Этот прекрасный мир

Мы с Энджелом потащили полководца и фюрера в местную мэрию. Выглядела она как дворец. Собственно, это дворец и был. Мы шли по улице, и я радостно подпевала «Распутину» и виляла хвостом. — Далеко ещё? — спросил Наполеон, запахивая на себе шубу и пониже опуская треуголку. — Тут холодно. — Не, ещё минут десять, — ответила я, лезя к нему и лапая. — Хочешь, я тебя согрею? Он хитро улыбнулся. Затем схватил меня на руки и рыкнул. — Хочу, моя дорогая, — сказал Наполеон. Я пискнула и растеклась лужицей. Энджел фыркнул и стянул меня с императора. — Можешь не подкатывать к ней ради власти, Люцифер тебя разъебёт. — Пусти, — шикнула я, вырываясь из рук демона. — Пусть подкатывает, я не против. И так, удерживая меня от домогательств, мы всё-таки дошли до дворца. Там я вынесла двери с ноги, ибо меня слишком накрыло от песни, и счастливо ворвалась внутрь. Энджел, продолжая унимать меня, тащил двумя руками, другими двумя — Адольфа и Наполеона. Так мы и добрались до кабинета царя. Войдя, нас встретил Распутин, куривший и стоявший у окна. Он заметил нас. В первую очередь — Наполеона. — Сир, — ухмыльнулся правитель. — Что привело вас сюда? — Эти двое, — ответил ему Бонапарт, показывая на меня и Энджела. — Здрасьте, мы от Люцифера, — встряла я, улыбаясь. — Кстати, песня шикарная. — Ну а то ж, про меня ведь, — довольно улыбнулся улыбнулся Григорий. — Как нас зовут? — Софа. — Сонечка, — повторил он. Я аж смутилась чутка. — Что же угодно от меня королю ада? — Экхм, — я торжественно подтащила к Распутину Гитлера и Бонапарта. Затем торжественно опёрлась на стол. — Господа, дружитесь. Все трое переглянулись. И в следующий миг… — Ты отжал у меня Париж! — рявкнул Григорий на императора. — Он мой! — рявкнул тот в ответ. Затем показал на Гитлера. — Этот вообще на мою Сену покусился! — И что?! — заорал Адольф. Они начали очень жёстко сраться. Энджел и я посмотрели друг на друга. — Что делать будем? — спросила я, пока правители швырялись друг в друга магией и стульями. — Может, закроем их тут, и выйдем? Поругаются и уймутся. — А если они замок разъебут? — Новый посторят. — Ну слушай, давай серьёзно. — Ладно, — он развернул меня к ним лицом, и заставил выпустить крылья с нимбом. — Ты же ангел. Ты должна уметь мирить людей. — Я не на этом специализируюсь, — прикрыла я глаза. — Я вообще с чувствами не особо взаимодействую. — Это как так? — Ну вот так. К тому же, я в аду уже года три, я разучилась. — Но мы исправляемся, — передразнил меня паук, прильнув щекой к моей. — Давай, учись. — Ну не знаю… может, я лучше на них сальтухой прыгну? — Это если не получится помирить их, — Энджел эпично увернулся от летевшей в него картины, заставив меня его ловить и держать над полом. — Давай, вперёд. — Лады, — я отпустила его, уронив на пол, и приблизилась к мужчинам. — Народ, давайте все сейчас сделаем глубокий вдох, и… — Ты мелкий жирный дармоед! — рычал на Бонапарта Гитлер, обнажая клыки и смотря сверху вниз. — А ты — закомплексованный и жалкий ссыкливый расист! — рычал в ответ Наполеон, замахиваясь для удара. — Вы оба — жалкие ничтожества пред моей империей, — прогремел Григорий, занося когтистые лапы, чтобы снести им головы. Я испугалась, признаюсь. Но не пала духом! Поэтому решила, что если не получается привлечь их внимание спокойной беседой, но нужно говорить их же языком. Я кашлянула в кулак и одёрнула рукава рубашки. И разрешила себе повысить голос. — Сию же секунду завалили ебальники, ничтожные беспомощные углеродные шмотки грязи из-под ногтей создателя! Все трое уставили на меня. — Молчать, женщина! — Захлопнись, руссиш швайне! — А ну, цыц! У меня дёрнулся глаз. Потом вокруг меня вспыхнули крутящиеся огненные кольца, полные глаз, моя же глаза засветились, волосы стали развеваться. — Я сказала, ТИХО! — рявкнула я несколькими голосами. Они притихли и замерли. Я же вернула себе обычный вид и убрала волосы с лица, выдыхая. — Чудно. Теперь… — Ма шер, — прижал меня к себе Наполеон, взяв на руки. — Я вдруг понял, как люблю тебя. Давай объединимся, чтобы стереть с лица земли этих ублюдков? — Отлез! — его кинул в стену Распутин. Затем повернулся ко мне. Он подошёл и взял мои руки, смотря в глаза. — Соня, в тебе большая сила… такая власть… Энджел встал рядом со мной. Вырвал из рук Григория, отставив за себя, и чутка нахмурился. — Даже если она в виду тупости вам поверит, то Я не позволю ею манипулировать, чтобы вы в своих мелочных интересах разъебали друг друга, — сказал он серьёзно и неожиданно… будто со злостью. Я аж растерялась. Чего он вдруг? — Энджи, я не настолько тупая, — сказала я. — И это оскорбительно. Ты обидел меня в самое обидное. Демон не реагировал, злобно смотря на императора, царя и фюрера. Те же поглядывали на меня с нехорошим огоньком в глазах. Первым с места сорвался Адольф, превращаясь в овчарку и вгрызаясь Энджелу в руку. — Энджел! — взвизгнула я, собираясь отвесить немцу по шее. Не успела. В одной из конечностей паука появилась винтовка, из которой он пальнул по Гитлеру. Затем был Наполеон, в чьих руках загоралось пламя. Григорий стоял на месте, наблюдая. Энджел резко отпихнул меня в сторону, швыряя в Бонапарта небольшой столик. Вау… ебать он крутой. Надо чаще с ним на разборки ходить. Распутин сделал шаг ко мне и демону. Паук шустро подскочил ко мне и нахмурился, смотря на царя. Тот глядел на Энджела. — Господа, — сказал он, поворачиваясь к «господам». — Мне кажется, я знаю, как нам решить наш спор. Мы с вами сойдёмся в дуэли. И победителю достанется она, — Григорий показал на меня. — Чего? — ошалела я. — Вы офигели? — Иначе мы не прекратим вражду, — сказал он мне. — Я… вы… нет! Ну, Наполеону возможно дамся, а так — нет! Энджел взял меня за запястье и встал рядом. — При условии, что я тоже могу «сойтись в дуэли» за неё, — взял он эту фразу в воздушные кавычки. — Ты чего? — растерялась я. — Куда тебе-то? Он наклонился ко мне и шикнул: — Я твою жопу спасаю. Хоть вид сделай, что рада. Оу… фак, неудобно получилось… стоп, а в смысле — он меня спасает? Зачем? Его ж самого сожрут! И пока я в своей голове паниковала, мужики уже договорились. — Встретимся на рассвете! — воинственно сказал Наполеон. — Чё так рано? — сказал Энджел, морщась. — Встретимся в одиннадцать! — поправил Адольф. — Идёт, — согласился Григорий. Таким образом, мы с пауком остались ночевать в гостевой спальне дворца Распутина. И пока он собирался спать, я всё наворачивала круги по комнате. Зачем он так? Я ж клянусь, его порвут — тут ни я, ни Люци не поможем. Хотя нет, Люци поможет, но уломать на это будет сложно. Если не согласится, можно будет упросить Рафаила, он же у нас ангел исцеления. Но для этого нужно будет ухитриться попасть в рай. Или можно просто позвонить… но вдруг не ответит? Он же один за меня переживал, когда я собиралась сбежать из рая, отговаривал меня, даже взял с меня обещание оставить это всё. А я… ушла. Он точно на меня обиделся после этого… мне самой неприятно было обманывать любимого брата. Но уже поздно. — Спать иди, — зевнул Энджел. — Уже одиннадцатый час. — Какое «спать»? — возмутилась я. — Тебе завтра пиздов насуют из-за меня! — Твоя поддержка так и вдохновляет на свершение подвигов, — фыркнул паук. — Слушай, зачем это всё? Могли бы забить на всё и закрыть их в комнате, и… — Софа, — перебил он. — Ложись спать. Мне завтра пиздюлей раздавать, чтобы спасти твоё очко, день предстоит трудный. Так что не разводи панику, и начинай пачкать слюной подушку. — Это один раз было… — Добрых снов, — сказал он, укрываясь и погасив свет, предварительно усадив меня магией на мою кровать. Я вздохнула и улеглась. Что за дебил… ладно, будем надеяться, что он победит, даст всем леща, и всё будет хорошо, и мы снова будем страдать фигнёй, пытаясь попасть в рай. Жалко немного, что Наполеона ждёт звездец, ну да ладно. Пусть он сегодня непреклонен, но завтра я поставлю его раком. И так, рассуждая о подобных вещах и дебильном альтруизме Энджела, я и заснула.