Этот прекрасный мир

На следующее утро Энджел и я плелись к площади, на которой должна была быть драка. — Может, тебе меч дать? — паниковала я. — Или кувалду? Скажи, что надо — я выкую! — Сделай мне одно одолжение, — терпеливо сказал он, массируя висок. — Какое? — Не жужжи. — В смысле?! — В прямом. — Я за тебя переживаю, сволота, а ты… — Ргх, заебала, давай меч, только хватит разводить панику и хоронить меня раньше времени! — Хорошо, какой? Шпагу, рапиру, катану, саблю… — начала я перечислять. — Стоп! — остановил меня паук. — Меч. Просто меч. Обыкновенный. Я нафигачила ему меч. Правда, едва Энджел взял его в руки, как рухнул на землю, ибо орудие было шибко тяжёлым. Посему я просто дала ему небольшую шпагу. И вот, мы пришли к площади. Там уже собрался народ, дабы «поглазеть на победу царя». Правители смотрели друг на друга холодно и безэмоционально. Энджел хрустнул пальцами и собрался было идти к ним, но я его остановила. — Что опять? — спросил он. Я посмотрела ему в глаза. Затем обняла. Паук аж растерялся. Обнял меня в ответ, он погладил меня по спине. — Всё хорошо будет, слышишь? — Не умри, пожалуйста. — Я уже мёртв, — ухмыльнулся демон, отпуская меня и идя к соперникам. Меня и их разделяло около тридцати метров. Они встали квадратиком. Раздался выстрел. Мужчины сорвались с места, кинувшись друг на друга. Они образовали сгусток дерущихся бесов, поднимавших пыль, громко рычавших и матерившихся. Что плохо — я не видела Энджела. Видела рычавшую овчарку, скалившегося Наполеона, яростного Распутина с медвежьими лапами, а Энджела — нет. Куда он… где он? Его сожрали?! Я хотела было вмешаться, но тут Адольфа из этого клубка вышибло выстрелом из пушки, название которой паук мне говорил, но я забыла. Овчарка влетела в стену одного из домов, а над оставшимися Бонапартом и Григорием стоял Энджел, облизывавший чупа-чупс. Откуда он… то есть, я тут уже известись успела, а эта сука до магазина прошлась?! Если его не убьют здесь, я сама ему пиздов насую. Распутин оттолкнул Наполеона, замахнулся на паука, и чуть было не разможжил по дороге, но тот успел отскочить в сторону и пальнуть из пистолета. Попал в бок. Бонапарт шикнул и с ноги ударил царя в живот. Тот замер. Потом он быстро вынул шпагу и вогнал ему в сердце. Кроваво ухмыляясь, он вынул оружие. Григорий пошатнулся и опёрся рукой на стену. Ё маё… Наполеон победил его? Это ж получается, что теперь русский квартал ему принадлежит? Он и Энджел посмотрели друг на друга. Паук эпично вынул данную мной шпагу. — Ты не умеешь этим пользоваться, да? — фыркнул Бонапарт. — Не твоё дело! — Её не так держат. — Слушай, я поддаюсь тебе. — Мне? — усмехнулся брюнет. Она замахнулись было шпагами, но тут Распутин регенерировал и, превратившись в огромного бурого медведя, одним махом смёл обоих, бросив в стороны. Господи, это больно, наверное. Он рычал, из пасти вылетали слюни, шерсть вставала дыбом. Он шёл к валявшимся конкурентам, то бишь ко всем троим, и скалился. Энджел лежал на земле, выронив шпагу и пушку, и тяжело приходил в себя. Рядом скалил клыки Адольф, рыча на Распутина. Наполеон хмурился, сжимая свою шпагу. Он тяжело дышал. — Энджел! — заорала я. — Энджел, очнись! Вставай, пожалуйста! Энджи! Паук не двигался. Твою мать, его помяли?! Распутин медленно приближался, собираясь их сожрать. Толпа вокруг меня восторженно предвкушала его победу. Первым во второй раз получил Наполеон. Его прижали лапой к земле. Я, кажется, услышала, как хрустнули его рёбра. Следующим был Энджел. Григорий раскрыл пасть, чтобы загрызть паука. Я не выдержала. Я рванула к ним, обращаясь в волчицу — мой демонический вид, и рыча. Я напрыгнула на спину медведя и вгрызлась ему в шею. Тот рыкнул и, отпустив Наполена, стал пытаться меня стряхнуть. Я сильно сжимала его шкуру зубами, и из-за этого он встал на задние лапы и со всей дури херанул спиной о стену дома, давя меня. Я выпустила его, взвизгнув, я рухнув на землю. Фак, мои кости… он замахнулся на меня обеими лапами, как меня за хвост выволок из-под медведя Бонапарт. Я превратилась в себя и стала регенерировать. — Он слишком разошёлся, — сказала я, тяжело дыша и подтаскивая к себе Энджела. — Энджи? Энджел, малыш, проснись! — Что делать будем? — спросил Адольф, подойдя к нам троим. — Предлагаю создать анти-рапутиновскую коалицию. Не верю, что говорю это, но мы с вами должны разъебать русского царя. — О, да! — сказали император с фюрером, сверкая глазами и злорадно улыбаясь. — Но при условии, что если мы его разъебём, вы прекратите свой вечный срач, а я спокойно вернусь к Люци и скажу, что политические проблемы решены. — Ладно, — вздохнул Бонапарт. — Я подумаю, — буркнул Гитлер. — Лады. Мы с ним, — я показала на фюрера. — пойдём на Григория с двух сторон, а ты попробуешь его вырубить, пока мы отвлекаем. — Ну да, мне же только медведей вырубать, — протянул Наполеон. Распутин грозно рыкнул и пошёл на нас. Я снова стала волчицей, окружив Энджела щитом, и вместе с Адольфом медленно двинула к медведю. Я, прижав уши к голове, оскалилась и решила подразнить его. Пусть он нападёт на меня, Гитлер нападёт на него со спины (ему не привыкать нападать без предупреждения), а Наполеон жахнет чем-то по башке. Я царапнула Григория по морде когтями. Он зарычал и прижал меня лапой к земле. Адольф напрыгнул было ему за шею, как и его повалили на землю. Наполеона же ждал полный пиздец, ибо его заметили боковым зрением, и едва не раздавили о стену. И вот, я уже собралась было своей ангельской магией въебать царю, как тут он словил пулю в лоб. Пошатнулся и рухнул без сознания. Вскочив, я увидела Энджела. Он эпично дыхнул на дуло пистолета и довольно ухмыльнулся. — Я победил. Срачи окончены. Софит, пошли домой.