Bitch, be humble

       Разговор не то чтобы не клеился, но… Из-за всепоглощающей неловкости, заставляющей то умолкать и судорожно думать, как продолжить беседу, то нервно смеяться тогда, когда это не очень-то нужно, вести более или менее оживленный диалог было трудно. Впрочем, Карен понимала, что смущена вниманием одноклассника (его своеобразный героизм стал для нее приятной неожиданностью), а вот из-за чего отважный рыцарь Айк Брофловски столь напряжен, ей невдомек. Может, холодно? На улице он обнаружил, что у Маккормик нет верхней одежды, и безропотно отдал ей свою джинсовую куртку. Она оказалась огромной: прикрывает не только ягодицы девушки, но и бедра аж до середины, а внутрь можно поместить еще парочку таких же щуплых девчонок; однако так теплее, да и умильная улыбка Айка прямо-таки воодушевила Карен, все случившееся ранее перестало быть катастрофой, забылось, как плохой сон.        От куртки пахло им. Крайне специфический запах, смешивающийся с терпким ароматом одеколона, мужской запах, на существование которого Карен прежде не обращала внимания. Это открытие привело в замешательство. Как будто то, что друг помог ей согреться, не было только лишь проявлением альтруизма. Его вежливость… обольстительна. И Карен действительно впечатлена, до легкой растерянности впечатлена.        Будучи одноклассниками, они никогда не общались о чем-либо, что не касалось учебы. Айк был человеком иного круга хотя бы потому, что был Брофловски. Сын известного адвоката, обещающий стать столь же успешным, как отец. Отличник — гордость школы. Кандидат на участие в ММО (международная математическая олимпиада) — об этом частенько переговаривались учителя. Спортсмен, именно он принес большинство побед сборной Южного Парка по хоккею (если бы не клюшка в руках юноши, Карен вряд ли смогла бы припомнить, в каком спорте он хорош: с таким крепким телосложением можно быть лучшим во всем).        — А что в сумке? — беззастенчиво поинтересовалась Карен, когда Айк, перехватив клюшку, в очередной раз поправил ремешок, соскользнувший с покатого плеча.        — Форма. — Тому, что увядший на какое-то время разговор продолжился, Айк странным образом обрадовался, и тут же укорил себя за незнание, что еще сказать. Помнится, он всегда считался интересным собеседником (был им даже в детстве, «развитый не по годам» — так его называли воспитатели и родители сверстников), но сейчас… совершенно теряется. Вероятно, дело в нехватке практики: из-за количества учебы и тренировок в последнее время не приходилось провожать красивых девушек до дома. Карен Маккормик — одна из таких. Немного странная по причине обилия макияжа на миловидном личике, но определенно красивая.        — Так много всего нужно?        Айк мельком глянул на Карен, с искренним любопытством рассматривающую его спортивную сумку, в которую, кажется, вполне могла бы уместиться, сложившись пополам — до того «куколка», и улыбнулся собственным мыслям.        — Форма вратарей раза в два больше, — заметил он.        — А ты — нападающий? — догадалась Маккормик. Она подняла взгляд, и только сейчас Айк понял, что все еще разглядывает ее.        — Ага.        Оба отвернулись друг от друга, принялись смотреть на дорогу перед собой. На какое-то время воцарилась тишина.        — У меня тренировка сегодня, — продолжил Айк и мысленно похвалил себя за находчивость, благодаря которой диалог возобновился. — Думал отправиться на каток сразу после школы, поэтому взял форму с собой.        Карен успела покраснеть от осознания, что вынудила Брофловски изменить планы, смутиться, ведь он сделал это ради нее, и отвлечься от их разговора полностью, увидев впереди ярко-красное пятно.        — Твою мать! — вырвалось у нее. Непроизвольно раскрывшийся рот она прикрыла руками и быстрее зашагала к припаркованному у тротуара автомобилю. — Ты посмотри! — в ладони крикнула Карен, заулыбавшись. — Айк, посмотри!        Он лишь рассмеялся, наблюдая за ней — захлестнувший восторг заставил ее подпрыгнуть, хлопнуть ладонями по бедрам несколько раз — и направился следом.        Выскочив на проезжую часть, Карен, будто не решившись приблизиться к уставившемуся на нее хищнику, остановилась в полуметре от зубастой решетки радиатора алого седана, по центру увенчанной хромированной эмблемой трезубца.        — Какой красавец! — Карен несмело шагнула вперед, руки потянулись к гладкой поверхности капота, в котором отразился ее хлипкий силуэт, но она отдернула их, так и не коснувшись, словно обожглась паром. — Охренеть! — Она обошла автомобиль. — Такие тачки я только в кино видела.        — Maserati Ghibli, — буднично констатировал Айк. — Версия Trofeo с V-образный восьмицилиндровым двигателем. При мощности в пятьсот восемьдесят лошадиных сил разгоняется до двухсот миль в час.        В изумлении Карен покачала головой, бросив взгляд на Айка, без интереса разглядывающего автомобиль, и вдруг сообразила…        — Погоди-ка… — Отшатнувшись от машины, Маккормик посмотрела теперь уже на дом, возле которого та стояла, — дом, подъездную дорожку к которому расчистил, она знала, Джеральд Брофловски; снова глянула на юношу, начавшего посмеиваться, заметив ее выраженное очаровательно округлившимися глазами недоумение. — Погоди! — Она почему-то усмехнулась тоже. — Он — что? Твой?        — Брата. — Айк пожал плечами и, в одну руку взяв клюшку и сумку, пальцами свободной постучал по блестящей на солнце крыше автомобиля. — Сегодня Кайл гонял на нем в школу. Видимо, уже вернулся. — Он посмотрел на окна второго этажа, будто заприметить старшего брата куда занимательнее, чем то, что прямо перед ним. Собственно, так и было.        — Охуе… Невероятно! — поправив себя, Карен теперь уже решительнее приблизилась к автомобилю, заглянула внутрь: ни единой пылинки на элементах отделки салона, обтянутые натуральной кожей сиденья с логотипом марки на подголовниках… Голова кругом! — Сокровище… — заключила Карен. Для нее такая машина — все равно что королевская карета для простолюдинки.        — Около ста штук всего, — хмыкнул Айк.        Карен картинно кашлянула, чтобы скрыть, что дыхание действительно перехватило.        — Даже не могу представить такую сумму, — невесело усмехнувшись, Карен отошла от автомобиля на безопасное расстояние. Всех ее внутренних органов и ста лет рабства не хватит, чтобы расплатиться, если вдруг она оставит малейшую царапину на нем.        Айк, судя по всему, ее растерянность попросту не заметил.        — Когда твой отец — адвокат без единого проигрыша, то покупка спорткара кажется пустяком, — ответил он с той же долей безразличия, с какой мог бы рассуждать о покупке обеда в какой-нибудь забегаловке.        Карен потупила взгляд, поневоле отстранилась от Айка, как прежде от автомобиля. Пропасть между ними вдруг стала Гранд-Каньоном, не меньше — лучше поскорее, пока не успела опозориться, прекратить навязанное случайными обстоятельствами общение с ним.        — А мой отец… — проговорила она, направившись к дому.        — Я слышал, что он не может найти постоянную работу.        Карен, замедлившись, взглянула на последовавшего за ней юношу. Что ты за человек, Айк Брофловски? Отчего-то он не видит колоссальную разницу их положений, отчего-то говорит с девушкой, об которою за десятку мог бы ноги вытереть, так, будто она — ровня. Конечно, известно, что его брат дружит с ее, но мужская дружба не знает условностей. По всем правилам Карен Маккормик в глазах Айка Брофловски должна быть грязью из-под ногтей.        — Вроде того, — слабо улыбнувшись, отозвалась Карен.        — Трудности настигают каждого, — продолжил Айк, не заметив прикованного к нему взгляда девушки. — Самый большой подвиг — их преодоление. — Повернулся к Карен и улыбнулся так внезапно, что она, поспешив отвести глаза, зарумянилась. — В каком-то смысле твой отец сделал больше, чем мой. Ты знала, что они были друзьями в молодости?        — Да. — Уже стали видны развалины района, в самом истоке которого чуть лучше бомжей жили Маккормики. Осталось пересечь насыпь и заброшенные железнодорожные пути, ведущие к городской свалке, чтобы за мусорными баками, содержимое которых загораживало некоторые невысокие деревья, увидеть их одноэтажный сарай. — Твой отправился учиться в престижный колледж, а мой застрял тут, потому что… — ей хотелось бы сказать «никчемен», да язык не повернулся: папа все же, — потому что встретил маму.        Айк какое-то время молчал, наверняка оценивая, насколько Стюарт Маккормик безмозглый. По десятибалльной шкале — десятка! Карен уже увлеклась рассматриванием собственных ног, поочередно выглядывающих из-под джинсовки (гольфы сползли с одной, складками собрались у колена), когда он заговорил:        — Романтично.        — А? — Она замерла перед протянутой ей рукой.        — Твой отец романтик, каких поискать, — с улыбкой отметил Айк. Карен не ответила, продолжила сверлить взглядом его ладонь. — Я помогу, — объяснил он свои намерения, кивком указав на рельсы.        Карен, нерешительно шагнув вперед, вложила свою руку в его — непривычный жест. Пальцы Айка крепко сжали ее пальчики, но боль он не причинил, даже уверенно потянув за собой. Девушка взобралась на пути, чувствуя, что при желании может взлететь…        У входной двери Карен поняла, что не хочет открывать ее. Сбежать бы… Сбежать бы, но Айк, демонстрируя вежливость джентльмена, остался на максимально приемлемом для прощания расстоянии от дома Маккормиков и наблюдал за девушкой, дабы убедиться, что она пересечет порог в целости и сохранности. Он и представить не мог, что дом — самое небезопасное место, но извещать его об этом Карен не хотела. Не хотела сильнее, чем получить от отца, если вдруг тот все еще зол.        Затихнув, она прислушалась. Телевизор молчал, что означало: либо отец отправился на заработки (вряд ли, учитывая его состояние этим утром), либо занят чем-то более интересным, чем бездумный просмотр идиотских шоу (к примеру, курить крэк куда занимательнее). О его привычках Карен знала все: без этого попросту не выжить.        Ей вспомнилось фееричное утро, и она зябко повела плечами. Уже стерлось отвращение к прикосновениям отца, но в памяти осталось, что они, оказывается, могут быть мерзкими. Конечно, он не сделал бы ей ничего плохого (нужно быть конченым мерзавцем, чтобы поднять руку на дочь), но тем сложнее было в это верить, чем красочнее Карен представляла это самое плохое. Сама допустила подобную мысль — сама испугалась… Вот же ж глупость!        Обернувшись напоследок, Карен посмотрела на Айка как на последнее хорошее, что встретилось ей сегодня.        Отчего-то этот ее взгляд показался ему настолько многозначительным, что он опешил. Это не взгляд кокетки, но и не равнодушный взгляд подруги. Она будто бы и сама не поняла, почему посмотрела так, но посмотрела… И поспешно скрылась за дверью.        — Вау…        Айк выдохнул. Он закинул куртку на плечо, прикинув, что не замерзнет сегодня, и достал из кармана телефон, ощутив жизненно важную необходимость заглянуть в Facebook. Сделав пару шагов, он сделал несколько свайпов, и профиль Карен Маккормик предстал перед глазами. С фотографии на него посмотрела летучая мышь из какого-то старого диснеевского мультика — что ж, довольно уморительно, учитывая некоторое сходство.        Айк уже было занес палец над «добавить в друзья», но все же не опустил его. Слишком рано. Нельзя быть слишком навязчивым по отношению к девушке, которая… понравилась? Приглянулась. Над собственными рассуждениями Айк тихо посмеялся: заметил вдруг, что с ним учится очень необычная девочка. Пожалуй, если бы не контраст, создаваемый ее вызывающим внешним видом и природным обаянием, внимание на обычную Карен Маккормик не обратил бы, не узнал бы, что она чем-то эфемерным отличается от других.        Он вновь посмотрел туда, где минутой ранее была Карен, и, склонив голову к плечу, полной грудью вдохнул сладкий запах ее духов, впитавшийся в воротник куртки.        Из прихожей Карен смогла разглядеть часть кухни, в которую вел пустой дверной проем (когда-то давно Стюарт в порыве злости сорвал дверь с петель), где мелькнул силуэт еще одетой в верхнюю одежду матери. Правда, облегчение почти сразу же сменилось привычным чувством тревоги, всегда сопровождающим ссоры родителей.        — Не сжирай все сразу, — не скрывая нарастающего недовольства, буркнула Кэрол. — Денег не будет до следующего месяца.        — Пошла ты. — Стюарт еще не начал повышать голос, но был близок к тому, судя по степени взвинченности. — Я не собираюсь голодать из-за того, что ты — хуевая хозяйка.        Карен удалось вяло обрадоваться тому, что родители заняты друг другом — ее появления даже не заметили. Разувшись, она бесшумно преодолела расстояние до дивана, подхватила свои вещи: пальто и рюкзак, оглядела их (не порвались) и тряхнула головой, чтобы отвлечь себя от неприятных воспоминаний.        — Я и так вкалываю за пятерых, пока ты просиживаешь яйца на диване! — выпалила Кэрол.        — Хуйня — твоя работа, — емко заключил Стюарт. Его слова засочились ядом — напускным презрением. — Кто ты? Посудомойка? Другие вон…        — Тебя никто не держит! Дуй к своим стремным шлюхам!        — Черта с два я тебе, истеричке, доверю детей!        — Вспомнил, что они у тебя есть?!        Ссора оборвалась, как поставленная на паузу песня, как только Карен вошла в кухню.        — Привет, детка, — сухо бросила Кэрол — немолодая уже, потрепанная жизнью в нищете и периодическими запоями женщина. На дочь она не посмотрела даже, не улыбнулась хотя бы уголком сухих губ — уже нечему ей улыбаться, ничего уже не радует. Она продолжила, потея в пуховике, разбирать скудное содержимое пакета из ближайшей лавки.        На сидящего за столом отца Карен не посмотрела, а, ощутив на себе его изучающий взгляд (прям ученый, блять), перехватила пальто так, чтобы подол прикрыл ее ноги. При матери он не станет упрекать дочь, но может высказать все свои претензии позже, когда та уйдет. А она уйдет относительно скоро, раз не стала раздеваться.        — На. — Не взглянув на Карен, Кэрол сунула ей в руки пачку изрядно помятых крекеров. — Убери к себе, пока твой отец не сожрал.        В банку из-под пива, прижатую к губам, Стюарт проворчал что-то нечленораздельное.        — Мам… — позвала Карен, зажав печенье под мышкой. Та не среагировала, но язык девушки все равно начал неметь. Сложно, но Айк сказал, что самый большой подвиг — преодоление трудностей. — Мне нужны деньги.        — У меня нет денег, — едва дослушав, отчеканила Кэрол. Она все металась от одного угла к другому, распихивая продукты по ящикам.        — На аборт, что ли? — пьяно усмехнулся Стюарт.        Карен передернуло от его гнусного предположения, но мама с нескрываемым отвращением посмотрела на мужа, и стало чуть легче: хоть кто-то в этом доме не считает младшую Маккормик, к слову, все еще являющуюся девственницей, шлюхой.        — Сколько? — без энтузиазма поинтересовалась Кэрол, наклонившись к нижним полкам старенького холодильника. Пуховик надулся на ее спине, визуально состарив, — печальное зрелище.        — Сто долларов.        Отпитое пиво брызнуло изо рта Стюарта, он разразился хохотом, который скептическим смешком поддержала и Кэрол.        — Сто баксов! — гогоча, как гусь, выкрикнул Стюарт. Под сощуренными до щелок глазами щеки его стали пурпурными. — Ты слышала, Кэрол?! — Он повернулся к дочери, вынудив тем самым вспыхнуть от стыда. — Тебе не хватит одной своей манды, чтобы заработать такие деньги!        Издевательский смех стал еще громче, проник во все уголки черепной коробки Карен.        — Я пошутила, — еле-еле пробурчала она. Глаза обожгло подступившими слезами, но удалось, отвернувшись, проморгаться.        Не раздумывая, Карен вышла и в коридоре дрожащими руками достала почти полностью разрядившийся телефон. Карен Маккормик: Майк, а ты не смог бы одолжить мне сотку? Майк Маковски: У меня нет лишней Майк Маковски: Поговорю с отчимом Майк Маковски: Придумаем что-нибудь, малышка        Возле двери своей комнаты Карен улыбнулась, прочтя трогательное «малышка». Она, преисполненная нежностью, прижала телефон к груди, когда пришло еще одно уведомление.

Айк Брофловски хочет добавить Вас в друзья

***

       После душа вытирая спину, ягодицы, бедра, Карен заметила, что синяки на ногах вновь ноют, будто бы предполагая, что могут увеличиться, если владелица острых коленок не будет аккуратнее. Она и сама понимала, что сегодня лучше быть тихой, не реагировать на провокации отца, которые после состоявшегося на кухне диалога точно последуют (его смех все еще зудел у висков) — так удастся избежать очередного конфликта.        От разглядывания синеватых следов на передней поверхности голеней девушку отвлекло оповещение о сообщении на телефоне. Отложив полотенце, Карен вытащила мобильник из раковины (полок в ванной не было: душ, вколоченный в стену над жестяным поддоном, умывальник, унитаз, да и пара крючков) и тепло улыбнулась увиденному. Айк Брофловски: Кажется, после этой трени завтра я не смогу ходить :D        Все началось с обычного «привет» — и завязалась переписка. Непрерывно общаясь с Айком, Карен успела перекусить, прибраться в своей комнате: развесила вещи, которые сняла с себя и перебрала содержимое рюкзака, полистать комиксы, валяясь на кровати. В интернете Брофловски оказался куда общительнее, и она уверилась, что он попросту застенчив, что, к слову, довольно мило: ей редко встречались парни, трепетно относящиеся к повседневному общению.        Они прервались разве что на несколько часов, когда Айк отправился на тренировку. За это время Карен приняла душ (процесс долгий: эпилятора у нее нет, поэтому ежедневно приходится справляться обычной бритвой, чтобы избавиться от каждого нежелательного волоска), о чем и сообщила однокласснику, почему-то испытав удовольствие, ненавязчиво флиртуя. Карен Маккормик: Сейчас займусь шитьем Айк Брофловски: Ты умеешь шить? Айк Брофловски: Охренеть Карен, заулыбавшись, взяла телефон в обе руки. Карен Маккормик: Я шью себе платье :) Карен Маккормик: Брат научил        Улыбка довольно быстро сползла с ее губ. Платье, о котором говорила Карен, предназначалось для Майка (он должен был увидеть ее в нем на каком-нибудь из мероприятий или на… свидании), и предстоящая вечеринка могла бы стать прекрасным поводом продемонстрировать его, однако, окажется ли она на ней — под вопросом. Если даже отчим Майка и даст взаймы, деньги придется как-то возвращать. Где брать такие суммы, Карен не представляла. Айк Брофловски: Я бы посмотрел ;) Карен Маккормик: Могу прислать фотку Карен Маккормик: Только оно будет не на мне :Р        На кокетливый ответ ответив несколькими столь же кокетливыми сообщениями, Карен поспешила натянуть на еще влажное тело старую футболку Кевина, достаточно большую, чтобы использовать ее как платье для дома, и, полная энтузиазма, выпорхнула в коридор. Похвалиться хотелось! Мало кто интересовался ее увлечениями и талантами, поэтому восторг захлестнул заранее, еще до комплиментов, которые ей непременно озвучит Айк.        Не дойдя до комнаты, Карен замерла.        Звуки, которые донеслись до ее слуха, не показались слишком уж незнакомыми и все же совершенно обескуражили.        Как и не раз прежде, отец смотрел порно в гостиной. Его никогда не останавливало присутствие детей — разве что при жене он не позволял себе дрочить посреди дома. Как-то раз Карен даже застала его за этим процессом. Перепугалась. Подумала, что папе плохо, и только потом разглядела в его руке розовый член, от вида которого почему-то затошнило.        Вот и сейчас она ощутила горечь во рту, расслышав сквозь голоса из телевизора сдавленные хрипы Стюарта — они отчетливее и ближе…        — Вот так… — жеманно протянул один из актеров. — Ты знаешь, как правильно отпрашиваться у папы.        У папы…        Карен парализовало. Под похолодевшей кожей каждая мышца задрожала, как от перенапряжения, — аж в глазах потемнело. Послышалось, может? Разве нормально, что папа, ее папа, смотрит на то, как такой же папа, как он, трахает свою дочь? Разве нормально, что его это заводит?        — Да… Ты работаешь язычком гораздо лучше, чем мама.        Пизда.        Весь мир перестал существовать — только чавкающие звуки порно, которые Карен зачем-то слушала. Она все пыталась убедить себя, что спит, но ни в одном кошмаре не страшно настолько, что колотит.        Приложив нечеловеческие усилия, она шагнула к своей комнате. Все выступившие мурашки, сконцентрировавшиеся под ее животом, стекли по нему к немеющим ногам — колени подкосились. Карен заставила себя не думать о том, что возникшее ощущение похоже на возбуждение. От одной мысли об этом захотелось расплакаться. Это же нервное, да? Когда люди испытывают стресс, им нужно расслабление, а мастурбация расслабляет — вот и все. Вот и все! — навзрыд мысленно повторила она.        Напрочь забыв о телефоне, о своих планах, Карен застыла посреди комнаты, не в силах пошевелиться. Боже! Никогда ей не было так плохо. Впрочем, ошиблась: все стало гораздо хуже, когда раздался голос отца:        — Дочь!        Земля ушла из-под ног. В леденеющем теле ей стало настолько жарко, что под мышками тотчас образовались темные пятна.        — Дочь! Подойди-ка!        Карен поняла, что едва дышит — еще чуть-чуть, и умрет от асфиксии. И пусть!        Зачем она отцу там? Что он может хотеть обсудить прямо сейчас?        — До-о-чь! — уже настойчивее, вашу мать.        Бросив полотенце и телефон на кровать, Карен одернула футболку и вышла в коридор. Сделав несколько шагов (как жаль, что до гостиной недалеко), она увидела затылок отца, смотрящего на смазанный стоп-кадр, в силуэтах на котором, однако, угадывался сидящий на диване немолодой мужчина и обнаженная девушка лет двадцати, отсасывающая ему, стоя на коленях.        — Другое дело, — довольно протянул Стюарт. Сумев оторваться от экрана, Карен заметила, что он разглядывает ее. Взгляд неприятный, маслянистый, прямо-таки забирающийся ей под одежду, под кожу. — Помытая. Чистенькая, как ангел.        После этих слов Карен почувствовала себя самым грязным человеком на планете. Он прямо-таки измазал ими ее лицо…        Холодные капли, сорвавшиеся с кончиков волос, упали за шиворот, рассекли спину, словно плеть.        А на экране телевизора послушная дочка все еще сосала…        — Садись. — Стюарт призывно постучал ладонью по дивану.        Внутренности перевернулись.        — У меня нет времени, — сглотнув, бросила Карен. Наполнившийся слюной рот пересох в тот же миг.        — Удели папе пять минут, — процедил отец, старательно изображая ласковость. Он разозлился, от этого воздух стал колючим.        Карен вдохнула бы, чтобы собраться с силами, но легкие, кажется, отказали. Грудь жгло.        Сквозь мерещащийся ей туман она посмотрела на входную дверь и двинулась вдоль журнального столика, представляя, что собирается уйти, — так легче.        Только сев на диван, Карен поняла, что не надела белье. Блять! Собственная уязвимость стала в разы ощутимее. А телевизор прямо перед ней…        — Вы, детки, такие глупые, — промурлыкал Стюарт. Он наклонился, тем самым заставив Карен вздрогнуть, но всего лишь для того, чтобы положить пульт на стол. Изображение исчезло с экрана, сменившись чернотой. Карен на всякий случай плотнее сомкнула колени, чтобы в отражении отец не увидел того, что между ними. Господи! Промежность прямо-таки свело. — Вы не понимаете родителей, не хотите по-хорошему. Вынуждаете ругаться.        Карен смогла лишь выдавить подобие улыбки в ответ. Признаться, она и не слушала толком, что говорит отец: ее внимание приковали к себе пятна на его штанах. Вязкая, как белок яйца, жижа уже начала впитываться в ткань.        — Я забочусь о тебе, — продолжил Стюарт, — а ты так меня расстраиваешь.        Широкая ладонь отца, еще мокрая от пота (хоть бы от пота), легла на колено Карен. Зачем? Почему он так близко? Если в прошлый раз удушающая паника заставила ее двигаться, сейчас — обездвижила. Ступор. Девушка уставилась на покрытую седыми волосами мужскую руку, она все поверить не могла, что видит ее, что чувствует тепло.        — Ты уже взрослая.        Блять, блять, блять… Карен не знала, как набралась смелости посмотреть на отца. Крошечные черные точки, утопающие в красноте капилляров, испещряющих его глаза, двигались, дотошно исследуя ее лицо без косметики, с родинками у губ и еле заметными красноватыми прыщиками на щеках. А пальцы, покоящиеся на колене, чуть сжимались и разжимались снова и снова, снова и снова. Она каждое малейшее надавливание чувствовала, оно отзывалось дрожью глубоко внутри.        — Ты скоро начнешь нравиться мужчинам, — будто бы решив сесть удобнее, Стюарт повернулся к дочери, плечами загородил виднеющуюся входную дверь; его рука по инерции сместилась, мизинец задел край ее футболки, — а с мужчинами нужно уметь быть покладистой.        Карен не смогла двинуться, к дивану пригвоздило, но она задышала часто-часто. Воздуха не хватало катастрофически. Кому молиться-то, чтобы сработало и помощь пришла?        — Дать тебе несколько советов?        Тело скрутило до желания выбраться из него, как из узкого ущелья, давящего на каждую выпирающую косточку. Словно не умещаясь в нем, Карен вскочила на ноги, жадно вдохнула, кажется, с шумом. Рука отца будто бы случайно скользнула вверх, и она ощутила его пальцы… Доля секунды. Не прикосновение даже, но она отчетливо почувствовала жар, исходящий от чужой шершавой кожи. Как и он.        В испуге Карен отшатнулась. Оступившись, неуклюже распростерла руки, чтобы не упасть. Если упадет — конец.        Мир расплылся. Остались только глаза отца, от сального взгляда которых было не оторваться.        Уперев ладони в бедра, Стюарт начал подниматься, когда в дверь постучали.        — Я открою! — потеряв контроль над голосом, выкрикнула Карен.        Обойдя диван, как зараженную зону, она подскочила к двери, не глядя в глазок, распахнула и, едва завидев знакомую оранжевую куртку, едва почувствовав тот самый запах, которым пах Кенни, прижалась к нему всем телом, застонав от усталости. В нос попали шерстинки меха, венчающего его капюшон, но это не помешало раствориться в долгожданном чувстве защищенности. Все, что важно, — его дыхание, толкающееся в ее грудь, истерзанную истерично бьющимся сердцем.        Недоуменно оглядев гостиную, Кенни бережно взял сестру за плечи, отодвинул ее от себя; чуть присев, чтобы смотреть в глаза, заглянул в неестественно белое лицо.        — Случилось что-то? — вроде бы просто поинтересовался, но рычащие нотки выдали готовность рвать.        Карен помотала головой, но ее глаза, заслезившиеся, остались впавшими в темные глазницы, выдающими страх.        — Пойдем в дом, а то простудишься, — мягко подтолкнув ее, Кенни шагнул вперед. Его строгий взгляд перестал быть взглядом старшеклассника — стал взглядом мужчины, жаждущего и способного защитить свою семью от любой угрозы. — Все хорошо, пап? — с нажимом спросил он.        — Да, — сквозь отрыжку отозвался Стюарт. Он безмятежно переключал каналы один за одним и, кажется, собирался уснуть.        Кенни кивнул и, небрежно оглядев сестру, ладонями пытающуюся унять стучащее сердце, скинул обувь и направился к своей комнате. Если поговорить с ней и удастся, то наедине.        Карен поплелась за ним. Опустив глаза в пол, она завороженно смотрела на пятки брата, пытаясь не думать ни о чем, до тех пор, пока не свернула к себе. Как обезумев, поспешно нырнула в корзину с одеждой (туда было свалено все не слишком громоздкое), выудила первые попавшиеся трусики и влезла в них, словно в доспехи. Облегчение вскружило голову.        Однако хлипкая дверь не захлопнулась: ладонь Кенни легла на покрытую трещинами деревянную поверхность. Выражение его лица сделалось беспокойнее, когда он заметил, сколь изящным движением Карен натягивает белье. Так быстро, что мелькнули лишь складки футболки. Блять, до опасных последствий сексуальная.        — Откуда? — закрыв за собой дверь, коротко спросил он и указал на колени сестры.        Она не сразу поняла, о чем речь, посмотрела вниз.        — Ударилась, — выговорила, несмотря на желание упасть.        — Если это сделал этот урод… — Гнев перерос в ярость за одно мгновение.        — Нет, нет, нет! — поспешила убедить Карен. Ни к чему Кенни ругаться с отцом: ничем хорошим это точно не закончится, учитывая, насколько дикими могут быть оба. — Все в порядке. Правда. Я просто… — она помедлила, — просто не люблю, когда он дома. — Карен нервно дернулась, но скрыла это, обняв себя за плечи        Кенни смотрел на нее, поджав губы. Ответом явно неудовлетворен.        — Иди ко мне. — Он умел не только злиться как никто, но и как никто умел любить. Вздохнув, с неуверенностью вытянул руку, но Карен порывисто схватилась за нее и виском прижалась к груди брата. Более близкого и понимающего человека сейчас не существовало.

***

       Сон не шел. Обычный день оказался слишком насыщенным, да и ворчание родителей, доносящееся из-за тонких стен, мешало. На самом деле, если вслушаться, можно разобрать почти каждое слово. Кенни принципиально не вслушивался, даже, вставив наушники, на порнуху попытался отвлечься, но, дернув вялый член несколько раз, понял, что настроение не то.        Родители говорили что-то о наркоте… Вероятно, отец вновь собирается ввязаться в какую-то сомнительную авантюру (когда-нибудь он сядет, чем разобьет сердце жене и дочери). Это доказывали его попытки открыть дверь спальни, чтобы уйти, которые упрямо пресекала мать: ее не устраивает перспектива разделить тюремную камеру со Стюартом, если в их доме полиция обнаружит что-то запрещенное, а он частенько ныкал по углам всякую дрянь.        Мерно дыша, Кенни смотрел на потолок, ожидая, когда шум стихнет: либо отец свалит, либо займет себя бухлом. Правда, в последнем случае наступит весьма относительный покой — неплохо бы запереть дверь.        В детстве Кенни казалось, что его неблагополучная семья — такая же, как другие; беднее, да и только. Все родители ругаются между собой, некоторые выпивают тоже (Рэнди Марш мог бы посоревноваться со Стюартом Маккормиком в умении держаться прямо после нескольких бутылок спиртного). Теперь же он ясно видел одно важное отличие: в этом доме небезопасно. Перепуганные глаза Карен убедили в тысячный раз. Глупышка наверняка даже не понимает, чего именно ей нужно опасаться (если думать об этом, можно сойти с ума), но подсознательно чувствует флюидами исходящую от отца угрозу. Стюарту может взбрести в голову избить ее, если ему что-то не понравится в ее крутом нраве… Этих мыслей Кенни не хотел допускать, не хотел представлять лицо сестренки, до неузнаваемости опухшее от синяков и кровоподтеков, каким бывало лицо мамы, но ему вспомнилось, как парни в школе смотрели на нее, как его собственный взгляд цеплялся за особенно выдающиеся детали ее нового образа и как он злился. Если отец разозлится так же…        Дверь, еле слышно скрипнув, приоткрылась. На потолке возникла полоса света. Успев запаниковать, Кенни повернулся к ночному гостю.        Возглас отца ворвался в комнату:        — Ты меня доводишь, чтобы я вас всех прикончил и сел, да, сука?! — Стук и женский вскрик. — Дрянь! Гнида!        — Что такое? — Скинув с торса одеяло, Кенни резко сел, готовый сорваться с места, если нужно.        Карен не ответила. Она поспешно закрыла дверь, чтобы заглушить исступленность родителей, предусмотрительно задвинула задвижку и по полумраку двинулась к кровати брата. Так ничего и не сказав, опустилась на край.        Какое-то время Кенни смотрел на ее затылок (ссутуленная, волосы растрепанные, будто она ворочалась и ворочалась), а затем Карен, молча приподняв одеяло, прикрывающее голые ноги брата и его белые боксеры, забралась в постель. Холодными стопами задела его стопы, от чего тот вздрогнул, и решительно прижала к ним пальчики и пятки, чтобы согреться.        — Можно я останусь здесь? — шепотом проговорила Карен, щекой нащупывая теплый уголок подушки. Как только она более или менее устроилась, чужое дыхание расшевелило волосы.        — Тебе страшно? — так же тихо спросил Кенни, наклонившись к ее уху. Шум все не стихал, поэтому лучше не подавать признаки жизни.        Пусть и не сразу, но Карен слабо кивнула.        Кенни сконфуженно погладил ее по плечу (хотел бы по щеке, но почему-то не стал) и, натянув на их тела одеяло, лег рядом. Пододвинувшись, она лопатками коснулась юношеской груди, и он ощутил тепло, какое никогда не ощущал в этой кровати.