Мой личный враг

      Не знаю, сколько времени я просидела на стуле возле операционного стола, дожидаясь, пока Аллен придёт в себя. Но он так и продолжал лежать без движения и без чувств и я не была уверена в том, что он вообще когда-нибудь очнётся.       Адаже говорил, что с Алленом всё будет хорошо, так? Но почему же в этом случае он до сих пор ещё не пришёл в себя? Сколько времени прошло после операции? Час? Два? Или больше? Его раны хоть и были достаточно серьёзными, но не выглядели опасными для жизни. Неужели всё дело в том, что Адаже вкатил ему «убойную» дозу снотворного из-за чего Аллен так и не может очнуться? Не похоже. Сэр Инес не стал бы обращаться за помощью к неквалифицированному лекарю-самоучке. Наоборот, вице-командир кое в чём считает его лучшим доктором, чем тот же Глиссаде…       Нет, с этой стороны ничего плохого мне явно ждать не стоит. Вероятно, всё дело в сильной кровопотере и в болевом шоке. Именно из-за них Аллен до сих пор не может прийти в себя, а вовсе не из-за передозировки снотворного…       Хлопнула входная дверь и этот звук оказался достаточно громким для того, чтобы отвлечь меня от невесёлых мыслей, в которые я снова успела погрузиться чуть ли не с головой. Обернувшись, я увидела Адаже, с тряпкой в руке стоявшего на пороге.       — Что-то не так? — слегка нахмурившись, спросил он, заметив мой вопрошающий взгляд.       — Д-да, — кивнула я. — Ты куда-то выходил?       — Ага. На крыльцо, чтобы вытереть грязь, которую вы втроём там оставили.       Я почувствовала укол совести. Мне казалось, что мои сапоги не были настолько уж грязными, чтобы я могла наследить на крыльце его дома. Хотя, с другой стороны, я ведь не чистенькие и ухоженные улицы Верхнего мира теперь патрулировала, а районы Убежища, весьма далёкие от всех санитарных норм. Один ужасный запах грязи, нечистот и какого-то тлена, который вечно там присутствует, чего стоит, не говоря уж обо всём остальном! К тому же, когда я сюда мчалась, не разбирая дороги и думая только о том, как бы помочь Аллену, мне было не до того, чтобы смотреть под ноги. Очень может быть, что я в одном из переулков наступила в какую-нибудь особо грязную и зловонную лужу, но не заметила этого.       — Извини, — пробормотала я. — Мне нужно было самой навести порядок, раз уж я и вправду так сильно наследила у тебя на крыльце.       — А, ерунда! Не бери в голову, — отмахнулся от меня Адаже, бросая тряпку куда-то в угол. — Не так уж сильно ты там и напачкала, если уж говорить по-правде. К тому же, — добавил он, немного помолчав. — Было совсем не трудно затереть несколько пятен грязи на крыльце. Мне нравится убирать в доме. И я делаю это не потому что обязан поддерживать здесь чистоту и порядок, а ради удовольствия, так что тебе незачем извиняться.       — Тебе и вправду нравится убирать в доме? — удивилась я, вспомнив о том, что когда я была маленькой, слуги всегда ворчали за моей спиной, если я забывала снять в прихожей уличную обувь и в грязных ботинках шла прямиком в столовую или наверх, в свою комнату. — Хм… Если честно, впервые вижу человека, который не говорил бы, что уборка доставляет ему лишние проблемы.       — Да, мне это и вправду доставляет удовольствие, — кивнул он. — Возможно, всё дело в привычке. Я ведь врач и потому должен следить за чистотой и порядком, чтобы избежать распространения инфекций. А может быть, мне просто нравится смотреть, как дом становится чистым после уборки и из некоего подобия грязного сарая превращается в благоустроенное жилище… Впрочем, это неважно. Ответь лучше мне вот на какой вопрос: ты ужинать сегодня будешь? Если будешь, то говори об этом сразу, чтобы я готовил еду на двоих, а не на себя одного, как это делаю обычно.       — Ужинать? — переспросила я. — А разве это уместно? Я ведь не гостья и даже не твоя пациентка, чтобы ты угощал меня ужином. К тому же, это доставит тебе лишние хлопоты…       — Нисколько не доставит, — покачал головой Адаже. — Хуже будет, если ты от голода и усталости свалишься в обморок… Знаешь, — добавил он, ставя посуду на стоявший в другом углу комнаты обеденный стол. — Я разрешил тебе остаться здесь на ночь с тем расчётом, чтобы ты мне помогала в уходе за своим раненым приятелем, пока он будет находиться в моём доме. И меня не слишком прельщает перспектива нянчиться не только с ним, но ещё и с тобой. А потому лучшее, что ты можешь сделать, дабы избавить меня от лишних забот — это сесть за стол и спокойно поесть.       — Но это же лишние траты для тебя! — не смогла удержаться я от замечания. — Придётся расходовать на меня продукты, да ещё и возиться с готовкой…       — Пустяки, — снова махнул он рукой. — Просто включу твой ужин в счёт оплаты лечения твоего сослуживца, если уж ты считаешь, что это принесёт мне лишние хлопоты и расходы. Хотя, наверное, делать так было бы слишком самоуверенно с моей стороны, поскольку готовлю я, прямо так скажем, неважно. Моя еда далека по качеству от ресторанной. Это не ты мне должна за неё платить, а я тебе за то, что ты согласилась её попробовать.       — Но я же ещё не… — начала, было я, но Адаже не стал меня слушать.       — Если ты и вправду не хочешь доставить мне лишних проблем, то просто сядь за стол и поешь, — сказал он тоном, не терпящим возражений.       Я поняла, что проиграла, но сдаваться всё ещё не собиралась. В конце концов, меня учили, чтобы я ничего не ела в доме у малознакомых людей к которым пришла чтобы решить кое-какие вопросы, а не по приглашению на званый обед или ужин.       — Да, но как же он?.. — спросила я, кивком указывая на Аллена, до сих пор так и не пришедшего в себя. — Что будет с ним, если я его оставлю пусть даже на несколько минут?       — Очнётся к утру, — пожал плечами доктор. — В любом случае до этого времени твои услуги ему всё равно не понадобятся. Вот когда он начнёт приходить в себя после наркоза и почувствует себя не очень хорошо… Тогда — может быть, но тоже не наверняка. Сейчас же ты вполне можешь оставить его одного на некоторое время. Ничего страшного с ним уж точно не произойдёт. Он внезапно не вскочит, не выдернет иглу от капельницы, не попытается сорвать повязки или, тем более убежать.       — А потом такое может быть? — спросила я, чувствуя, что снова начинаю переживать за Аллена.       Что, если он и вправду, толком не очнувшись, решит спрыгнуть с операционного стола и свалится на пол? Он же может сильно удариться или даже сломать себе руку или ногу!       — Может, — коротко кивнул Адаже. — Один из его сослуживцев, которому я зашивал рваную рану на бедре, после того, как наркоз начал отходить, пытался выпрыгнуть через окно и убежать. Другой, с дыркой в боку, едва придя в себя после операции, начал ломиться в закрытую дверь, уверяя, что его преследуют гигантские пауки… Правда, тот, второй парень всегда был алкоголиком. Его и принесли-то сюда после того, как он устроил пьяный дебош в таверне и кто-то из посетителей пустил в ход нож, чтобы его успокоить… Все люди разные и потому не одинаково воспринимают наркоз. Одни спокойно засыпают, видят яркие цветные сны а потом приходят в себя очень быстро и безболезненно. Другие же, будучи одурманенными обезболивающим, страдают от кошмаров, могут внезапно очнуться во время операции, а когда действие наркоза заканчивается, то просыпаются медленно и очень мучительно… Так, ладно, — добавил он, разливая по мискам что-то наподобие густого супа неаппетитного, серо-жёлтого цвета, в котором плавали кусочки каких-то разварившихся овощей. — Поговорили — и хватит. А теперь мой руки и садись за стол. У меня, знаешь ли, не так много времени, чтобы я ещё стал его тратить на пустую болтовню или на никому не нужные уговоры.       Вздохнув, я поднялась со своего места, оправила немного примявшиеся складки на плаще. Вымыв руки под рукомойником, подошла к столу и села на стул, на который мне показал хозяин дома.       — Спасибо, — пробормотала я, беря в руки ложку и зачерпывая суп. — Но, правда, тебе не нужно было этого делать. Я вполне могла бы потерпеть до утра. И в голодный обморок от этого уж точно не упала бы…       Говоря так, я попробовала суп и… С трудом удержалась от того, чтобы не выплюнуть его. Еда, которую предложил мне Адаже, была не просто невкусной, она оказалась ужасной. Недосоленной, с ошмётками переваренных овощей и одиноко плавающем сверху листиком петрушки. Но самого повара это обстоятельство, видно, ничуть не смущало. Он с самым спокойным видом ел свою порцию. Правда, и выражения особой радости на его лице что-то не было заметно.       — Что, настолько кошмарно? — спросил он у меня, заметив, что я в недоумении уставилась на содержимое своей тарелки. — Если всё плохо, так и скажи. Я не обижусь. Знаю, что плохо готовлю. И сколько бы ни пытался этому научиться, лучше моя готовка всё равно не становится.       — Ну-у, — отводя взгляд в сторону, проговорила я. — Если честно, то да, это не просто плохо, это ужасно. Не понимаю, как ты можешь совершенно спокойно есть настолько невкусные блюда.       — А почему меня это вообще должно волновать? — пожал он плечами. — Я знаю, что готовлю просто отвратительно. Ну, так что же? Я всё равно не могу этого изменить, так какой смысл переживать из-за ерунды? К тому же, еда для меня — всего лишь средство существования. И до тех пор, пока её пищевая ценность меня устраивает, вкус не имеет никакого значения… Если тебе совсем уж невозможно это есть, то можешь оставить свою порцию в тарелке. Но я бы не хотел, чтобы ты и вправду свалилась прямо здесь в голодный обморок, а потому, попробуй поесть ещё хотя бы немного.       Я вспомнила о том, что, вообще-то, нахожусь сейчас в Убежище. Здесь так трудно добывать еду! Вон, Риелит, к примеру, вынуждена работать днями и ночами, чтобы обеспечить себе и Мерло хотя бы более-менее сносное существование. Наверное, здесь мало кто вообще задумывается о вкусе приготовленных блюд. Еда считается хорошей, если она чистая, приготовленная из неиспорченных продуктов и её можно съесть без риска отравиться. Значит, и мне незачем строить из себя аристократку и отказываться от предложенного угощения только потому, что его вкус далёк от идеала.       — Нет уж, спасибо, — проговорила я, снова беря в руки ложку. — Съем всё. Негоже было бы разбрасываться едой в то время, когда кому-то другому в Убежище, возможно, придётся сегодня лечь спать голодным, не согласен? В любом случае, — добавила я, — Спасибо тебе за ужин. Если хочешь, в качестве благодарности за твои труды, я помою посуду.       — Нет, не нужно, — остановил меня Адаже. — Я сам это сделаю.       — Почему? — не поняла я.       — Потому, что люблю, — последовал неожиданный для меня ответ.       — Любишь мыть посуду?! — в недоумении воззрилась я не него.       — Ну, да. Именно. Люблю мыть посуду. Не тебя же я люблю, в самом деле.       Я невольно фыркнула, так, что даже расплескала суп из ложки, которую как раз собиралась поднести ко рту:       — Очень смешное уточнение, конечно! Ну, а кроме шуток… Скажи, почему тебе нравятся такие вещи, которые большинство других мужчин просто терпеть не может? У нас в штаб-квартире Гончие постоянно ругаются друг с другом когда дело доходит до распределения дежурств по кухне или по уборке. Ни один из моих коллег никогда в жизни добровольно не согласился бы вымыть посуду или подмести мусор во дворе. Только по принуждению, только по приказу высшего командования… Так почему же ты?..       — Потому, что мне нравится сам процесс уборки. Люблю смотреть на то, как грязное становится чистым. Чего тут непонятного? И то, что большинство Гончих плевать хотели на чистоту и порядок, вовсе не означает, что я должен брать с них в этом пример и превращать свой дом в подобие хлева… Надеюсь, это тебе ясно?       — Ясно, — кивнула я. — Хотя, если уж говорить по-правде, то и наш штаб — это вовсе не какой-нибудь грязный сарай или свинюшник. Там тоже довольно чисто и опрятно, знаешь ли. Потому, что оба наших командира внимательно следят за тем, чтобы главное здание, да и форпосты тоже, содержались в порядке. Они ни за что не позволят своим подчинённым превратить штаб-квартиру чёрт-те во что, завалив её мусором и всяким хламом по самую крышу.       Адаже хмыкнул, но говорить ничего больше не стал. Я тоже предпочла не продолжать этот разговор, так что оставшееся время ужина прошло в молчании.       После того, как мы поели, хозяин дома поднялся из-за стола, вымыл посуду и, велев мне ничего из приборов или инструментов в медкабинете не трогать и на улицу не высовываться, взял с полки какой-то справочник по медицине и ушёл в другую комнату.       Я не знала, чем мне заняться и потому решила из любопытства посмотреть книги, стоявшие на шкафу. Но все они были написаны на непонятном мне языке, так, что я ничего не смогла прочесть — даже их названия на обложках. Скорее всего, это тоже были книги по медицине, наподобие травников или анатомических атласов. В любом случае, там не имелось ничего, что было бы мне интересным, а значит, нет никакого смысла в бессмысленном перелистывании книг, которые я всё равно не смогу прочесть.       С этими мыслями я вернулась к операционному столу и снова опустилась на стул.       «Святой Юне, пожалуйста, сделай так, чтобы Аллен поскорее очнулся! — мысленно повторяла я слова незатейливой, придуманной прямо сейчас молитвы. — Уверена, что ты можешь это для нас с ним сделать, ты ведь такой добродетельный и могущественный. Ты можешь разговаривать напрямую с Богом, тогда как все остальные не умеют этого делать. Прошу тебя, передай ему мою просьбу, ладно?..»       *****       Как Адаже и говорил, Аллен очнулся уже под утро, когда небо за окном окрасились в тускло-серые краски близящегося рассвета. Его пробуждение не было ни долгим, ни мучительным. Он просто внезапно открыл глаза и слабым голосом спросил, где он находится и что, вообще, с ним случилось.       — Ты в безопасности, Аллен, — проговорила я, поправляя немного сбившееся в сторону одеяло, покрытое буроватыми пятнами засохшей крови. — Теперь всё будет хорошо. Тебе больше не о чем волноваться.       На самом деле ему было о чём волноваться. Но не могла же я прямо тогда сказать Аллену о том, что, возможно, на его лице останутся шрамы, от которых невозможно избавиться? У него ещё будет время подумать об этом, сейчас же главное, чтобы его раны поскорее затянулись и чтобы в них не попадала инфекция. Впрочем, уверена, что насчёт последнего Адаже и без меня позаботился. Он ни за что не стал бы накладывать повязку на раны, не очистив их от грязи и не обработав каким-нибудь обеззараживающим средством.       Между тем начинала светать. На улице послышался стук колёс подъезжающей повозки. Он всё приближался, пока не смолк где-то возле крыльца дома. А через несколько минут в дверь постучали.       — Адаже, ты дома? — услышала я голос вице-командира.       — Можешь открыть, — прозвучал откуда-то из глубины дома голос доктора. — Я сейчас оденусь и выйду.       Поднявшись со своего места, я направилась в прихожую и распахнула дверь. На пороге стоял сэр Инес, а за его спиной, в нескольких шагах от крыльца, виднелась повозка, запряжённая лошадью.       — Кирс, ну, как у вас прошла ночь? — спросил у меня вице командир прежде, чем я успела с ним поздороваться. — Эшфорд очнулся?       — Да, — кивнула я. — Аллен пришёл в себя примерно с полчаса назад, но, похоже, сейчас он опять спит.       — Хорошо. Значит, с ним и вправду не всё так плохо, как мне показалось вначале… Ну, а вы, Кирс? Должно быть, просто умираете от голода и жажды? Ох… Надеюсь, мы успеем вернуться в штаб-квартиру до завтрака, если же нет, то, боюсь, придётся просить дежурных, чтобы они приготовили вам отдельное блюдо. Не можете же вы, в самом деле, отправляться на патрулирование совсем голодной!       — Я не голодна, — покачала я головой. — Адаже угостил меня ужином.       — О, вот как? — немного недоверчиво глядя на меня, проговорил сэр Инес. — Это на него непохоже: предлагать еду едва знакомым людям.       — Он сказал, что если я откажусь есть, то могу упасть в голодный обморок и тем самым доставлю ему ещё больше проблем, — сказала я. — В любом случае, благодаря его заботе, мне не пришлось голодать, а потому вам тоже не о чем беспокоиться.       В это время дверь смежной комнаты открылась и на пороге показался Адаже. В руках он держал кучу каких-то бумажек, скорее всего, рецептов лекарств.       — А, это ты, Инес, — проговорил он, подходя к вице-командиру. — Если честно, я думал, что ты приедешь за тем парнем позже, а ты примчался сюда чуть свет… Вот, возьми, — добавил доктор, протягивая ему бумажки, исписанные мелким аккуратным почерком. — Здесь перечислены все лекарства, которые ему понадобятся. Ну и, конечно, нужно будет вовремя делать перевязки, а через несколько дней снять швы. Но, думаю, что ваш штабной лекарь справится с этим не хуже меня, а потому в моих услугах больше нет необходимости… Да, и насчёт оплаты… Рассчитаешься со мной, как только сможешь.       — Как только смогу? — переспросил вице-командир. — Ну, значит, сегодня и рассчитаюсь. Сколько я тебе должен? — добавил он, рассматривая листок, на котором была указана некая сумма денег. — А, всё, понял! Вот, возьми. И спасибо тебе за то, что ты ему помог.       С этими словами он положил на небольшой столик, стоявший в прихожей, несколько серебряных монет. Я не знала, много это или мало по меркам Убежища. Но, наверное, Адаже не стал бы ни чрезмерно завышать цену за услуги, ни работать себе в убыток. Значит, именно столько и должна стоить его работа вместе с потраченными лекарствами и перевязочным материалом, ни больше и ни меньше.       Мне было любопытно, включил ли он стоимость моего ужина в счёт оплаты, но я так и не решилась задать этот вопрос ни Адаже, ни сэру Инесу. А прочитать то, что было написано в листке, который был в руках у вице-командира, я не могла потому, что счёт за лечение был написан на том же неизвестном мне языке, что и книги, которые я видела раньше. Может быть, когда-нибудь я научусь его понимать и тогда смогу читать всё, что захочу. Пока же мне просто нужно смириться с тем, что я безграмотна по меркам Нижнего мира: не умею ни читать, ни писать на их языке. Какая ирония! Там, наверху, я училась в одной из лучших школ да и при сдаче экзаменов при поступлении на работу, у меня был один из самых высших баллов в той части тестирования, которая касалась теоретических знаний, а не физической подготовки. Теперь же…       Тем утром я дала себе обещание обязательно освоить местную грамоту в кратчайшие сроки и собиралась достичь этого любой ценой.       *****       По дороге в штаб-квартиру я никак не могла избавиться от грустных мыслей и плохого предчувствия, которые не покидали меня вот уж несколько часов. Это настолько меня тревожило и выводило из равновесия, что я даже осмелилась задать сэру Инесу вопрос, от которого в другое время, пожалуй, воздержалась бы:       — Интересно, что сказал Заксен, узнав о том, что случилось с Алленом? — спросила я, глядя на то, как над горизонтом поднимается солнце Нижнего мира, кажущееся тускловатым по сравнению с тем солнцем, к которому я привыкла наверху.       Сэр Инес только вздохнул:       — Говоря по-правде, Кирс, он ничего мне не сказал.       — Как? Совсем ничего? — удивилась я. — На него это как-то не похоже. Я ожидала, что командир начнёт как всегда орать, может быть, даже вспоминать чьих-то родственниц по женской линии. Но чтобы он ровным счётом ничего не сказал?! Быть того не может!       — Увы, ещё как может! — невесело усмехнулся вице-командир. — Я думал, что достаточно хорошо уже успел изучить Закса, но… Вот уже в который раз он преподносит мне весьма неприятный сюрприз. То, что он ничего не ответил — это плохой признак, Кирс, очень плохой, я бы сказал. Признаться, я уже давно не видел Закса таким, с того самого дня, когда умерла Тейя Сконе. Тогда он, не сказав никому ни слова, просто ушёл в свою комнату и несколько дней не выходил оттуда. Теперь, похоже, с ним происходит то же самое. Он сейчас в полном раздрае, Кирс. И я даже боюсь предположить, на что Закс может быть способен в таком состоянии.       — Ясно, — кивнула я. — Что же, постараюсь не слишком злить его сегодня. Раз уж он в таком состоянии.       — Надеюсь, что так и будет, — кивнул вице-командир. — Я рассчитываю на ваше благоразумие, Кирс. На то, что вы и вправду не станете в его присутствии делать глупостей. Что бы он вам ни сказал — просто соглашайтесь с ним, чего бы ни требовал — без возражений и желательно молча исполняйте его приказы…       В это время повозка въехала во двор штаб-квартиры и остановилась напротив главного входа.       — Ну, вот и всё, мы на месте, — проговорил сэр Инес, помогая мне спуститься с козел на землю. — Я сейчас вместе с Эшфордом загляну к Глиссаде, а вы пока идите к себе. Вам нужно привести себя в порядок и хоть немного отдохнуть перед патрулированием. Чуть позже я зайду за вами, Кирс, чтобы отвести вас в столовую и уж после этого мы с вами оба отправимся на дежурство.       — Хорошо, — кивнула я. — Только вот… Не понимаю, зачем нужно вести Аллена ещё и к Глиссаде? Разве Адаже не сделал для него всё, что мог? Для чего нужно тревожить попусту его раны, если повязки на них были наложены всего лишь несколько часов назад? Они ещё чистые, не пропитавшиеся кровью. Так для чего же?..       — Боюсь, Кирс, вы этого пока ещё не понимаете, — покачал головой вице-командир. — Адаже очень хороший врач, если только не сказать замечательный. Но он не приписан в качестве медика к нашему штабу, а потому все диагнозы, которые он ставит, носят… Ну, скажем так, не вполне официальный характер. Нам нужно составлять отчёт о происшествии, а значит, будет необходима подпись Глиссаде в той части документа, где говорится о повреждениях, полученных Эшфордом. Кроме того, его советы относительно методов лечения тоже могут оказаться небесполезными. Всё-таки опыта у него будет побольше, чем у Адаже. Ну, и потом, как говорится, одна голова хорошо, а две — лучше. Возможно, Глиссаде заметит то, что упустил из виду его коллега и это «что-то» окажется крайне важным... Понимаете, что я хочу сказать?       — Да, понимаю, — кивнула я. — Ну, что же, в таком случае, до скорой встречи, сэр Инес. Чуть позже увидимся… Да, и если Аллен вдруг проснётся, скажите ему, что я за него беспокоюсь и желаю ему скорейшего выздоровления, ладно?       Сказав так, я помахала ему рукой в знак прощания и направилась в свою комнату, ещё не догадываясь о том, какой «приятный» сюрприз меня там поджидает.