***
— Вот… — Пара нехитрых манипуляций — в раковину хлынула вода. — Тут вот холодная, теплая… — Айк потер ладонью вспотевший лоб, что не ускользнуло от взгляда Карен. Она ободряюще кивнула, сдержав смешок. Зрелище презабавнейшее: младший Брофловски, занимающий почти всю ванную комнату, терялся, будто ребенок в незнакомой обстановке, и до абсурда нелепо инструктировал ее, как пользоваться всеми имеющимися здесь приспособлениями. — Я полотенце принес, — сообщил Кайл, заглянув в ванную, — Если решишь принять душ, можешь воспользоваться. Он не нервничал так же сильно, как Айк, но испытывал неловкость тоже. Более всего они походили на нерадивых родителей, впервые столкнувшихся с необходимостью самостоятельно справляться с новорожденным, — умилительно. — Ей и одежда понадобится, — после некоторых раздумий сообразил Айк. — Притащу шмотки нашей ма… — не закончив мысль, Кайл нервно усмехнулся. Айк поддержал его таким же неуверенным смешком. — Что-то из моих вещей, думаю, подойдет, — заключил он, оглядев девушку: Карен худенькая, на полторы головы ниже, со столь же узкими плечами и бедрами. — Может, мои? — Айк не спросил даже — безапелляционно констатировал, какую-то очень важную мысль транслируя брату, выразительно смотря на него в упор. — Вот! — Повернувшись к стопке выстиранных вещей, Айк поспешил достать вчетверо сложенную футболку и вручил ее Маккормик. — Возьми, пожалуйста. Она развернула белое с салатовым полотно, крепко засомневалась в том, что миссис Брофловски больше, чем вещи ее пасынка, но все равно расплылась в улыбке, когда, увидев надпись «South Park» и красующуюся двойку посередине, испытала чувство отдаленно похожее на гордость. Форма Айка. Вау… — Спасибо, — пролепетала Карен и, приложив футболку к груди, повернулась к зеркалу. В отражении заметила Кайла, лицо которого приняло самое что ни на есть хитрое выражение. Он толкнул брата бедром — тот, насупившись, толкнул локтем в ребра. — Оставим тебя, — сдержав рвущийся изо рта смех, Кайл выволок Айка из ванной. — Зови, если что, — напоследок бросил Айк. — Я помогу! — Последнее, что увидела Карен, — его густо покрасневшее лицо: понял, что наговорил глупостей, разволновавшись. Оставшись наедине с собой в достаточно просторном, на самом деле, помещении, если тут не толпятся Брофловски, она, вздохнув, огляделась. Эта ванная комната разительно отличалась от ванной в ее доме, как размерами, так и… черт возьми, всем! Взгляд зацепился за обилие кремов, гелей и каких-то хитроумных приспособлений, совершенно точно необходимых каждой девушке. Блин! Карен хотелось испробовать все. Забраться в джакузи, на которую поглядывала с опаской, потому что ни за что не осмелилась бы воспользоваться этим замысловатым устройством с множеством кнопок без соответствующих указаний; выдавить на себя несколько тюбиков с самыми сладкими запахами и провести ночь, борясь с пузырящейся пеной, грозящей хлынуть через край. Однако для себя она решила, что всё полагающееся Карен Маккормик в доме Брофловски — вода и футболка Айка. Проверила дверь, вдруг вспомнив о мерах предосторожности, разделась и забралась в душевую кабину. Вода, покатившаяся по телу, согрела и размягчила кожу, смыла остатки опьянения, когда Карен подставила под приятно щекочущие струйки макушку, следом — затылок. Только вот вместе с просветлением пришло осознание, что же все-таки случилось и стало… мерзко. Как бы она ни старалась отмыться, не удавалось выскрести из головы воспоминания об увиденном, а из себя — пальцы Кенни. К паху страшно прикасаться — кажется, что это его руки, и он вот-вот сделает ей приятно снова. Блять! Сама же захотела, сама позволила… Как теперь находиться с ним под одной крышей и делать вид, что все хорошо (никогда не было хорошо и уже не будет)? Возможно, они станут теми братом и сестрой, которые будут запираться в комнате, чтобы ласкать друг друга, будут ждать ухода родителей чтобы заняться сексом. От этих мыслей передернуло, но отвращение не помешало возникнуть возбуждению. Боже, ее заводит это… Вывод: мы точно переспим. А это, блять, заводит еще больше! Зазвонивший телефон отвлек Карен от рассматривания пальцев ног. Мокрыми ладонями стерев с лица капли и остатки косметики, она выключила воду и потянулась к мобильнику. — Майк? — Да. Голос, ответивший ей, — голос человека предельно уставшего, не слишком трезвого человека. Расслышав шум бара на фоне, Карен занервничала: Майк наверняка недоволен тем, что Маккормик ушла, ведь он мог завершить вечер с ней. — Малышка, я думаю, что тебе не стоит посещать то мероприятие, на которое я тебя пригласил. — Что? — Стало так холодно, что выступили мурашки. Голыми стопами наступив на кафель, Карен ухватилась за полотенце, чтобы согреться хоть немного. — Почему, Майк? — Принялась излишне дотошно растирать плечи, грудь, живот. — Из-за того, что ушла, да? Мне стало нехорошо — прости, пожалуйста… — Дело не в этом. — В деньгах? Я достану. Клянусь, достану… — Карен, все готово, — сухо обозначил Маковски. — Вечеринка состоится завтра, в полдень. Ты не успеешь собрать нужную сумму, и это к лучшему, поверь мне. — Успею! — выпалила Карен, стиснув телефон так, что он начал выскальзывать. — Дай мне адрес. — И, услышав лишь тишину, повторила, за напускной строгостью пряча дрожь: — Майк, дай мне адрес! Чувство обиды сменилось злобой — такой злобой, какую она не испытывала прежде. До конвульсий, до жжения в груди и тумана перед глазами. Она столько сделала… столько стерпела ради сраной тусовки. Если не окажется там, то все зря. Если не окажется там, то будет обычной вороватой шлюшкой. Майк, громко дыша, молчал еще какое-то время. — Увидишь в общей рассылке. Карен не успела расслабленно выдохнуть, как он сбросил вызов. Морщась от негодования, она посмотрела на экран и заблокировала телефон тоже. Несколько минут потратив на вытирание волос, которые так и сыпались на пол из-за ее чрезмерного усердия (пришлось собирать их, ползая на четвереньках), Карен надела футболку Айка и взглянула на собственное отражение. Что ж, из его формы получилось достаточно длинное платье — можно носить без шортов, а плотная нашивка на груди прикрывает соски; словом, выглядит пристойно. Из кучи своего тряпья, пропахшего потом и бухлом — позорище: в таком виде ее встретили Брофловски — выудила нижнее белье, но надевать не стала, припомнив, чем перепачканы трусы, а соблюсти гигиену все же важно (каждая девочка знает): денег на лечение у нее нет и не будет. Нет и не будет… Эта мысль прозвучала как приговор. Сука, Кенни! Чтоб тебя! Мог бы заплатить за то, что показал свой член сестре — возместил бы все те деньги, которые спустил в унитаз, но, разумеется, он не поступит так, собственноручно не сделает из нее проститутку, да и, честно говоря, хватило Стотча. Наконец, выйдя в коридор, Карен картинно кашлянула, на что сразу же среагировал Айк. Он выглянул из своей комнаты и направился к соседней. — Мы… Я приготовил для тебя постель. — Он открыл дверь и пропустил Карен вперед. — Спальня родителей, — декларировал не без гордости. — Чувствуй себя как дома. Как дома в месте, похожем на пятизвездочный отель. Иронично. — А ты уже ложишься? — спросила и в очередной укорила себя за бестактность, быть дурой рядом с Айком входит в привычку. — Позалипаю в комп, — мельком глянув на нее, пожал плечами. — Можно с тобой? — Карен поспешила положить свои вещи на край кровати и обернулась к Айку, округлив глаза, умоляюще посмотрела на него снизу вверх. Что-то хорошее за сегодня! Господи, пожалуйста! — Конечно! — воскликнул юноша и, одернув себя, улыбнулся чуть сдержаннее. — Я постеснялся предложить, если честно. Карен просияла. Удивительно: одноклассник делает ее искренне счастливой такими вот мелочами, с ним почему-то не нужны роскошные вечеринки, да и можно быть собой: без макияжа, скрывшего бы несовершенства, растрепанной, с каплями воды на кончиках волос и распаренной до красных пятен кожей. Правда, Карен предпочла не размышлять об этом слишком много. Комната Айка не оказалась такой же безупречной, как спальня его родителей (сразу видно: тут живет подросток), но здесь уютно как нигде, и этому не мешают ни небрежно брошенная хоккейная форма на полу, ни упаковки из-под чипсов и обертки от шоколадных батончиков на столе. — Я думаю, тебе будет не очень интересно наблюдать за тем, как я играю, — сообщил Айк, подойдя к компьютеру, чтобы выключить. — Можем посмотреть что-нибудь или… — Он вдруг спохватился: — Ты голодная, наверное? Сейчас принесу то, что мама наготовила — там целый холодильник со всякими… — Я не голодна, — прервав восторженную тираду, сказала Карен. Она продолжала осматриваться до тех пор, пока взгляд не зацепился за стоящую в углу клюшку — ту самую, которую нес Айк, впервые провожая ее до дома. — Айк, можно подержать? — она несмело указала на нее. — Разумеется! — Не дав девушке даже пошевелиться, Айк метнулся к клюшке и протянул ее ей. — Осторожно: нелегкая. Карен взялась за побитую частыми тренировками рукоятку, кое-как управившись с громадиной, по высоте равной ее росту. — Видишь, вон те вмятины на стенах? — Айк продемонстрировал трещины у безжалостно разбитого плинтуса. — Я тренировался забивать, пока не отхватил от отца. — Он усмехнулся, и Карен, смотря на него, улыбнулась тоже. Айк Брофловски… Разговаривая с ней, он не пялится на то, что привлекает в ней всех парней, — только в глаза. — Хочешь попробовать? — Внезапный вопрос ошарашил. Не дожидаясь ответа, юноша подошел к столу, взял шайбу и расположил у ног девушки. — А как же твой папа? Уверена, мистер Брофловски будет зол. Однако, как ни странно, Айка это известие ничуть не покоробило. — Ну и что? — непринужденно бросил он. Карен не придумала «что»: видимо, злость в их семьях выглядит по-разному. — Возьми правильно. Не подходя близко, хотя, казалось бы, лучший момент для ненавязчивых соприкосновений, Айк расположил клюшку в послушных руках Карен, ласково взяв за локти (не за талию), отодвинул ее саму. Она, не скрывая изумления, наблюдала за ним, напрочь позабыв о предмете, который держит: даже не попытается невзначай обнять? — Пасуй, — отодвинувшись, распорядился Айк. Карен, тряхнув головой, сконцентрировалась на шайбе перед мысом клюшки, завела ту назад, как делают гольфисты, над чем Айк, прикрыв рот ладонью, тихо-тихо посмеялся. — Не бей — толкай, — подсказал он. Карен сосредоточилась. Толкнула. Предусмотрительно не стала вкладывать силу в удар, но шайба сдвинулась с места и по скользкому полу, расчерченному следами от нее же, бодро покатилась к стене. Азарт захлестнул. Вот бы попасть! И… раздался гулкий стук. Коснулась! Карен непроизвольно пискнула. — Вау! Отлично, Карен! — воскликнул Айк и захлопал в ладоши. — С первого раза! Ты такая молодец! Она, притихнув, отвела взгляд. Он так радуется сущей мелочи… Айк, продолжая хвалить девушку, подобрал шайбу, но Карен едва видела его и почти не слышала. Когда он обернулся к ней, трясущейся от подступающих рыданий, улыбка сползла с его губ. — Ты чего? — обеспокоенно спросил он, заметив, что она, всхлипывая, растирает по щекам слезы. Приблизился, но лишь развел руками, в растерянности остановившись перед ней. — Я что-то не то сказал или сделал? Если так, прости меня. Я не… Карен покачала головой и, вдохнув булькающим носом, шагнула к кровати, села на край (сил стоять уже нет). — Просто… — Совсем непросто. Она и сама не поняла, почему расплакалась. Все накопившиеся эмоции почему-то превратились в слезы, которые хлынули именно сейчас, когда кто-то обошелся с ней не так, как другие. Похвалил не за развязность, не за хороший отсос… О, ей хотелось бы обвинить во всем кого-то одного (хоть кого-то), но никто не виноват, да и сама ни при чем: возникли определенные обстоятельства, которые привели к определенным последствиям. Какое-то время потоптавшись рядом, Айк все же опустился на корточки, снизу вверх посмотрел на замученное лицо девушки перед собой. — Скажи, как тебе помочь, — полушепотом произнес он. — Карен, пожалуйста. — Несмело коснулся ее сложенных на коленях рук, но позволил себе только лишь погладить ее тонкие пальчики и тут же убрал. — Я совсем не знаю, что делать. Она то ли обреченно хмыкнула, то ли негромко хихикнула. — Ты очень хороший, Айк Брофловски, — еле слышно проговорила Карен и судорожно вздохнула. — Прямо-таки слишком. — Могу рассказать, какие гадости делал, если тебя это обрадует, — его смущенная улыбка стала ухмылкой. Карен издала смешок, больше похожий на стон. Слезы еще текли, но она почувствовала, что понемногу берет себя в руки. — Не верю, что ты способен… — Девушка, с которой я встречался, покончила с собой, спрыгнув с крыши. Карен посмотрела на непроницаемо серьезное лицо Айка, ее глаза округлились, но спустя миг она рассмеялась. — Ты меня разыгрываешь, — проговорила сквозь смех и слабо толкнула Айка в плечо. Кажется, впервые коснулась его сама, пусть и так — он все равно заулыбался. — Как бы то ни было, ты развеселилась, — с удовольствием заключил Брофловски. Она глубоко вдохнула, опустила взгляд на ноги и по привычке натянула низ футболки на колени. Айк так и не оторвался от разглядывания ее глаз. — Просто… — начала снова. — Кенни… Знаешь, он… Даже вспоминать о случившемся неловко — сказать о случившемся, пусть и завуалированно, не выйдет: сердце разорвется. — Неважно, — подытожила она, хлопнув себя по бедрам. Поставила точку, да? — Кенни — мой брат, и я буду любить его, каким бы он ни был. Прежде приносящая уверенность мысль стала пугающей: Кенни и Карен связаны. Они могут поссориться, прекратить общение и, повзрослев, разъехаться по разным городам даже, но ничто не сделает брата незнакомцем, каким может стать любой другой. А свершенное им сегодня останется фактом, с которым придется жить. Разве что воспоминания об этом можно заменить новыми, более яркими, а прикосновения его рук стереть с тела чужими руками. С губ — губами… — Спасибо, что поддержал, — слабо улыбнулась она. — Ты можешь положиться на меня, Карен. — Айк заговорил так же тихо. — Ты нравишься мне, и мне хочется, чтобы у тебя все было хорошо. — Нравлюсь? Айк замешкался, но юлить все же не стал: мальчишество неуместно, раз проговорился. — Нравишься. Карен ждала, что он заговорит, скажет еще хоть что-то, но Айк молчал и лишь смотрел на нее, да так, что становилось не по себе: слишком серьезный, слишком взрослый — куда как взрослее, чем те, кто видел только находящееся между ног Маккормик. — И ты хотел бы… — она запнулась, — хотел бы встречаться со мной? Спать? — Дыхание перехватило. — Или поженимся в будущем, может? — Она нервно усмехнулась и мысленно ударила себя по лбу: совсем сдурела и говорит то, что думает, без разбору. Уголок губ Айка пополз вверх. — В принципе, я не откажусь ни от первого, ни от второго, ни от третьего, но только в таком порядке. Карен попыталась улыбнуться в ответ, но почему-то не получилось. — Я бы предпочла пропустить некоторые шаги, — положив руки на кровать, чуть подалась вперед. — Хочешь сразу перейти к свадьбе? — рассмеялся он. Она покачала головой. Сама не поняла, как и в какой момент наклонилась, чтобы поцеловать. Вышло как-то нелепо… Неуверенность сделала ее губы каменными, непослушными, а лицо горит так, что вот-вот станет больно — заплачет снова. Но робость мучала ровно до тех пор, пока Айк не ответил ей. Карен ощутила влажность его теплых губ, на которых, будто лед, растаяли собственные, мягкость языка, едва-едва соприкоснувшегося с ее — сразу же, показалось, ударило током. Жар смутил… Карен не смущалась настолько сильно прежде, никогда не терялась вновь и вновь, едва обретая контроль над происходящим в ее рту. Она несмело коснулась затылка юноши, пальцами перебрала жесткие волосы просто потому, что должна была их чем-то занять, и, под его усилившимся напором потеряв равновесие, опустилась на лопатки. Вес тела Айка придавил Карен к кровати, возникшее возбуждение сделало ее движения скованными. Низ живота потяжелел — так и хочется раздвинуть ноги, чтобы снизить распирающее давление. — Карен… — прозвучало вдалеке, на секунду прервав бесконечно длящийся поцелуй, забирающий всю ее у себя самой. И снова: — Карен. Она приподняла еле подчиняющиеся воле веки, взглянула на неожиданно близко оказавшееся лицо напротив: Айк лишь на сантиметр отпрянул от ее губ, чтобы говорить. Его дыхание обожгло ноздри, Карен вдохнула несколько его выдохов. — Ты… — Он, приподнявшись на руках, опустил взгляд. Карен только сейчас, проследив, заметила, что во внутреннюю сторону одного из ее несуразно разведенных бедер упирается его затвердевший член. — Ты дрожишь. Пожалуй, нам не стоит… — Я хочу. — Она лишь отдаленно понимает, о чем говорит, но тело так ноет, и голова кругом… Если не сейчас, то когда? — Послушай, нам вовсе не обязательно вот так сразу. Это не совсем… Я не привык. — Слова давались Айку с трудом: отвлекается на случайные прикосновения чужих коленей к бокам и ищет в себе силы не стянуть свою футболку с тела девушки, нагло скрывающую ее от него. Правда, и без того он безотчетно изучал живот Карен, ребра, щекоча, мягкую — умопомрачительно мягкую — грудь, призывно толкающуюся в ладони. — Мы можем попробовать сначала… — Почему мы не должны, если оба хотим? Ее вопрос озадачил, поставил в тупик, что уж. Айк ответил на него, озвучив лишь: — К черту всё! Он припал к ее губам вновь, с жаром впился в них, истерзал всего за несколько мгновений. Из мира собственных рваных вдохов и полустонов возвращаясь к реальности, Карен пыталась, забираясь под одежду, гладить его спину, обнимать, целовать тоже: чуть колючие щеки, шею, горячие плечи, но сознательность то и дело ускользала. Кажется, она захмелела вновь. А вот каждое действие Айка выверено — никакой небрежности, он не ошибается, несмотря на одолевающее его желание коснуться каждого — каждого-каждого — участка женского тела. — Подожди немного… — выдохнул Айк. Отстранился, слез с нее. Возникшая легкость показалась Карен неестественной, нежеланной. Она, изогнувшись, бессознательно потянулась за ним, и только сейчас заметила, что полностью обнажена. От этой очевидной другим собственной доступности стало неловко: еще никто не видел ее без одежды. Карен стыдливо свела ноги (наверняка, как и в случае с пенисами, ничего привлекательного между ними, на самом деле, нет), приподнялась на локтях, почувствовав сладковатый запах выступившего пота. Раскраснелась. Впрочем, Айк на ее растерянность не обратил внимания. Добравшись до комода, извлек оттуда пачку контрацептивов. Конечно же! Брофловски не так глуп, как Маккормик, которой в голову не пришло, что понадобится защита: она готова была дать ему, не задумываясь о последствиях просто потому, что, хоть и волнительно, хочется поскорее… Карен отодвинулась к изголовью кровати, чтобы освободить место для Айка. Безучастное ожидание ласк взволновало, как и его вид. Она и не думала, что в действительности мужское тело, такое большое и сильное, может заводить. Но взглянув на стоячий член, оттягивающий спортивные штаны юноши, Карен почему-то ужаснулась мысли, что позволит ему оказаться внутри. И совершенно разуверилась в принятом решении, когда Айк, беззастенчиво приспустив ткань, принялся надевать презерватив. Так уверенно и даже… буднично. Мальчик, который стеснялся заговаривать с ней, сейчас был решительным, то ли старался выглядеть таковым, чтобы не пугать. И это работало! Волнение стало трепетом, трепет — желанием. Страх остался в отдалении — в горячем воздухе между ними только страсть. Кажется, Айк позвал ее — Карен не услышала ни этого, ни других сказанных им слов, заданных им вопросов. Тяжело дыша, она смотрела на его член, думая о том, что ей нравится, как он выглядит: аккуратный, как в порно. Когда Айк направил его и плавно вошел в нее, Карен, еще толком не почувствовавшую ничего, захлестнуло такое количество эмоций, что она, не сдержавшись, закричала в мужское плечо и упала на ту же глубину, в которую погрузился он.***
Проснувшись, Карен смогла насладиться обволакивающим теплом всего лишь несколько секунд — совсем скоро она вспомнила, что произошло ночью, и сообразила, что привидевшиеся ей сцены далеко не из кино. Прежде расслабленное тело охватила дрожь. Едва разлепив глаза, она приподняла одеяло, оглядела покрытый мурашками плоский живот, пах и робко развела бедра, приподнимаясь на локтях. Ничего… Кроме самой себя и мятой простыни под собой она не обнаружила ничего. Приподняв ягодицы, ладонью дотошно исследовала кровать, но… ничего. Знания Карен о дефлорации ограничивались информацией, полученной из сериалов про подростков, где в первый раз непременно было больно и проливалась кровь. Почему же она лишилась девственности как-то иначе? Даже удовольствие получила (вроде бы), хотя ей полагалось выть. Промежность, правда, ноет, будто внутри побывал бур, ноют и мышцы ног, рук, болит пресс… Господи, Айк вертел ее, как блины на сковородке. Что ж, вот тебе и новое откровение, Карен Маккормик, — Брофловски тебя «отжарил». Она тихо хихикнула и вспомнила, как расплакалась, когда, кончив, Айк вышел из нее и крепко обнял, повалив на кровать (мокрый презерватив прижался к пояснице — стало щекотно). Не от горя или счастья, а… почему-то. По щекам скатилось несколько слезинок, после чего Карен, вымотанная, уснула. Засыпать в мужских объятиях ей показалось самым приятным, что случалось с ней когда-либо, — приятнее, чем секс. Сам секс, что удивительно, не показался ей запредельно приятным процессом (возможно, дело в неопытности: вспоминая, как смиренно замирала, когда Айк начинал двигаться в ней чуть быстрее, Карен хотела отвесить себе подзатыльник и обозвать бревном), но осознание, что попробовала, дарило какое-то особенное чувство — будто побаловала себя лакомством, предназначавшимся кому-то другому. Карен мотнула головой и облизнула пересохшие губы. Нахмурившись, чтобы сосредоточиться на более насущном вопросе, она продолжительное время посвятила рассматриванию своих раздвинутых ног, судорожно размышляя над тем, куда делась плева. Может, случайно порвала себя сама во время мастурбации (из любопытства несколько раз она использовала в качестве вибратора собственный телефон). Может, Кенни был неосторожен вчера? Он проник глубже, чем могла Карен, и действовал он куда решительнее, будто бы не боясь навредить (может, предположил, что далеко не первый). Если так, было бы кошмарно! Впрочем, не настолько кошмарно, как если бы выяснилось, что кто-то посягнул на нее… в далеком прошлом, которого она и не помнила. Боже! Папа не стал бы! Нет, не стал бы! Не в силах выносить эти мысли, она, выпрямившись, расположилась на краю кровати, натянула футболку, обнаружившуюся под ногами, и наконец осмелилась посмотреть на лежащего к ней спиной юношу. Судя по мерным вдохам и выдохам, Айка не разбудили ее шевеления. Тем лучше: даже на его расцелованные ею плечи и взъерошенный затылок смотреть сложно, в глаза — будет невозможно. На цыпочках выскользнув из комнаты младшего Брофловски, Карен пробралась в спальню старших. Отчаянно хотелось в душ, но перво-наперво она взялась за телефон. Внимание привлек новый чат с емким названием «Пир». Вот оно… Задрожав от предвкушения, Карен смахнула все сообщения вампиров и сосредоточилась на изучении приложенной карты, на которой был проложен путь от Южного Парка до загородного дома, в котором, по словам Майка, все готово к грандиозному празднику. Если верить указанным цифрам, то дорога займет не меньше двух-трех часов при условии, что Карен возьмет такси, денег на которое у нее, однако, нет. Как, собственно, и на вечеринку! Блять! От мелькнувшей в мыслях идеи попросить у Брофловски она отмахнулась сразу же. Если бы она не переспала с Айком вчера, то, быть может, рискнула бы, но не теперь, когда ее поступок он точно расценит как низость. Видимо, придется обратиться к отцу… — Дерьмо! — выплюнула она. Их встреча и без того неизбежна, ведь нужно переодеться, но общение с ним хотелось свести к минимуму, да и времени сюсюкаться с пьяным ублюдком нет. — Как, блять, быть? Карен оглядела комнату, шкаф и комод, в ящиках которого могло лежать что-то более ценное, чем нижнее белье Шейлы Брофловски… — Ну это перебор! — озвучила она. Осталось докатиться до кражи столового серебра, принцесса. Предпочтя не ломать голову над нерешаемой задачей, Карен выбралась из футболки Айка и, морщась, натянула не первой свежести белье, прокуренное платье, ногтями расчесала волосы — так удастся добраться до дома, где приведет себя в порядок. Самым поганым во всем этом было то, что она уйдет без объяснений. Плюс, ей предстояло расстроить Айка тем, что их запланированное на сегодня свидание откладывается. Если, конечно, ему все еще хочется пойти с ней на свидание… Добравшись до лестницы, Карен расслышала шум. Замедлилась, но одернула себя: она же не дома, где следует остерегаться каждого шороха. Спустившись на первый этаж, прикинула, что уйти незамеченной все же не выйдет — придется попрощаться хоть с одним Брофловски. — Привет, — натянув самую непринужденную улыбку, Карен заглянула на кухню. Кайл, вытерев руку о джинсы — единственное, что на нем надето, помимо носков, обернулся. — Привет, — улыбнулся в ответ. — Есть хочешь? Войдя, Карен отрицательно покачала головой и села на высокий стул у заваленной тетрадями, книгами и прочим барахлом барной стойки, делящей помещение. — Как спалось? — поинтересовался Кайл, продолжив заниматься приготовлением завтрака. Карен представилась возможность рассмотреть его покрытую бледными веснушками спину. Кенни был довольно щуплым, но под его кожей различим рельеф крепких мышц — Кайл совершенно не такой. Дрыщ — заключила она. И уж точно у Кайла мало общего с Айком. Наверное, у них как у евреев есть определенное сходство только в одном месте. Собственно, в это место уткнулся взгляд Карен, когда Кайл повернулся к ней. — Ты в школу собираешься? — спросила она, прослушав заданный им вопрос. Кайл кивнул. Поставив тарелку с залитыми молоком мюсли на свободное место, принялся убирать со стола учебники, изучению которых, видимо, собирался посвятить утро. В рюкзак отправился и его бумажник, по тонкости которого Карен поняла: Брофловски не пользуются наличкой — внутри только карты (так безопаснее). Вскоре единственное, что осталось на столе, — ключи от машины с брелоком в виде трезубца. Карен мечтательно вздохнула, глядя на них: сейчас ей не помешал бы спорткар Кайла — удалось бы, по-быстрому заскочив домой, рвануть загород. — Почему так рано встала? — сев напротив, спросил Кайл. — Могла бы валяться до полудня. — Появились планы, — отчеканила Карен и усилием воли заставила нервно покачивающуюся ногу остановиться. Постучала пальцами по столешнице. Отправив ложку в рот, Кайл из-под бровей посмотрел на девушку и еле заметно нахмурился. — Мы должны вручить тебя Кенни, — напомнил и улыбнулся, чтобы не прозвучало слишком грубо. Вот так учтивость… Кайл Брофловски — образец прилежности. Такой, как он, ни за что не согласится пропустить школу ради того, чтобы отвезти сестру друга на очередную пьянку. Плюс, после услышанного теперь глаз с нее не спустит до прихода Кенни. Блять, стоило занять язык чем-то более продуктивным, чем пиздеж. Карен пожала плечами, пластично прогнув спину, опустила подбородок на костяшки пальцев, посмотрела на юношу перед собой и кокетливо ухмыльнулась. — Вы же не станете удерживать беззащитную девушку силой? — Она беззастенчиво подмигнула открывшему рот Кайлу — тот так и замер с поднятой ложкой. Очухавшись, кашлянул. — Кенни такой наивный, оставил совсем юную сестренку наедине с двумя крепкими парнями. — Карен неторопливо поднялась, обошла стол и, подпрыгнув, уселась на него. От тарелки Кайла до ее ног сантиметров десять, а ключи от машины еще ближе — можно коснуться мизинцем. Что ты будешь с ними делать? Машина — это не двадцатка. Впрочем, Карен не собиралась воровать — ей хватит убедить Кайла подбросить ее до особняка вампиров. — В любой момент может произойти, что угодно, да? — Э… — протянул он, во все глаза глядя на девушку до тех пор, пока она не скрестила ноги, вложив в этот жест все изящество. — Мы же не животные, Карен. Крепкий орешек, блять! Стотч разглядывал все места, которые мог увидеть, а этот… — Разумеется, — чарующе улыбнулась Маккормик и откинулась на ладони. — Я просто подумала о том, что ситуация довольно пикантная… — Слушай, давай оставим этот разговор? — Румянец, выступивший на бледных щеках Кайла, оказался очень очевидным. — Мы не так хорошо знакомы, да и Кенни… — Я ни на что не намекаю, Кайл. — Вынуждая себя разглядывать его лицо, Карен сомкнула губы, втянув щеки, — самое невинное выражение, на которое она способна. — Я лишь рассуждаю. Нет ничего противоестественного в том, чтобы жаждать узнать вкус запретного плода, — ты знаешь об этом лучше других, ведь так? — Да, но не вдвоем же с братом, — нервно усмехнулся Кайл. Он встал, отошел к разделочному столу, переложил с одного места на другое какие-то столовые приборы: смелые доводы девушки все же произвели на него впечатление. Карен соскочила со стола и грациозно, будто охотящаяся кошка, приблизилась. — Так ты собственник? — промурлыкала она в его сильно выпирающие лопатки. — А как же эксперименты? Кайл обернулся и с недоумением обнаружил, что пути к отступлению перекрыты. — Я точно не стал бы экспериментировать, — он ухмыльнулся — кажется, это слово ему понравилось, — с младшей сестрой своего друга. — В первую очередь, я девушка. — Карен приподнялась на носках и, качнувшись, опустилась. Кайл не смутился, охотно проследил за ее глазами, скользнувшими по его вытянутым губам. — Вроде симпатичная. — Весьма. — Хотелось бы убедиться, — склонив голову, проговорила она полушепотом. Вздрогнула от неожиданности, ощутив на талии чужие ладони. — Ты так прямолинейна, — цокнув языком, не без наслаждения отметил Брофловски. — Не вижу поводов юлить. — Быстро моргнула несколько раз, позволив уголку губ приподняться. — Как скажешь, — Кайл, наклонившись, потянулся к ее улыбке. — Какого… Заслышав чужой голос, Карен вырвалась из рук Кайла, резко оттолкнувшись от его груди руками, сделала еще несколько шагов, пока взгляд не сфокусировался на оказавшемся в дверях юноше. Застыв в проходе, Айк шумно выдохнул. На Карен не посмотрел — его бешеный взгляд приковался к Кайлу, все негодование сосредоточилось на нем. Тот примирительно поднял руки. Карен успела с ужасом подумать о том, что испортила абсолютно все: если Кайл обвинит ее в случившемся (скажет правду по сути), то все, что сложилось между ней и Айком рухнет; но ему хватило дипломатичности, чтобы сказать лишь: — Айк, это недоразумение… Впрочем, произнести что-либо еще он не успел. В пару шагов преодолев расстояние до брата, Айк налетел на него, толкнул, едва сдержав желание ударить. — Гондон! — рявкнул, краснея. — Ты когда-нибудь научишься не трогать чужое?! Происхождение сказывается? — Следи за языком, ублюдок! — заводясь, выпалил Кайл, пихнул Айка тоже. — Я не стану лизать тебе зад, как мама! — Заткнись! — Очередной толчок, и с полки, в которую Кайл впечатался спиной, на кафельный пол посыпались, громыхая, чашки. Карен, оглушаемая вскриками и шумом, попятилась от эпицентра. Зрелище шокирующее: в идеальном мире Брофловски не должно было происходить то же, что происходит в доме Маккормиков. Вмешаться бы… Они точно уймутся, если увидят, что могут причинить вред девушке, да вот инстинкт по привычке вел прочь. — Давай! Въеби мне! — проорал Кайл, отвечая Айку теми же полу-ударами, которые наносил тот. — Кишка тонка, сопляк?! В Южном Парке даже лучшие рано или поздно теряют крышу. Или же дело не в городе, а в Карен… Она принесла свою грязь в этот дом, рассорила двух братьев, как когда-то членов своей семьи. Парализуемая ощущением собственной беспомощности она спиной наткнулась на барную стойку, обернулась. — Да я тебя по стенке размажу! Не задумываясь схватила ключи и, ведомая страхом, рванула в гостиную. Бежать! Подальше ото всего, что расстраивает. На улице она не увидела ничего, кроме алого пятна — манящий, будто гипнотизируя, автомобиль был припаркован у тротуара напротив дома. Совсем близко. Пробрал холод, и Карен, уверенно зашагав вперед, поспешила воспользоваться заполученными ключами. Будто крылья, расправились зеркала заднего вида, моргнули габаритные огни. Я не угоняю — беру напрокат! Эта мысль, повторяемая ей, как мантра, чтобы заглушить другие, не успокаивала бешено колотящееся сердце. Открыв дверцу, Карен поняла, что пути назад нет: кожаное водительское кресло встретило ее дружелюбно, погрузило тело в комфорт и роскошь. Несколько секунд ушло на то, чтобы оглядеть инкрустированный карбоновыми элементами отделки салон. Карен не умела водить, но из фильмов о гонщиках выудила достаточно информации, да и Кэти, бывало, подвозила ее. Сложно не будет: дорога до дома займет не больше пяти минут. Несмелое нажатие на кнопку — зверь под Карен заревел, взбудоражив своим «голосом» каждую клеточку. Она, надавив на педаль, сдвинула рычаг в положение Drive и тронулась.***
Оставив автомобиль на улице, чуть поодаль от дома, Карен едва-едва пересекла порог и, как заледеневшая, застыла, в ужасе уставившись на отца, жадно вдыхающего через стеклянную трубку какую-то вонючую дрянь. Ей подумалось, что он курит собственное говно, — до того мерзкий запах! Аж пробрала дрожь. То ли дело в том, что распухшее лицо Стюарта превратилось в фиолетовую гематому, и это пугает. Его маленькие глаза, заплыв, стали еще мельче — крысиные, губы покрылись корками запекшейся крови. Кажется, он попал под пресс, мать вашу. Когда он посмотрел на нее, Карен, сглотнув, отчеканила: — Привет, пап. Ее появление его не обрадовало. Превращенное в мясо лицо не выражает ничего, но зрачки Стюарта прямо-таки полыхнули. Если прежде отец был пугающим, то сейчас — еще более, и от жуткого зрелища почему-то не оторваться, будто извращенный мозг жаждет наполняться гормонами страха. — Как тебе? — кашлянув на выдохе, проскрежетал он и кончиком трубки постучал по щеке. — Твой братец постарался. — Кенни? — ахнула она. — Каков говнюк, а? — Он, наверное, не нарочно, — пролепетала Карен, маленькими шагами стараясь пересечь гостиную наиболее незаметно. Как перестать смотреть-то? Стюарт невесело усмехнулся. — Ну разумеется… Защищаешь его. Он же такой хороший, прямо ангел, — слова засочились желчью, которая, будто бы переполнив горло, выплеснулась вместе с криком: — А это я вырастил вас! Сердце екнуло. Карен прокляла себя за то, что не догадалась носить гребаное платье с собой, за то, что, блять, родилась в этой семье. — Пап, я переоденусь и мы поговорим, ладно? — Хриплый голос дрожал, выдавая страх, но, к счастью, Стюарта больше увлекло содержимое конца курительной трубки. Он фыркнул что-то себе под нос и чиркнул зажигалкой. Карен, отступив на несколько шагов, развернулась и бросилась к себе. Заглянув в родительскую спальню, обнаружила, что мамы нет. Кенни уже вышел бы из своей, если бы был дома. Господи. Только этого не хватало: наедине с обдолбанным мудаком. Алкоголь превращал отца в озлобленного зверя, а эффект у наркотиков непредсказуем: ласковым станет, может, а может, рехнется и прикончит… Не думай об этом, не думай, не думай! Скользнув к себе, Карен склонилась над корзиной с чистой одеждой и, расшвыривая содержимое, вытащила со дна наиболее приличное нижнее белье. Метнулась к матрасу, из-под которого выудила новенькие чулки (их удалось купить несколько месяцев назад — пригодились). Стянув с себя платье и трусы, она принялась одеваться. Не без удовольствия отметила, что ее обтянутые кружевными чулками с широкой резинкой ноги выглядят сексуально. И это далеко не все! Она подтянула к себе внушительный пакет, лежащий в углу и достала из него то, что терпеливо дожидалось своего часа. Бордовый, как венозная кровь, шелк заструился, следуя за расшитым черным бисером лифом. Расправив фатиновый подъюбник и складки ассиметричной юбки, Карен подняла увесистое платье над головой и нырнула в него. Прижав корсет к груди, поспешила к зеркалу. На сложный макияж времени нет, но подвести глаза она успеет, после чего займется шнуровкой платья. Карандаш заскользил по ее векам: верхним и нижним. Она почти не дышала, торопясь успеть накраситься идеально с первого раза, — руки подрагивали совсем чуть-чуть. Не отрываясь от зеркала, к которому практически прилипла, она вытянула ногу и пальцами ощупала пол. Где-то под туалетным столиком (его подобием) должны быть туфли… Обнаружив колючие шпильки, развернула одну туфлю и кое-как надела. Вторую. Сразу же прибавила в росте, да и увереннее в себе стала. Карен взялась за помаду, когда дверь с грохотом, заставившим вздрогнуть, распахнулась. — Нравится он тебе?! — пророкотал голос отца. Карен не смогла понять, о чем он, — мыслительные процессы прекратились, как только она увидела его буквально перекошенное гневом лицо. Сердце рвануло, как психованное, — остальным мышцам не хватило энергии. Удалось разве что отшатнуться, до онемения в пальцах сжав сползающее с уменьшившегося тела платье. — Для братца своего разоделась? — Стюарт вошел в ее комнату, принеся с собой неестественно сильный жар. Огромный. Опасный. — Пап, ты не в себе… — язык зашевелился сам, Карен даже не осознала, что открыла рот и зачем. Двинувшаяся на нее махина заняла все свободное пространство, оттеснила к постели у дальней стены. — Я тебе покажу, кто в этом доме главный, — сквозь стиснутые зубы прошипел Стюарт. Захрустели суставы в его сжимающихся кулаках. — Всем покажу. На коленях ползать будете. Его пальцы, мощные, как тиски, сдавили ее предплечья. Карен взвизгнула, когда он развел ее руки, и платье, едва держащееся на груди, начало сползать со скользкой от пота кожи. Пара нелепых попыток вывернуться — оно свалилось, повисло на тазовых костях. Доля секунды ушла на то, чтобы вспомнить, что была ребенком, которого отец раздевал и купал в пластмассовой ванночке, и доля — на осознание, что теперь слишком взрослая… — Пап! Пап! — заверещала Карен, силясь отдалиться от его грубых прикосновений, его дикого взгляда. — Пап, пожалуйста! Папа! — произносимое превратилось в несвязный лепет, заволокший уши. — Умолкни! — Его ладонь рассекла воздух, словно плеть. Ударом наотмашь, обжегшим щеку, будто кипящим маслом плеснул, вынудил дочь замолчать. Сведенные болью и ужасом челюсти попросту не разжались. Вот оно… Ударил все-таки. Превратившаяся в пыточную комната, размывшаяся брызнувшими из глаз слезами, утратила знакомые очертания. В этом калейдоскопе черных пятен Карен отчетливо различила силуэт мужских ладоней, через миг легших на ее плечи. Такие тяжелые, что колени подломились. Стюарт развернул безвольное тело и пихнул. Каблуки зацепились за растекшуюся по полу юбку, запутавшись в ней, Карен начала падать. Выставив перед собой руки, уперлась в матрас. Поняла, что сделала только хуже, но не успела взметнуться: исполинское тело отца прижалось к ее, надавило на чудом выдержавшую его вес спину. — Мелкая стерва! — утробно прорычал он в ухо, и его шершавые ладони оказались на ее груди. Стиснул до хриплого вскрика, вырвавшегося из сведенного горла. — Папа, не надо! Он же не причинит боль. Не причинит! Но его в отчаянии раздираемые ее ногтями руки продолжали безжалостно, словно под пальцами грубый пластилин, сминать нежную кожу. Его пах прижался к ягодицам. Карен почувствовала… то самое. Она разом ослабела, сползла с матраса, упала под ноги отцу, но тот встряхнул ее, подхватив, и опустился на колени тоже. — Папа! — Проорала, но то ли оглохла, поэтому не услышала собственный визг, то ли забитое слезами горло не издало ни звука. По содрогающимся ногам хлопнули складки поднимаемой Стюартом юбки. — Нет же! — Карен вцепилась в простыню, но это не помогло — ударила кулаком. — Нет! Ну нет! — В искривленном рту захлюпало, слюни вперемешку с водой из носа потекли по подбородку, образовали под ним лужицу. — Пожалуйста! А пах и ноги прямо-таки окаменели. В теле предательски заныло возбуждение, нездоровое желание позволить случиться тому, что уже происходит, несмотря на истерично пульсирующее «нет» в висках. Пусть все прекратится! Просто прекратится! — Ты, дрянь, давно напрашивалась! — Пальцы Стюарта вонзились в волосы, оттянули вместе с ними кожу головы — охереть как больно. — Вся из себя красивая, да? Развратная сучка! — Он завозился со своими штанами, продолжая удерживать ее одной рукой. Карен не могла отбиваться. Не делала этого, не то страшась боли, не то потеряв смысл. А когда ее трусики упали ко вжатым в пол коленям и обнаженное тело оказалось перед отцом, она вовсе оцепенела, уставилась на свои руки, яростно рвущие простыню. Губы, так и не сомкнувшись, что-то прошептали — какое-то нытье. За талию Стюарт притянул ее к себе. Закряхтел, уткнувшись членом в промежность, и, потратив пару секунд на то, чтобы расположить головку у входа, впихнул его внутрь. — Вот так… Карен вдохнула, чтобы закричать, но не смогла. Резкая боль обездвижила, а после — мучительное осознание, что он в ней. Голый, бугристый, чужеродный… Выйдя до середины, Стюарт небрежно поправил член и толкнулся в нее еще раз — на всю глубину, своими бедрами ударил ягодицы. Карен, глотая собственные волосы, уткнулась багровеющим лицом в простыню, зажала уши руками, чтобы не слышать, как плоть стучит о полоть, как отец стонет. Мыски ее обуви забарабанили по полу. Стюарт, рыча, потолкался в ней еще немного и вытащил обмякший член. В каком-то необузданном порыве ухватился за ее бедра и принялся разворачивать. — Не хнычь! — рявкнул, мельком глянув на расковыриваемое пальцами пунцовое лицо дочери, отшвырнул зацепившуюся за ее колени юбку, сорвал трусы и рывком раздвинул ноги. Карен взвыла, зубами вцепившись в собственные ладони. Тело дрожало так, будто пропускало электрический ток. — Не намокнешь — уебу! — прозвучало как приказ. Он надавил на ее бедра, чтобы развести в стороны, и опустился ниже. Чужие теплые губы прижались к ее — половым, чужой язык стукнул по клитору. Карен изогнулась, тело само собой принялось извиваться. Вывернуться бы, чтобы не чувствовать, как отцовские усы щекочут лобок, как до тошноты будоражат его шершавые пальцы, жадно мнущие вход, соскальзывающие к анусу — и обратно. Разлепив крепко зажмуренные веки, сквозь слезы, слоем покрывшие ресницы, она разглядела собственные трясущиеся ноги над плечами отца. Превозмогая закостенелость, подтянула их к ноющей от синяков груди и, чувствуя разливающееся болото под собой, преимущественно состоящее из отцовской слюны, стянула со ступни туфлю. В оскале стиснув зубы до боли в деснах, ударила. К онемевшему от свирепых движений языка Стюарта паху прилила кровь, как только он, отшатнувшись, повалился на ягодицы. Нет даже секунды! Его озадаченность вот-вот сменится яростью, он выпустит надрачиваемый член из кулака и этим самым кулаком зашибет… Ударила еще раз! Каблук рассек его бровь, кажется, наткнулся на мягкую щеку или попал в глаз, несколько раз обрушился на жилистые руки, закрывшие растерзанное лицо. Сведя ноги, Карен вскочила с кровати, повинуясь инстинкту, ударила снова. Снова. Снова. И снова. Пока нестерпимая боль не прострелила руку… Отшвырнув туфлю, выпрыгнула из второй и, подтянув платье, рванула в гостиную. К двери и прочь! Прочь! Прочь! Прочь! Морозный воздух ущипнул за мокрые щеки, порыв ветра рассек обнаженные участки кожи. Неровности асфальта укололи стопы. Гудящие ноги, трясущиеся от напряжения, не расслабились даже тогда, когда она повалилась на водительское кресло. Вцепилась в руль дрожащими руками. Эта дрожь, показалось, сотрясла автомобиль. Карен не видела ничего, вся состояла из бешено стучащего сердца и пылающего лица. Она, жмурясь и вдыхая запах кожаного салона, держалась изо всех сил, чувствуя, как к горлу подкатывает крик… И он вырвался. Карен, вопя, лбом ударилась о руль. Еще раз. Еще… Прекратила, когда образовавшийся синяк начал болеть. С шумным всхлипом кое-как расцепила пальцы одной руки, оторвала ими пальцы другой руки от руля и, увидев алые брызги на ладонях, поскорее обтерла их о платье, так остервенело надавив, будто стремясь снять скальп. Она несколько раз втянула воздух носом, чтобы не задохнуться. Локтями вытерла слезы. Взялась за рычаг.