***
Геральд въехал на парковку у сияющего окнами здания. До встречи оставалось не более десяти минут. Успел. — Черт бы побрал эту жару… Пробормотал мужчина, утирая взмокший лоб дорогим брендовым платком. Зеркало заднего вида явило темное лицо, на котором безжалостно отпечатались все прожитые годы. Надо взять себя в руки. От сегодняшней сделки зависит судьба его компании. Геральд выключил кондиционер, который не справлялся, и, открыв окна, откинулся на спинку сидения. Пару минут, чтобы утихомирить пульс, бьющийся загнанной птицей вовсе не от плавящей мозги погоды и не на фоне волнения из-за встречи. Дино. Его дивный сон. Его сладкий кошмар. Его слабость и погибель. Геральд желчно усмехнулся: казалось, парень рожден специально, чтобы превратить его в el maricón. Этот голубоглазый суккуб, столь внезапно и стремительно ворвавшийся в его жизнь, пошатнул все устои и моральные принципы. Геральд, выходец из небогатой набожной мексиканской семьи, воспитывался в строгости. Он чтил родителей и семейные ценности и против родни пошел лишь раз — поступив в колледж для gringo вместо указанного отцом. Американец во втором поколении, он с детства пахал как проклятый, чтобы добиться всего, что имел. И вот на пятом десятке успешный бизнесмен, примерный семьянин и рьяный гетеросексуал Геральд превратился в сюсюкающего папика — татко, как звал его Дино, дьявол побери его сладкий рот и невинные глаза. Телефон издал противную трель. Геральд нехотя скосил глаза. Мисселина. Брать трубку не хотелось, но жена, зная, что у него срочная встреча, не стала бы звонить просто так. Чуть раздражённое отрывистое: «Да!» — тут же сменилось мягким «cariño mío» — жену Геральд уважал и любил. Насколько вообще можно любить после восемнадцати лет брака и рождения троих детей. — Ты уже, наверное, у входа, поэтому буду краткой — ты забыл бумаги. Не надо шарить безумным взглядом по салону — я обнаружила это сразу, как ты вышел из дома. Звонила, но телефон постоянно был занят, — в тоне Мисселины появились обеспокоенные нотки, она продолжила с печальной нежностью: — Сколько раз я просила тебя не зависать на телефоне за рулём, mi corazón? Но тут же перешла на привычный деловитый тон: — И нет, не стоит так таращить глаза, дорогой, дыши. Я передала бумаги Хуану, он уже на подъезде. Просто выйди и забери их. Геральд, во время ее речи несколько раз приблизившийся к предынфарктному состоянию, выдохнул с облегчением: — Я люблю тебя. — Знаю, старый ты gato. Я тоже. Дав отбой, Геральд вышел из машины, излишне громко хлопнув дверцей. Слишком много эмоций на начало дня. Внутри разлилось неприятное терпкое чувство — он ощущал себя пауком, угодившим в свою же паутину. Геральд не лукавил — он любил жену. Она знала его как никто, всегда угадывала его настроение и старалась исполнить любую прихоть. Не это ли основа крепкого брака? Вот только восторг, вскипавший в нем каждый раз, когда Геральд видел лохматую белокурую голову на соседней подушке и заспанную улыбку Дино, перечеркивал тепло всех прожитых вместе с Мисселиной лет, ценность всех семейных ужинов и, что греха таить, всех оргазмов, когда-либо испытанных им в супружеской постели.***
— Доброе утро, бъни Лилу не прервала своего занятия и даже не повернула голову в сторону Дино. Она делала лишь одно дело за раз и сейчас была слишком увлечена, чтобы реагировать на приветствие. Парень подошёл ближе, с неподдельным интересом разглядывая разложенные на кухонной стойке рисунки и в который раз поражаясь таланту девчушки: на рисовой бумаге плыли акварельные лебеди, дымные, словно лёгкая вуаль. Кажется, дунь — и с лёгким кликом взмоют, растворяясь в воздухе. Лилу подняла недовольный взгляд, на весу прикрыв рисунок ладонями — акварель ещё не высохла. — Нельзя! Не готово. Она насупилась, и Дино, уважая личное пространство девочки, осторожно чмокнув Лилу в висок, отошёл в сторону. Наливая себе крепкий кофе, он прокручивал в голове их последний телефонный разговор с Люцифером. Лютик как обычно хамил и саркастировал, а Дино уже привычно искал в недовольном тоне новые обнадеживающие нотки. Прокрутив несколько раз каждую фразу, парень обречённо вздохнул — кроме «великолепной задницы» зацепиться не за что. И дело не в том, что Люцифер говорил не всерьез — хотел бы Дино увидеть того чокнутого, кто не находит его задницу великолепной! — а в том, что для Лютика это ничего не значит. Будь Дино хоть сто тысяч раз сексуален — а он был! — Люцифер оставался неприступной скалой. И даже не в силу своих предпочтений — его стояк в ресторане колебал радар, по меньшей мере, к отметке «би», — а из-за гребаного профессионализма! Черт бы побрал эту субординацию режиссера с актером! Будто в Голливуде зазорно натягивать своих подопечных даже в обычном кино, а не только эротическом. Дино ещё раз вздохнул, отхлебывая кофе. Хуже всего, что именно эта принципиальность нравилась ему больше всего. Он уважал Люцифера, обуздывающего свои желания. И от этого хотел еще больше, едва ли не бегая за ним по площадке, как сучка в течке. А ведь подобное поведение было Дино совершенно не свойственно! Обычно бегали за ним, а он лишь благосклонно принимал или холодно отвергал ухаживания. Наверное, именно благодаря некоему врожденному похуизму Дино и добился подобных высот, за какие-то пять лет заработав трахом на камеру миллионы долларов. И ушел на пике, не растратив красоту и здоровье и, что самое важное, не сторчавшись. Он в принципе был против наркотиков и прочей дряни, даже алкоголь почти не употреблял, но в порноиндустрии рано или поздно все присаживались на «допинг». Теперь Дино был даже рад скандалу, что прекратил его карьеру порноактера. Вряд ли бы ему удавалось в без малого тридцать выглядеть почти на десять лет моложе, останься он в индустрии. К тому же, порно начинало наскучивать. Искренне наслаждаясь своей деятельностью, тем не менее Дино не считал это своим истинным призванием. По правде говоря, он мог заниматься чем угодно, но врождённая любовь к свободе не позволяла надолго увлечься одним делом. После ухода из порно Дино снимался в рекламе, занимался благотворительностью, открыл сеть барбершопов, а затем выгодно продал, потому что ему просто надоело. В нем сочеталась крепкая деловая жилка с умением жить одним днём. К тому же, ему постоянно что-то дарили поклонники. Последний скромный дар — небесно-голубой ягуар — остался после необременительной интрижки с поп-певцом Асторием. Дино легко принимал любовь и легко с ней расставался, ни с кем не портя отношений. Именно поэтому его не смущали связи с женатыми мужчинами. Дино не собирался рушить семьи и никогда не ставил условий, кроме одного — он свободен в своем выборе, ходит на свидания, когда захочет, и в любой момент может уйти без объяснений. Но на Люцифера он смотрел иначе. Впервые Дино было интересно сначала узнать объект вожделения, а уж потом отсосать ему. Хотя отсос никогда не бывает лишним. И то, что Лютик так стоически игнорировал любые попытки сблизиться, лишь распаляло желание. У Дино появилась привычка — дрочить перед каждым съёмочным днём, ибо спокойно находиться рядом с Люцифером было просто невозможно! Обычно ритуал занимал как минимум полчаса — простой ручной стимуляции было недостаточно, и в ход шли игрушки. Но сегодня пришлось довольствоваться быстрым передёргиванием в душе, и Дино хмурил брови, ноющими яйцами предвкушая нелегкий денёк. — Данко, почему мама кричала, что убьет Фыра? Дино, совершенно выпавший из реальности, забыл, где находится, и от вопроса Лилу вздрогнул, едва не пролив на себя кофе. Девочка единственная, кто звал его родным именем — когда они познакомились, ей было всего три года, и Дино ещё не взял псевдоним. Ну, а потом было сложно объяснить метаморфозу с именем. Не скажешь же ребенку, что «Дино Феррари» на фоне обкончанного лица на заставке выглядит гораздо солиднее, чем «Данко Филчев», и вообще, насаживаться на члены перед камерой лучше под вымышленным именем. Улыбнувшись, Дино ответил будничным тоном: — Потому что он нагадил. Выражение лица Лилу осталось непроницаемым — подобная причина явно не имела существенного веса в глазах подростка с синдромом Аспергера. Видя, что она ожидает пояснений, Дино пожал плечами: — Это нарушает порядок ее повседневности. — Но гадить — естественная потребность. Она не может нарушать порядок. Разве можно требовать от кого-то, чтобы он не делал того, что заложено природой? Дино почесал нос, стараясь придумать правдивый, но максимально простой ответ. Однако Лилу как обычно сделала выводы самостоятельно: — Это потому что она его не любит. Фыр ей противен. Она постоянно говорит, что от него воняет. И, склонив голову набок, добавила слишком серьезно для тринадцатилетней девочки: — Меня мама тоже не любит? Я часто нарушаю порядок ее повседневности. Дино захлебнулся собственным вдохом. Это была больная тема. И, пусть Лилу необычный ребенок и в каком-то смысле никогда не станет взрослой, она растет и понимает все больше. Опустив ладонь на белокурую макушку, Дино ласково потрепал ее по волосам. — Конечно мама любит тебя. Просто выражает это по-своему. — Потому что я необычная? Осторожно, Дино, осторожно. — Я бы сказал — особенная. Но дело тут не в тебе, а в маме — в том, что она́ необычная. И для неё вот так выражать любовь — через крик и рукоприкладство — обычное дело. Дино замолк, боясь, что вконец запутал Лилу и запутался сам. Девчушка, чье лицо обычно не выражало никаких эмоций, лишь инопланетную отстраненность, вдруг улыбнулась: слабо, несмело, глядя исподлобья. И порывисто обняла Дино, сильно сжав талию. — Я люблю тебя, Данко. И, тут же отпустив его, собрала свои рисунки и убежала на улицу, сделав свои, только ей понятные выводы. Дино тихонько выдохнул. — А я, блядь, сказала, нехер тебе тут делать! Сиди в своём Нью-Йорке и займись работой, вместо того чтобы ебать мне мозги! Появившаяся на кухне Лора раздражённо бросила телефон на стойку и приняла из рук Дино предусмотрительно налитую чашку — подпускать ее к дорогущей кофе-машине в подобном состоянии он не хотел. — Мими? — небрежно поинтересовался он. — Сучка заебала своей ревностью. Сучка наказана и отлучена от тела. Лора хлебнула кофе и кровожадное выражение лица сменилось блаженным. — Надолго ли? — хмыкнул Дино, зная аппетиты подруги. — Пока не поумнеет. И вообще, я соскучилась по членам. Как с этой надоедливой сукой связалась, ни одного не видела. На лицо Дино наползло обиженное щенячье выражение: — А сегодня у бассейна не считается, да? Мой член для тебя ничего не значит? Лора иронично вскинула брови: — Да что толку, если ты только на горбатые горы карабкаешься, а в пещеры даже не заглядываешь. Хотя… Она прикусила губу, смеряя Дино каким-то маньячным взглядом. — На безрыбье… Дино, икнув от неожиданности, осторожно отступил, поднимая руки: — Тихо, тихо, я чистейший стопроцентый гей, у меня и справка есть. Лора плотоядно облизнулась, издав какой-то нечленораздельный утробный звук, и медленно направилась в его сторону. — Гетеросексуальные зачатки есть? А если найду? Дино, прыснув, стремглав бросился прочь, крича на ходу: — Поверь, голубее меня только небо над Майами. Собственно, поэтому я живу в L.A. — не терплю конкуренции. Лора, уселась обратно, заорав во всю мощь лёгких: — Подумаешь, не очень и хотелось! Вали, и Бекки с собой возьми. Я не буду нянчиться с твоей блохастой подружкой, пока ты шароебишься на своих съёмках!