...моя электрогитара

      В воздухе звенело молчание.       — Я-я… не думаю, что получится, — неловко усмехнулась Гермиона. — Я понимаю, что… твоя задумка, возможно, этого требует, но… это не те слова, которыми можно бросаться.       — Я же не прошу тебя кому-то признаться, — устало закатил глаза он. — Просто произнеси эти слова и всё. Что тут такого? Это просто слова.       — Нет, Драко, ты не понимаешь, — вздохнула она, потирая переносицу и ощущая наваливающуюся усталость. — Я не смогу это сказать. Ведь… сказанные без чувств, эти слова так и останутся просто словами, без всякого смысла.       — Скажи как-нибудь, хоть без смысла. Просто скажи и всё, не акцентируй внимание на интонации.       Они смотрели друг на друга через стекло, и она слышала его тяжёлое дыхание.       — Я не могу, — уверенно сказала Гермиона и сняла наушники. Пока соображала, куда их положить, Дра́гэн вошёл в маленькую комнату. Он забрал их и повесил на стойку с микрофоном. Гермиона устало опустилась на двухместный диванчик в углу, как-то неосознанно расправляя складки платья на коленях.       Он сел напротив на невысокий табурет, облокотился на колени, его хвост снова сполз через плечо к груди, и ей показалось, что… Драко просто огромный. В школе он был совсем не такой.       — Ты очень изменился, — тихо произнесла она.       — А ты нисколько, — еле заметно улыбнулся он.       — Да, я всё так же плохо и неумело вру, — виновато усмехнулась Гермиона. — Извини, но… тебе придётся найти другую девушку.       — Обойдусь! — скривился он. — Будет песня без женского голоса.       — Но это хорошая идея! — отчаянно простонала она. — Ты не должен отказываться из-за меня! У тебя ведь есть девушка? Не может не быть! Пусть она…       — У меня есть… моя электрогитара, — опустив глаза, ответил он.       И когда его испытующий взгляд вернулся к её лицу, Гермиона ощутила, как сердце замирает, а дыхание прерывается. Она вдруг осознала, что находится наедине с мужчиной, как будто это было неясно весь предыдущий час.       — Я… наверное, пойду, — выдохнула она. — Прости, что не смогла помочь.       — Гермиона… послушай, — он вдруг как-то нервно потёр лоб пальцами. — Ты ведь… ты, — он шумно выдохнул, отвернулся, — ты слушала все мои песни, так?       — Да, — шепнула она, чувствуя, как ком сдавливает горло.       — И ты поняла о чём они. Ты… — и его голос стал совсем тихим, — приняла мою исповедь?       Она невольно сдавила своё горло ладонью, чтобы сдержать рвущийся из груди стон. Мурашки прошли по телу. Гермионе казалось, что это всё сон, что это происходит не с ней.       — Я очень хочу тебе помочь, — тихо произнесла она. — Твои песни такие… чувственные и красивые, даже те, что рвут мозг на части. И я должна сказать — тебе давно не за что корить себя. Твоя исповедь искренняя, честная, её нельзя не принять. Но они так нагружены злом! Ты должен перестать…       Он резко обернулся, его взгляд запылал то ли злостью, то ли отчаянием.       — Что ты такое говоришь?! — возмущённо прошипел он. — Я наконец нашёл способ высказаться! Наконец-то позволил себе жить! А ты заявляешь, что я должен… снова загнать себя в рамки?       Гермиона осознала, что вжалась в спинку маленького дивана. Она попыталась расслабиться, но тут он обиженно произнёс:       — Ты ничего не поняла! Ничего не услышала.       Самообладание дало сбой. Оно сейчас было не к месту. Гермиона собралась с духом. Тяжело вздохнула.       — Я услышала тебя, Драко. Каждая вторая песня — наша жизнь. Твоя… и моя. Я просто… не хотела этого признавать. Не хочу. И сейчас не хочу. Не могу.       Она отвернулась. Почувствовала, как он сел рядом, как его тёплая рука бережно скользнула к её пальцам.       — Драко, пожалуйста, не надо… — торопливо прошептала она. — Я не та. Ты… изменил всю свою жизнь, чтобы приблизиться. Чтобы… Боже, я не могу поверить, что все эти годы…       — Я просто знал, — шепнул он. — Ведь сказал же. И ты пришла.       — Совсем не так, как ты хотел, — устало улыбнулась она. — Мы учились вместе, да. Были просто… чужими. Я не думала, о том, какой ты — настоящий. Рада, что узнала, вот и всё, — ком сдавил её горло. Гермионе стоило такого труда заставить себя медленно вытянуть свои пальцы из его ладони.       Ей казалось, что эти странные, наполненные его голосом и музыкой дни неразрывно связали их. Но она не должна, не должна так легко относиться к происходящему. То, что она узнала не должно давить и принуждать. Она жаждет сделать выбор добровольно, а не потому, что каждым звуком своей соло-гитары Драко Малфой признавался ей в любви.       От этой мысли голова пошла кругом. Он признавался в любви снова и снова — ожиданием, смирением, тоской, нежностью, верностью, раскаянием. Его молчание сейчас казалось странным.       — Мы уезжаем через неделю, — вдруг произнёс он беспечным тоном, — в турне по Северной и Южной Америке. Так что… жизнь продолжается. У меня есть тема для новой песни о несбывшихся надеждах, — иронично усмехнулся он. — Ты — самая лучшая Муза, Грейнджер. Умеешь вдохновлять.       Он резко поднялся. Сдёрнул резинку с волос, и они рассыпались по его обнажённым плечам.       — Терпеть не могу это барахло, — проворчал он и сунул резинку в карман джинсов. — Иди, если хочешь. Я не держу.       Ещё никогда в жизни её так не трясло. Никогда она не думала, что может дрожать от досады, от разочарования. Почему она думала, что он станет бороться за неё? Как самоуверенно! Он вовсе ничего не должен. Все эти слова — просто песни. Просто… ничто. Каждое слово ложь. Гермиона встала. Почувствовала, что ноги словно ватные. Так тяжело, что в животе всё сжалось. Нет, она не могла ошибиться. Не могла! Он не может её вот так отпустить. Или может? Он всё сказал в своих стихах, в своей музыке.       Она сделала несколько шагов к двери, поравнялась с ним, подняла голову и взглянула в его остекленевшие глаза. Холодные, пустые. Внутри всё оборвалось. Она почувствовала, что теряет что-то, теряет что-то важное, несоизмеримое ни с чем.       — Хочешь… — заговорила она, — я скажу, что люблю. Скажу эти слова, и твоя песня… будет полной. Хочешь?       Он словно не верил. Теплота вернулась в его взгляд.       — Хочу, — шепнул он.       — Только мне… нужна репетиция, понимаешь? Я… — и она вдруг перешла на шёпот: — Я никогда не произносила эту фразу. Никогда.       Драко немного склонился к её лицу, и белые длинные пряди заскользили следом, норовя скрыть его удивительные глаза. Она смотрела на него и не могла насмотреться. Хотела смотреть в его глаза вечно, хотела снова услышать его слова, его музыку, его душу. Хотела остаться с ним. Разве так бывает? Невозможно влюбиться за несколько дней, это против всякой логики. Но сейчас, глядя ему в глаза, Гермиона хотела шептать ему о любви. Тихо, еле слышно, чтобы даже он этого не слышал, мог лишь почувствовать её трепет.       Он приближался, она уже чувствовала этот терпкий сладковатый запах вишни, исходивший от его тела, от его волос, его губ. Гермиона медленно подняла руки, осторожно запустила пальцы в упавшие на его лицо пряди. Аккуратно открыла его лицо, чтобы видеть глубокие серые завораживающие глаза.       — Только не смейся, — с нежностью улыбнулась она. — Я не буду смотреть на тебя. Сейчас.       Она почувствовала ладонями мягкую щетину на его щеках. Закрыла глаза, но не смогла сдержать улыбку. Гермиона всё равно видела его. Видела, как он качает головой в такт движениям своих рук. Его длинные ловкие пальцы. «У меня есть… моя электрогитара». Она улыбнулась, не представляя, как он сейчас смотрит на неё. Ощутила вдруг лёгкое касание его пальцев к запястьям. Вдохнула поглубже.       — Я скажу. Я должна. И это будет правда. Сегодня. Я не знаю, что будет завтра, просто не знаю.       — Гермиона… — его шёпот возле самых губ пронёс волну истомы по всему телу.       — Не мешай мне, — улыбнулась она. — Твоя песня будет прекрасна. Я… — она снова вздохнула, сердце бешено рвалось из груди. Дыхание замерло — прикосновение его губ, такое трепетное и лёгкое вскружило голову.       — Не говори! — прошептал он, снова касаясь её губ. Снова и снова. — Ничего не говори. Хочу остаться в неведении. Хочу любить тебя так же, как прежде, безответно, больно. Хочу посвящать тебе музыку, каждый звук, каждое слово. Ты… никогда не будешь… любить меня. Обещай!       — Поздно, Драко, — вздохнула она, ласково проскальзывая пальцами в его шелковистые волосы. — Ты звучишь во мне, твой голос, твои строчки, твоя музыка, твоя… любовь. Я чувствую её. Поздно.       — Молчи! — сквозь зубы прорычал он, впиваясь в её губы яростно, порывисто, словно голодный зверь, набрасывающийся на пищу. Она чувствует годы ожиданий, пролетающие перед глазами, чувствует боль одиночества в кончиках его дрожащих пальцев, вибрирующих на её талии, словно она сама его соло-гитара, музыка его души.       Его губы ласкают её лицо, бархатистые щёчки, подбородок, она сквозь ресницы видит, как он смотрит на неё, словно не верит в то, что происходит. Неужели она останется? Неужели станет его музыкой, исходящей из-под его волшебных рук? Она хотела бы стать его гитарой, его любимой, самой податливой и послушной. Хотела бы звучать так же красиво и стройно.       — Что будет, если я скажу, что люблю тебя? Если я… повторю это, — задыхаясь, шептала она, чувствуя, как его руки ласкают её спину, робко касаются её плеч, шеи, она тонет в волнах блаженства, и ей кажется, что она пьяна и храбро несёт полнейшую чушь. Но этого так хочется, это… так красиво, как звуки его гитары. — Я хочу ещё. Хочу говорить это, дышать этим. Я люблю тебя, я люблю… ты слышишь?       Она чувствует, как он прерывисто дышит в её шею. Молчит. Пусть молчит, она и так знает всё, что нужно сейчас. Гермиона прикоснулась к его плечам, нежно сжала ладонями. Ей всё равно, что было до неё. Сейчас он принадлежит только ей. Чувствует, как его пальцы неуверенно касаются пуговички на её груди. Она вздрагивает, грудь твердеет, замерзает, и несколько лёгких движений обнажают её тоскующее, жаждущее тело. Драко осторожно целует её шею, медленно спускается к открытой коже на груди. Гермиона тихо стонет от этих сладких прикосновений, а его руки скользят по её бёдрам чуть приподнимая подол платья. Её стоны всё громче, а его пальцы настойчивее.       Длинные белые волосы почти скрывают татуировку на его спине. Хочется окунуться в этот водопад. И Гермиона с блаженством сжимает прядь его волос на затылке, легонько тянет от себя, и он отрывается от её аккуратной груди, смотрит затуманенным взглядом в её глаза.       — Ты такой красивый, Драко Малфой, — улыбнувшись прошептала она. — Мой Драко Малфой.       — Только твой, Грейнджер. Только тебе можно всё.       — Я хочу быть твоей гитарой, Дра́гэн. Хочу быть твоей.       Он закусывает нижнюю губу и неожиданно проскальзывает ладонью по её щеке к затылку, ловит резинку и освобождает её пышные волосы, рассыпающиеся по плечам, слегка подталкивает её назад, смотрит на всё, что устроил с её платьем и волосами, на обнажённую грудь.       — Ты прекраснее гитары, — шепнул он, снова обнимая её, касаясь жаждущих губ. — Ты несравненна. Боюсь, она будет ревновать, — и Гермиона засмеялась, потеряла равновесие и плюхнулась на маленький диванчик.       — Я сама, — страстно прошептала она, стягивая с себя трусики, не показывая ему этого, прячась под платьем. И когда тонкое белое кружево опускается на спинку дивана, она видит, что в джинсах ему совсем тесно. Сердце заходится, становится страшно, но она уговаривает себя не бояться его. Он никогда не причинит ей боли. Никогда больше.       Драко смотрит на неё с такой нежностью, почти со страхом. Он словно чувствует её опасения. Неспеша стягивает майку, медленно расстёгивает ремень. В его глазах читается недоумение от того, что она отворачивается, её лицо заливается краской, когда джинсы сползают на пол. Драко нависает над ней, только теперь она решается взглянуть на него. Он медленно, трепетно целует её губы, устраивается между её бёдер, не торопится, ласкает шею, грудь, осторожно поглаживает ладонью бедро снаружи, внутри, легко задевает кончиками пальцев влажные складки платья, скрывающие самое незащищённое место. Она дрожит, дышит через раз. Страх и нетерпение сливаются в музыку разрозненных дыханий.       Ему кажется, что что-то не так. Драко смотрит ей в глаза.       — Ты боишься? Почему? — ласково прошептал он, забрасывая свои волосы за плечи. — Ты вся дрожишь словно…       — Это… мой первый раз, — еле слышно прошептала она. — Немного… страшно.       — Лучше сразу, — с ненормальным восторгом зашептал он. — Я буду осторожен, обещаю.       Она лишь кивнула, и он приподнял её платье, смотрел в глаза, как она любовалась им, его волосами, спадавшими на глаза, его приоткрытыми губами, мягкой щетиной. Она чувствует, какой он горячий. Дыхание учащается… Драко толкнулся в неё лишь раз. Глубоко, немного резко. Гермиона замерла, зажмурилась. Он издал сладкий стон, и это было прекраснее любой музыки, уткнулся в её шею. Робкое движение его бёдер, и их стоны слились в мелодию нежности.       — Драко… О, Боже… Это так хорошо! — стонала она, запрокидывая голову, разводя бёдра шире, принимая его равномерные, плавные движения. Его стоны заставляли всё внутри сжиматься, дрожать. Его прекрасное лицо искажено мукой, Драко жмурится, не смотрит на неё.       — Отпусти себя, — ласково прошептала Гермиона, лаская его истерзанную шрамами грудь кончиками пальцев. — Если ты захочешь, я буду с тобой, если нет…       Драко взглянул ей в глаза так уязвимо открыто, глубоко вдохнул. Ещё раз. Его тело содрогнулось, рык вырвался из горла, он запрокинул голову, а потом зарылся лицом в её кудри, сжимая её плечи почти до боли. Гермиона обняла его нежно, трепетно, с наслаждением вдыхая мужественный, терпкий аромат.       Он приподнял голову, посмотрел ей в глаза, и, словно не веря, прошептал:       — Почему? Почему я?       Гермиона чуть приподнялась, всё ещё ощущая его внутри, обвила его бёдра ногами, и он закрыл глаза в немом восторге.       — Мне кажется… я люблю тебя, Драко, — с блаженством запутывая пальцы в его красивых волосах, прошептала она. — Это порыв, такой же внезапный, как твои песни. Ты ждёшь что-то тяжёлое и болезненное, а получаешь… усладу для души.       Его сияющая улыбка заставила сердце дрогнуть. Ощутимый страх вползал в душу, словно змея. Она погладила татуировку на его спине.       — Зачем ты это сделал? — Драко опустил глаза, задумался, Гермиона вдруг ощутила как он ускользает. Во всех смыслах. — Нет, пожалуйста! — простонала она. — Доверяй мне! Я не осуждаю… просто хочу понимать!       — Это кара, Гермиона, — тихо ответил он. — Моё клеймо. Хочу, чтобы каждый знал — я не скрываю зло в себе. Я хочу быть честен.       Она бережно притянула его голову к себе. Драко нежно целовал её висок, глубоко вдыхал её аромат. Его ладонь ласково сжала её обнажённую грудь, и она нежно застонала, осознав, насколько ей было мало. Мало его, мало того, что было с ним связано. Ей хотелось пропитаться им полностью, узнать и почувствовать всё, чего она не знала.       Его тихий вздох, его поцелуй, шёлк волос на её груди.       — Драко, — простонала она. — Я не могу это вынести, внутри всё будто сжимается, это странно.       — Говори… — прошептал он, лаская языком её розовый сосок.       Она вздохнула, прогнулась.       — Я хочу ещё… хочу чувствовать тебя, чтобы ты… был во мне. Ты горячий, такой нежный, чуткий…       Она почувствовала, как он напрягается, упирается в её влажное лоно. Она вдохнула, впуская его, запрокидывая голову.       — Ты моя, девчонка в красно-золотом галстуке, — улыбнулся он, внезапно ускоряясь. — Хочу, чтобы тебе было хорошо со мной…       Но она не могла ответить, только стонать, прогибаться ему навстречу. Обнимать его плечи, ласкать спину и руки. Гермиона чувствовала, как он давит на самые чувствительные точки внутри и снаружи, бессознательно шептала его имя, а он задыхался от безумного темпа. Ей казалось, что она звучит намного, намного лучше, чем его гитара. Это было дикое напряжение, скопившееся внутри и в одно мгновиение вырвавшееся наружу сладким стоном, его движения заставляли кричать от блаженства, разливавшегося по всему телу.       — Да, моя девочка, — прошептал он, припадая к её губам, унося сознание прочь.       — Это безумие… безумие… — выдыхала Гермиона, наслаждаясь его резкими движениями. Он снова задрожал, и она уже знала — скоро он её покинет. Но уже не было той неуловимой обиды. Девушка улыбнулась своему женскому эгоизму. Тому, как он крепко обнял её. Тому, как её сердце звучало от его прикосновений.       Они лежали обнявшись и долго-долго молчали.