Damned by the Gods

— Оу, — выдыхает Чан растерянно. Разворачивается на парней, что стоят рядом взволнованные. Заглядывает им в глаза, ища помощи. — Что такое? Что случилось? — Сынмин подходит ближе. Минхо прячет глаза, утыкаясь носом в изгиб шеи Чана, и прижимается теснее. Внизу живота тянет неимоверно. А запах чужого тела лишь сильнее дурманит. Лишает возможности мыслить рационально. Он шумно втягивает носом воздух, медленно проводя им по шее старшего. Заставляет его вздрогнуть, а после замереть, вытаращив глаза. Остальные в комнате также потрясено наблюдали за происходящим. — Минхо, — зовет его Чан. Тот замирает. Бан берет его лицо в ладони, хочет убедиться в собственных догадках. Но тот мотает головой, жмурясь сильно. — Минхо, — повторяет он обеспокоено, — Голова не болит? Не кружиться? — Слегка… — слышится глухое и до ужаса хриплое. — Не тошнит? — Чуть-чуть. — Кажется, я знаю в чем проблема, — убеждается в собственных догадках Чан. Сынмин лишь бровь вопросительно поднимает, пока Чанбин успокаивает Хана. — Он ел что-то на тренировке? — спрашивает Бан, — Может пил что-то? — Воду разве что, — задумчиво произносит Ким, пожимая плечами, — А что? — Ему что-то подсыпали, — безэмоционально заявляет Чан. Чанбин замирает, когда слышит фразу старшего. Чувствует короткие ноготки на собственной руке и опускает взгляд, встречаясь с испуганными Джисона. Улыбается ему мягко, подбадривая. А у самого внутри все верх дном. — Ему нужно помочь с его проблемой, — намекает Чан, — Сам он не в состоянии. До Кима доходит. — Ну так помоги, — расплывается он в хитрой улыбке. В круглых глазах на миг ярость мелькает. — У него есть Джисон, — холодно отрезает Бан. Чувствует мимолетное касание губ у шеи и челюсть сжимает, до ходуном ходящих жевалок. Бросает взгляд на Хана, что стоит испуганной статуей, округлив глаза. Он отмирает и быстро печатает что-то в телефоне. — Как он ему поможет? — читает вслух Чанбин с экрана. Чан с Кимом переглядываются. — Ааа эээ… — тянет Сынмин, — А что обычно делает пара… когда один из них возбужден? Хан в миг краской заливается, начиная бегать взглядом по комнате. Парни перестают что-либо понимать. — Минхо мне как брат, — вновь читает Чанбин с экрана. Выпячивает ошарашено глаза, переводя их на старших. Видит выражение лица Чана, что его повторяет и Кима, что лыбиться тупо. — Ну ты и идиот, конечно, мдааа, — тянет Сынмин. Разворачивается и подталкивает к выходу остальных. — Решай проблему, Чан-и, — добавляет он весело, закрывая дверь. Оставляя одного с его головной болью. Что трется о его бедро несдержанно и тихо постанывает. Бан стоит каменным изваянием, боясь даже прикоснуться. Лишь глазами хлопает растерянно обводя комнату, застыв в нерешительности. Блять. Блять. Блять. Судорожные мысли заполняют голову. Он отчаянно жалостливо смотрит на дверь. И вздрагивает, когда чужие губы мажут по его щеке. Он тут же отстраняет младшего за плечи, сжимая их сильно дрожащими руками. А Минхо лишь глаза его ловит и смотрит так проникновенно и глубоко, что все принципы по швам трещать начинают. Чан не в силах отвести взгляд. Но ума все ещё хватает, чтоб не поддаться соблазну. Он чуть толкает его и младший отступает, в итоге плюхаясь на кровать. Взгляд сверху вниз и рассудок чуть мутится. Старший кулаки сжимает до побелевших костяшек и зубы, что чуть ли не крошатся. Внезапный стук в дверь, заставивший вздрогнуть их обоих. Хотя Чан сомневается, что вздрогнул от неожиданности, а не от юрких пальцев, что пробрались под футболку. Он убирает его руки, крепко сжимая запястья. — Я могу войти? — слышится голос Чанбина за дверью. — Да, — хрипло отвечает старший. Со заходит, бросая на них любопытные взгляды, кладет под потемневшим взглядом на тумбу салфетки, смазку и презервативы. — На всякий случай, — произносит он. Слышит отчетливый скрип зубов и поспешно удаляется, плотно закрывая за собой дверь. — Минхо, послушай меня, пожалуйста, — старший резко садится на корточки, — Ты слышишь меня? — спрашивает, заглядывая в стеклянные глаза. Младший кивает заторможенно. И Чан выдыхает с облегчением, но не успевает и рта открыть, как Минхо резко подается вперед. Встречается губами с его пухлыми. Не ждёт ответа. Сминает несдержанно и, закинув руки тому на шею, утягивает за собой на кровать. Старший от неожиданности только и успевает выставить перед собой руки. Отстраняется почти сразу и руки его с собственной шеи убирает. В одну перехватывает и сжимает, над головой их поднимает и к простыням прижимает. Вырваться не дает, хотя тот хочет отчаянно. — Минхо, котенок, черт. В грудь его лбом утыкается. Выдыхает резко. Младший совсем себе отчета не отдает. — Хееен, — тянет он, всхлипывая. И Чан сдается. Поднимается резко и штаны с него стягивает, оставляя в одних боксерах и футболке. Тот тоже поднимается, на постели садится. Руки к нему тянет, кофту стянуть хочет. Но старший ладони его перехватывает, качает головой отрицательно, в кошачьи глаза заглядывая. Минхо лишь губы облизывает, наблюдая как тот на кровать рядом залазит. Садится, спину на стену откидывая и ладонью между ног своих хлопает, подзывая. Минхо подползает, хмурясь, потому что боль внизу с каждым движением все сильнее становится. А Чан себя ругает мысленно за то, что чувствовать его это заставил, за то, что не подумал. За мысленными метаниями, пропускает как тот его бедра седлает и пальцами в плечи впивается. Крепко талию его сжимает, отодвинуть пытаясь. Но младший лишь теснее прижимается и волнообразные движения тазом делает. Заставляет его зажмуриться сильно и зубы сжать до скрипа. Сам возбуждается, но от настойчивых губ уходит, голову отворачивая. Заставляет мазнуть влажно по щеке. Но Минхо, кажется, поведения старшего не замечает. Край челюсти его целует, к шее спускаясь. Чувствует как большие ладони сжимаются. — Минхо, нет, — немного грубое до уха доносится. Он отрывается, глаза поднимая, в круглые смотрит. Чан обиду замечает, но непреклонен останется. — Развернись. Младший хмурится, но подчиняется. Садиться к нему спиной и сразу ладони чувствует, что к чужой груди прижимают. Вздыхает судорожно, оказываясь между бедер старшего. Чан его чуть выше подтягивает, устраивает поудобнее. Поперек живота его перехватывает, удерживает, прижимает теснее. Второй рукой в боксеры залазит, сразу возбужденную плоть сжимает. Скулеж слышит и по головке выступивший предэякулят размазывает. Кулаком по длине проводит, у основания сжимая. С ума сходит от того как младший на груди его мечется. Сердце, что бешено в клетке бьется под названием скелет, выскочить хочет рыжеволосому парню в руки. Чан его крепче к себе прижимает, ладонь с футболки соскальзывает, горячей медовой кожи касаясь. Минхо голову ему на плечо откидывает и дышит загнанно прям в ухо, тихо постанывая. Мурашки по телу посылает и вздрогнуть заставляет. Губами по челюсти мажет, его пухлые найти хочет, но старший не идет на поводу, держится. Минхо кожу горячим дыханием щекочет и к шее спускается, не замечает как кадык судорожно дергается. Но в поцелуях отчаянно нуждается. Стонет протяжно от боли, потому что внизу живота все узлом скручивается. Он скатывается и чувствует как рука старшего вверх перемещается. В попытках удержать неосмотрительно к шраму под грудью притрагивается. Заставляет ток по телу его пройтись. Он пальцами впивается в бедро старшего, синяки оставляя, другую руку ему на шею закидывает, опору ищет. Чувствует как рука старшего водит все быстрее и грубее. Младший стонет громко чересчур, внутри Чана все с головы на ноги переворачивая. Откидывается устало ему на плечо, все ещё руку на оголенной коже ощущая. Дрожит как и от оргазма, так и прикосновения этого. Мысли разбегаются, унося его сознание куда-то вдаль. Веки тяжелеют с каждой секундой, но он с реальностью прощаться не хочет. Цепляется отчаянно в ладонь старшего. Чан сидит спокойно. Знает, что тот утомленный сейчас быстро уснет. Проводит рукой по ребрам успокаивающе. И выдыхает, когда спустя несколько минут слышит размеренное дыхание и ослабшую хватку на собственном запястье. Перекладывает его аккуратно на подушку и за салфетками тянется осторожно. Руку перепачканную семенем вытирает. На лицо спокойное смотрит и прядки, что на глаза падают, убирает. Встать хочет, кривиться когда собственное возбуждение больно пульсирует. Но вновь пальцы на запястье чувствует, что сжимают сильно. Минхо смотрит на него кристально чистым осмысленным взглядом. Брови свести на переносице заставляет. — Не оставляй меня, — говорит тихо и хрипло. Старший моргает пару раз. — Я рядом. Всегда. И обратно возвращается. Чувствует как тот прижимается к нему и обнимает в ответ. В волосы его рукой закрывается и на макушке невесомый поцелуй оставляет. Опустошенность ощущает, что навалилась на него совсем неожиданно. Боится завтрашнего утра. Не знает как в глаза ему смотреть будет. Веки не смыкает. Ночь будет долгой. Чанбин Хана в комнату заводит и дверь за собой плотно закрывает. — Так ты говоришь… — выдыхает наконец, опомнившись. Во все глаза смотрит на младшего, а тот головой качает отрицательно и пальцы мнет. Проходит дальше и на край его постели садится. — Я же слышал… — с сомнением говорит Чанбин, макушку почесывая. Ближе подходит и на корточки рядом с ним присаживается, в глаза опущенные заглянуть пытается. — Бельчонок, — зовет мягко, его ладони в свои берет. Тот голову поднимает. В глазах боль плещется, что на лице гримасой отражается. Он и рад был бы, рассказать все. Поделиться хоть с кем-нибудь. Душу излить, что глубокими ранами обезображена. Но он не может. Слезы непроизвольно на глаза наворачиваются и по щекам течь начинают. Он всхлипывает некрасиво. Старший замирает на мгновение. Корит себя за то, что плакать его заставил. Тянется к нему, лицо в ладони свои берет и большими пальцами мокрые дорожки стирает. — Шшш, — к себе бережно прижимает. Влагу на плече своем, куда тот носом уткнулся, чувствует. По спине успокаивающе проводит, — Прости, Хан-и, — выдыхает, — я не хотел… Всхлип слышит, а после тот отстраняется, головой качая. Чуть подрагивающие пальцами телефон достает и печатает что-то в заметках. «Не извиняйся, — читает он по мере появления букв на экране, — это я… просто… вспомнил» Он снова всхлипывает и отворачивается, рукой рот зажимая. «Минхо-хен пытается… — Чанбин вновь с экрана читает, — думает голос мой восстановить получиться. Упражнения какие-то нашел, выполнять их заставляет, — Хан, сквозь слезы, смешок роняет, — Все надеется, что получиться» — А ты нет? — тихо спрашивает старший, коленки его аккуратно поглаживая. Джисон головой отрицательно машет. «Я не могу…» Глаза слезами с новой силой наполняются, и он вытирает их некрасиво. — У тебя ведь получилось, — мягко возражает Чанбин. Хочет приободрить его. Чтоб тот руки не смел опускать. Чтоб не шел на поводу у судьбы, которая палки ему в колеса вставляет, извести хочет. — Ты большой молодец, — продолжает он, — Ты позвал к Минхо на помощь. «С ним все будет хорошо?» Со ответить не успевает. Громкий стон за стеной до их ушей доносится. И он наблюдает как Хан краснеет мгновенно. Аж шея пятнами покрывается. Они сидят в неловкой тишине, смотреть друг другу в глаза избегают. Робкий стук в двери слышат, за которой Феликс оказывается. — Я не помешал? — спрашивает он, заглядывая. — Нет, — отвечает старший и на ноги поднимается, рядом с Ханом садится, за плечи обнимая. — Чонин мне рассказал, что случилось, — он заходит и на пороге мнется, — Я спросить хотел все ли нормально… — Все хорошо, Феликс, не волнуйся, — мягко отвечает Чанбин. Но Ли в глазах его льды замечет, которые он старательно за мягкостью прячет. Впрочем взгляд старшего меняется каждый раз, когда тот на Джисона смотрит. А у того в глазах опять слезы. Хан поднимается и к нему подходит. Обнимает крепко, заставляя опешить поначалу. Благодарит за волнение. Феликс его в ответ обнимает, замечает как старший губы еле заметно поджал. Улыбается ему мягко и по волосам ладонью проводит. — Я пойду, — говорит тихо, отстраняясь, — не буду мешать. И подталкивает его к Чанбину, сам за дверью скрываясь. Закрывает ее плотно и чуть вниз по ней не скатывается. Дыхание участившееся успокоить пытается и мысли судорожные в порядок привести. Он в комнату к себе возвращается и истуканом останавливается. Старшего взглядом испепеляет, что его совсем не замечает, опять в блокнот уткнувшись. Мотивы его понять отчаянно пытается. Понимает, что лучше спросить напрямую, чтобы домыслами не мучаться. Быстро расстояние между ними преодолевает и возвышается рядом, пугая. Хенджин блокнот к груди прижимает и во все глаза на младшего смотрит. — Отвечай честно, — голос Феликса чересчур низкий и вибрирует, — Соврешь, — глазами сверкает, — между нами будет все кончено. Навсегда. Хенджин позу сидячую принимает и сглатывает. Блокнот аккуратно на тумбу откладывает. — Что случилось? — спрашивает он, взглядом самым честным на него смотря. — А то ты не знаешь! — шипит младший, руками взмахивая. Но после сразу же в руки себя берет. Конфликт разводить не хочет. Только хуже так сделает. — Чанбин о наркотиках знает? — вопрос, что наотмашь по щеке старшего бьет. Он вздрагивает. — Нет. — Уверен? Хван молчит. — Хенджин! — скулит Феликс. С каждой минутой истерике поддается. — Мы не разговаривали с ним об этом, если тебя это волнует, — отвечает старший, — Ты его отношение к наркотикам знаешь. Без внимания он бы это не оставил. — Он догадывается, — огорошил его младший, сердце в пятки рухнуть заставляет, — Зачем ты это сделал? — Ты о чем? — Хван спрашивает его невинно. — Хенджин, — зло шипит Феликс, ногами в приступе ярости топает и головой дергает. Заставляет волосы на глаза упасть, что вид ему хищный придают. Смотрит выжидательно на старшего, что сглатывает и губы пухлые поджимает, голову отворачивая. Взгляд за пластырь под губой цепляется. Понимание резко на него обрушивается, воздух судорожно втянуть заставляет. — Я все рассчитал, — говорит старший отрывисто, — Там доза маленькая, вреда не нанесет. Тишина наступает. Феликс знал. До последнего мысли об этом не допускал. Оттягивал. Думал, старший не способен на это. Хотя в глубине души все прекрасно понимал. — Кто ты? — спрашивает он чужим голосом. Хенджин не узнает его. Моргает пару раз. — Кто ты? — повторяет Феликс, — Куда ты дел Хенджина? Моего родного, любимого Джина? Который нос свой не задирает и гордость в узде держит? — голос до шепота падает, а в глазах слезы появляются. Такие же, что и напротив, — Который поступки глупые не совершает. Ты же ведь не был таким… — Всегда был, — тот перебивает его резко, — Ты просто не замечал. Или не хотел замечать, — у Хвана к концу тоже голос срывается. Он всхлипывает громко и рукой по носу проводит. Феликс голову на грудь роняет и руками в волосы светлые зарывается. — Хенджин, отдай мне их, — говорит внезапно и в глаза округлившиеся решительно смотрит, — Отдай все. До последней таблетки. До последней крупинки, — просит жалко совсем, — И мы начнем все сначала. С нового листа. Забудем о старых обидах и недомолвках. Это будет тяжело, да. Но мы ведь постараемся ради друг друга, верно? — Феликс на корточки рядом садиться и руки его своими дрожащими сжимает. В глаза заглядывает, ищет что-то, — Я ради тебя на все готов, — признается, — А ты? Ответом ему долгое молчание становится. Которое принять оказывается очень трудно. Руки обессилено падают и он поднимается. Отходит на пару шагов. Смотрит неверяще. Вдох судорожный делает. — Это моя последняя просьба, — говорит, руку протягивая, — которую ты либо выполняешь, либо… — он сглатывает, — оставляешь все как есть. Умираешь для меня. Я выкину тебя из своего сердца, Хенджин. У тебя больше не будет шанса. Это последний. Выбирай. И веки прикрывает, жмурится сильно. Руку раскрытой держит, до последнего надеется. Ждёт. Минуту. Вторую. Дыхание сбивается, но он продолжает так стоять. Пытается сконцентрироваться. Успокоиться. Дышит глубоко. Самые худшие мысли подальше гонит. Не замечает как слезы по щекам течь начинают. Третья пошла. В ладонь раскрытую пакетики ложатся. Он кулак сжимает, легкий вес чувствует. Глаза наконец открывает и на ладонь, в которой пакетики зажаты, смотрит. Все ещё не верит. Галлюцинации думает. Глаза поднимает и на Хенджина смотрит, что совсем рядом стоит. Тот взглядом смотрит самым преданным и одним уголком губ вымученно улыбается. Феликс ладонь свободную на его щеку кладет, оглаживает нежно. Вперед поддается. Целует почти невесомо. Всю свою любовь в поцелуй вкладывает. Благодарность выражает за доверие. Слезы, что текут по их лицам мешают. Хенджин отвечает робко и талию его обхватывает, прижимая трепетно. Младший отстраняется с тихим всхлипом. Лбом к его лбу прикасается. Дышит тому в губы и на своих такое же дыхание чувствует. Глаза на него поднимает. — Я рядом, — говорит тихо, — Я всегда буду рядом, — повторяет вновь, лишь бы тот поверил, — Не смотря ни на что. Мы справимся с этим вместе, — ладони его сжимает сильно. Отпускать не хочет, но понимает, что нужно. От наркотиков избавиться нужно. Только вот как? Он совсем не знает. Чан, определенно, весь дом перероет. Выбросить? Куда? В мусорный бак? Что бы все подозрения разом подтвердить? Он из комнаты решительно выходит. К ванной направляется. Дверь за собой закрывает и дыхание частое успокоить пытается. Крышку унитаза открывает. И все содержимое пакетиков высыпает. И кнопку слива нажимает. Следит за тем как дрянь эта в канализацию смывается, невероятное облегчение испытывая. Глаза закрывает и стоит так долго, глубокие вдохи делая. На кнопку ещё раз нажимает. И разворачивается. Всем телом вздрагивает, когда стоящего в дверях замечает. Глаза от испуга округляет, чувствуя, как сердце заполошное в пятки уходит. Сглатывает судорожно, когда тот дверь на замок закрывает. И к нему медленно подходит. Пятиться заставляет. К раковине прижимает. Чанбин в глазах напротив страх отчетливый видит. Челюсть сжимает так, что желваки ходуном по лицу ходят. И взглядом его чуть ли не режет. — Я надеюсь, ты все у него забрал? — спрашивает ледяным тоном. За каждую дрогнувшую мышцу на лице цепляется. — О чем ты… Со палец к его губам прижимает. — Енбок-и, — тянет он, — не испытывай мое терпение. Не смей. Его. Выгораживать, — рычит. — Я… — Когда? Непонимание в бегающих глаза напротив видит. — Насколько давно? — Я не знаю… — выдыхает младший. Чанбин вперед резко поддается. К раковине его сильнее прижимает. Феликс кривится, потому что поясница ныть начинает. — Я правда не знаю! — восклицает он. Чистую правду говорит, — Это до меня ещё началось, — слезы не контролирует. Старший замирает. Два шага назад делает. Ушам собственным не верит. Это… года два точно. А то и больше. Черт. Выдыхает шумно. К дверям срывается. Но хватку на запястье чувствует, что назад настойчиво тянет. Взгляд жуткий на младшего бросает. Но тот не отпускает. — Чанбин, пожалуйста, не надо… — просит он жалостливо. — Убери. Феликс двери ему загораживает. — Я только все уладил! Ты все испортишь! — смотрит на него глазами большими, умоляя. — Ты себя слышишь? Что, ты уладил? Ты, правда, думаешь, что забрал у него все? — Он обещал… — Ты веришь ему? Ты, правда, блять, думаешь, что ради тебя он будет держаться? — Да, — уверенный ответ. — Ты идиот, — не заставило себя ждать. Чанбина ломает. Он сам себя сейчас ненавидит. Презирает. За то, что не замечал. Или не хотел замечать. Не видел того, что с родным человеком твориться. Его передергивает. Он младшего взглядом испепеляет, но будто сквозь смотрит. Боль в глазах прячет. Представить не может, сколько времени провел в неведении. — Пусть на глаза мне не смеет показываться, — подбородком на дверь кивает. Слышит как та захлопнулась. Ванную комнату взглядом обводит, воздух носом судорожно втягивает. На собственное отражение в зеркале смотрит. Хан стоит на пороге комнаты старшего, руки к груди прижимает, недоуменным взглядом спину Феликса провожает, что по ступеням вниз стремительно сбежал. Назад оглядывается и снова к лестнице возвращается. Чанбин подождать просил. Но он не может Феликса одного оставить. За ним следом идет, разминувшись со старшим. В гостиную сбегает, никого не обнаружив, на улицу выходит. Белую макушку в свете фонарей в беседке замечает и к ней направляется. Всхлипы на подходе слышит и останавливается несмело. Видит как тот плачет, согнувшись. Ближе подходит, половицы под собой скрипеть заставляет. Но старший будто не слышит, полностью погрузившись в себя. И от касания осторожного вздрагивает крупно. Глаза красные заплаканные поднимает. Носом шмыгает и лицо ладонью вытирает. Вдох судорожный делает. Но сразу после вновь в рыданиях захлебывается. Джисон бросается к нему. Садится рядом, за плечи дрожащие к себе притягивает. Гладит мягко, успокаивающе. — Ааа эээ… — Чонин с круглыми глазами в комнату возвращается, и большим пальцем себе за спину указывает. Сынмин видит как у него уши краснеют и бровь вздергивает, не понимая. — Что происходит? — спрашивает он. Ещё сильнее краской заливается, когда повторный стон из коридора слышит. До Сынмина наконец доходит. — А ты как думаешь? — старший усмехается, ноутбук в сторону откладывая. — Эээ…. я только что Джисона на улице видел… А звуки определенно из комнаты Минхо раздаются… — Все верно. С ним Чан. Наблюдает как у младшего челюсть отвисает, но сказать что-либо не успевает. Гнев в глазах замечает. — Но как же Хан… Я ему сейчас!.. — с места срывается. Смехом собственным давится с кровати вскакивая. Перехватывает его в последний момент, когда он хотел на ручку двери нажать. — Нини, послушай, — за плечи его крепко держит, — это не то о чем ты подумал… Они ещё один стон слышат. А младший смотрит на него внимательно, голову набок склоняя. — Как это не то? Ты мне минуту назад, что сказал? Сынмин глаза на миг прикрывает. — Джисон с Минхо лучшие друзья, не более, — отвечает Ким. Чонин в ответ бровь вздергивает скептически. — Если мне не веришь, можешь сам у него спросить, — предлагает старший. — Хорошо, — тянет Ян, — Аа?.. — в сторону двери кивает. — Минхо что-то подсыпали, то ли в воду, то ли в еду. Чан вызвался помочь, — пояснил Ким. — Прям таки сам вызвался? — скептично спрашивает младший. — Нуу… — тянет старший и в потолок смотрит, — У него не было выбора. Чонин больно в плечо его бьет. Сынмин его в ответ хватает и в комнату заводит. — А что ты предлагаешь? — старший в ответ возмущаться начинает, — Мне нужно было с ним остаться? — Джисон… — Его Чанбин сразу вывел. К тому же Минхо в невменяемом состоянии, — добавляет Ким, — Не думаю, что оставить Хана с ним было бы хорошей идей, — и смотрит на него выразительно. А Чонин что ответить не находит. За Чана переживает. Потому что видел как того колбасит рядом с рыжим. И как Минхо старшего избегает тоже видел. Он губу нижнюю закусывает и отступает. — Нини, — Сынмин близко оказывается, за подбородок лицо его поднимает, — не переживай ты так, — с улыбкой говорит он, — Может после произошедшего у них отношения наладятся и, наконец, чувства свои примут… Видит как глаза напротив сверкают и понимает, что в ловушку угодил. Выдыхает устало, голову опуская. Поражение принимает. — А если нет? — спрашивает младший, в глаза темные заглядывая, — Если не наладятся? Ты прекрасно знаешь Минхо… Если он оттолкнет его? Сынмин губы поджимает. — Хочу думать только о хорошем. — Но так не бывает… Минхо кожу горячую под собственной ладонью чувствует. Веки не открывает. Продолжает нежиться в постели. Вечер вспомнить пытается, все, что после тренировки каким-то смазанным пятном ощущается. Он разворачивается и сразу носом в чужую грудь утыкается. Не понимает сначала, что преградой служит. Глаза открывает и черную ткань перед собой видит. Выше ведет и на профиль Чана натыкается, что спит смешно, в подушку уткнувшись. Воспоминания произошедшего вчера как назло с силой на него обрушиваются. Вскрикнуть заставляют и подскочить с места, в противоправный угол калачиком забившись. Старший сам пугается и в сторону шарахается, кубарем на пол сваливаясь. — Сука! — шипит он, за голову хватаясь. Ударился больно. Поднимается спустя минуту, сидячее положение принимая. К младшему тянется, успокоить хочет, но взгляд испуганный его останавливает. Он на месте остается. — Минхо, — хрипло зовет его. Но тот лишь сжимается весь и взгляд в сторону бросает, который почти сразу же отводит, головой в колени утыкаясь. Думать боится о том, что случилось. Чан взглядом за ним прослеживает, смотрит туда, где кошачьи глаза пару мгновений назад были. Презервативы видит и гору салфеток испачканных. Брови на переносице сводит. Не понимает. — Минхо, — зовет снова, — посмотри на меня. Круглые глаза к младшему возвращает. Видит как тот головой машет отрицательно. У младшего внутри органы все вверх дном. Воспоминания обрывками нутро будоражат. Картинки всяческие подкидывают, издеваясь. Он что делать не знает. В чувствах теряется. Сильнее сжимается, а мысли о плохом, как на зло, в голову лезут, полностью сознание захватывая. Он использованным себя чувствует. От ощущения этого мерзкого отделаться не может. Прикосновения фантомные на голой коже чувствует и плечами дергает, чуть ли не плачет. Из последних сил держится. А до Чана доходит. — Посмотри на меня, — Минхо совсем рядом слышит. Ничего сделать не успевает. Голых лодыжек ладони большие касаются, обжигая, хватают сильно и на себя тянут. Он вскрик в себе давит, лицом к лицу напротив старшего оказываясь. Голову опускает, лишь бы в глаза темные не смотреть, но сразу же хватку стальную на подбородке чувствует. Сглатывает тяжело, под взглядом полным невысказанной печали. — Не трогай меня, — глухо произносит он. Чувствует как пальцы на его коже сильнее сжимаются. У Чана под взглядом потерянным что-то внутри обрывается. — Я хочу знать, что ты уже себе надумал своей прелестной головкой, — тон жесткий сдержать не может. Потому что обидно до жути. И с чувствами, что внутри клокочут на части разрывая, справиться не может. Пытается отчаянно. — Ничего не было, — добавляет почти сразу. Надуманное развеять хочет. Бегающий взгляд кошачьих глаз ловит. Удерживает. Недоверие в них разглядывает. Обжигается. Минхо видит как черты лица красивого на против каменеют. Взгляд леденеет завораживая. — Я отпущу тебя, — слышит отрывистое, — Сделаю так, как ты хочешь и больше не прикоснусь к тебе, обещаю, — лицо испуганное перед собой разглядывает, — Только при условии, что ты расскажешь мне все, что чувствуешь. Сейчас, — добавляет он безжалостно. Младший думает, что тот издевается. Иначе объяснить он не может. — Я… — сглатывает и снова глазами по комнате бегает, лишь бы на старшего не смотреть, — то что вчера произошло… мне не по себе… — Почему? — Чан контролировать себя пытается, но пальцы непроизвольно сильнее сжимаются. — Я… чувствую себя… к себе отвращение… Чан со стоном головой ему в колени утыкается. В слова произнесенные верить отказывается. Боль невыносимую в груди чувствует. — Минхо, черт, — отчаянно говорит он, — почему ты заставляешь чувствовать меня это каждый ебанный раз? — Чан голову поднимает, в глаза его вглядывается, ищет что-то, — Я бы никогда так не поступил. Ни-ко-гда, — произносит он по слогам, надеясь на то, что смысл сказанного дойдет до младшего, — Я помог снять тебе напряжение и все. Все! Хотя ты, — тыкает в него пальцем, — очень хотел большего. Но я четко понимал, что ты под действием гребаного наркотика. У нас только все стало налаживаться. Ты перестал меня шугаться. Неужели ты думаешь, что я поступил бы так?! — восклицает он, — Ты, действительно, мне нравишься, — признается он неожиданно, — Как бы тебе этого не хотелось - это так. Но я бы ни-ко-гда, — снова повторяет, — так не поступил бы! Чан окончил тираду, надеясь на то, что заставит его задуматься над своими словами. Но встретился лишь с опустошенным взглядом. Понял, что тот ничего не услышал. Не захотел. Зациклился на своем. — Я не могу поверить, Минхо… — выдыхает он, на ноги поднимаясь. Видит как тот колени сразу же к подбородку подтягивает. Зубы сжимает. Объясниться отчаянно хочет, но понимает, что бестолку. Руки обессилено опускает. — Оставь меня, пожалуйста, — тихое слышит. Черт. Черт. Черт. Минхо руками в рыжие локоны зарывается, как только слышит как дверь оглушительно хлопает. Сжимает их у корней и покачиваться начинает взад вперед. Не замечает как слезы горячие о колени острые разбиваются. Прикосновения ладоней чужих на себе ощущает и от этого рыдать ещё больше хочет. Понять себя и свои чувства пытается. На бок заваливается и в одну точку долго смотрит. Дрожит крупно, одеяло к груди прижимая. Не замечает как засыпает снова. Чан ураганом стремительным по кухне проносится, на улицу выбегая. На крыльце останавливается. Вдох полной грудью делает и первые лучи восходящего солнца на собственном лице ловит. Жмурится слегка, тепло чувствуя. Ситуацию отпускает, но лишь на мгновение. Вернуться обратно хочет и встряхнуть его сильно. Чтоб все мысли глупые голову покинули. Но обида жгучая на месте держит. Даже несмотря на понимание, что младший до сих пор под действием веществ. Может быть к вечеру все встанет на свои места?