвимости. Когда он успел так сильно вырасти, что ей приходится задирать голову, чтобы просто смотреть на него? Это он должен смотреть на неё снизу вверх. Это же Лили Эванс, самая умная ведьма из всех ему известных, умная не только на уроках и экзаменах, но в жизни, когда дело касается границ добра и зла. И это ей нужен его совет? Она смотрела на него снизу вверх, и это казалось неправильным: он должен быть намного меньше, она должна быть намного больше. Иначе как может так получиться, что такой крошечный человек вмещает в себя человечность всего человечества? Сириус вдруг ощутил прилив огромной нежности к этой заносчивой и надоедливой девчонке; внезапно на него обрушилась воспоминания обо всём, что было между ними до этой неловкой осторожной дружбы. И о том, как эта самая дружба началась, когда он нерешительно обнял её в этой же совятне. Сейчас Сириус сделал то же самое, и Лили крепко обняла его в ответ. Целую минуту они стояли, обнявшись, и Сириус понял, что не только Лили это было нужно. Это было нужно и ему. Он чувствовал, как медленно с него стекает вся грязь дома на площади Гриммо и грязь хитрых многоходовок Дамблдора, грязь Регулуса и Вальбурги и ядовитое зловоние его тяжёлой фамилии, которую так трудно носить на своих плечах. Сириус стоял и обнимал Лили, гладя её медные длинные волосы, и чувствовал, как лишается всего того, что неделями уничтожало его. Он положил подбородок ей на голову и позволил слезам набежать в уголки глаз. А потом они отпустили друг друга. Лили одарила Сириуса мягкой смущённой улыбкой. — Спасибо, — сказала она. — Мне это было нужно. — Мне тоже, — признался Сириус. — Никому не расскажем. Он усмехнулся. — Никому. Моя репутация может многое выдержать, но точно не это. — Идёшь в башню? — Ага. Ты вообще в курсе, что уже комендантский час? Эванс, я шокирован и потрясён, а если я другим префектам расскажу? Она толкнула его локтем, посмеиваясь, и в уютной тишине они пошли в гриффиндорскую башню, не говоря друг другу ни единого слова, пока не оказались возле портрета Полной дамы. — Я рада, что мы друзья, Блэк, — сказала Эванс. — Я тоже, — искренне ответил Сириус. — Я знаю, что и Римус тоже, — сказала она, пристально глядя на него. — Он часто о тебе говорит… Ты много для него значишь Сириусу показалось, что у него остановилось сердце. — Я... для меня он тоже много значит. Очень много, Эванс. Она решительно кивнула. — Хорошо. Так и должно быть. Он особенный. — Я знаю. Лили ещё раз кивнула и назвала Полной даме пароль. Дверь распахнулась, и она ободряюще улыбнулась Сириусу, а потом быстро вошла и сразу поднялась в комнату девчонок. Сириус осторожно присел на один из пустых диванов. Это же подсказка, да? Это точно какой-то шифр. Лили и Римус очень близки, они обо всём друг другу рассказывают, они лучшие друзья буквально [простите, мародёры, на факты не обижаются]. Так что получается? Римус что-то рассказал ей? И Эванс теперь знает, что между ними что-то происходит? А что происходит вообще? И что ей Римус рассказал? Сириус громко застонал. Мерлин, это настоящая катастрофа. Надо просто взять и поговорить с Римусом, прямо его обо всём спросить. Ну, только перестать трусить для начала. Как будто вообще можно взять и перестать трусить, когда собираешься разрушить величайшую дружбу... потому что если Римус ничего такого не имел в виду, уже ничего не будет как раньше, всё лопнет, разрушится и никогда больше не отстроится заново. Самое тупое в этой ситуации — ничего нельзя знать наверняка. Сириус не знает, что думает Римус, что со всем этим делать и как понять самого себя. Он знает только одно — было бы круто сейчас поцеловать Римуса. Поцеловать так, чтобы у него закружилась голова, коснуться кончиками пальцев его тонких шрамов на лице и запустить руки в его пушистые волосы, и шептать что-нибудь грязное ему на ухо просто так, чтобы увидеть, как он краснеет. Но это так пиздецки страшно, потому что за этим всем может оказаться бездна.