Мой личный враг

      Прошло ещё несколько дней. Я окончательно поправилась и теперь снова ходила на патрулирование. Для работы мне выделили всё тот же старый участок в районе центрального рынка и главной улицы, и хоть я была рада, что могу снова быть кому-то полезной, теперь один вид знакомых улиц навевал на меня грустные воспоминания.       Я вспоминала о том, как шла по ним в гости к Риелит, как вместе с Мерло мы ходили на рынок, а потом помогала ему отнести покупки домой… Кажется, в тот день я и повстречалась на рынке с Эльткридом Валентином и он мне подарил то злосчастное ожерелье… Которое я до сих пор так ему и не вернула. И когда теперь верну — неизвестно. Ведь с Ульриком я вроде как в ссоре (или, вернее, это он сам со мной поссорился). А Риелит, у которой я собиралась спросить, не знает ли она кого-то, кто может отвести меня в Либералитас… Её больше нет…       Почувствовав, что мои глаза застилают непрошеные слёзы, я вытерла их тыльной стороной руки. Не хватало ещё, чтобы кто-то из местных заметил, что я плакала… Я не могу, не имею права показаться им более слабой, чем я есть на самом деле. Сэр Инес так часто повторял мне эти слова, что теперь я и сама свято поверила в то, что Гончая должна если не быть сильной, то хотя бы не выглядеть слабой и неуверенной. Вице-командир и сам вовсе не был злым или плохим человеком, скорее, наоборот. Не было никого во всём Нижнем мире, кто так заботился бы обо мне и так защищал меня. Но во время патрулирования в опасном районе он порой напускал на себя настолько суровый вид, что я невольно вздрагивала, стоило ему обернуться в мою сторону.       Я так не смогу. Если даже я, как он, грозно нахмурю брови и сострою суровое выражение лица, это будет выглядеть совсем не пугающе, а попросту смешно. Вот почему я всегда старалась во время патрулирования выглядеть скорее сосредоточенной и уверенной в себе, чем грозной или мрачной. Это делало меня сильнее в глазах окружающих, но при этом не превращало в скверную пародию на кого-то из двух наших командиров.       После работы я возвращалась в штаб и, быстро поужинав, уходила в свою комнату, где запиралась на ключ и мысленно молилась о том, чтобы хотя бы сегодня Заксен не приходил. Иногда это срабатывало. Подойдя к моей комнате, командир пару раз дёргал за дверную ручку и, убедившись в том, что дверь закрыта на ключ, уходил. Но иногда…       Отворив дверь своим ключом, он врывался в мою комнату подобно урагану. И сразу же, без долгих разговоров заваливал меня на кровать или на стол, а то и просто зажимал где-нибудь в углу. Чертыхаясь, поспешно стаскивал с меня и с себя одежду, после чего брал меня чуть ли не силой. Это было неприятно. И хоть такой боли, как в первый раз, я уже не чувствовала, случалось, что мне даже приходилось после того, как всё заканчивалось, пить обезболивающее, которое мне дал Глиссаде.       Впрочем… Тут уж что на Заксена найдёт. Когда он этого хотел, он мог быть со мной и мягким, и нежным. Только вот… Очень уж редко такое случалось. Гораздо чаще всё заканчивалось близостью по принуждению. Когда я, физически будучи не в силах противостоять Заксену, была вынуждена уступать яростному напору его страсти и подобно захваченной крепости, отдавалась на милость победителя.       — Почему ты так грубо со мной обходишься? — однажды не выдержав, спросила я у него, когда он снова зажал меня в углу. — Скажи, чем я заслужила вот это всё? То, что ты обходишься со мной… Как если бы я была одной из твоих подружек… как их там?.. Бэтти, Глорией или Бьянкой?       — А нечего от меня дверь на замок запирать! — криво усмехнувшись, проговорил он, срывая с меня остатки одежды, так, что я невольно вскрикнула, когда вдруг поняла, что на мне нет ни нитки. В то время как он сам был ещё полностью одет. А, значит, снова собирался со мной «поиграть» прежде, чем перейти к главному. — Знаешь же, что это всё равно бесполезно, что у меня есть запасной ключ. Так для чего это делаешь? Чтобы позлить меня? Считай, что тебе это отлично удаётся… Я уже вне себя от гнева. И потому ты будешь сегодня наказана…       Наказана… Это значит, что он снова будет делать со мной нечто совсем ужасное, ну, или, иными словами, запредельно неприличное. И не ошиблась.       К тому, что он прикусывает мне кожу за ухом и запускает пальцы внутрь моего тела, я давно уже привыкла. Но вот то, что он сделал на этот раз…       — Нет, нельзя! — безуспешно пытаясь оттолкнуть Заксена в сторону, говорила я в то время, как он вылизывал мою промежность. — Тут нельзя лизать! Совершенно точно нельзя!       — Тц. Нельзя? — хмыкнул он, на какое-то мгновение прервав своё занятие и глядя при этом на меня слегка затуманенным и немного безумным… Нет, почти шальным взглядом. — И почему же это нельзя делать?       — Потому… — чувствуя, как пол подо мной становится влажным и слегка скользким от жидкости, вытекающей из моего лона, пробормотала я. — Потому, что это совсем уж неприлично! И я жутко этого стесняюсь, вот!       — Так это же хорошо, что стесняешься, — усмехнулся он, снова склоняясь надо мной. — Значит, ты не стала совсем уже испорченной девчонкой… Несмотря на все мои старания… Впрочем… Думаю, это мы совсем скоро исправим. Тем более, что твои слова, кажется, совершенно не совпадают с реакцией твоего тела. Ты можешь сколько угодно говорить, что это — нехорошо и неприлично. Но то, что ты буквально истекаешь влагой, свидетельствует о том, что на самом деле тебе очень даже нравится то, что я с тобой сейчас делал…       Снова почувствовав прикосновения его языка в том же месте, я испустила звук, одновременно похожий на стон и на всхлипывания. Моё тело мне изменило: оно с радостью откликалось на все те неприличные вещи, которые Заксен со мной проделывал. В то время как разум упорно твердил мне, что я не должна вести себя как девушка лёгкого поведения. Не должна так страстно выгибаться ему навстречу, не должна пошло стонать и требовать продолжения…       …Что, в самом деле, со мной происходит? Неужели я и вправду становлюсь развратной особой, которой нравится заниматься всякими неприличными вещами? Ох… Если бы где-то с месяц назад кто-то мне сказал о том, что я докачусь до жизни такой, то ни за что бы не поверила!..       Но несмотря на то, что в постели я редко оставалась неудовлетворённой (такое случалось только если у Заксена было совсем уж скверное настроение и тогда он играл со мной в игру под названием «возбудим и не дадим»), во всём остальном наши с ним отношения всё ещё оставались сложными. Ненависти к командиру Гончих у меня уже не было, да и он, кажется, стал относиться ко мне получше, чем в первые дни после свадьбы.       В чём-то он мне даже нравился, но… Только до тех пор, пока не делал ничего, что противоречило бы моим личным принципам. Стоило Заксену сорваться, наорать на кого-то из моих коллег просто по причине дурного настроения или, что ещё хуже, причинить вред кому-то из обитателей Убежища, как всё моё хорошее отношение к нему таяло подобно тому, как тает туман в лучах восходящего солнца.       — Зачем ты это сделал? — не переставала задавать я ему один и тот же вопрос. — Что этот человек сделал плохого? Он кого-то убил, ограбил, нарушил Устав? За что ты на него сорвался? Просто потому, что встал сегодня не с той ноги?       — Тц. Тебе-то что до этого? — привычно фыркал он. — Иди, занимайся лучше своим делом. И не лезь в то, в чём ты не разбираешься.       После этого он уходил, оставляя меня в смятенных чувствах и почти что в состоянии полного раздрая. А вечером или вовсе не приходил ко мне, предпочитая проводить время в обществе Бэтти, Глории или Бьянки. Или же приходил и «наказывал» меня так, что порой мне приходилось чуть ли не часами просить его о продолжении. Потому, что когда он играл со мной в игру под названием «возбудим и не дадим», мне казалось, что всё моё тело горит, что каждая клеточка моей кожи изнывает от нетерпения и что внутри меня полыхает жаркое пламя, грозящее перерасти в пожар, уничтожающий всё на своём пути.       — П-пожалуйста! — со слезами на глазах умоляла я его, чувствуя, что ещё немного — и я умру, сгорев в пламени неудовлетворённой страсти. — Сделай уже это, наконец! Перестань меня мучить…       Иногда Заксен делал то, о чём я просила, хоть его движения при этом и были резкими и даже грубыми, причиняющими мне дискомфорт, а порой и настоящую боль. Иногда же он просто охлаждал мой пыл при помощи ледяной воды, которую выливал из кувшина для умывания прямо мне на голову. Я всхлипывала, давилась холодной водой и… медленно приходила в себя, не чувствуя ничего, кроме ничем так и не заполненной пустоты внутри, а также очередной обиды на Заксена и непонимания того, почему это он снова так жестоко поступил со мной…       *****       Прошёл примерно месяц после того, как я стала работать Гончей. И вот настал тот день, когда мне выдали первую зарплату. Денег было довольно много, но… Получая их, я не чувствовала особой радости. Ещё недавно у меня было столько планов относительно того, как их потратить. Я хотела купить на рынке хорошие подарки для Риелит и Мерло, думала, что снова пойду к ним в гости. Но…       Их больше не было. И всё, что я теперь могла — это просто пойти туда, в тот дом, где они жили, чтобы почтить их память. Ну, ещё отнести туда цветы. Только вот… Где взять их в Убежище? На городском рынке цветы не продают — их ведь, нельзя есть. А выращивать для себя их никто тут, внизу, не станет…       «Кое-кто выращивает, — напомнил мне мой внутренний голос. — Вспомни, когда ты была у Адаже, то видела возле его дома небольшой цветник. Конечно, вряд ли он согласится продать тебе цветы, но… Не попробуешь — не узнаешь, разве не так?»       Я подумал о том, что было бы невежливо заявляться в дом лекаря с подобной просьбой. Вот, если бы сэр Инес мне помог… Он, кажется, в неплохих отношениях с Адаже, может быть, тот приходится ему кем-то вроде друга или приятеля…       Одна беда: вице-командир в последнее время стал почему-то относиться ко мне более холодно, чем это было раньше. Нет, он оставался всё таким же любезным и доброжелательным со мной, только вот в тоне его голоса всё чаще звучали металлические нотки. Как если бы… Как если бы он и вправду считал меня всего лишь своей подчинённой. А не другом и не названной сестрёнкой, как раньше.       Но мне всё равно было необходимо увидеться с сэром Инесом. Я ведь до сих пор не отдала ему деньги, которые он мне давал в тот день, когда умерли Риелит и Мерло. Вице-командир сказал, что я не должна ему их возвращать, но я не любила чувствовать себя в долгу перед кем-то и потому при первой возможности собиралась отдать ему эти деньги.       Улучив подходящий момент, когда в столовой никого почти не было, я подошла к сэру Инесу и сказала, что мне нужно кое о чём с ним поговорить. Если даже вице-командир и был не в восторге от моей просьбы, он ничем не выдал своего недовольства.       — Поговорить? — спросил он у меня, когда мы вышли в коридор. — И о чём же именно, Кирс, вам нужно со мной поговорить?       — Это… Это касается двух вещей, — проговорила я, доставая из сумки заранее отложенную сумму денег и протягивая их ему. — Во-первых, я хотела сказать вам «спасибо» за то, что вы меня тогда так выручили…       — Вы возвращаете мне деньги? — удивился он. — Но как же… Разве я не говорил, Кирс, что вы не должны мне их отдавать обратно? Я не имею привычки ссужать деньгами своих друзей и если даю им их, то это вовсе не подразумевает, что те должны вернуть мне деньги. Расценивайте это как что-то вроде дружеской помощи. Ну или, если вы совсем уж никак не можете оставить эти деньги себе, то купите на рынке каких-нибудь продуктов и раздайте их на помин душ вашей подруги и её сына тем, кому посчитаете нужным. Говорят, что такие поступки помогают умершим поскорее упокоиться с миром…       — Ладно, так тогда и сделаю, — кивнула я. — Теперь что касается моей второй просьбы… Сэр Инес, а вы не могли бы поговорить с Адаже и попросить его, чтобы он продал мне хотя бы несколько цветов из своего сада? Я хотела отнести их в дом Риелит и Мерло, чтобы почтить их память…       Честно говоря, я думала, что вице-командир мне откажет. Но, к моему удивлению, он кивнул:       — Хорошо, Кирс. Завтра, если я его встречу в городе, то передам вашу просьбу. Но… Ничего не могу обещать. Видите ли, Адаже не выращивает цветы просто так, для собственного удовольствия или для красоты. Всё, что растёт в саду возле его дома — это или овощи, или лекарственные растения. Они нужны ему для приготовления медикаментов. Так что… Не думаю, что Адаже согласится вам их продать. Ну, или он просто запросит за них непомерно высокую цену. Вам, ведь, цветы не для «дела», а для «баловства» нужны, как он сам сказал бы, обратись вы непосредственно к нему с этой своей просьбой…       И всё-таки на следующий день сэр Инес сказал мне о том, что он виделся в городе с Адаже и тот согласился продать мне немного цветов.       — Понимаете, Кирс, — проговорил вице-командир таким тоном, как если бы и сам не верил в то, что такое было возможно. — Сначала Адаже наотрез отказался вам помогать. Сказал, что бесполезных цветов в его саду нет, что они необходимы ему для приготовления лекарств, а не для озорства… Но когда я сказал, для чего именно нужны цветы, он сразу изменил своё решение… В общем, вы с ним завтра в полдень встретитесь у входа в рынок и он передаст вам цветы. Что же касается цены… То решайте это сами. Со мной Адаже не захотел говорить на подобную тему, сказал, что цену он назовёт только вам одной и никому другому.       Я поблагодарила его и сказала, что очень благодарна за помощь. Что я сама почти наверняка не смогла бы ничего добиться. Но в глубине души сильно сомневалась в том, что Адаже и вправду принесёт цветы, как обещал. В конце концов, я для него — никто. И к тому же не было похоже, чтобы он нуждался в деньгах так сильно, что начал приторговывать цветами из своего сада вместо того, чтобы использовать их для приготовления лекарств…       *****       На следующий день в полдень, подходя к рынку, я увидела, что Адаже ждал меня там. И что в руках у него был… большой букет прекрасных белоснежных лилий, словно бы отлитых из тончайшего полупрозрачного фарфора. Выходит, он не собирался меня обманывать и своё обещание относительно цветов выполнил. Только вот… Не представляю, сколько может стоить такой роскошный букет. Наверняка дорого, вернее, ну очень дорого…       — День добрый, Адаже, — проговорила я, подходя к лекарю. — Я понимаю, что причинила тебе лишнее беспокойство. Что ты из-за встречи со мной должен был тащиться чуть не через всё Убежище. Мне жаль, что так получилось. Но, поверь, эти цветы для меня и в самом деле очень важны…       — Да всё в порядке! — поморщившись, махнул он рукой. — Не беспокойся так, я всё равно должен был сегодня навестить одного пациента в городе, так что мне не сложно было свернуть на рынок, чтобы отдать тебе этот букет.       — Да, насчёт этих цветов, — сказала я, вспомнив кое о чём важном. — Сколько денег ты за него хочешь? Я понимаю, что вырастить их стоило немало труда, а потому, готова заплатить на них любую цену, которую ты назовёшь.       — Прямо так и любую? — усмехнулся он. — А если она окажется слишком высокой для тебя?       — Ну… — слегка помолчав, проговорила я. — Говоря о высокой цене, я не имела в виду, что она окажется запредельной. Ты отлично понимаешь, что я не могу заплатить за эти цветы больше денег, чем вчера получила, так что…       — Отлично! — кивнул он. — Я рад, что мы понимаем с тобой друг друга, девочка-Гончая… Что же касается цены этого букета… То он ничего не будет тебе стоить.       — Как, совсем ничего?! — удивилась я. — Ни одной, пусть даже самой мелкой монетки?       — Да, именно так, — подтвердил Адаже. — Совсем ничего. Ни одной монеты.       — Но… Почему?       — Потому… Потому, что я чувствую что-то вроде чувства вины перед теми людьми, память которых ты хочешь почтить, — проговорил он так тихо, что я едва расслышала его слова. — Понимаешь… Я не говорил тебе всей правды. Я действительно был там, когда они были ещё живы. Но я обманул тебя, сказав, что не мог им ничем помочь. Правда состоит в том, что я мог спасти кого-то из них. Но только одного. И вместо того, чтобы сделать хоть что-то, я просто стоял там и размышлял о том, должен ли спасти ребёнка, пожертвовав матерью, или же спасти женщину, оставив его сына умирать от кровопотери… Я… Я так долго предавался этим размышлениям, что в конце концов и спасать кого-то оказалось поздно… Если бы только я был тогда более решительным, кто-то из них двоих был сейчас жив. Но я… Я предпочёл дать умереть им обоим, чем принять на себя ответственность за столь сложное решение. И это — то, за что я до сих пор так и не могу себя простить…       Он замолчал, виновато улыбаясь и глядя куда-то в сторону. Как если бы ожидал, что я с упрёками наброшусь сейчас на него. Или что расплачусь, что закачу истерику…       Но я… Я не могла винить Адаже в том, что случилось с Мерло и Риелит. В конце концов, это не он был их убийцей. И, может быть, окажись я сама на его месте, то тоже стала раздумывать о том, кого мне следует спасать. Я знала, насколько тяжела жизнь в Убежище. И если бы Мерло остался жить, он оказался бы совершенно один во всём этом огромном и опасном мире. Маленький ребёнок, оставшийся без родителей, не сможет выжить в Убежище. С голоду он, конечно, не умрёт благодаря пайкам Гончих. Но вот защитить себя от злых людей не сможет однозначно. А реши я спасать Риелит… Она говорила, что Мерло был для неё всем в этом мире. Без него она просто не смогла бы жить… Скорее всего, Адаже тоже это знал. И я отлично понимаю, почему он так долго колебался, будучи не в силах принять решение. В любом случае, вне зависимости от того, кого бы он тогда ни спас, тот человек был обречён на гибель. Если не от рук бандитов, то от безысходной тоски и горьких сожалений…       Адаже поступил так не со зла, не специально. Он вовсе не собирался стоять в сторонке и смотреть на то, как Риелит и Мерло умирают. Он хотел помочь хоть одному из них, только не знал, кому именно. Слишком долго думал, слишком много сомневался. До тех пор, пока не стало слишком поздно. Но… Я не могу осуждать его за это. Ведь я сама поступила бы в такой ситуации точно так же.       — Главное, что ты не собирался бросать их без помощи, — вздохнула я. — Ты просто не понимал, кого тебе следует спасать, потому, что знал о том, что им было не выжить друг без друга… Не могу сказать, что ты тогда сделал всё правильно, но… Вне зависимости от того, что я об этом думаю, Риелит и Мерло не оживут и не вернутся. К тому же, ты сам говорил, что их раны были смертельными и что шансов у них было совсем немного… Давай больше не будем об этом говорить. Просто остановимся на том, что обстоятельства и злой рок оказались сильнее твоего самого искреннего желания помочь…       Я замолчала и взяла в руки букет, который он мне протянул. Лилии были настолько свежими, что на их лепестках ещё подрагивали прозрачные капельки росы. Видно было, что об этих цветах хорошо заботились: они выглядели достаточно крепкими несмотря на то, что в Убежище из-за постоянной облачности всегда был недостаток солнечного света.       — Надеюсь, они смогут меня за это простить, — проговорил Адаже, чему-то невесело усмехаясь. — Я понимаю, что этих цветов недостаточно чтобы я смог искупить вину за то, что я тогда сделал или, вернее было бы сказать, не сделал… Но всё-таки я искренне сожалею о том, что так получилось… Поэтому я и сказал, что тебе не нужно ничего платить за цветы. Я только хочу, чтобы ты преподнесла им эти лилии от нас обоих. В знак самых искренних сожалений и раскаяния… Понимаешь?       Я кивнула:       — Хорошо, я тебя поняла… Так и сделаю. А сейчас, извини, мне нужно идти. Плохо будет, если кто-то увидит меня болтающей с тобой посреди главной улицы да ещё и с этим букетом в руках. Подумают чёрт-те что про нас обоих. И тогда неприятности будут не только у меня, но и у тебя тоже.       Попрощавшись с Адаже, я поспешно направилась к тому переулку, где совсем недавно жили Риелит и Мерло. Но когда я дошла до их дома…       Я услышала звук голосов, доносившихся изнутри. Судя по всему, разговаривала немолодая пара. Затем послышался звонкий как колокольчик детский смех.       Осторожно заглянув в окно я увидела стоявшую возле плиты пожилую женщину, что-то мешавшую в кастрюле. А на полу старик играл с маленькой девочкой, скорее всего, внучкой, державшей в руках самодельную деревянную куклу.       Не так давно осиротевший дом Риелит снова обрёл хозяев. От этой мысли мне стало и радостно, и грустно одновременно. Хорошо, что эта семья, что сейчас там жила, смогла найти этот дом. Наверняка на их долю перед этим выпало немало испытаний, если они искренне радуются даже столь крошечному жилищу. Но с другой стороны…       Я больше никогда не смогу сюда прийти, чтобы почтить память Риелит и Мерло. И потом… Что же мне делать с лилиями, которые мне принёс Адаже? Тащить их в штаб-квартиру, в мою комнату, было бы безумием.       Если Заксен их там увидит… Не хочу даже думать о том, что он может себе напридумывать. Наверняка обвинит меня во всех мыслимых и немыслимых грехах. Ещё, чего доброго, решит, что это мне их сэр Инес подарил… Страшно даже представить, какой скандал может получиться. Да хорошо, если ещё просто скандал, а то и до дуэли дело дойдёт…       Не-ет, ни за что не потащу эти цветы в штаб! Но и здесь тоже их не оставлю… Жаль, что в Убежище нет кладбища и что я не могу отнести лилии на могилу Риелит и Мерло. Разве только… Ну, точно, и как я раньше об этом не додумалась?       Я решила отнести цветы на то место, где наткнулась на их тела. Это совсем недалеко отсюда, буквально несколько улиц пройти.       С этими мыслями я развернулась и побрела обратно…