Мой личный враг

      Очнулась я от того, что внезапно услышала знакомые голоса.       — Знаешь, Закс, иногда мне просто хочется тебя убить, — проговорил сэр Инес. — Вот, скажи, зачем ты говоришь о вещах, которых не только не делал, но даже не собирался делать? Для чего ты сказал Кирс о том, что убил тех людей, если на самом деле это сделал кто-то другой? Тебе что, так нравится, когда все вокруг, включая твою собственную жену, считают тебя чудовищем?       — Тц. — послышался насмешливый голос Заксена. — Плевать. Пусть считают меня хоть чудовищем, хоть монстром, хоть исчадием ада. Лишь бы боялись.       — Да, но посмотри, что ты наделал! — резонным тоном возразил ему вице-командир. — Из-за того, что ты признался в убийстве тех людей, хоть вовсе его и не совершал, Кирс вот уже второй день не может прийти в себя. Она сильно вымокла под дождём, когда от отчаяния решила убежать куда угодно, только чтобы быть подальше от тебя. От человека, который якобы убил её друзей. Хоть на самом деле ты вовсе не делал этого, а просто сам себя оклеветал из вредности и желания её позлить!       — Не совсем позлить, — хмыкнул командир Гончих. — Скажем так, это было что-то вроде шутки, которая не удалась.       — Она и не могла удастся! Как ты вообще додумался шутить в присутствии Кирс подобными вещами? Ты хоть знаешь, насколько сильно она была потрясена, узнав о гибели тех людей?!.. Она сама была как неживая, не могла ни говорить, ни двигаться. Мне с трудом удалось привести её в чувство, когда я нашёл её сидящей на мостовой на залитой дождём улице… Скажешь, это не ты довёл её до такого состояния, Закс?       — Тц. Если и я — то что с того?       — Вот-вот! Уверен, это ты сказал и Кирс, когда она тебя спросила о том, не ты ли убил её друзей… Я угадал, верно? Именно так ты ей тогда ответил?       — Ну, положим, так… Что дальше?       — А… Дальше? — после непродолжительно молчания сказал сэр Инес. — Дальше я задам тебе только один вопрос. Закс, ответь: неужели тебе и вправду настолько наплевать на Кирс, что ради того, дабы избавиться от неё, ты готов на всё, что угодно, даже на преступление? Только вот… Думается мне, что на самом деле это не так. Что, постоянно ставя Кирс в опасные ситуации, ты хочешь избавиться не столько от неё самой, сколько от своих чувств по отношению к ней… Она тебе небезразлична, правильно? Может быть, ты её уже успел полюбить… где-то в глубине души. Но из упрямства и вредности согласишься скорее убить Кирс, чем признаться ей в своих чувствах. А, может быть, не смеешь признаться в этом не только ей, но даже самому себе, не допускаешь даже мысли о том, что можешь снова кого-то полюбить. Потому, что больше всего на свете ты боишься повторения той истории. Не хочешь снова испытать боль от потери любимого человека, как это было с Тейей…       — Тц. Вздор! — неожиданно срываясь на крик, рявкнул Заксен. — Что ты ещё выдумаешь, Инес, в своём желании обвинить меня во всех мыслимых и немыслимых грехах?.. Говоришь, мне небезразлична Кирс? А что же тогда насчёт тебя? Разве тебе она не нравится? Разве ты сам не хотел бы её заполучить?       — Не хотел бы, — прозвучал ответ, который я, наверное, предпочла бы никогда не слышать, пусть даже он и предназначался вовсе не мне, а кое-кому другому. — Кирс очень хорошая девушка. И она мне нравится. Но только… как коллега и как друг, а не как женщина… Хотя, нет, — добавил сэр Инес, невесело рассмеявшись. — Кого я пытаюсь сейчас обмануть? Она мне нравится и как женщина, но… Скорее небо упадёт на землю, чем я соглашусь хотя бы намекнуть ей о своих чувствах… А знаешь, почему, Закс? Потому, что я не хочу предавать нашу дружбу и не осмелюсь нарушить уставные отношения. Я всё ещё остаюсь служащим Храма. И совращение чужих жён с пути истинного — это не то, что там, наверху, могли бы одобрить. Если бы они выбрали меня в качестве супруга Кирс, я окружил бы её заботой и лаской, сделал самой счастливой женщиной в этом мире. Но… Они выбрали тебя. Мне же остаётся только смириться с этим и делать то, что я должен делать. Не думая о любви, забыв о своих чувствах… Это — не то, чего я хотел бы на самом деле. Но это — хорошо и это — правильно. А всё прочее… Всё прочее только толкнуло бы нас с Кирс в пропасть из которой нет и не может быть возврата и сделало бы преступниками. Вот почему я никогда не сделаю ничего подобного. Я останусь навсегда верен своему долгу и нашей дружбе.       Я уже подумывала открыть глаза и сказать о том, что я очнулась и что со мной всё хорошо, но… Слова сэра Инеса, которые я сейчас услышала, заставили меня отказаться от этого намерения… Получается, что, на самом деле, я ему и вправду небезразлична. Только вот эта любовь, возможно, даже взаимная, изначально была обречена на провал. Ни я, ни сэр Инес не рискнём переступить черту, отделяющую нас от грехопадения. Потому, что несанкционированная любовь — это страшное преступление, за которое нет и не может быть пощады… Никому. Никогда. Ни при каких условиях.       В это время послышался скрип открываемой двери и в комнату зашёл ещё кто-то.       — Я не буду спрашивать о том, кто именно из вас двоих довёл её до такого ужасного состояния, — услышала я голос, показавшийся мне знакомым и, осторожно приоткрыв один глаз, увидела Глиссаде, стоявшего на пороге. — Но сейчас я бы попросил всех посторонних покинуть это помещение. Потому, что настало время очередного осмотра и процедур.       — Тц. Было бы там ещё на что смотреть! — послышалось недовольное фырканье Заксена. — Можно подумать, я чего-то там у неё не видел!..       Но Глиссаде, не желая ничего слушать, просто указал ему и сэру Инесу на дверь:       — Командир… Вице-командир… Прошу, не заставляйте меня повторять эту просьбу дважды, — мягко улыбнувшись, проговорил он. — Пожалуйста, выйдите в коридор и подождите окончания осмотра там.       Я услышала, как дверь с грохотом захлопнулась, а потом совсем рядом со мной прозвучал негромкий, слегка насмешливый голос доктора:       — Ну же, Кирс, довольно притворяться. Вы ведь, давно уже очнулись и, почти наверняка слышали всё, о чём говорили тут эти двое… Не так ли?       Было ясно, что обмануть его у меня не получится. — Что же, вы правы, — проговорила я, открывая глаза и только сейчас понимая, что забыла с ним поздороваться… Боже, как невежливо! Матушка наверняка отругала бы меня за то, что я веду себя так неприлично. — Доброе утро, Глиссаде. Не скажете, что со мной случилось? Я помню только дождь и то, как моё сознание внезапно помутилось. Но почему? Чем я больна и насколько это серьёзно? Вы можете это сказать?       — Утро? — как-то странно хмыкнул доктор. — Кирс, посмотрите в окно. Уже давно вечер, солнце вот-вот закатится за горизонт, наступят сумерки… Да, насчёт того, что с вами случилось, — добавил он после непродолжительного молчания. — У вас было что-то вроде травматического шока из-за нервного потрясения. К тому же, вы сильно простудились, вымокнув под дождём. Отсюда — лихорадка, обморок, бред. Вы почти двое суток не приходили в себя. Метались по кровати как безумная и всё время умоляли всех подряд вытащить вас из какой-то ямы, которая была порождением вашего лихорадочного бреда.       — Ясно, — вздохнула я, припоминая подробности своего затянувшегося ночного кошмара. — И что теперь со мной будет? Я поправлюсь?       — Вне всякого сомнения! — с уверенностью кивнул Глиссаде. — Через несколько дней вы будете в полном порядке, Кирс. Лихорадка отступила, вы очнулись. Так что теперь вы уже и так, можно сказать, находитесь на пол-пути к выздоровлению. Только, — добавил он. — Вам придётся какое-то время полежать в постели, попить лекарства и как следует отдохнуть. Я не знаю, что стало причиной пережитого вами нервного потрясения, но… Постарайтесь хотя бы на время забыть обо всём плохом, ладно?       — Хорошо, — ответила я, хоть и была далеко не уверена в том, что смогу в точности выполнить это его распоряжение.       Не думать ни о чём плохом? Разве могу я просто взять и забыть о том, что снова потеряла дорогих для себя людей? Риелит и Мерло стали мне почти как семья, но теперь их тоже больше не было. Точно так же, как не было моих родителей. И Финн остался где-то далеко-далеко, в Верхнем мире. Вряд ли мы с ним когда-нибудь снова увидимся, а значит…       — Значит, и он тоже для меня как бы умер, — ни к кому не обращаясь, проговорила я после того, как Глиссаде, попрощавшись со мной и пожелав мне скорейшего выздоровления, вышел из комнаты. — Отец… Матушка… Финн… Риелит… Мерло… Почему все люди, к которым я успеваю привязаться, рано или поздно меня покидают? Может быть… Будет лучше, если я не стану никого любить и ни к кому не буду привязываться? Тогда и терять друзей или любимых мне больше не придётся…       И тут я кое-что вспомнила. Слова, которые не так давно произносил сэр Инес:       «А, может быть, не смеешь признаться в этом не только ей, но даже самому себе, не допускаешь даже мысли о том, что можешь снова кого-то полюбить. Потому, что больше всего на свете ты боишься повторения той истории. Не хочешь снова испытать боль от потери любимого человека…»       Получается, что именно это однажды случилось с Заксеном. И что, размышляя подобным образом, я вполне могу дойти до того, что стану точно такой, каким с некоторых пор стал он сам?! Жестокой. Циничной. Хладнокровной. Мне тогда как и Заксену, тоже будет плевать на боль и страдания других людей. Я превращусь… Ну, да, правильно: в нечто вроде машины для убийства. Которая не рассуждает, а просто выполняет приказы других людей. Ну, или делает то, что сама считает нужным делать…       Хочу ли я этого? Разумеется, нет. Ни. За. Что. Стать такой, каким стал Заксен?! Да лучше я умру, чем стану вести себя так, как ведёт себя он!.. И в это время…       Дверь открылась и в комнату вошёл командир Гончих. В руках он держал чашку, от которой кверху шёл пар. Судя по слегка приторному, горьковато-терпкому запаху, в чашке был какой-то травяной отвар.       «А вот и он. Лёгок на помине, — невольно промелькнула у меня мысль. — Вот уж и вправду говорят: «Вспомни заразу — появится сразу!»       Не говоря ни слова, Заксен подошёл к кровати, на которой я лежала и, бесцеремонно стянув с меня одеяло, недовольно хмыкнул.       — Хватит придуриваться! — тоном, не терпящим возражений, проговорил он. — Я же вижу, что ты давно очухалась. Так что не притворяйся спящей, я тебя насквозь вижу и, будь уверена, ни за что не поверю в то, что ты до сих пор ещё дрыхнешь или, тем более, валяешься в беспамятстве.       Мне совсем не хотелось его видеть. Зажмурив глаза так крепко, как только могла, я отвернулась к стенке и прошептала:       — Лучше просто уйди. Видеть тебя сейчас не хочу. После всего «хорошего», что ты для меня уже успел сделать…       Бесполезно. Видно, я просто уже забыла о том, с кем имею дело. Заксен Бранденбург был не просто хладнокровным или даже циничным. Он был… совершенно непрошибаем. Его ничуть не волновали мои чувства и желания. С тем же успехом я могла говорить эти же слова стенке. Хотя, нет… Стенка — и та оказалась бы более покладистой. Она, наверное, согласилась бы уйти, если бы я её очень хорошо об этом попросила. Она, но только не этот человек, который, не иначе, как по недоразумению считался моим начальником, а заодно — и супругом.       Резкий рывок, от которого у меня потемнело в глазах и невольно перехватило дыхание — и вот я уже сижу на постели, а он суёт мне в руки чашку с обжигающе-горячим напитком:       — Пей. Или, может, ты всё-таки окончательно решила сдохнуть? Только скажи — и я мигом это для тебя устрою!       Вот так. Заксен Бранденбург был неисправим. Как всегда — в своём обычном репертуаре. «Мил и любезен» до тошноты. Настолько «мил и любезен», что мне тогда подумалось, что умереть — это было бы не так и плохо. По крайней мере, отправившись в лучший мир, я никогда больше не увижу этого пронизывающего и почти что пробирающего до дрожи взгляда его лавандово-лиловых глаз. Взгляда, который одновременно отталкивал и в то же время завораживал меня…       — Ты что, теперь ещё и отравить меня собрался? — с усмешкой проговорила я, глядя прямо в его потемневшие от плохо сдерживаемого гнева глаза, которые сейчас казались вовсе не сиреневыми, а почти что дымчато-серыми. — Даже не надейся на это, Заксен Бранденбург. Я, скорее, соглашусь умереть, чем съем или выпью хоть что-нибудь из твоих рук, ясно?       — Тц. Клиническая дура! — фыркнул он, вырывая у меня из рук чашку так резко, что я даже облилась горячей жидкостью. Которая уже через минуту остыла и стала совсем холодной, так, что мокрая ночная рубашка теперь неприятно липла к моим ногам и холодила кожу почти до озноба. — С какого бы перепугу я стал тебя травить? Я что — больной на голову, что ли?       — Ну… Если честно… Так можно подумать, — кивнула я, уже на подсознательном уровне чувствуя, что нарываюсь на неприятности. — То, что у тебя имеются кое-какие проблемы с головой. И при этом — большие. Очень большие, я бы сказала       Говорить подобные вещи было небезопасным. Особенно, если учесть, что мы сейчас находились не в столовой Гончих, где полно народа, а в моей комнате, да к тому же ещё наедине. Заксен — не тот человек, который смог бы простить мне насмешки над собой Если что-то случится, никто ничего не услышит и не придёт ко мне на помощь… Я это отлично понимала, но и молчать тоже не могла. Равно как не могла я представить и того, что случится уже в следующую минуту.       — Хмпф! Как я и сказал, ты — просто идиотка! — фыркнул Заксен. — Клиническая дура, которую бессмысленно лечить от сумасшествия… Думаешь, я и вправду позволю тебе сдохнуть? Да чёрта с два! Ты-то сама просто отъедешь в этом случае на тот свет, а у меня будет куча проблем. Придётся писать объяснительные, оправдываться перед Храмом, доказывать, что это не я приложил руку к твоей гибели, а ты сдохла сама, по своей доброй воле… Нужно ли мне всё это? Наверное… нет. А потому…       Он замолчал и, поднеся ко рту чашку, которую держал в руках, сделал большой глоток, а потом резко обернулся в мою сторону, криво усмехаясь.       Неожиданно я почувствовала, что мои запястья крепко стиснуты в его хватке, а сама я прижата к кровати так, что и пошевелиться не могу.       — Что ты делаешь?! — испуганно забилась я в его руках подобно тому, как бьётся в поисках свободы птичка, запутавшаяся в ловчей сети. — Немедленно отпусти меня, слышишь? Это не я дура, а ты — идиот клинический! Ты сам и есть псих, самый настоящий! Ты…       Но прежде, чем я успела высказать всё, что думала по поводу его поведения, Заксен грубо схватил меня за подбородок и силой заставил открыть рот. А после этого…       Он впился в мои губы жёстким поцелуем, совсем так же, как это было в день нашей с ним свадьбы.       Я попыталась вывернуться, но бесполезно, он не позволил мне этого сделать, до боли сдавливая пальцами мою челюсть. Мне оставалось только бессвязно мычать в то время, когда он делал со мной все эти ужасные вещи.       Неожиданно я почувствовала, как мне в рот полилось что-то горячее и влажное. Горько-терпкое до отвращения, но с каким-то странным немного сладковатым послевкусием. Это же отвар, который был в чашке, правильно?..       Чувствуя, что вот-вот захлебнусь, я с силой толкнула Заксена в грудь, надеясь на то, что он одумается и оставит меня в покое. Бесполезно. С тем же успехом я могла бы толкать стенку. Командир Гончих даже и не подумал меня отпустить, скорее, наоборот. Его поцелуй стал более жёстким, почти болезненным. А ещё он для чего-то пропихнул мне в рот свой язык.       Бррр! Только этого мне ещё для полного счастья не хватает! Он там что, окончательно с ума спятил, что ли?!.       Почувствовав внезапный приступ тошноты, вызванный не то приторно-горьким отваром, не то этим внезапным вторжением чужого языка, я закашлялась и снова попыталась его оттолкнуть. На этот раз, хвала святому Юне, это сработало. Заксен медленно отодвинулся в сторону и, смерив меня непривычно задумчивым, несвойственным ему взглядом, проговорил:       — Ну так что же, маленькая девочка? Будешь пить лекарство сама? Или мне продолжить спаивать тебе его насильно? Только вот, — добавил он, проводя пальцем по моей щеке и язвительно при этом усмехаясь. — Если ты и в этот раз откажешься… Кто может знать, смогу ли я удержаться от того, чтобы не сделать с тобой кое-что более интересное, чем просто поцелуи пусть даже и с языком?.. В той записке, которую прислали из Храма, дата консуммации назначена на завтрашний день. Но кто может помешать мне сделать это прямо здесь и сейчас? Конечно, морально ты пока ещё не готова к таким вещам, да и Глиссаде предупреждал меня о том, чтобы я не делал ничего такого до тех пор, пока ты не полностью не поправишься… Но ведь не попробуешь — не узнаешь, не так ли? А мне, как на грех, почему-то уже хочется узнать, насколько хорошо мы подходим друг другу в физическом плане. И уж не ошибся ли твой обожаемый и ненаглядный святой Юне, выбрав меня тебе в мужья…       Из уголка его рта на подбородок стекала тонкая коричневатая струйка отвара, влажно поблёскивающая в лучах опускавшегося за горизонт тусклого пепельно-алого солнца придававших ей красноватый оттенок.       Я невольно вздрогнула, припомнив страшные сказки, которые в детстве слышала от своей нянюшки. Она рассказывала мне о чудовищах, являющихся порождением ночного мрака. Не живые и не мёртвые создания, они, по словам нянюшки, могут жить вечно за счёт крови других людей… Как няня их называла? Вампирами, или, может быть, носферату, кажется?..       Наверное, из Заксена Бранденбурга получился бы прекрасный вампир. Он достаточно хладнокровен, циничен и жесток для этого. А его чёрный плащ издали и вправду похож на крыло летучей мыши — животного, облик которого принимают вампиры, чтобы беспрепятственно проникать в дома своих жертв…       — Ну, так что же? Ты приняла решение? — снова услышала я его голос. — Будешь пить этот чёртов отвар самостоятельно или?..       — Дай сюда! — воскликнула я, чуть ли не вырывая чашку у него из рук. — Обойдусь без твоей помощи, знаешь ли!..       Я поднесла чашку ко рту и стала пить отвар огромными глотками, стараясь не обращать внимания на то, что лекарство всё ещё был очень горячим и к тому же горьким до тошноты.       Командир Гончих, сложив на груди руки, насмешливо смотрел на меня, продолжая сидеть на краю моей кровати. Заксен явно наслаждался происходящим. Должно быть, ему было приятно снова выставить меня дурочкой и к тому же ещё заставить играть по его собственным, а не по моим правилам.       — Помедленнее! — услышала я его голос. — Глиссаде сказал, чтобы ты пила это лекарство не взахлёб, а медленными глотками. Только так оно подействует должным образом.       — Ага! — фыркнула я. — Однако, это не помешало вылить мне в рот чуть ли не половину чашки отвара сразу. Я чуть было не захлебнулась из-за твоей ужасной выходки, если хочешь знать!       — Тц. Сама виновата! — последовал ответ. — Нужно было понемногу глотать, когда я вливал лекарство тебе в рот, а ты вместо этого принялась вырываться и отталкивать меня… Захлебнулась бы — и поделом тебе было. Туда и дорога, если уж ты от рождения такая неисправимая дура!       — Я дура или ты — идиот клинический? — не удержалась я от язвительного замечания. — Мог бы сказать об этом заранее, хоть как-нибудь предупредить меня… Кто же вот так, внезапно, заливает в живого человека столько горького отвара, а потом ещё и суёт ему в рот свой язык?!. Да, кстати, насчёт последнего, — добавила я, вспомнив кое о чём важном и невольно при этом вздрагивая. — Скажи, это и вправду обязательно было сейчас делать? Ну, я имею в виду, ты же просто мог споить мне лекарство, без всяких таких… странных и совершенно непонятных мне действий!       — Не обязательно, — с кривой ухмылкой ответил мне Заксен. — Будем считать… Что это у меня случайно получилось. Наверное, слишком увлёкся процессом, вот и не смог вовремя остановиться. А может быть, просто забыл о том, что, вообще-то, я тебя сейчас лечу, а вовсе не трахать собираюсь… Иногда со мной такое случается. Так что, просто не обращай на это внимания.       Я вздохнула и скорбно возвела глаза к потолку:       — Господи, Заксен, есть ли у тебя, вообще, совесть или ты её давным-давно успел пропить или проиграть в карты? Мне и без того сейчас не сказать, чтобы хорошо было, а тут ещё и ты бить меня по голове чем-то тяжёлым собираешься?! Наверное, точно желаешь моей смерти…       — Тц. О чём вообще, можно говорить с такой неисправимой идиоткой, как ты? — фыркнул командир Гончих. — Сколько раз мне нужно ещё повторить, что я не собираюсь бить тебя? Тем более тяжёлыми предметами. Тем более по голове. И что слово «трахать» имеет не только это, но и совсем другое значение… О котором ты, судя по всему, уже очень скоро узнаешь. Но, разумеется, это случится ещё не сегодня. Ты очень слаба после болезни. Да и потом… У меня нет никакого желания заразиться от тебя простудой во время секса, так что… Не думаю, что с этим следует спешить. Но… Может быть, уже завтра это всё и произойдёт?.. Кто знает, кто знает…       Сказав так, он забрал у меня из рук пустую чашку и даже не попрощавшись со мной, вышел из комнаты.