Damned by the Gods

Черт. — Чонин, успокойся! Ким перехватывает его на пути к двери, за которой скрылся Чан. — Ты не понимаешь!.. — вырывался из цепкой хватки младший. — Он просто отлучился в ванную, оставь его в покое! Пусть перебеситься, — удерживать сопротивляющегося младшего становилось все сложнее и сложнее. — Отпусти… — на глазах Яна выступили слезы и Сынмин растерянно отступил, отпуская его. Тот сразу же рванул к двери, принявшись с силой тарабанить по ней. — Чан! Открой сейчас же! — не жалея рук бил он по деревянной поверхности. Не выдержав старший перехватил его руки, сжимая и заглядывая в глаза. — Чонин, успо… — Ты не понимаешь!!! — истерический возглас и слезы застилающие лисьи глаза. — Так значит объясни, еб твою мать! — не выдержал Ким. — Я объясню, — слезы сорвались с ресниц, — все объясню, — он судорожно закивал головой, — Только сломай двери, Сынмин, пожалуйста. Иначе он не откроет! Старший сжал его ладони. — Отойди. Навалившись всем весом на дверь, он ударил плечом. Раз. Ударил два. Бестолку. За спиной истерика только нарастала. Плюнув на все. Сынмин собрал все силы что были и выбил дверь ногой. Та жалко повисла на одной петле. Не успел он ничего понять, как младший оттолкнул его, залетая внутрь, и притягивает к себе Чана, который послушно уткнулся ему головой в грудь. Ким выходит из оцепенения, когда замечает, как плечи Бана начинают сотрясаться, а руки отчаянно прижимают к себе Чонина. Сынмин стоит в замешательстве, не решаясь что-либо предпринять. Лишь молча наблюдает, как те оседают на пол. Переводит взгляд на раковину полную воды и хмуриться. Он подходит ближе, присаживаясь рядом на корточки с отчетливо читаемым вопросом на лице. Чан все ещё крупно дрожал в руках младшего. — Спусти воду, — тихо попросил Ян. Он послушно выполнил просьбу и развернулся обратно, встречаясь с пристальным взглядом младшего, который что-то сигнализировал. Сынмин лишь вздернул бровь, совсем не понимая, что от него хотят. Чонин еще раз дернул головой в сторону Бана и насколько секунд прикрыл веки. Наконец до него дошло и он наклонился, быстрым движением касаясь его висков. Чан обмяк, а Ян облегчено выдохнул. — Что происходит? — Я все объясню, — заверил его младший, — но сначала его нужно уложить в кровать. Ким цокнул, но все же потянулся к Бану, чтобы поднять его на руки. И снова был остановлен. — Никто не должен знать об этом. — Как ты себе это представляешь? — выдохнул старший. — Пожалуйста, — взмолился Ян, — Мы можем отнести его к Минхо в комнату. — Там Хан. — Я отвлеку его. Быстро взбежав по лестнице, Чонин принялся искать Джисона, которого не оказалась ни в одной из проверенных комнат. Открыв последнюю он изумлено застыл на пороге. Два вечно хмурых и не переносящих на дух друг друга блондина сейчас мирно спали в обнимку. Он тихо закрыл дверь, все ещё не веря собственным глазам. А потом опомнился и, подбежав к лестнице, позвал Кима, воровато оглядываясь по сторонам. Сынмин действовал быстро, взбежал по ступеням, скрываясь за дверьми комнаты. — Пиздец он тяжелый, — избавившись от Бана, выдохнул он, встряхивая ноющие руки. Чонин прошел следом, осторожно присаживаясь на край кровати. Протянув ладонь к лицу старшего, смахнул с его лица челку. В тишине комнаты отчетливо прозвучал судорожный вдох. Слава богу, сухая. Он успел. — Это началось после изнасилования, — тихо начал Ян. Ким изменился в лице. — Чего?.. — Жизнь в детском доме была сущим адом. Мы защищали друг друга как могли. Но в один день… я не успел, — голос сорвался. Старший присел на корточки, обхватив дрожащие ладони Чонина, успокаивающе проводя по ним большими пальцами. — Черт возьми, я всеми силами пытался открыть ту дверь! — возглас потонул в всхлипе, — Но ее держали изнутри. Я не смог… не смог… Чан тогда, — ещё один всхлип, — надолго ушел в себя. Не разговаривал, не ел. Я нашел его в душевой, когда он пытался… утопиться? — вопрос заданный самому себе, — Я… точно не знаю. Он просто подолгу опускает голову в холодную воду и… Он до сих пор, живой, господи, я так благодарен, — слезы катились по щекам, — Я без него бы не выжил, — грустный смешок. — Насколько часто это происходит? — Я не знаю… Довольно часто. Некоторые приступы я, конечно, прекращаю. Но он после… срывается. В такие моменты мне становиться очень страшно… но лучше пусть так, чем… — он кивнул на Чана, — Я переживу. Как-нибудь. Всегда переживал, — он болезненно скривился. — Он.. — Сынмин не мог поверить, — Что он делал? Чонин поднял на него лисьи глаза. — Ничего такого, — отмахнулся он, — Я сам виноват. Глаза напротив опасно сузились. — Что. Он. Делал. — звенящим голосом по слогам произнёс старший. — Пару раз попадал под горячую руку. И то когда его способности выходили из под контроля. Такого не случалась уже… год? — Чонин задумался, — Чуть больше. — Выходили из под контроля? — Его способности куда более разрушительны, чем просто подавление энергии. Это что-то среднее между Джисоном и Феликсом, только энергии больше в разы. Ким удрученно уронил голову ему на колени. — Почему ты говоришь об этом так… спокойно? — раздалось глухое. Чонин тут же зарылся ладонью в шелковые каштановые пряди, пропуская их меж пальцев. — Потому что это не имеет значения, — мягко произнёс младший. Сынмин чувствовал как легкие сжимаются все сильнее и сильнее, не давая сделать вдох. Сердце обливалось кровью, от осознания того, сколько боли всем им пришлось пережить. — Тебе нужно отдохнуть, — после долгой тишины сказал Ким, — вечером ты отправляешься на задание с Чанбином. — Я не оставлю его одного, — возразил Чонин. Старший поднял голову. — Нини… — Сынмин, я должен быть с ним, — Ян продолжал стоять на своем. — Чтоб снова попасть под горячую руку? Младший закусил губу. — Чонин, задание опасное. Ты должен отдохнуть и придти в себя, — Ким попытался зайти с другой стороны, надавив на его чувство ответственности. — Тогда буди Минхо, пусть он с ним останется. — Э, нет, — возразил старший, — плохая идея. Уж лучше я посмотрю. — Нет, тебе точно достанется. Либо я, либо Минхо. — Ты ставишь меня перед выбором?! — он был в шоке. А Чонин лишь пожал плечами. — Нини, ты не понимаешь, — Ким пытался его переубедить, — Если мы оставим их наедине огонь Минхо может опять выйти из подконтроля… — Не выйдет. У Сынмина отвисла челюсть. Он медленно встал, неверяще смотря на младшего. — Не выйдет? — со смешком спросил он, — А все те разы, когда огонь начинал бушевать с его появлением, — он тыкнул пальцем в мирно спящего Бана, — не выход из под контроля? Он возмущённо уставился на невозмутимого младшего. — А ты не боишься, что Минхо попадет под горячую руку? — спросил старший, опасно сузив глаза, — То есть на него тебе плевать? — Сынмин, не переворачивай мои слова, — ответил младший, закатив глаза. — Это именно так и выглядит!.. Лисьи глаза на миг блеснули синим и Ким подавился тирадой, что крутилась на языке. — Так ты… — выдохнул он, — Ты… — Да, — подтвердил Чонин, в довесок кивая головой. — Сразу сказать нельзя было? — брови свелись на переносице. — Я хотел, чтоб ты ещё больше проговорился. — О чем? — не понял старший. — Об их отношениях, — Ян по очереди кивнул на Ли и Чана. Сынмин выдохнул. — Чонин, ты лучше меня знаешь Чана. Он расскажет тебе, когда разберется в себе. — Ты прав, — угрюмо произнёс младший, понуро опуская голову. — Не обижайся, — Ким снова сел на корточки, беря Яна за руки, — Я, правда, не могу сказать. Это не моя тайна. — Я понимаю, — вздохнул младший. — Иди отдыхай, — мягко произнёс Сынмин, — не так много времени осталось. Минхо чувствовал будто его предали, провожая спину старшего, что поспешно скрылась за дверью. Он долго просидел сверля ее взглядом. Просто потому что боялся перевести глаза на соседнюю кровать. Сидел голодный и смотрел куда угодно, но не в сторону старшего. Он просто не успел понять, что от него хочет Ким, а когда пришло осознание, возражать было некому. Лишь молчаливая дверь была готова выслушать его возмущения. Схватив в руки телефон, он быстро настрочил Сынмину гневное сообщение о том, что так поступать очень подло, к тому же он голодный. Через десять минут в дверном проеме появился старший с тарелкой бутербродов в руках. Под негодующим взглядом он оставил чашку чая и тарелку на тумбу возле кровати, стараясь не смотреть тому в глаза. Ему было не по себе, но выбора у него не было. — Джисон… — тихий голос громко отразился в тишине комнаты, вынуждая его остановиться в шаге от двери и развернуться. — Минхо, не беспокойся, — подошел он ближе под тяжелым взглядом, — Я присмотрю за ним. Сегодня он переночует в моей комнате. — Зачем это вообще? Что происходит? Младший наконец задал вопросы, которые терзали его, но которых очень боялся Ким. Он просто не знал как объяснить все произошедшее. Стоял глупо рассматривая кухонный фартук, лишь бы не подниматься. Но совесть заставила, не смог он проигнорировать его, особенно зная, что тот хочет есть. Они долго смотрели друг другу в глаза, прежде чем старший устало плюхнулся рядом на край кровати. — Понимаешь, — начал он судорожно подбирая слова, — Чан очень выложился, когда пытался тебя подавить, — он кивнул на соседнюю кровать, — так, что свалился от усталости почти сразу же. Он очень тяжелый, я смог дотащить его лишь до этой кровати, — объяснил он. — Зачем мне безвылазно сидеть здесь? — задал насущный вопрос младшим. Ему было очень тяжело находиться рядом с Чаном. — Потому что твой огонь перешел все границы на тренировке. Мы все очень переживаем, но тебе лучше сейчас находиться подальше от остальных, — разбавил он ложь кусочком правды, — чтоб не навредить. Ты все ещё горячий и можешь обжечь других. Ли подавленно опустил голову. Вина захлестнула его, превращая в беспомощный комок и вынуждая нервно заламывать пальцы. Он доставляет лишь одни неудобства. — Я тебя понял, — раздалось глухое. И Сынмин почувствовал себя паршиво за то, что был вынужден солгать. Но он и понятия не имел, как все ему объяснить, не затронув ничьи тайны.

***

Чанбин с Чонином выехали поздней ночью. До утра было ещё уйма времени. Но занять удобные позиции нужно было уже сейчас. Да и ночь, прекрасное время для того, чтобы скрыть свое присутствие. — Ты что, не выспался? — спросил Со, ловя боковым зрением очередной зевок младшего. — День выдался, — Ян задумался, подбирая подходящее слово, — насыщенным. Чанбин прыснул. — У вас с Минхо не было никаких трудностей утром? — поинтересовался он. — Нет, мы со всем справились, — ответил Чонин. — Хорошо. Они остановились за пару кварталов от нужного места, паркуясь в какой-то узенькой улочке. — Так, я пойду осмотрюсь, а ты пока можешь поспать, — сжалился над ним старший, открывая дверь. Ян благодарно кивнул и, когда спина старшего скрылась за углом, откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. Чанбин шел не спеша, наслаждаясь безлюдными улицами и вдыхая прохладный воздух полной грудью. Кепка натянутая на глаза и черная маска, надетая на пол лица, делала его безликим в объективах камер видеонаблюдения. Ему нравилось проводить время в одиночестве, бродя по пустынным улицам города, что крепко спал. Можно было многое обдумать. Побыть наедине с собой. Или он просто привык быть один? — Чанбин, друзья тянут тебя на дно, — строго отчитывал его отец, стоя у окна к нему спиной. Крепкая ровна осанка, подобающая офицеру армии. Сильные руки сложенные за спиной. Он до сих пор помнит какие удары могли оставлять руки, которые так и не разу не обняли своего единственного сына. Он скривился, приложив ладонь к щеке, чувствуя фантомную боль от отцовских кулаков. Чанбин быстро привязывался к людям. За что часто получал по лицу. Отец всегда говорил, что у солдата лишь один друг – оружие. И с детства натаскивал его, делая бесчувственного воина, что беспрекословно будет выполнять любой отданный приказ. Даже самый мерзкий. Сколько раз он искал поддержки в объятиях матери не сосчитать. Каждый раз после порки прибегал к ней со слезами на глазах и каждый раз наблюдал отвращение в глазах самого близкого человека. Поначалу маленького Со терзал вопрос, за что же с ним так поступают? За что родная мать отворачивается, а отец калечит? Он сделал что-то не так? Был слишком громким? И он стал тихим. В доме больше не раздавались радостные возгласы, которые итак были редким явлением. Голос стал глухим. Мать он больше не беспокоил. Да и в доме она не появлялась, а где она спросить у хмурого отца он не решался. Крики боли сменились сжатыми зубами. Однажды отец совсем слетел с катушек, бил все сильнее и сильнее, лишь бы услышать хоть писк. Тогда он и звука не проронил. Сдержался. Но потерял сознание, не выдержав. Очнулся на следующий день в больничной палате совсем опустошенный. Тогда он сломался. Сломался под гнетом отца, нацепив на лицо ненавистную маску. Маску безразличия и покорности, что стала ему верным спутником на протяжении долгих лет. Пришлось забыть об итак редких встречах с братом, что каждый раз его ждал с вечным блеском в больших карих глазах. Детство не успев начаться быстро кончилось и на смену пришли бесчисленные тренировки, боевые подготовки и встречи с высокопоставленными армейскими офицерами – сослуживцами отца. О господи, как он ненавидел их каменные лица, как свое собственное ничем от них не отличающееся. Он хотел плюнуть в рожу каждому, но лишь молча стоял, кивая головой. Безропотное подчинение было быстро замечено на верхах, а фигура отца сыграла необходимую роль. Он стал самым молодым в спецотряде. Многие из сослуживцев недооценивали его. Считали, что свое место он получил незаслуженно, что папочка постарался. Он их не переубеждал, пусть думают, что хотят. Он и в правду был достаточно посредственным. Таким место где-то в штабе армии, перебирающим бумажки, никак не рядом с ними. Его бы воля, его духа бы здесь не было. Они разные. Он здесь из-за амбиций отца, они из-за денег. Он помнит тот день, когда спустя несколько лет в их отряде появился новеньких. Такой же мрачный и нелюдимый как и он. Такой же сломленный. Уже тогда их отношения с отцом быстро шли под откос. Они ухудшались с каждым днем, потому что терпение Чанбина была на исходе. Но он все же решил повременить. Было в новеньком что-то такое, что заставило пойти его на такие жертвы. Его влекли пустые круглые глаза, что смотрели на каждого с безразличием. И только он видел как за ним плещется омерзение. Такое же омерзение, что таится у него глубоко в груди, но на которое он не имеет права. Чанбин им заинтересовался. Поднял все свои связи, которыми успел обзавестись за пару лет и достал информацию. Которая была очень скупа на детали и совсем его не радовала. Детдомовский парень, ничем не примечательный. Он разочарованно листал бумаги, что передали ему в черной папке, как взгляд зацепился за номер детского дома. Это уже было интереснее. Третий детский дом славился своей мерзкой репутацией. Его выпускники обычно заканчивали свою жизнь в колонии строго режима за какое-нибудь тяжкое преступление. Либо же их находили сторчавшимися где-то у помойки или в канаве. А биография Бана этим не была примечательна. Точнее совсем не была примечательна: закончил школу при дет доме, поступил в полицейскую академию, прошел практику, направили в спецотряд. Все. Он тогда очень удивился. И стал копать усерднее. Нашел пару человек из его выпуска, которые как раз пребывали наказание в одной из колоний. Он сидел равнодушно покачиваясь на стуле в темной камере, именуемой переговорной. Его одиночество нарушил скрип двери и, повернув голову, он заметил конвоира ведущего уголовника. — Лейтенант, оставьте нас, — обратился он к коллеге. — Не советую оставаться с ним наедине, капитан Со. Парень чуть старше его прыснул. — И все же, — настоял Чанбин и их оставили наедине. Парень подошел к нему, ухмыляясь, пнул стул стоящий напротив, а после сел, развалившись. — Капитан? Тебе от силы лет двадцать, если не меньше. Со никак не реагировал на выпады, спокойно сидя и наблюдая за его действиями. — Что, родители постарались, да? Пропихнули своего дитяточку.. — Да. Парень рот закрыл. В глазах появился интерес. — Чего хотел? Не составить же мне компанию, — произнёс тот очевидное, откинувшись на спинку скрипучего стула, став покачиваться. — Ты прав, — Чанбин внимательно следил за лицом напротив, — Меня интересует парень, который выпустился с тобой… — Какой? — перебил тот, цокнув. — Бан Чан. Лицо напротив дрогнуло. На миг ярость прошила его, но после о ней не осталось и следа. — А что мне за это будет? Чанбин закатил глаза. — Судя по твоему лицу, вы друг друга очень хорошо знаете… — Ещё бы, — хмыкнул он, — до сих пор помню его крик в ушах, когда швабра оказалась в его заднице… Ни один мускул на лице Чанбина не дрогнул, пока он слушал как тот, облизываясь, рассказывает об издевательствах. В груди бушевало пламя, требуя разбить тому голову об кирпичную кладку на стене. Но каменная маска не позволила и пальцем пошевелить в его сторону. Чему он после был очень рад. Он помнит как перед днем рождением зашел к отцу. Помнит, как стоял под жестким недовольным взглядом, чувствуя себя побитой собакой. — Ты снова за старое? — Никак нет, — отчитался он. — Тогда как это понимать? — Это моя единственная просьба, отец. Я думаю, что за десять лет безукоризненного поведения, я заслужил подарок. — Подарок? Подарок предназначается имениннику. Конкретно тебе. А то, что ты у меня просишь не имеет к тебе никакого отношения. — Мне будет приятно, — безэмоциональный ответ. — Ты уверен, что хочешь именно это за все десять лет? — отец все допытывался. — Да. — Ты меня расстроил, — тот покачал головой, — Я думал, что выбил у тебя из головы все что связанно с жалостью, но… Но, хорошо. Чанбин очень удивился, услышав согласие, но бровью не повел. Нельзя. Вышел как ни в чем не бывало из кабинета, направившись в свою комнату. Где уже наедине с собой перевел дыхание. Руки дрожали от пережитого волнения, а грудь часто вздымалась. Если отец выполнит его просьбу это будет и в прям самым лучшим подарком на его день рождение. Он помнит, как спустя два дня, отец позвонил ему, сказав, что все готово. Тогда присутствующие на тренировке странно косились на его улыбку, которую видели впервые за несколько лет. А ему было все равно. Он был невероятно счастлив и, быстро закончив, рванул по адресу. Оставив машину за воротами, он направился к крыльцу центрального здания где его уже ждал один из воспитателей. — У них сейчас обед, можете пока забрать документы у директора, я вас проведу, — мужчина средних лет указал рукой вперед, предлагая пройти. — Нет, — категорично заявил он, — сначала я хочу увидеть мальчика. — Как пожелаете, — мерзкая улыбка растянула сухие губы. Его долго вели длинным коридорами, прежде чем они вошли в столовую, где стояла гробовая тишина. Не было слышно даже вилки бьющейся о тарелку. — Ян Чонин! — громогласный окрик, разлетевшийся по всему помещению. Дети подняли на них испуганные глаза. — Ян Чонин! — ещё раз. Но в ответ тишина. Воспитатель перевел извиняющийся взгляд на Со. — Видимо его здесь нет. — А где он, если не на обеде? Что за бардак у вас твориться? — жесткий голос громом прозвучал в тишине. Глаза мужчины забегали. — Мы сейчас же его найдем, не переживайте, — заверили его, спешно выбегая из столовой, оставляя одного под всеобщими взглядами. Те на миг сместились за его спину, а после быстро вернулись к тарелкам. Чанбин обернулся, замечая другого мужчину, что направлялся к нему. — Господин Со, — он поклонился, — Я директор Кан, рад с вами познакомиться, — любезно произнёс он, протягивая ему руку. Которую Чанбин проигнорировал. — Вы все документы подготовили? — Да, только вот хотелось бы видеть опе… — Вас должны были предупредить, что за мальчиком приеду я. — Давайте пройдем в мой кабинет, — предложил директор, — не будем мешать воспитанникам. Кану все же удалось настоять на своем. Они прошли в его кабинет. Чанбин сразу заметил насколько сильно отличается кабинет директора от той же столовой. Разница была на лицо. Ему протянули папку с документами и он, сев в кресло, принялся внимательно их изучать. — Это стандартный пакет документов… — Кан стал объяснять, думая отбить желание у Со читать их. — Да, да, — кивнул он, не отрывая взгляда от бумаг. Спустя десять минут дверь резко распахнулась, пропуская парня года на три его младшего. Тот прошел внутрь весь сжавшись, не отрывая взгляда от пола, будто ожидая тумака. — Чонин, — напускано мягко произнёс директор и мальчишка напротив сильнее сжался, — можешь собирать вещи. Тот резко поднял голову, неверяще смотря на мужчину. — Тебя берут под опеку, — Кан указал ладонью на Чанбина, — Господин Со Чанбин, — представили его. И он улыбнулся недоверчивому парню. — Ну что, Чонин, — схватив папку он поднялся, — пошли помогу с вещами, — обхватив его за плечи, они вышли из кабинета. — У меня не так много вещей, Чанбин-щи… — смущенно сказал парень. — О, оставь формальности, называй меня хеном. — Хорошо, х-хен, — растерянно произнёс Чонин, вызывая на лице старшего широкую улыбку. — Так, пошли скорее, я хочу как можно быстрее убраться отсюда. Младший тихо рассмеялся. Чанбин пытался смотреть лишь в прогнивший потолок. Иначе он бы сорвался и набил лощенную рожу директора. Ян был прав, у него, действительно, было мало вещей и он быстро справился. Они молча покинули дет дом. Чонин не оборачивался, хотел оставить позади все ужасные моменты свой жизни. Увидев машину старшего он резко остановился. Глаза восхищенно сверкали, а челюсть отвисла. — Это твоя машина? — по детски наивно спросил младший. Со лишь рассмеялся. — Садись давай, — кивнул он на переднее сиденье. — Вы ведь молоды еще, — смущенно начал Чонин, когда старший уже завел авто, — Как вам дали опеку? — Мы вроде на ты, — напомнил ему Чанбин, бросая на него взгляд. — Прости… — Твой опекун не я, а мой друг. Он сейчас просто занят, поэтому попросил забрать тебя. — Друг?.. — спросил младший. — Да, — ответил он просто, — Бан Чан, — не стал томить его Со. Повисла тишина. И он бросил обеспокоенный взгляд на соседнее кресло. Чонин сидел, пытаясь сдержать слезы, которые уже вовсю катились по его лицу. — В-вы… не вр-рете же… пр-правд-да? — заикаясь от слез, наивно спросил младший. На что Чанбин молча потянулся к папке, что лежала на приборной панели, передавая ее Яну. Дрожащими пальцами тот открыл ее, пробегаясь взглядом по первой странице. И сразу же захлопнул. Салон автомобиля потонул в всхлипах и тихих завываниях, которые младший не сумел сдержать. Чан раздраженно захлопывает дверцу своего внедорожника. Разворачивается и останавливается резко. Видит впереди у самого подъезда знакомый черный автомобиль и напрягается. Передергивает плечами и направляется к тому, кто определено ждёт именно его. Чанбин стоит, облокотившись о капот машины, наблюдая за мрачной фигурой старшего, что быстро приближается к нему. Но останавливается на полпути, когда хмурый взгляд падает на открывшуюся дверь его авто. Из которой вылез Чонин. Они стояли в ступоре с минуту, прежде чем сорваться друг к другу навстречу. Чан подхватил младшего, крепко прижимая к себе, зарываясь в черные волосы ладонью. Они стояли посреди парковки, не собираясь отлипать друг от друга, боясь упустить момент, думая, что если они сейчас отпустят друг друга, то потеряются на веки. Чан давно не видел своего младшего, по повзрослевшему лицу которого градом текли слезы. Он и сам готов был разревется на месте от родных рук, что судорожно сжимали его плечи. Но держался. Ради него держался. — Чанбин сказал, что он твой друг… — тихо произнёс Чонин. Старший вскинул голову, пристально смотря на Со. И крепко держа руку младшего направился прямо к нему, который в свою очередь протянул ему папку. Молча. Нахмурив брови, Чан взял папку. Открыл ее, пробегаясь взглядом по содержимому, что стало расплываться перед глазами. Он поднял голову, смахивая слезы, чтоб поблагодарить, но увидел лишь задние фары отдаляющегося авто. Чанбин не стал мешать воссоединившимся. Не хотел нарушать атмосферу трепета, что кружила вокруг них. Ухал с улыбкой на лице, радостный от того, что смог сделать хоть что-то хорошее. Спустя несколько дней, в свой день рождения, он проснулся от разрывающегося телефона. Кто-то настойчиво пытался ему дозвониться. Перевернувшись на спину, он медленно открыл глаза, от безысходности уставившись в белый натяжной потолок. Телефон все не замолкал. Выругавшись, он потянулся к гаджету, снимая трубку. — Да?.. — хрипло и сонно. — Чанбин, ты нужен на задании, все подробности позже, адрес скинул сообщением. Возражения не принимаются. Жду. Звонок закончился и он глупо уставился в экран телефона, который прежде чем потухнуть, оповестил о пришедшем сообщении. Он плюхнулся обратно на подушку, устало вздыхая и давя ладонями на глаза. Твою мать. Он так хотел отдохнуть. Но видимо у Вселенной на него другие планы. Ну и черт с ней. Он резко поднялся, отбрасывая одеяло. Все равно главный подарок он уже получил. Он ехал по загородной трассе, хмурясь от того, куда ведет его навигатор. Он несколько раз перепроверял адрес, думая что это какая-то ошибка, но все же решился довериться технологиям. Женский механический голос сказал повернуть ему на лево и он подчинился, оставляя позади вывеску с названием небольшого поселка. Он остановился у ворот какого-то дома и, выйдя из авто, подошел к калитке, что оказалась открыта. Это заставило его насторожиться. Он потянулся к поясу и, вытащив из кобуры пистолет, быстрыми шагами направился к дому. Он осторожно нажал на ручку двери, которая сразу же поддалась. Быстрый взгляд брошенный на белые голые стены и он проходит дальше. Где раздается противный писк праздничной дудки и грохот хлопушки, от конфетти которой пришлось прикрыть рукой лицо. Кто-то начинает орать «С днем рождения» и он недоверчиво поднимает голову. Перед глазами голые стены украшенные шарами, накрытый стол с тортом и свечами во главе и вывеска «Happy Birthday». Яркие искренние улыбки Чонина и Чана с праздничными колпаками на головах. Он резко отворачивается, оставляя ребят оторопело переглядываться. Улыбки с лиц пропали. На смену пришло недоумение. — Хен… — слышится совсем рядом и Чанбин судорожно пытается стереть с лица текущие слезы. Он поворачивается ним, сгребая в объятия сразу двоих. — Спасибо, — искреннее на выдохе. Чанбин до сих благодарен им, за тот день. С Чаном они и в правду стали друзьями. Даже больше. Оно стали друг другу тем, на кого можно было положиться в тяжелой ситуации. Стали тем, кто не только даст совет, но в первую очередь покажет делом. Они стали братьями. А после обрели большую семью. Ту семью, которой у него никогда не было. И он сделает все ради ребят, ради их улыбок, и одной конкретной смущенной. Теплая улыбка тронула губы при воспоминании мальчишки, что очень походит на бельчонка. Он был худощав, даже чересчур для парня его возраста, но это было обусловленно пережитыми событиями. Однако щеки оставались такими же пухлыми. Чанбину очень хочется прикоснуться к ним, почувствовать бархат и теплоту кожи. Но каждый раз одергивает себя. Знает, что не имеет на него прав. Но все же он никогда не станет причиной его слез. Они знакомы буквально несколько дней, но уже успел влипнуть глубоко и надолго. Он боится пока давать название чувству, что терзает его. Но знает точно — эта нежная привязанность появилась, когда тот сидел в его куртке в его машине. Он беспрепятственно зашел на территорию небоскреба, что должны были охранять. Здание располагалось в самом центре и его жильцы платили большую сумму каждый месяц лишь бы безопасность обеспечивалась на высоком уровне. Но, как можно было заметить, ею здесь и не пахнет. Охранники не пойми где, совершенно не выполняют свою работу. Он живет в таком же доме, но охрана там выполняет свою функцию. Наверное, это потому что Со лично занимался безопасностью дома. Он, в принципе, и сам мог за себя постоять, ему она незачем. Но вот, когда стало понятно, что он хочет забрать к себе Хенджина, то об охране пришлось побеспокоиться. Сделать все, лишь он чувствовал себя в безопасности. Проковырявшись отмычкой в двери черного входа, он попал внутрь. Прошел не спеша под прицелами камер, которые на удивление работали, и вызвал лифт, что унес его на последний технический этаж. Поработав отмычкой и там, он вышел на крышу, делая глубокий вдох прохладного воздуха. Он подошел к самому краю, обводя взглядом спящий город с высоты птичьего полета. Достаточно высоко. Он перегнулся через парапет, смотря вниз, оценивая риски. Обзор предоставлялся хороший. Второй небоскреб через несколько улиц был абсолютно таким же как и предыдущий. Только камеры не работали, что упрощали задачу. Это заставило перевести дыхание и сняло напряжение. Теперь ему не придется сильно переживать за младшего. Но ради сбережения собственных нервов и страховки, он все же нашел горе работников и, вырубив их, связав руки и заклеив рот, запер в кладовой. Все это время он находился в перчатках, поэтому о следах не переживал. Кивнув, проделанной работе, он скрылся в начинающем светлеть небе, возвращаясь обратно к машине уже другим путем. Чонин так сладко сопел на откинутом кресле, что старшему совсем не хотелось его будить. Но все же пришлось, время поджимало. Младший безостановочно зевал, стоя на крыше небоскреба, сжимаясь от пронизывающего ветра, что вовсю гулял, играя с его волосами. Винтовка стояла на парапете, прицел которой был наведен на площадь у правительственного здания. Осталось за малым. Ждать. Чанбин тоже ждал. Но в отличие от младшего, у него было больше опыта, поэтому он вовсю следил за обстановкой, запоминая каждую редкую машину, проезжающую в столь ранний час, отмечая как тухнут фонари и небо над городом с каждой минутой становиться все светлее и светлее. Спина ныла от долгого нахождения в одной и той же позе, но это было привычное для него чувство. Профессиональное. Он глянул на часы. Полседьмого утра. Город потихоньку просыпался, шум становился все сильнее и сильнее. Государственный работает потихоньку стягивались на работу, идя прямо к центральным дверям, даже не подозревая, что являются целью сразу у двух хищников, которые следят за каждым их движением. Десять утра. Спокойная жизнь для жителей этого насквозь прогнившего города закончиться навсегда. Из здания выходят важные шишки, становясь у края вымощенной плиткой площади, в ожидании важного гостя, который по неясной причине опаздывают. Мужчины средних лет в строгих костюмах, начинают возмущаться, и вот из-за поворота показывается нужный им кортеж. Он останавливается в считанных сантиметрах от мужчин, что секунду назад отшатнулись назад. Из машины выходит Мин и его зам. Небольшую площадь наполняют люди в одинаковых черных костюмах. Палец уверенно сжимает курок, готовый в любой момент нажать и начать хаос, знакомая макушка дразня отражается в прицеле. Вдох. Выстрел. Выдох. Зам валиться на пол под ноги Мину и шишкам из правительства, окрашивая плитку в красный. Секунда забвения. И начинается перестрелка. Испуганные крики, визги шин и клаксон многочисленных автомобилей доходит даже до Чонина. Внимательно следя за развитием событий на площади, он нажимает на курок, чувствуя сильную отдачу в плечо, и улыбается. Ещё раз. И ещё раз. Люди валяться один за другим, словно пешки на шахматной доске. Но больше выстрелов он не делает. Собирается быстро, судорожно разбирая винтовку и складывая в чехол. Бросает последний взгляд на парапет и скрывается за дверью. Блаженно передергивает плечами, наконец находясь в укрытии от бушующего на такой высоте свистящего ветра и спускается вниз на грузовом лифте, покидая холодную бездушную башню и растворяясь в толпе. Долго петляет узкими улочками и проулками и, наконец, выходит к знакомому авто, в котором уже сидит взволнованный Чанбин. — Чего так долго? — младший даже сесть не успел. — Запутывал следы, — произносит Ян после того как удобно уселся и пристегнулся. — Проблем не было? — Нет. Чанбин кивает и поворачивает ключи зажигания, выезжая с подворотни. Он хмурится беспокойно во сне и просыпается от дикого кашля, что в клочья раздирает горло. Подрывается на постели, сгибаясь пополам и чуть ли не падая. Чувствует чужие руки, что удерживают его, и напрягается. Поворачивается резко, подминая под себя того, кто имел неосторожность удерживать его. Ногами блокирует бедра, а рукой тянется к шее, которую начинает с силой сжимать. Не видит ничего перед собой, лишь пелену ярости, что требует выхода. Чувствует под ладонью бешено скачущий кадык и давит сильнее. Минхо задыхается. Открывает рот, словно рыба, выброшенная на берег, в надежде сделать хоть глоток спасительного кислорода, что с каждой секундой все быстрее и быстрее покидает его тело. Бьет отчаянно в плечо, настолько сильно, насколько, позволяет ослабшее от выброса большого количества энергии, тело. Судорожно пытается сделать вдох, ногтями впиваясь в крепкую руку, пытаясь отодрать ее от собственной шеи. Но все напрасно. — Чан… — полузадушенный хрип из последних сил. Глаза напротив светлеют, избавляясь от темной пелены гнева и в миг округляются. Он почти теряет сознание, готовый сдаться тьме, что так и норовит забрать к себе, когда стальная хватка с шеи исчезает. Минхо наконец делает спасительный вдох и заходится от кашля, грозясь выплюнуть бешено скачущее где-то в горле сердце. Он мечется на кровати, содрогаясь от каждого приступа, пытаясь повернуться на бок, но каждый раз натыкаясь на преграду. Кислорода все ещё не хватает и он продолжает делать судорожные свистящие вдохи. Лицо покраснело, из жмурящихся глаз безостановочно текут слезы. Кадык неконтролируемо дергается, а грудь быстро и отчаянно вздымается. Спустя долгие минуты он успокаивается и откидывается устало на подушки, продолжая судорожно втягивать носом воздух. Легкие горят изнутри, руки ноют. Хочется просто напросто разреветься. Но у него совсем не осталось сил. А слезы продолжали свой бег, скатываясь с внешних уголков глаз делая волосы мокрыми. В живот уткнулась голова и он вздрогнул, поднимая голову и смотря в темно-каштановую кучерявую макушку, замечая, что старший теперь находится между его раздвинутых ног. Он откидывается обратно, жмурясь до боли и закрывая рот рукой, потому что его начинают сотрясать рыдания. Он и звука не проронил, но отчаянно дрожал, словно осиновый лист по ветру. Но больнее было от того, что Чан прекрасно все чувствует и понимает. Больнее было от рук, что сжали крепко в объятиях. Больнее было услышать тихий на грани слышимости всхлип. Минхо замер в изумлении, надеясь на то, что это была слуховая галлюцинация, или, на крайний случай, его собственный. Но вскоре футболка в районе его живота стала намокать, а руки пробрались к нему под поясницу, прижимая к часто вздымающейся мощной груди. Он не мастер в поддержке, да и слов подходящих подбирать совсем не умеет. Он сейчас сам отчаянно нуждается в поддержке, хоть и привык справляться в одиночестве. Это было больно признавать, но он понял только сейчас. Он лежал спокойно, даже не шевелясь, лишь бешено стучащееся сердце в груди, что отдавало в желудок, выдавало весь тот ужас, что пришлось ему пережить несколькими минутами ранее. Он лежал, с безразличием смотря в потолок, в ожидании скорейшего прекращения его персональной пытки. Чан, правда, пытался успокоится, но нервы трещали по швам. Биение чужого сердца не давало забыть о том, что он сделал. Чуть не убил. От осознания, что резко свалилось на него, ему стало страшно. Страшно за людей, которые ему дороги. Потому что он монстр. Чудовище. Широкие плечи начали мелко трястись, а затем послышались тихие рыдания. Он замер, почувствовав нежное осторожное касание к волосам. Думал показалось. Но после миниатюрная рука легла на загривок, мягко поглаживая, пока другая зарылась в его волосы. И это стало тем, что сорвало тормоза. Прорвало дамбу, которую он годами тщательно и скрупулезно выстраивал. Слезы хлынули градом. — Прости, — хрипло прошептал он, — Минхо, пожалуйста, прости, — продолжал он умолять, боясь поднять глаза и увидеть отвращение. Мягкие руки исчезли и Чан до боли прикусил нижнюю губу. Младший попытался чуть приподняться, но ослабшие руки подвели его и он плюхнулся обратно. — Мне неудобно, — послышалось тихое. Старший тут же поднялся, избегая смотреть тому в лицо. Думая эгоистично, что вот он конец. Минхо сбежит, оставив его наедине со своими демонами. И поделом ему. Он не заслуживает большего. Но тот лишь немного приподнимается, коленом задевая его локоть. И Чан переводит взгляд ошарашенных глаз, в которых отчетливо видна растерянность. Вопрос красноречиво застыл на лице, но младший лишь молчит и смотрит. Минхо отворачивается, пытаясь поправить подушку за спиной, потому что лопатки неприятно проезжаются по спинке кровати от любого движения, но у него вновь ничего не получается и он вздыхает. Вес с кровати тут же пропадает и Минхо наблюдает за тем, как старший дрожащими пальцами хватает подушку с его кровати, возвращается обратно, кладет ее в угол, а после придерживая его, поправляет уже другую подушку. Все ещё избегая смотреть в глаза. Стоит рядом и мнется. Минхо на самом деле больно на него смотреть. На такого разбитого и все ещё всхлипывающего. А ещё больно прикасаться к шее. Взгляд Чана проследил за рукой младшего, что дотронулась до синеющей шее, а после безвольно упала, под тихое шипение, и ему стало совсем паршиво. — Хен, — послышалось тихое. И он вскинул круглые глаза, неверяще смотря на Минхо, который в свою очередь похлопал рядом с собой, приглашая лечь рядом. — Ты уверен? — выдохнул старший. И тот несмело кивнул. Младший лежал не меняя позы, поэтому он не решительно снова лег между его бедер, в этот раз укладывая голову ему на грудь. Несколько раз поднимая на него взгляд, боясь, что тот вот-вот передумает. Но он спокойно лег, прикрывая веки, чувствуя как рука зарывается в его волосы, а другая обхватывает мягко ниже плеч, нежно проводя по спине. — Прости, — снова повторяет Чан, но уже спокойней. — За что ты меня так? Старший сглотнул. — Я не специально, правда, — он отчаянно пытался доказать, — Это словно… защитный механизм?.. Любой мог попасть под горячую руку. И мне очень жаль, что им оказался ты. — Ты защищаешься… — тихо, с еле слышимым недоумением, — от чего? — От прошлого. Рука Минхо застыла, но только на секунду. — У меня случаются подобные приступы, — продолжил он, — Я на самом деле не знаю, что это. Сходить к врачу я так и не решился. Чан повернул голову, чтобы увидеть его глаза, но взгляд зацепился на темнеющее следы от его пальцев. — Прости меня, — снова просит, — за все. Пожалуйста. Я буду очень рад, если мы сможем начать все сначала. Но я пойму, если ты не захочешь этого делать. Глаза в глаза на долгие минуты. И время, что бежит невероятно медленно. — Хорошо, — тихо шепчет Минхо, — но мне нужно время. — Спасибо, — выдыхает старший. И спустя несколько минут срывается куда-то, оставляя его одного размышлять над тем, пожалеет ли он об этом или нет. Но, что-либо сделать он не успевает, Чан возвращается обратно с непонятным тюбиком в руках. — Позволишь? — он присаживается на край кровати и кивает на шею. Младший лишь молча пододвигается ближе, чуть поворачивая голову в сторону, отчего болезненная грима искажает его лицо. — Прости, — в который раз шепчет Чан, выдавливая немного мази на два пальца. Он наклоняется и их лица оказываются совсем близко. Но старший лишь аккуратно наносит мазь, мягкими движениями распределяя по наливающимся синякам, извиняясь каждый раз, когда Минхо выдыхает сквозь зубы. Закончив, он робко ему улыбнулся, откладывая мазь на тумбу. — Можно? — он взглядом указал на кровать. Младший пододвинулся к стене, освобождая ему место и Чан лег, укладывая голову ему на грудь и обхватывая рукой поперек живота.