Любовь как цветок — ей нужно время, чтобы расцвести

Волков не знал, какими методами Серый все же добился, чтобы Птица стал видимым, но результат его не порадовал. Нет, он не был против того, чтобы это крылатое создание наконец бродило по дому видимым, но вот этот самый вид заставлял откровенно беспокоиться. Олегу казалось, что Сережа тяжело болел, однако, по сравнению с нынешним состоянием Птицы, у Разумовского кажется была лёгкая форма. Птица ходил мрачнее тучи, хорошему настроению и не способствовало пристальное внимание Волкова, которое периодически лишь провоцировало кашель. Обычно Птица старался держаться поближе к Серёже, но сейчас тот срочно умотал в серверную, попросив подождать его и бросив на обоих обеспокоенно-умоляющие взгляды. Птица проворчал, что не собирается помирать сегодня, что вызвало у Серёжи тоскливый взгляд. Олег же пообещал приглядеть за крылатым больным, на что получил колючий взгляд и почти бессильное шипение. И вот Сережа ушел, а Птица, до этого сдерживающий кашель, забрался в угол дивана, привычно спрятавшись за коконом крыльев, выплевывая цветы, как ему казалось по ощущениям, вместе с лёгкими. Иногда у него мелькала мысль — сдаться, найти способ умереть быстро, но каждый раз грустный, отчаянный взгляд Тряпки и его очередное: «Я тебя люблю, не бросай меня…» заставляло терпеть и цепляться за жизнь. — Может быть тебе воды принести? — вдруг предложил Волков. — Горло смочить. Или тот раствор, который… — Изыди… со своей… псевдо-заботой, — прорычал Птица в перерыве между кашлем. Волков недоуменно приподнял брови — обычно, при Серёже, Птица только шипел что-то невнятное или отмалчивался на слова Олега, а тут… — И с чего такие выводы? — медленно подходя ближе, уточнил Волков. — Отвали, — отмахнулся Птица, заходясь новым кашлем. Чёртовы цветы жгли горло, глаза щипали от непрошенных наполовину злых слёз. Олег не выдержал, и подошёл ближе, осторожно коснулся крыльев, погладил, с сожалением отмечая, что ранее иссиня-черные перья стали почти темно-стального цвета. Птица вздрогнул с сиплым выдохом и выдернул крыло из-под прикосновения. — Не тронь… Олег неохотно отодвинулся, осторожно отметив: — Знаешь, твои крылья очень красивые, мне жаль, что я так редко могу их трогать. Кокон из крыльев резко распахнулся и ошеломлённо-недоверчивые жёлтые глаза сверкнули. То, что его крылья назвали красивыми… Птица вспомнил о их теперешнем состоянии и скептически скривился. — Ты их вообще трогать не можешь, — заметил он. — Если решил поиздеваться, свали, пока не подпалил. Вряд ли в ослабшем состоянии он бы смог. Не говоря уж о том, что это было бы не особо хорошо по отношению к Тряпке. — Почему? Я не стал бы издеваться, — Олег искренне не понимал, стараясь — Я не вымышленный вампир из книг и прекрасно вижу себя в зеркале, — прошипел он, в горле засвербело. — Ну подумаешь, немного растрепанный, — все ещё не понимая проблемы, нахмурился Олег, внимательно осматривая Птицу, — ну и откормить бы тебя немного, как и Серого, впрочем… Пальцы меж тем зарылись в длинные маховые перья, мягкие и такие приятные на ощупь, что убирать руку абсолютно не хотелось. — Потускневшие перья выглядят очень красиво, ага, — оскалился Птица раздражённо вместе с сиплым выдохом, но не нашёл в себе сил убрать крыло в сторону. Вместо этого он пристально, почти с вызовом наблюдал за Волковым. — Даже так, они очень красивые, но лучше, если ты выздоровеешь и они снова будут черными и блестящими, — Олег уже не скрываясь гладил крыло, пусть и все ещё осторожно. Птица отвернулся, но крыло не отодвинул. Старался вообще звуков издавать, но получалось слабо. И как вытравить из себя эти чувства, если Волче… такой? Даром, что всё это обман. Новый приступ кашля не преминул напомнить, что выздороветь у него не получится. Олег все же погладил его по спине, когда Птица согнулся от кашля, пытаясь его как-то успокоить. — Не надо… — неожиданно уязвимо попросил Птица. Олег не хотел прекращать, ему почему-то вспомнился тот момент, когда он растирал его мазью и мелькнула мысль, что он был бы не против сделать это снова. Птица хотел снова рыкнуть на Волкова или оттолкнуть его, но вместо этого с кашлем выплюнул очередное соцветие магнолии. Только тогда он смог оттолкнуть Олега и, раздражённый, он кинул в него окровавленное соцветие. Олег автоматически поймал цветок, после неожиданно осторожно раскрыл ладонь, глядя на нежные лепестки: — Магнолия? Красиво, тебе подходит, — удивлённо замер он, затем перевел взгляд на Птицу. — Ты как? Болезненное выражение лица Птицы стало ещё более мрачным. — Тебе глаза окончательно отказали, Волче? — он замолчал, пытаясь отдышаться. Прикрыл глаза. — Оставь меня в покое. — Ведёшь себя, как Серый — так же упорно не хочешь видеть очевидного, — вздохнул Олег. — Я не могу сказать тебе прямо сейчас, что люблю, — он осторожно подбирал слова, — но я успел привязаться к тебе, да и внешне ты… — он пару мгновений пытался найти нужное слово, но в конце концов, плюнул и высказал, то, что бродило в мыслях, — ты красивый и милый… Птица едва не задохнулся, уже ожидая услышать слова отказа. Но они не последовали. Но и от другого лучше особо не стало. Птица хрипло рассмеялся. — Внешне я похож на Тряпку, — невесело хмыкнул он, давя кашель. — Я знаю, что ты беспокоишься из-за того, что у него глаза на мокром месте, но то, что ты достаёшь меня, ничего не изменит, — он замолчал, словно весь запал закончился, а потом, неожиданно, добавил. — Присмотри за ним. Не сбегай больше. Ты ему нужен. — Звучит так, словно ты пишешь завещание, — Олег хотел, чтобы это прозвучало немного ехидно, но они оба понимали серьезность его слов. — Не волнуйся, я его не брошу и никому в обиду не дам, — пообещал он, заглядывая в жёлтые глаза. — Вот только Серому нужен не только я, но и ты, поэтому постарайся все же не умереть, пожалуйста, Пташка, — он попытался улыбнуться, но это получалось плохо. — Не делай вид, что купился на моё «всё будет хорошо», — хмыкнул Птица. — Это красивая сказка для Серёженьки. Не так много времени, чтобы выкрутиться. Да и из-за Тряпки я стал слишком человечным. — И ты просто сдашься? — Волков придвинулся, все же обнимая его осторожно, готовый в любой момент отпрянуть, если Птице станет хуже. — Не только Сережа не хочет, чтобы ты исчез… — Ты — идиот, Волче, — проворчал Птица, неожиданно обмякая в объятиях, слишком вымотанный, чтобы сопротивляться. — Такой же, как Тряпка. Наивный дурак. Жалость — не любовь и никогда ей не станет, — Птица помнил, как сказал нечто подобное Разумовскому, когда тот беспокоился, что Птица прямо скажет Волкову о том, что Серёжа чувствует. — И мне твоя жалость не нужна. Да и не вижу смысла бороться, когда никому это не нужно, мне в том же числе. Не обольщайся. Чужое доверие неожиданным теплом отозвалось в груди, а вот последующие слова резанули болью. — И кто тут идиот, Пташка? — негромко ответил Волков, поглаживая чужую спину между крыльями, иногда задевая их основания. — Ты не жалкий, что бы ты не думал, и я не собираюсь тебя жалеть, я лишь хочу, чтобы ты перестал хоронить себя раньше времени, — пытался объяснить он. А потом добавил немного обиженно: — Или для тебя лучше смерть, чем я? Тебе настолько противна мысль, что ты влюбился именно в меня? Издавший полустон-полумурлыканье от поглаживаний крыльев Птица вскинулся и ощетинился. — Я не влюблён в тебя, — прошипел Птица. — Ну, если это работает не так, то как тогда? — Волков, которому понравилось слышать издаваемые Птицей звуки, повторил движение, несмотря на его последующую реакцию. — Ну чисто теоретически, если бы не вся эта история с цветами и возможной смертью — я бы мог тебе понравиться? — Сам же заметил, — стон вырвался из груди, но Птица проигнорировал этот факт и хмыкнул, отводя взгляд, чтобы не смотреть и не видеть Волкова. — Я всего лишь заразился. Так что вопрос чувств — это к Тряпке. Нет, не мог бы. Я не способен на любовь, а чувства — это глупость и пустая трата времени. Или ты думаешь, что в тебе есть что-то особенное? — И почему мне кажется, что твое «заражение» — тоже сказка для Серёжи, — невесело хмыкнул Олег. — Чувствами нельзя заразиться, Птичка. — Какая разница? — устало спросил он. — Едва ли это имеет значение. — Это имеет значение, кажется ты сам не можешь смириться с тем, что так глупо попался в ловушку чувств, которые тебе несвойственны, — поглаживания уже перешли на крыло, пальцы осторожно перебирали перья. — Это не зависело от тебя — это то, что никто не может контролировать, как бы силен он не был. — Я не… — Птица оборвал себя, издав короткий стон неосознанно выгибаясь в сторону прикосновений. Концепция того, что чувства и любовь не обязательно слабость, немного успокаивала, но едва ли ему стало бы от этого легче. Он прикрыл глаза, чувствуя обреченность. — Ненавижу тебя. — Прости, не могу сказать того же, — усмехнулся Олег, чьи пальцы утопали в мягких перьях. — Ты красивый, интересный и я хочу узнать тебя не только настоящего, больше, чем когда ты притворялся Серёжей или тенью бродил по дому. Птица простонал, а затем нервно рассмеялся. — Очень милая ложь, — заметил он. — Только нечего узнавать. — Ты в курсе, что иногда похож даже не на нахохлившегося воробья, а на ежа? Сопишь и иголки во все стороны, при этом все равно хочется погладить, даже если это и грозит иголками в ладонях. Волков тепло, без насмешки или издёвки, улыбнулся. — То-то я смотрю ты и пытаешься… загладить, — фыркнул Птица. — Думаешь, я кот уличный? Пригрел, пригладил, приручил? Не думаешь, что подобные подачки это жестоко? — Не, на кота ты не похож, — словно всерьез задумался Волков, — да и для приручения ты слишком самостоятельная личность, а вот погладить — ну, я уже говорил, что мне нравятся твои крылья, — он легко пожал плечами. — Пойми ты, чудо крылатое, это не подачки, не жалость или что-то такое, можешь считать это моим методом познания мира, знакомства… Птица тяжко вздохнул — кажется, Волков сошёл с ума. Что-то внутри отозвалось теплом от того, что крылья вообще могут нравится, даже в таком состоянии, и… Он постарался не думать, чтобы мысли не пошли в другую сторону и не вызвали кашель. Видя, что тот не возражает, Олег улыбнулся шире, действительно исследуя крылья, прослеживая реакцию на прикосновения к основаниям, краям… Так их и застал Сережа, который торопливым шагом возвращался из серверной, где пришлось задержаться, потому, что он от нервов едва не перепутал пару проводов. Разумовский удивился, но говорить ничего не стал — судя по отсутствию горы цветов — Птица не выздоровел, но его тесный контакт с Олегом без приступа уже был достижением.