I feel her, I see her The sun caught in her [auburn] hair Is blazing in me out of all control
Like fire, hellfire This fire in my skin This burning desire Is turning me to sin
Из всех вынужденных квестов, которые приходилось с тревожной, липкой, омерзительной, влажной, нервной, кричащий в себя паникой проходить, чтобы открыть доступ к дальнейшей сюжетки, этот — был самым сложным. Запредельный уровень хардкора, где тебя может уничтожить абсолютна каждая невыверенная, непрочитанная, упущенная игровая мелочь. Расхайпленный «Dark Soul» или якобы невыживаемый режим «Undertale» — были тотально ничтожны, по сравнению с той миссией, которая висела в списке обязательных к прохождению перед глазами Идии уже вот четвертый день. Четвертый день. Именно столько потребовалось времени для сбора подходящего для класса «хиккан» снаряжения и высокостатотвых артефактов. Лишь с максимально удовлетворительными характеристиками собственной модельки персонажа Идия мог решиться — и решился — на, по сути, подвиг. На отчаянный и неизбежный файт в неизвестном стейджике с неизведанным, ужасающим боссом. Хотя, «файт» — это было слишком круто для такого задрота и социофоба, как он. Пока его план был скромнее — побегать тихо вокруг хитрого врага, понаблюдав за механикой нападений на снующих вокруг босса отвращающе тупых npc. После пробежки вокруг, значилось самое невообразимое даже для гениального ума Идии — обмен репликами с «ацким» боссом, дабы выяснить условия, если не уничтожения за внутриигровую валюту и редкие ресурсы, то хотя бы способа снятия его дебаффнутых проклятий. Последние двадцать четыре часа томительные истеричные припадки более-менее нормализировались в адекватную синусоиду перепадов настроения. Шрауд, благодаря своему непревзойденно острому и всепостигающему уму, в какой-то момент смог отследить точки высочайшего накала эмоциональных показателей и точки нижайшей депрессивной апатии, чтобы найти по формуле графиков функций середину падений-взлётов. И в указанной середине легкой стабильности кратко выписать в электронные заметки все необходимые теоретическим выводы для постижения собственного поломанного состояния. На данный момент времени — восемь часов сорок минут после полудня — выводы были следующие: первое — неопознанной системой баг сумел разрушить систему социальной отчужденности Идии, проникнув в его психоментальный процесс, которому баг нанес невосполнимые повреждения в виде засилья непристойных образов-воспоминаний; второе — баг был не просто неопознаваемым, но еще с необычной моделью поведения для обыденных зловредных программ — баг только и делал, что проецировал картинки отдельных элементов на визуальном экране восприятия Идии: от медного цвета волос до весьма странного Y в чьей-то улыбки. Больше ничем баг не занимался; третье — несмотря на то, что баг больше ничем не занимался, коэффициент поражений нервной системы был неисчислимо огромен. В организме сбоилось всё: некрепкий сон, чувство голода, чувство жажды, колебания пальцев на руках, заинтересованность в хобби, когнитивные операции, дыхательные действия. Каждая деталь механизма Идии Шрауда превратилась в белый шум и шепчущие помехи. Неутешительные результаты наблюдений за работой программы себя самого, и объективнейшая аналитика той встречи, требовали, чтобы Шрауд пошел на крайние экспериментальные меры. Он все-таки вышел из комнаты — и, как известно, совершил ошибку. Но ошибки и неминуемые провалы были частью технологического прогресса, обязательным элементом любых улучшающих модификаций. А именно модификация Идии и требовалась. Незамедлительно, сейчас же. Новые моды противостояния таким необычным экстравертным атакам, какая случилась тогда, должны были составлены немедленно. Не было еще времён, когда чьи-то слова, когда чья-то беседа, когда что-то иррациональное и недопустимое поведение, вспоминались Идией так долго. Мелькали произвольно, хаотично, бездумно в памяти скринами, не давая ему хотя бы час, чтобы выспаться после десятичасового душевного загона и пятичасового фарма ресурсов в MagiImpact. Назойливые забагованные скрины были еще и неровно обрезанными: на них не было полного иллюстративного описания той ситуации — и от того чёртовы скрины еще больше бесили. До рыжеющих кончиков волос. Это был фактический бред — как могли вообще записаться в оперативную память такие блядски тупые вещи, как: сукцитные волосы; сорок четыре веснушки; оттенок кожи #FFE0C4; излом губ в насмешливом Y; и далее по бесполезному списку, составленному не по принципу алфавита, а по принципу ниоткуда взявшийся значимости. Все эти просочившиеся в его воспоминания ужасы требовали немедленного решения. Или медленного, но стопроцентно надёжного. Выйти из безопасной комнаты — ошибка, риск. Но риск, увы, оправданный. Гнить в привычной темноте комнаты, пропахшей сахаром и собственным потом, в данном случае не являлось удовлетворительным вариантом решения поломок от вируса. Вариант решения оказался один — хотя Идия перебрал около 1423 комбинаций разрешения задачи. Вариант был один — и вот он в процессе выполнения. Библиотека пахла пергаментом и сухой кожей обложек. Мерцающий изумрудный огонь мягко окидывал кривыми тенями прямоугольники стеллажей. Идии… нравились библиотеки. Это был личный сокровенный приют его трепещущий псюхе, античный храм утонченной учёности и стоического спокойствия. В билиотеках он мог наслаждаться вдумчивым чтением редчайших изданий. Во всяком случае так было дома. Под землей, под жизнью, под спасающим от любых страхов мраком. При всей своей приверженности технологиям и признанию превосходства техники над жалкой магией, Идия оставался гением — а это значило, что атрибуты «технарь» или «гуманитарий» были ему чужды, ибо он представлял из себя полноту этих двух аспектов. Любил и бумажные книги, и электронные строфы. Ему нравился аромат пергаментов и пинтерст эстетика книг. Нравились буквы, нравились языки, нравились иллюстрации от руки так же, как стройные ряды компьютерного текста с настраиваемой яркостью страниц. Поэтому, книжные полки, по которым он полз, подобно горестным теням аида, немного, на пол кванта, успокаивали. По лопаткам реже ползали судорожные сокращения мышц, и кожа на краткое мгновение переставала мерзнуть и увлажняться от испуганного пота. Но успокоение было по большому счету чрезмерно прозрачным, не могло лишить Идию хотя бы одного панического загона. Ведь библиотека школы — публичная. Общая локация для совместного сбора игровой информации. Но, блять, как можно было допустить, чтобы сбор информации, это таинство и суперважный интеллектуальный акт, мог быть общим для всех категорий плейеров? Такой высокоуровневый научный гений, как Идия Шрауд, физически и психологически не мог быть приравнен к лузерам и идиотам этой шараги. Учить вместе с ними материал? Это просто смешно, ироничный стёб. Только полный лох мог придумать систему общего обучения на серваке. А Идии приходилось терпеть несовершенство уёбищных социальных гейм механик. Терпеть, через крошащиеся друг о друга точеные зубы. Продолжая и дальше, со склизким ужасом по хребту, ползти между книг и кислотного, как энергетик с лаймом, мерцания огней. Всё только ради информации о вирусе — всё только ради неё. Тщательные расчеты, что в вечерний час перед закрытием библиотеки (то есть в восемь сорок девять) читальный зал окажется пустым — не подвели. Да, и не могли подвести, ведь при всей своей тревожной паничке Идия был и оставался истинным гением. Его тонкие и вечно согнутые в коленях ноги шуршали, будто бы мертвые лепестки жертвенных цветов, влачась почти безвольно по полу. Руки дрожали мелко и хладно, пока он мял автоматически рукава изношенной толстовки. Дышать выходило через раз, а по шеи струился влажными, остывшими каплями вездесущий пот. Но в поддержку собственного самолюбия, Шрауд не мог не признать, что он все-таки не просто вышел из комнаты — он еще и смог удачно пробраться через всю библиотеку к месту расположения босса. К стойке библиотекаря, а точнее библиотекарши. К о р а Кора обитала здесь. Об этом она говорила еще в первый день их встречи. Бросила брезгливо ему в лицо, что теперь должность смотрителя книг, залов и картотек занимает, видите ли, она. Так легкомысленно раскрыла ему собственную тайную локацию, что от такой открытости и легкости стиля общения Идию тошнило. Однако… именно её слова (а вовсе не слухи, которые позже зажужжали трупными мухами в Игнихайд) помогли расставить Идии все фигуре на игральной доске его плана. Несносная рыжая бестия, отличающаяся вульгарной манерой речей и самонадеянной ехидностью, была здесь. И сейчас. Пугало это всё до усрачки, но… информация была слишком нужна. Чтобы Идия наконец смог удалить из мыслей эти чертовы слайды с её лицом и руками. Распространение цепочки багов перед глазами он был готов прервать уже любым способом, потому что любое игнорирование и отвлечение элегантным хентаем не помогали. Информация — есть информация. Её сбор — основа эволюции. Ему придется поговорить с ней еще раз. Как-то подобраться к её суждениям и шумному смеху, дабы вычленить слабости и возможные болевые точки, в какие лучше наносить удар, чтобы сбить шкалу здоровья и отвлечь босса во время побега. Перспектива драться с Корой (даже на словах) была отринута Идией сразу же, как он заглянул ей в шоколадные глаза, тогда, под ясенями. Однако, для комплексной аналитики ему требовалось все знания о ней. Чтобы просто сбежать от страшного высокоуровневого моба — всегда лучше знать его бреши в обороне. Хоть кольнёшь оружием раз, дабы отвлечь, пока выбегаешь из зоны его зрения. Просачиваясь между сужающихся коридоров книжных полок, Шрауд молил своих старых и дряхлых предков, чтобы он смог сегодня продуктивно и эффективно найти ответы на ряд вопросов, которые он составил вчерашним вечером. Предстояло узнать: какие Кора любит книги — чтобы точно не заглядывать в эти отделы библиотеки; какое у Коры любимое блюдо — чтобы точно не подходить к секции с этой пищей в столовой; какие у Коры любимые снэки — чтобы точно не приближаться к этому отделу в магазинчике Сэма; какие у Коры любимые места для прогулок — чтобы точно не являться случайно в эти локации; в какой части общежития для учителей и административных работников Кора снимает апартаменты — чтобы точно не попасть под окна этой комнаты при вечерних вылазках до магазина; Всё лаконично и детально. Какой именно разговорной методикой следовало пользоваться, дабы узнать все ответы на поставленные вопросы — Идия представлял не столь иллюстративно, как сам список этих вопросов. Но, судя по имеющимся знаниям о экстраверсии Коры, она сама бы выдала ему в процессе беседы все ответы, еще и добавив что-то дополнительно. Может быть в дополнительном паке её слов… будут вопросы о «White Alice»… Вдруг. От неё стоит ожидать любой неожиданной атаки. Хорошо, что в таком случае Идии есть, что ответить. Он как раз не успел рассказать о последнем концерте Alice-девочек. Конечно, в случае вопросов о бэнде Кора, по любому, снова будет строить из себя заинтересованность (а, может, и не совсем уж «строить»), но случае разговора о музыкальных группах… Идия ей разрешит такой ход. Так и быть. Путаясь в собственных мыслях и планах, на автомате ступая нетвёрдой поступью среди лабиринта стеллажеей, Шрауд в конце концов находит своего медновласого монстра, как когда-то Тессей нашел минотавра в лабиринте из кристкого камня. Кора. Совершенно не изменившиеся с их встречи. Совершенно. На ней была все та же ветхая спортивная форма: идентичная растянутая майка, что оголяла пошло грудь, открывая слишком много матовой кожи; тождественные спортивные штаны, перевязанные на пышных бедрах куском… чего-то не идентифицированного — вроде бы пояса; неотличный от прежнего тугой узел высокого хвоста, из которого золотыми нитками выбивались пряди, а часть густых локонов ниспадала смолой на крепкие плечи; Хитрый нос её снова был острым и всезнающим, как и улыбка. Опять эта мерзкая кусачая улыбка, которая эфемерным, но глубоким укусом раздирала Идии все сонные артерии и натянутую, изломанную шею. От Коры даже сейчас, на расстоянии восьми метров, веяло дождем и огнем — амбивалентностью противоположностей ароматов, парадоксом, каким она и была. У Идии болезненно ныли глаза и пылали от негодования скулы, пока он изучающе, чисто исследовательски, запоминал черты ее не красивого лица. Такая жесткая и вздернутая, как прут тополя, линия носа. Высокие и острые линии черт, пресекаемые мягкой и широкой ухмылкой каких-то слишком нежных вишневых губ. Веснушки продолжали скакать каплями солнца по её щекам и переносице, оставляя неясные послания по всей её молочной коже. Коже с легким карамельным отливом. В сочетание с рыжей гривой волос, четкостью вертикальной осанки, и в принципе гармоничными, но не идеальными пропорциями тела, может быть, с ней всё было и не так уж плохо в плане внешнего скина. Но все равно некрасиво. Стопроцентно. Мелкие цепляющие детали внешности не влияли на общий итог. Привалившись спиной к одному из бесконечных стеллажей, Идия глотал слюну, стараясь не слушать слишком громкий для библиотеки спесивый голос Коры. Она с кем-то говорила. Кажется, двадцать четыре секунды назад к ней подошел какой-то студент. А значит Идии стоило выждать удачный одинокий момент для приближения и… И тогда. Тогда. А что тогда? Ничего, блять. Ничего не «тогда». Просто ничего, никогда, с таким, как он, не будет. Буччи, сраный Буччи. И этим все сказано. На этом можно кликать на иконку выхода из MMO RPG «Шарага». И сносить игру вместе с компом. Буччи был подлой мелкой гиеной, который уже пару раз успел отравить Идии жизнь, обещая выложить его аккуратные наблюдения на всеобщие посмешище (будто бы Идия и так не был посмешищем для местных придурков) Хитровыебанный Буччи спешно подошел к Коре, пока Идия собирал отстатки дыхания в неловкий вздох. Подкрался к Коре незаметно, и столь непринужденно кокетливо облокотился оголодавшими костями на стойку выдачи и регистрации заказов, будто бы он уже тысячу лет мутил с Корой, зная все её пристрастия в дешевых сериалах и заодно все эрогенные зоны. То, с каким упоением Буччи всматривался в медовый изгиб чужой шеи, то, как откровенно пялился на широкие бедра, стоило только Коре встать над стойкой, — было просто невообразимо. Но плевать на нищего коротышку, даже если тот стал причиной алых волос Идии (алых от возмущения всей это пошлостью, конечно!). Плевать на его узкий рот, который что-то там игриво изрыгал в её сторону. Перенести тот факт, что Буччи — мудак, падкий на реальных женщин с сочными задницами, было вполне возможно. В конце концов, что еще ожидать от оборванца, выросшего в низших социальных слоях общества. Но. Кора. Кора, вальяжно склонилась теснее к Буччи, почти ложась на дубовое дерево стойки, и оказываясь лицом к лицу с этим нищим шакалом. Они смотрели друг на друга и о чем-то говорили. И Кора с м е я л а с ь. И смех её долетал позолоченными бабочками до кривых ушей Идии. И заползал белыми личинками под кожу, и обгладывал опарышами губы. Всё ясно. Ясно-понятно, спасибо. Предельно ясно. Кора разговаривала с Буччи также свободно, не стесняясь надменных насмешек, как разговаривала и с Идией в тот день. Абсолютно те же интонации, те же усмешки, те же улыбки-укусы. Только теперь для Буччи. Идия не видел её лукавых глаз, но было легко представить визуально, что сейчас, на другого, она смотрела с тем же избитым упоением, что и на него. И как вообще Шрауд своим повреждённым вирусом мозгом смог выстроить стратегию межличностного сбора информации от Коры, если она была социоблядью? Каким алгебраическим путём выводилась его мысль о том, что она будет его слушать, что будет давать адекватные ответы не «наотъебись»? Из-за каких фактических данных он решил, что сможет поймать тонкую нить заинтересованности Коры и вытянуть пару необходимых фактов из её багряных губ? Что за бессознательные импульсы двигали им, когда он решил, что сможет с ней общаться? Еще раз? По Коре было так хорошо видно, что она была просто конченным экстравертом, которая хотела любого общения. Которая не отдавала отчет себе в действиях, заражая людей багами. Безответственная бестия, где таких только крафтят? Чем больше Идия захлебывался своим озарением о провальности тщательно планируемого последние три дня плана сбора информации от Коры, тем жарче билось в истошном припадке пламя алых волос. Буччи и Кора продолжали любовно говорить о чем-то. Мило так, обосрешься. Идия, как всегда, был лишним звеном. Подглядывал за этой влюбленной парочкой из-за стеллажа, как стремный сталкер, убеждаясь в том, что все 3D-тян — ветренные и безмозглые… даже Кора. Хотя, может, она только ветренная. Пусть флиртует сколько пожелает со своей ненаглядной оборванной гиеной. Всё Идия понял, всё предельно ясно. Пусть чертова Кора и дальше подселяет смертным кучу багов. Пусть они все и дальше мучаются в агонии тревожного незнания, как же вывести эти несчётные вирусные скрины её губ из головы. А Идия Шрауд пойдет домой и сдохнет. Вот так отчаянно. Всем этим ебучим нормис на зло.Choose me or your pyre
Be mine or you will burn
***
небольшое послесловие или то, о чем не знает Мистер
— Так, что же такого ты все-таки сказала Леоне-сан? Рагги, как и всегда, прост и конкретен в своих лаконичных вопросах, которые шелестят выгоревшим кустарником на его узких губах. Смешки его, лукавые и хищные, обгладывают Коре кости под уставшей плотью. Рагги Буччи походил на старого матёрого кота, которого когда-то выбросили на пыльную улицу, оставив догнивать. Но он выкарабкался, не обозлившись, а исхитрившись. И теперь так расслабленно и настырно стоял у выдачи книг, растекаясь своими внимательными ушами и голубым взором по резному библиотечному дереву. Коре Рагги нравился почти так же, как глупый, однако очаровательный, Аль-Асим. Было в этой гиене что-то увлекательное и острое, как битые стекляшки. Наверное, эта была пожухлая взрослость, походившая на выцветший тростник, который начинал обрезать пальцы колкими бурыми стеблями. Что людям подле, что самому Буччи. С другой стороны, с повзрослевшим слишком рано или, наоборот, вовремя, Рагги хотя бы можно было разговаривать. Утягивая под стойку притащенный парнем экземпляр очередного шахматного пособия для профессиональных игроков, Кора только улыбнулась приветливо чужим лукавым клыкам у линии бежевых губ. — Снова таскаешь книги вместо Его Величества? — как бы между строк беседы, кинула Кора, вновь обращая свой утомленный рабочим днем взор к кому-то, с кем можно вести беседу нормальными человеческими словами. Иронично, что человек перед ней в строгом смысле человеком то и не был. — По долгу службы и зову денег, — хихикая на манер ломких, но душистых трав, заиграл бровями Рагги, подвигая свои худые, слишком худые, локти к Коре. Небольшая развязная нега в их повседневном общение была допустима. Два взрослых общались на равных, всё честно. — Так, что там с Леоной-сан? — не думая унимать своей пронырливой натуры, Рагги с неприкрытым флиртом вновь подвигается ближе к Коре, которая тоже ложится локтями и грудью на многострадальную стойку выдачи. — А он тебе не рассказал? Просто заставил таскать все его долги сюда без объяснений? — посмеиваясь гадко, Кора заглядывает в синеву глаз Буччи, ища там понимания её усталости. И в конечном счете находя — этот парень работал не меньше неё самой, так же исполняя чьи-то капризы. — Ты же его знаешь, — отмахиваясь костлявой ладонью, Рагги чуть дует губы в притворной обиде. Ведь, в самом же деле, нельзя таить обиду на своего патрона. — Промямлил что-то, что «ему лень», «это заморочно», «ему некогда» — а потом завалился спать на весь день, вообще на весь, — бесподобно парадирую ленивую и подростково-пафосную манеру речи Кингсколара, ответил на очевидный вопрос не менее очевидно Буччи. — Я все эти дни пытался из него вытянуть, как же это так ты его оскорбила, что он даже не притронулся к шахматной доске за всё время, — вновь роняя с обветренных губ усмешки, с искренней, но измученной, забавой, продолжает свой незамысловатый ответ белобрысый юнец. — Ох, родной, ничего такого мной не было сказано, кроме правды, — склоняя голову к плечу, желая не чарующе заинтересовать, а лишь размять затекшие мышцы, начинает свой рассказ Кора на потеху благодарного зрителя. — Просто на его неумелое хамство в ответ на мою просьбу вернуть задолженности, я ответила, как стоило отвечать Леоне каждому в этой школе, — ощущая, как рыжая грива начинает выбиваться под вечер из узла хвоста, Кора лишь вздыхает удрученно, думая, что вот сейчас у нее растекутся по плечам и лопаткам волосы, и вся эта сцена с Буччи станет чуть интимнее, чем следовало бы. — А как же стоит каждому, кроме меня, разумеется, отвечать Леоне-сан? — с жеманной заинтересованностью, Рагги вновь приближается свое острое лицо — почти мордочку кошки — к Коре. — «Ты хоть знаешь, кто я такой, чтобы так со мной разговаривать?» — спросил ваш обожаемый Леона, на что я честно ответила «нет», — начиная свою балладу о юношеской глупости, усмехнулась с уверенным ехидством Кора, пытаясь тоже поиграть в театр по передразниваю Кингсколара. — «Я — Принц, так, что, тебе бы стоило обращаться ко мне с подобающим пиететом, травоядное». О, в тот миг он был так самонадеян, что я не удержалась от того, чтобы поставить его на место. От приглушенного и шуршащего саксаулом смеха Буччи, Коре становится немногим легче. Приятно поговорить с понимающим тебя. — Спросив его какой он принц — ведь не бывает у Королей одного наследника, всегда нужны запасные на всякие несчастные случаи — Леона пролепетал что-то про «второго», ну… И мне не стоило труда выспросить у него, какая система наследования власти используется в его королевстве, и, как понимаешь сам, майорат — не сеньорат. Он почти заткнулся, но… — Эм, Кора, а… — перебив словно бы даже неловко самозабвенную историю Коры, Рагги вдруг взирает на неё так несвойственно ему растерянно. Фиалки в его глазах чуть бледнеют. — А, майорат, сеньорат… Это что-то из истории магии, которую я никак не могу нагнать по программе, да? — поводя ушами, Рагги не пытается строить из себя непойми что, как это любят делать многие здешние мальчишки. Он сразу раскрывает все карты тому, кто сильнее и тому, у кого власть. — Сеньорат — принцип наследования, когда после смерти короля трон получают его родные братья или кузены, и далее в горизонталь по мужской линии рода, — заученно и сухо выплевывает Кора, быстрее пытаясь избавиться от нужды объяснять столь безынтересные исторические термины. — Майорат — принцип передачи трона, где трон получает непосредственный наследник Короля: его сын или дочь, — вздыхая скучающе, Кора возвращается к чему-то более значимому, чем престолонаследие. Это ведь малая деталь в общем унижении Кингсколара. — Так, о чем я? Ах да, — вновь бодрее и с насмешливым весельем продолжает она, замечая, как и короткий хвост Буччи начинает любопытно вилять. — Когда он ответил, что «Закатная Саванна» — государства с принципом майората, то мой ответ был прост: такому неудачливому юноше, как младший сын, следует чаще вести себя потише: ведь его судьба — всю жизнь жить на попечение нынешнего короля и будущего короля, наслаждаясь деньгами и отсутствием власти, которая может упасть ему в лапы, если он только решится на отравление в стиле Медичи. Рагги вновь и вновь сочувственно смеется. — Все-же, когда ты принц — у тебя невелик выбор, чем заниматься по жизни, дабы не опозорить коронованную семью. Знаешь, все эти якобы достойные и недостойные профессии, так, что выбор для королевских отпрысков не велик. Чаще всего вторые и третьи дети просто живут при дворе, выполняя роль нянек для племянников или бесполезных советников, — пожав плечами тоже почти сочувственно, Кора смеется с довольством. — А вот моя идея выжидать подходящего момента, чтобы скинуть старшего братца с какой-нибудь, скажем, скалы во время охоты — почему-то Кингсколару не понравилась. Стал бы регентом при малолетнем племяннике, вырастил его под свои нужды. Эх… отличный план для двора, полного королевских интриг. Рагги давится смехом — то ли горестным, то ли радостным. Обыденная для знатного семейства история Леоны — не самая завидная на самом-то деле. Но для таких, как они, для Рагги и Коры, елейная возможность жить на чужие деньги, не имея толком ответственности и наслаждаясь венценосным светом старшего брата, который любит тебя и каждую неделю высылает бешеные суммы на личные траты — небольшая, скромная мечта. — Ты… ты ему считай наступила на хвост такими словами, — смеясь в унисон с Корой, Рагги снова оказывается ближе, словно бы пытаясь пересчитать веснушки её лица. — Он сам виноват — выпендриваться передо мной, как видишь, не лучшая идея, — не стесняясь и самой приблизить лицо к хищному носу Рагги, Кора добавляет как бы случайно. — Леона еще спросил, не из Закатной ли Саванны я? Интересно, как бы положительный ответ помог ему выкрутиться, — щелкая языком и растягивая губы в победоносной улыбке, спрашивает у Рагги ответа на чужой дурацкий вопрос Кора. — Ну, положительный ответ многое бы объяснил… знаешь, в Саванне у нас… дамы очень…самодостаточные, и большие, как ты, что очень… влияет на их социальный статус. В положительную сторону. — На что ты намекаешь, Буччи? — с легким флёром интереса, хмыкает по-доброму Кора. — Я чуть выше тебя и подкаченей, но… мне казалось, для парней это скорее минус. — Знаешь-ли, я бистмен-гиена и всё такое, — отшучиваясь на грани серьёзности и кокетливой шутки, Рагги добавляет с хитрым прищуром. — Ты бы понравилась моей бабушке. — Я польщена, — саркастично парирует Кора, прикладывая ладонь к груди, будто бы её прагматичное (в этом случае) сердце отзывается томительным смущением, — Но, если ты снова о предложение вместе поесть пончиков — пожалуй, откажусь. — Черт, а я думал в этот раз выйдет, — хихикает шипяще Буччи, заводя руки за белобрысую голову в жесте чрезвычайно наигранного расстройства и беспечности. — Ну, тогда, может, расскажешь, как ты еще кого-то отчитала? — Для тебя — всегда, — кивая согласно и дозволяющее, Кора пожимает плечами. — Итак, перейдем к разговору о Кейтере Даймонде и его чертовом магикам.