Чем продолжительнее мы обменивались ненасытными поцелуями, тем сильнее возбуждалась наша мужская плоть. С каждым прикосновением друг к другу терпеть становилось всё сложнее: обоих охватывал жар, намокшая одежда мешала, стесняла движения, а брюки приносили стягивающие, неприятные, даже болезненные ощущения на твердеющие соприкасающиеся члены.
Волосы были спутанными, но это придавало ещё большего шарма. Его глаза будто бы светились, и я утопал в их глубине.
Баки оторвался от моего рта и опустил голову к моим брюкам. Я не многозначительно демонстрирую свой полустояк, жду какой-то особенной реакции, а Барнс непрошибаем, будто видит чужие члены каждый день. Он нагибается чуть ниже, разглядывает долго, близко. Слишком близко. Ощущаю лёгкую прохладность дотронувшихся пальцев. Баки расстегнул ширинку штанов, немного стянул бельё и его взору предстал мой большой влажный член. Его пальцы двигаются аккуратно, проглаживают кожу на стволе подушечками, затем обхватывают и оттягивают крайнюю плоть вниз. У меня стоит уже достаточно жёстко. Жар на щеках и лбу, ещё внизу живота. Напрягаю мышцы, будто меня это спасёт от дрожи. Пальцы смачивают член, прокручивают по головке, двигают неспешно вверх-вниз, без напора. Прорабатывают каждый сантиметр. Только сейчас замечаю, что его обе руки плавно ускоряются, потом расслабляются, сводятся вместе.
Меня мягонько накрывает первой волной удовольствия, вцепляюсь в покрывало. Кончаю жёстко. В белом ярком свете. В полном раю. Без единой проблемы и мысли похоронах, суде, Елене, Наташе, Говарде, Валентине, Рамлоу, и как же я не хочу возвращаться, открывать глаза.
Облизываю губы. Они побаливают, так я их сильно успел накусать. Быстрым движением срываю с Баки брюки, одной рукой поглаживая член, другой прикасаюсь к его промежности. Я ввожу фалангу и пытаюсь запомнить это необычное ощущение мягкого кольца на пальце. Баки расслаблен, дышит грудью, отклоняется назад на локти, чтобы было максимально удобно. И так пошленько улыбается, из-под полуприкрытых век поглядывает и немного крутит бёдрами. Свести меня с ума хочет, не меньше!
Я не замечаю, как нагибаюсь над Баки, схватываю его шею, отклоняю голову вбок.
Приближаю лицо к шее.
— Ты не против?
— Нет.
И прижимаюсь ртом, затягиваю тонкую голубоватую кожу в рот. Языком чувствую под ней пульс, вжимаюсь крепко, пока не слышу сладковатый хрип. Целую сильнее, облизываю сладковатую поверхность шеи. Его член, прижатый моим животом, пульсирует, мокнет.
— Ты в порядке? — спрашиваю, а сам всё ещё блуждаю внутри него пальцами, деликатно растягивающими мышцы, добавляя к колориту эмоций ещё и называемое удовольствие.
— Да, продолжай. — Глаза его мокрые и красноватые. — Можешь войти в меня?
Воздух в комнате словно накалился. По лбу стекла капля пота, проскальзывая от уголка глаза, начертив слезу. Баки прикрыл глаза, откинув голову, а мои пальцы уже вышли из него и поглаживали бёдра мужчины.
Каждый из нас хотел полностью подарить себя, отдаться другому, слиться в страстном акте, а затем раствориться друг в друге.
— Джеймс Бьюкенен Барнс, — произношу я, глядя точно в глаза, — давай займёмся любовью. — и мужчину напротив как околдовали — тот лишь кивает, и тянется вверх, припадая к моим губам, неистово целуя и сминая. Я лишь прерывисто, едва слышно выдыхаю, хмуря брови и жмурясь, когда постепенно вхожу в него. И, наконец, расслабляюсь сам, видя такого же спокойного Баки.
Он мотнул тазом, призывая к активным действиям. Я выходил почти полностью, снова входя, и Баки вздрагивал подо мной, резко сжавшись, тем самым заставляя зашипеть, но останавливаться я не собирался, входя немного быстрее, с каждым разом ускоряя толчок, но стараясь держать себя в руках.
Баки снова тихо выдохнул, а я немного повернулся, меняя угол проникновения и крепко хватая мужчину за бедра, делая новый толчок. Он снова вздрогнул, резко вытягиваясь в струнку, и громко простонал, прикрывая глаза. Замедлил движения, резко, но методично вбиваясь в него, чувствуя, как его почти подбрасывает от каждого толчка. На лбу выступила испарина, брови изогнулись у переносицы, а рот не переставал издавать сладкие стоны удовольствия.
Его тепло внутри ощущалось как горячее пламя, не меньше! Провожу рукой от его живота до самого паха, анализируя, насколько ему хорошо. Приятный звук и атмосфера вскружили нам голову, давая безумные идеи. Уж точно не представлял, как могу услышать столь сладкие стоны лишь от того, что резко начну двигаться. Ухмылка появилась на моём лице от подобного, а бёдра Баки двигались на встречу ко мне. Это забавляет.
— Ты давно об этом мечтал? — спросил я, и, услышав в ответ хриплый стон, усадил бедра партнёра к себе на бедра поплотнее, опустил глаза, наблюдая за всем процессом. Мне было трудно удержаться с каждым моментом, чтобы не съесть его полностью. Прикусив нижнюю губу, переместил свою руку на его член, двигая у самого основания.
Похоть заполнила всю комнату нашими запахами, которыми не могли сами же насытиться. Шлепки плоти о плоть издавали самые неприличные звуки, которые только могли быть. Ещё пара импульсивных движений и томительная напряженная боль в пахе пропала, выплеснулась тёплыми брызгами на низ живота.
Чуть позже мы лежим с Баки, будто ничего не произошло противоестественного и странного. Сейчас я смотрю на его лицо, так красиво утопающее в лучах луны, которая уже через час сменится своей верной любовницей солнцем.
***
Следующий день прошёл, в частности для нас, достаточно болезненно. Тяжело смотреть на убийц близких тебе людей, верно? Вот и нам было не легче на протяжении всего времени заседания.
Созданный военный трибунал проходил достаточно обыденно для подобных дел, поэтому не вижу смысла описывать весь процесс, отмечу только то, что Рамлоу и его напарница были осуждены и приговорены к смертной казни через электрический стул в тюрьме округа Нью-Йорка, дату которой назначили на декабрь сорок третьего.
Не сказать, чтобы все мы чувствовали радость из-за «восторжествования справедливости», коей главной целью и является суд, или какое-то подобие душевного спокойствия, но доля облегчения всё же легла на наши плечи.
Я решил, что мне всё-таки нужно объясниться с Пэгги о.. наших чувствах и подловил её после суда у дверей выхода.
— Пэгги, мы не могли бы поговорить сейчас? Наедине. — она посмотрела на меня с улыбкой, но по влажным глазам можно понять, что и какой-либо тени веселья она не чувствовала.
— Да, конечно, что ты хотел, Стив? — когда мы отошли от выхода, я всё же решился:
— Нужно поставить все точки над 'i'.
И я рассказал ей всё. Звонок Нэтали, вина за смерть сестёр, которую я чувствую; разговор с Баки и... вследствие чего проведённая с ним ночь мельком была упомянута в разговоре, но в основном всё скатывалось к моим чувствам к Наташе, Баки и самой Пэгги. За время моего монолога она лишь молча смотрела на меня нечитаемым взглядом, даже не думая перебивать.
— Хорошо... К чему ты клонишь, Стив? Зачем нужно было это всё? Что ты хочешь доказать?
— Я... лишь хочу быть с тобой честен, Пэгги. Потому что ты восхитительная женщина и заслуживаешь только лучшего отношения к себе. А что насчёт меня.. Я люблю Баки. По-настоящему.
— Хорошо. Я... рада за тебя. — Боже, мне не было невыносимо больно смотреть на неё, но что я могу ещё сделать, чтобы оставить её сердце в сохранности? Только сказать горькую правду.
— В любом случае, я была рада знать такого прекрасного человека, как Стив Роджерс. — она улыбается лишь уголками губ, окрашенных, как всегда, алым оттенком.
***
Наконец, все дела здесь были закончены и миссия выполнена. Мы приняли решение вернуться в лагерь. Использовав добытую информацию, окончательное месторасположение Красного Черепа было обнаружено.
