Ульяновы и иже с ними

— И-и, — протянул Сережа, останавливаясь у своего подъезда, и развернулся к Жене, — Мы дошли. Женя выдохнул, и у него изо рта вырвалось бледное, почти незаметное облачко пара. Он кивнул и замялся, неуверенный в том, что сказать и стоит ли вообще что-то говорить. Хрупкая тишина, повисшая между ними, звенела от мороза и напряжения. Они стояли совсем близко, казалось, наклонись он ещё чуть-чуть, и сможет уткнуться в сильную, теплую шею. Но Сережа просто смотрел, изучая глазами чужое лицо, вновь запоминая крохотные детали. Женя успел измениться за то время, что они не виделись. Несильно, конечно, просто волосы немного отросли. И глаза стали более уставшими. А во взгляде угадывалось что-то похожее не то на обречённость, не то на вину, и не понятно, что из этого жалило больнее. Сережа осторожно поднес холодные пальцы к жениному подбородку, легко проводя подушечками по изгибу челюсти. Он не отводил взгляда от чужих глаз, видя как в них проблескивает удивление, и мягко улыбнулся, приподнимаясь и целуя уголок губ. Всего одно лёгкое касание, но даже по таким он безумно скучал. И судя по тому, как изменилось выражение лица напротив, — не он один. Женя неуверенно поднял руку и осторожно обнял за талию. Как будто боялся, что ему не позволят. «Глупость» — понял вдруг Сережа. Жене всегда было можно, что бы он ни сделал, что бы с ними ни произошло. Потому что Сережа бы соврал себе, если бы сказал, что есть кто-то, кто знает его так же хорошо. Кого он знает так же хорошо. Потому что даже если Женя сделает больно, только он потом сможет обнять так, чтобы внутри всё собралось обратно. Так что Сережа прижался ближе, укладывая голову на чужое плечо и скользя руками по чужой спине, заключая в крепкие объятья. — Спасибо, что проводил, — шепотом поблагодарил он, прикрывая глаза и давая себе подольше погреться в жениных руках. — Не за что, — Сережа почувствовал, как Женя наконец позволил себе совсем расслабиться, обнимая его второй рукой и надёжно прижимая к себе.