This Is Savinkov Russia

Центральный календарь, год 1639, месяц 4, день 27 02:15, Эстирант, Парпалдия – Пропустите, про-о-опустите! – воскликнул Лупаса, расталкивая солдат с чанами воды и магов, подготовивших посохи. – А ты ещё кто! – дорогу советнику преградил офицер. Судя по бляхам на воротнике – жалкий гитар. – Ты говоришь с советником Лупасой. Поэтому прочь с дороги, если жизнь дорога! – раздражённый советник проскользнул мимо медленно соображавшего офицера. Плотная бомбардировка закончилась несколько часов назад. Город остался без еды, воды, а также оружейных складов и укреплений, поэтому одиночный удар, которому предшествовал час затишья, и за которым новые удары не наносились, по меньшей мере, два часа, привлёк внимание. Полковой Императорского полка обратил внимание на эту деталь почти сразу, но не смог её донести до вышестоящего руководства. В конце концов, о подозрительно странной атаке услышал советник Лупаса. И действительно: всегда бьющий точно в цель противник поразил неприметный дом, где не находилось ни одного солдата и даже ни одного муляжа. – Мерат? – Лупаса обратился к повёрнутому к дому офицеру. Тот обернулся. Звание советник определил верно, это мерат Императорского полка. Полковой называл его имя, но он не счёл нужным его запомнить. – Советник Лупаса, полагаю. Моё имя Клаттер. К Вашим услугам, – офицер говорил спокойно и вежливо, с должной учтивостью. Как потомственный, прекрасно образованный аристократ – Клаттер, что удалось выяснить? Есть какие-то странности? – устало поинтересовался Лупаса. – Да, господин, странности есть. Первое, что бросилось в глаза – это многочисленные чары, часть из которых после взрыва повредилась, но оставила след на материалах. Защитные, замковые, сигнальные – полный набор шпиона. – Так значит, здесь сидели шпионы? И что же, вторженцы сделали за нас нашу работу? – Полагаю, это верное замечание, – тем же вкрадчивым тоном продолжил Клаттер. – Но тогда вопрос: чьи это шпионы? Мы разобрали часть завалов. Добрались до первого этажа. Под ними нашли двух человек: весьма возрастного мужчину и молодую девушку. Девушку едва ли удастся собрать заново, а вот мужчина ещё жив, пусть и получил множество ран и ожогов. С ним связана ещё одна необычная деталь. Не так давно кто-то подверг его жестокой пытке. Не дальше, чем два дня назад его оскопили, отрезали пальцы. Имеются и другие повреждения, но часть из них могла быть получена из-за взрыва. – Ясно. Я хочу на него взглянуть, – ответил Лупаса. Мерат махнул рукой своим подчинённым и лично сопроводил советника к закутанному в одеяло телу. С ним всё ещё работал целитель. – Это... – Лупаса нахмурил брови. – Да, это бывший министр... чего-то там... из Ква-Тойна. Мы с ним встречались пару раз до вторжения. – Вот как? – Клаттер пожал плечами. – Тогда кому понадобилось пытать министра, даже бывшего? И раз в доме больше никого не было... господин, позвольте поделиться новой догадкой? – Позволяю, – коротко ответил советник. – Возможно, перед нами тайная квартира шпионов из Ква-Тойна. На бывшего министра где-то напали, и он пришёл в то место, где ему могли помочь, – высказался Клаттер. – Исключено, – отрезал Лупаса. – Он не просто бывший министр. Он предатель и перебежчик, так что к своим он бы направился в последнюю очередь. Правда, толку от него никакого, ему оказалось нечего нам предложить. Мерат задумался. Советник поднял взгляд на затянутое чёрными облаками ночное небо. Ни лун, ни звёзд. За последние три месяца Лупаса встретился с Ринсуем больше раз, чем со всеми жителями Ква-Тойна вместе взятыми за всю прошлую жизнь. В этом свете со стороны бывшего министра было бы попросту неприлично просить о новой встрече. И теперь его откопали в разбомбленном доме. Оскоплённого и лишённого пальцев неизвестным палачом. Очень странное совпадение. Чтобы вражеский снаряд единственный раз промахнулся и попал именно в тот дом, где сидел бывший министр? Только идиот поверит, что здесь нет никакой связи. Можно уверенно сказать, что восточные вторженцы ударили по дому не случайно и не промахнулись. С той же уверенностью можно считать, что их целью не был сам Ринсуй – это странно целенаправленно бить по списанному активу захолустной державы, не имеющему никаких ценных сведений. Куда выгоднее было бы убить Лупасу. И объединив эти две мысли, можно сделать весьма осторожный вывод. Вторженцев и Ринсуя к этому дому притянуло нечто третье, что ещё скрывается в завалах или за личностью разорванной на части девушки. Все эти размышления пронеслись в голове советника быстрее, чем Клаттер соотнёс личность мужчины и удар восточных захватчиков. – Покажите мне другие находки. Я должен знать всё, – отчеканил Лупаса. – Конечно, господин, – ответил мерат, выловил солдата и отдал ему какой-то короткий приказ. Тот кивнул и побежал в разрушенный дом. Скоро из-за завалов показался молодой эльфийский парень в мундире гвардии, он нёс в руках какие-то... непонятные штуки. Излучавший нежный свет хрустальный шар и чуть чудом сохранившуюся книгу. Это самые интересные из их находок? – Господин Лупаса, это Крацит. Он руководит разбором завалов в дальней части дома и нашёл это. Крацит, расскажи о своих находках, – представив подчинённого, Клаттер отошёл немного в сторону, чтобы не перетягивать на себя внимание Лупасы, но и не уходить из разговора. – А-а, – у гвардейца было странное выражение лица. – Мы не знаем, что есть что. Эти два устройства зачарованы, но никто не... Лупаса протянул руку к книге. Если её держит Крацит, значит, опасаться нечего. Проверена. – ...знает их... – где-то в отдалении раздался голос гвардейца. Пальцы коснулись кожаной обложки. По телу пробежал неприятный холодок, нечто магическое проникло в голове – Лупаса не успел ничего сообразить и защититься. Всё прошло слишком быстро. Глаза советника открыла совсем другая личность. Гельтер и Крацит встретились глазами и поняли друг друга без слов. – ...назначения... – гвардеец закончил свою реплику так, как должен был. Гельтер-Лупаса как ни в чём не бывало покрутил книгу у себя в руках и играючи бросил Клаттеру. Тот поймал, на секунду лёгкая аристократическая улыбка спала, обнажив холод нового владельца тела – и быстро вернулась на место. Никто не заметил никаких перемен. Воспоминаниям Гельтера двое суток. Именно тогда его женская копия обновила слепок сознания на книге. Но помимо них у него есть доступ ко всей недавней памяти прежнего владельца тела, а также ко многим его более старым воспоминаниям. Магия слепков несовершенна. Она замещает одни воспоминания другими, из-за чего порой очень сложно занять чужое место, не зная его жизни, друзей, семьи. Но сейчас Гельтеру этого и не требовалось. Совсем скоро Эстирант падёт, и он может этому поспособствовать... Удостоверившись, что никому нет до них дела, Гельтер-Лупаса произнёс: – Клаттер, Крацит, подойдите, – дождавшись, пока его слепки окажутся ближе, он продолжил вполголоса. – Лупаса последние несколько часов по всему городу искал императора. Мне, как и ему, кажется, что император мёртв. Нужно пустить об этом слух, чтобы посеять панику и пораженческие настроения. Затем, чуть громче, Гельтер-Лупаса добавил: – Здесь я закончил, продолжайте расследование, – он схватил книгу и упрятал её под одежду. Маги безразлично проводили советника взглядом. Гельтер пытался понять, что привлекло внимание восточных захватчиков? Это могла быть и магия, ведь меры предосторожности против парпалдийцев и миришиальцев могли и не сработать против вторженцев. Но также это могло быть муитское устройство, с принципом работы которого Гельтер так до конца и не разобрался. Как бы то ни было, смерть одного слепка не имеет никакого значения, когда в разных частях мира живы многие тысячи. 02:35. Подошва высоты №8, 9 км к северу от Нишиномияко – Клин, говорит Дрозд, Второе отделение Первого взвода. Есть кто на связи? Тихое шипение. Помехи. Бой на севере стих около часа назад. Держались они долго, но и тогда не отвечали. Может, не та частота? Хотя радист назвал основные и резервные частоты, Дрозд говорил на общей – общей для всех подразделений на Фенне, её должны слушать по умолчанию. И тишина. Он не верил, не мог заставить себя поверить в то, что к западу от гор никого больше не осталось. Если их не разгромили, то заставили отступить. В конце концов, тюльпаны взрываются громко. Очень громко. На два механизированных и один танковый взвод их было семь штук, а взорвался... один на высоте, ещё один прогремел в лагере. Пять должно было уцелеть. Отступили? Возможно. Птеродактиль заставил. И тогда Дрозд, Седой и Крот действительно остались один на один с ордой живых мертвецов. – Олег? – Крот приподнялся на локтях, в темноте направление взгляда не разглядеть, но Дрозд не сомневался, что он обращён к нему. – Ты чего не спишь? – немного жёстко спросил снайпер. – Кто-то должен был выжить, – не в тему ответил Антон. – Не все же были в машине. Нужно вернуться. – Тебя мутит, ложись спать. – Олег, нам нужно их проверить, – продолжил Крот. – Если не уймёшься, я тебя свяжу и оставлю лежать до утра. Впрочем, связывать было нечем. Разве что тонкими медицинскими бинтами. – Они мертвы. Точка. Тебя мутит, поэтому отсыпайся, – снова возразил Дрозд и поднёс к губам рацию: – Клин, это Дрозд. Как слышно? Повторяю: как слышно? Клин, это Дрозд... – Если ты не пойдёшь со мной, я сам пойду, – отстранённо и немного сдавленно произнёс Крот. – Да вали уже, – раздражённо ответил Дрозд. – Только я не буду потом перед твоими родными извиняться. После этих слов Крот и впрямь поднялся и засобирался обратно на высоту. Он закинул на плечо автомат без рожка и побрёл без снаряжения. – А спальник твой нам тащить? – процедил Дрозд. – Своеобразно ты помогать собрался. Без патронов. – А? – растерянно спросил Крот. – Так они же закончились у меня. – И какой из тебя спасатель? И их не спасёшь, и сам сдохнешь. Спи, говорю, не страдай хуйней, – снайпер щёлкнул рацию на другую частоту – частоту отделения. – Есть кто живой? Шипение, как и на других частотах. – Но... – надорванно хотел возразить Крот. Кажется, Дрозд услышал всхлип? Он плачет? – Ты даже аптечку не взял, как ты им помогать собрался? – Я... ладно... – в голове Крота родилась хотя бы одна разумная мысль, и он вернулся на прежнее место. Солдат уселся на спальник и опустил голову на колени. Ещё один всхлип. Щелчок. Общая частота. – Клин, это Дрозд, Второе отделение Первого механизированного взвода, есть кто на связи? Шипение. Непроглядная тьма. Деревья вокруг. И тишина без единого выстрела, даже без писка сверчков. – Клин, это Дрозд... – снайпер не успел закончить фразу. – К... от... ит... – через помехи донеслись обрывки фраз. – Это Дрозд, как слышно? Кто говорит? И снова тишина. Но он что-то поймал. Снайпер хотел растолкать Седого, но тот, завидев приближение товарища, громко прошептал: – Я не сплю, не переживай. Вы так громко спорили, что хуй поспишь. – Отлично. Присмотри за Кротом, я попробую забраться повыше. Кажется, где-то недалеко наши. – Хорошо, иди, – Седой приподнялся и пристально посмотрел на Крота. Тот беззвучно сидел, вдавив голову в собственные колени. – Связь из-за леса хуёвит, попробуй забраться повыше на дерево. Должно помочь. Дрозд кивнул и без лишних слов повесил оружие на плечо, на всякий случай прихватил аптечку, нож и пистолет. Если с деревом не получится, всегда можно вернуться к высоте, забраться хотя бы на треть или половину склона, и попробовать поймать сигнал оттуда. Если это тюльпан, то должен поймать хотя за десять километров. Если другая портативная рация, то уходить далеко нежелательно – можно ненароком совсем выйти за радиус. Присмотрев диковинное дерево – чем-то похожее на иву – Дрозд с помощью ножа убедился в твёрдости ствола и попробовал на прочность свисавшую ветку. Сойдёт. Детские забавы и армейские тренировки пригодились. Через пару минут снайпер стоял у макушки дерева, вытянув рацию повыше. – Клин, это Дрозд, Второе отделение Первого взвода, как слышно? Шипение. – Клин, твою мать! Я знаю, что вы меня слышите! – ...на... – сквозь писк и журчание пробился одинокий слог. – Да что у вас там со связью?! – на всякий случай Дрозд стукнул рацией по стволу дерева. Как ни странно, сигнал после этого действительно стал лучше. Намного лучше. – Четвёртый танковый взвод говорит! Позывной Карат! Назовитесь! Не по уставу. Тоже психуют. – Карат, это Дрозд. Второе отделение Первого механизированного взвода, как слышно? – Отлично! Слышим отлично! Назовите должность! – Должность... – вдалеке раздался одинокий хлопок. Не Крот и не Седой. Кто-то ещё. – Должность – снайпер. Рядовой-специалист. – Что с остальными? – Из десяти человек осталось трое, остальные погибли из-за атаки птеродактиля. После затянувшейся паузы собеседник продолжил допрос: – Выжившие в безопасности? – Насколько могу судить – да. Мы постарались отступить без хвоста. – Хорошо, – ответил Карат. – Какую задачу выполняли? – Мы заняли высоту номер восемь к северу от лагеря, вели наблюдение за городом. – Мертвецов видели? – Да, – коротко ответил Дрозд. – Расскажи подробнее. – До наступления темноты я лично видел на окраине города несколько десятков. Напало больше сотни, зажали нас наверху. Мы хотели отступить в лагерь на тюльпане, но подверглись атаке птеродактиля. Попадание в тело и в голову их только тормозит. Нужно перебивать спинной мозг, стрелять в шею, в пасть или в грудь по центру. Прут не считаясь с потерями, напролом. Ещё одним действенным средством оказался огонь. Закончив доклад, Дрозд поменял затекшую руку. – Ясно. Старайтесь не привлекать внимание, идите к ущелью. Эвакуации западнее гор не будет. В семь утра авиация начнёт зачистку, пока эта дрянь не расползлась дальше. Повторяю, в семь утра вы должны быть в ущелье, иначе могут накрыть свои! – Принял. В семь утра в ущелье. – Есть, что добавить? – Есть. Разъебите их напалмом. Конец связи. – Отработаем по всем дырам. Конец связи. Судьба лагеря по-прежнему неясна, но, возможно, они попросту отступили. Иначе и быть не могло. На орду мертвецов просто не хватило бы патронов, но и мертвецы ни за что не смогли бы пробиться через броню тюльпана или даже владса. Остаётся птеродактиль, но и его можно спустить на землю в несколько автоматных очередей. Хотя в последнем Дрозд не был уверен. 02:45. Высота №8 в 4 км к северу от Нишиномияко Под чёрной мантией, под маской из черепа огненной птицы, феннский некромант Сакё расхаживал по холму, где сидели вторженцы. Уверенные в собственном могуществе, они не озаботились никакими укреплениями и, похоже, отдыхали у костра. В таком положении с ними мог бы разобраться даже небольшой отряд опытных воинов, если бы окружил их и напал внезапно. – Сколько? – спросил Сакё у феннского сотника Наньи. – Семь. Четверо в стальной повозке, двое обгорели возле неё, ещё одного убил осколок от взрыва, – доложил командир. – Известно, сколько их было? – Нет, господин. Они принялись убивать моих воинов позади нежити, я приказал им отступить. А когда мы вернулись, на месте никого уже не было. Сакё бросил молчаливый взгляд на старую деревянную башню, Наньи с небольшой задержкой обернулся на неё же. – Кто-то мог в ней укрыться и сбежать, ночью мы его уже не найдём. – Понятно. Некромант опустился на колено к подгнившему телу восточного солдата. Лишился половины головы, но воскресить можно. Полсотни зомби и шестеро феннцев на семерых вторженцев. Хороший размен. Ещё неизвестное количество удобряет землю в низине, но там большинство совершенно точно смогло сбежать, хотя у них были все шансы отбиться. По крайней мере, так казалось некроманту – из семи сотен зомби уцелело лишь двести. Едва ли эту потерю удастся восполнить в ближайшее время: в окрестностях просто не хватит гниющих трупов, а поднимать скелетов Сакё так и не научился. Первое заклинание с помощью внутренних сил мага начертило на траве руну. Второе – направляющее – наполнило мировой маной мёртвые тела и привязало их подобие душ к воле Сакё. По крайней мере, так это должно было сработать. Магия ушла. Тело вторженца не поднялось и даже не дёрнулось. Словно в заклинании была ошибка, и оно не распознало труп. – Проверьте мёртвых феннцев, – распорядился Сакё. – Немедленно. Сотник что-то промычал, некромант его уже не слушал. Может быть лишь два варианта. Либо не поднялся никто, либо не поднялись только вторженцы. И если не поднялись только вторженцы, то... получается, они даже не вполне люди? И у них могут быть какие-то другие удивительные способности, кроме невозможности их поднять в виде нежити? Если же первое... что ж, это не так плохо. Хотя Сакё ничего не менял в заклинании, оно могло не сработать из-за какого-то неучтённого фактора. Такое бывает не только с молодыми магами, но и со старыми, опытными. – Они стали нежитью, господин, – Наньи прибежал, звеня доспехами. – Что это значит? – Это значит, что их нельзя сделать нежитью, болван! – вспылил Сакё. – Я рассчитывал получить от кого-то из них информацию, но не смогу даже пополнить их покойниками свою орду! Сотник снова что-то промычал в своё оправдание. Сакё не слушал. Он создал армию мертвецов, которая запросто могла бы отразить вторжение из Парпалдии, которая смогла причинить захватчикам хоть какой-то урон – и лишь оттянул кончину Фенна! Даже простые солдаты, что не разрушают до основания города, всё ещё достаточно хорошо организованы и вооружены, чтобы успешно противостоять ордам нежити. – Нужно добраться до лагеря, пока враг не опомнился. Там должна быть мёртвая виверна, – процедил Сакё. 03:04. Львов, Русское Государство В последний месяц в городе установилась парадоксальная ситуация. Большинство пылало естественной, ничем не сдерживаемой ненавистью к русским, но никто не решался высказываться вслух. Это создавало ложное впечатление, будто власть Москвы крепче, чем она была на самом деле. Татьяна Монза это понимала. Её отец это понимал. Как и многие рабочие, и оказавшиеся без денег нищие, что обменивались молчаливыми, но в то же время такими громкими взглядами. Они с неприязнью смотрели на полицейских, на нацгвардейцев, но бездействовали. Кто-то должен был принести себя в жертву и сделать первый шаг, но желающих всё не находилось. Из застенок Охранки не возвращаются. И каким жестоким пыткам там подвергают – это не знал никто, а неизвестность часто пугала больше твёрдого знания. Татьяна не спала из-за доносившегося с улицы женского крика. Это длилось с полуночи, хотя в двадцать три часа начался комендантский час. Она не сомневалась, что это дело рук Нацгвардии. Чувствуют свою безнаказанность. Подонки и выродки. В дверь постучали. Будто подслушали мысли... Сердце Татьяны ушло в пятки. И наверняка не только её. Люди боялись и надеялись, что в этот раз придут не за ними. В минуты всеобщего недовольства, в минуты, когда общество находится на грани, власть особенно звереет. Отец зашагал к двери, когда Татьяна только надевала ночнушку и свободные штаны. – Здравствуйте, – прозвучал отчётливо различимый бас отца. – Татьяна Монза дома? – спросили на чистом русском. Поляки так не говорят. Украинцы так не говорят. Даже среди евреев такое редкость. Сердце заколотилось, Татьяна вышла в коридор, сжимая в кулаки вспотевшие руки. – Дома, – очевидно, взвесив все "за" и "против" и решив, что водить гостей за нос – чревато, отец сказал правду. – Пригласите её ко входу, – вежливо, на чистом русском ответили незваные гости. – Я-я здесь-здесь, – Татьяна показалась в прихожей из-за стены. – Что вам от меня нужно? – У Охранки к Вам пара вопросов, – в дверях стоял мужчина с короткими, светлыми волосами и белоснежной улыбкой. Почему-то мир несправедлив к добрым людям: красотой всегда наделены злодеи и отморозки. – Обувайтесь. – Я м-могу переодеться? – Татьяна старалась звучать увереннее, но голос её подводил, срываясь на писк. – Уверяю, красивое платье Вам не понадобится, – охранитель произнёс с нескрываемой издёвкой. Женщина взглянула на отца, надеясь найти помощь или хотя бы малейшую поддержку. Он был на удивление спокоен. Его кивок – такой же спокойный, одобряющий – действительно придал уверенности. В руках он сжимал... записку? Она подошла ближе. – Мне долго ждать? – с раздражением повторил незваный гость. Отец показал записку. "Подыграйте. С." С – Солидарность. – Я... иду... – надорвано ответила Татьяна. Она не понимала спокойствия отца. Неужели он так наивен, что поверил записке? Неужели он правда думает, что подполье станет так явно ходить по домам и забирать видных деятелей левых организаций? Но сказать этого вслух она не могла. Женщина дрожащей рукой обулась, бросила на отца последний, обеспокоенный взгляд. Он снова кивнул. Спокойно. Доверчиво. Наивно. Должно быть, думает, что она так подыгрывает. Но это не так. Сердце всё ещё бешено бьётся. Горло сжимает ледяной ком. Конечности немеют, испарина проступает во всех возможных местах разом. Охранитель, как подобает джентльмену, взял Татьяну за руку и повёл вниз по лестнице. Отец стоял за спиной, провожал дочь взглядом. Всё ещё спокойным, даже радостным – будто она уходит в безопасное место. Но игра гостя не закончилась на улице. Она ждала машину у подъезда – её не было. Вместо этого незнакомец дёрнул её в сторону и повёл быстрым шагом через дворы к зданию школы. От него по узкому зазору между домами ко входу на строящуюся станцию метро. Последний рискованный бросок через сквер. Незнакомец приложил палец к губам. Нельзя издавать ни звука. Минута за минутой, ожидание тянулось. Наконец, в окне на дальней стороне улицы мигнул свет – вернее, это был крохотный лазерный луч. Незнакомец схватил женщину за руку и лёгким бегом потащил через сквер к техническому входу. Нажал кнопку на часах – те издали тихий, короткий писк. Не прошло и нескольких секунд, как щёлкнул замок, и их пригласили внутрь. Конечно, это ещё не конец пути. Незнакомая ячейка располагается где-то под землёй. Тот, кто выдавал себя за охранителя, повёл Татьяну за руку по тускло освещённым коридорам. Служебные помещения, приоткрытые двери без табличек. Эскалатор. Три застывшие лестницы, две из которых разобраны, но по третьей можно идти. У платформы не завершена облицовка. У края стояло ещё двое. Одеты в гражданское, бедно – как все. В темноте не разглядеть деталей. Женщина шла уверенно. Это всё же свои. Их не нужно бояться. Возможно, отец использовал связи в подполье, чтобы незаметно вывезти её в безопасное место. – Стэпанэ! Повэрнувся! – навстречу сопровождавшему её незнакомцу пошёл, раскинув руки, коренастый работяга в грязном зелёном жилете поверх рубахи. – Пизды даваты повэрнувся! – ответил незнакомец и обнял своего товарища. Татьяна сбавила шаг. Если синдикалисты и говорят не на русском языке – они говорят на французском. Не на украинском. Использовать украинский для разговоров между собой – это черта гнодовцев. Она русская по происхождению. Она не знает ни слова по-украински – и позиционирует себя, как украинка. – Яку ты бабу прывив! Яка чудова красуня! – воскликнул третий. – Ну що? Вымовыш паляныця? – окончание он произнёс с нехарактерной для русского языка мягкостью. Коренастый и блондин перестали обниматься. Третий – интеллигентного вида, в очках – выжидающе на неё смотрел. С каждой секундой ожидания улыбки сползали с их лиц. – Паляныца, – неуверенно произнесла Татьяна. Её отчаянная попытка спасти себя провалилась, как только присутствующие нахмурились. А до неё дошло, что она не только не смягчила окончание, не только не смягчила "ы" – она ошиблась даже ударением, хотя услышала правильный вариант минуту назад. – Що за московську хвойду ты прытягнув?! – коренастый грубо развернул к себе Степана, пока интеллигент разглядывал ещё, прищурившись. Подробности их диалога за беглостью речи она уже не понимала, как не понимала их проверки – в конце концов, разве странно спустя шестьдесят лет русской оккупации встретить украинку, не знающую ни слова на родном языке? Но для них это, очевидно, не просто странно – это невозможно. Она не прошла проверку. Для них она такая же русская, как настоящие охранители наверху. Как полицейские и солдаты, как приезжие рабочие. Она бы с удовольствием развернулась и побежала, если бы не ужасно неудобные для быстрого бега босоножки. И если бы с неё хоть ненадолго спустил глаз интеллигент. – Украинской не говоришь, значит? – спросил тот, что в очках. – Нет, – Татьяна отрицательно замотала головой. – Для тебя это е дуже погано, – ответил интеллигент. – Выдавать себя за украинку, когда и слова украинской не знаешь. Двоица приятелей перестала ругаться и выжидающе смотрела на неё. – Послезавтра у нас Скоропадьщина. Знаешь, что это? 29-го апреля 1918-го года Скоропадский при поддержке немцев разогнал Центральную Раду в Киеве, чтобы не допустить рабоче-крестьянской революции на Украине. По крайней мере, так звучит версия поляков. Для русских он очередной предатель и сепаратист, для украинцев – национальный герой. Возможно, в годы независимости кто-то даже праздновал 29-е апреля как день, когда Украина окончательно вознамерилась порвать с Россией и развернулась в сторону Германии. Но и в этом случае дата притянутая и малоизвестная. Если они планируют какую-то акцию, то им придётся в числе прочего рассказать, почему они выбрали именно этот день и... а что за акцию они планируют? До сих пор Татьяна ни разу не пересекалась с ГНОДовцами, но слухов о них ходило много. И далеко не всегда они представали борцами за независимость в сияющих доспехах. – 29-го апреля Скоропад... – начала было девушка пересказ истории, но её перебили. – Ни, ни, – коренастый угрожающе оскалился. – Скоро-Падьщина. Розумиешь? Она не понимала, пока он не показал руками. "Скоро" – прижал руки к себе ладонями вперёд. "Падьщина" – толкнул ими от себя. В горле у девушки снова похолодело.