espero, (meu amor?)

Юхён потеряла свои перчатки, и ледяной металл карабина обжигал ей руку. Юхён стала твёрдой и холодной, как камень, и даже не была уверена в том, что сможет пошевелить пальцами. Однако сердце гоняло кровь по её телу с бешеной скоростью. Она ощущала ящик, который держала в голых руках, частью себя самой. А из-за Минджи, стоявшей в считанных сантиметрах от неё, Юхён не чувствовала себя совсем.

.

Средняя продолжительность жизни фикэйской хижины составляет десять земных лет. Сначала хижина становится домом для пары. Потом — для семьи. Потом становится гостевым домом, или домом для собраний подростков. Потом — кухней. Потом — курятником. Вещь стареет. Пока её не пожирают киныны, сродни нашим термитам, и она не разваливается окончательно. Этот цикл жизни всегда напоминал Юхён человеческий. Но это просто вещь. Фикэи построят новую хижину. Цикл никогда не закончится. Но дело было всегда в том, что образ вещи больше, чем сама вещь, именно поэтому одна и та же вещь может иметь разные образы. Это то, что Юхён узнала в Академии, когда Минджи впервые подсела к ней. Юхён помнила, как луч утреннего Солнца коснулся её впалых щёк. У самой Юхён щёки тогда были ещё большими и мягкими. Она помнила, как Минджи улыбнулась ей и достала свой бортовой журнал. Как Юхён выпалила неловкое «привет», и как Минджи спросила, как её зовут. Как спустя несколько месяцев они сидели на том же месте и прятали свои сцепленные ладони под партой. Как азбука Морзе въелась ей в мозг. Минджи всё время её использовала, когда они не имели возможности говорить вслух, только переглядываться, чуть улыбаться. Она отстукивала ручкой: точка, тире, точка, тире, пробел. Потом снова тире, точка, тире, многоточие. Точка-тире-точка-тире. И Юхён заканчивала одними губами: люблю. Юхён помнила это так хорошо, словно всё происходило буквально вчера. Юхён тогда так и не поняла ничего из того, что им говорили, и вообще — как это, образ вещи больше, чем сама вещь? Она каждый день перед глазами видела то, как гигантские корабли поднимаются в воздух и скрываются где-то за облаками. Юхён не могла представить себе того, как может быть что-то, что не имеет ни механизмов, ни стен, ни даже материальной оболочки быть больше, чем то, что она может пощупать руками, увидеть, прикоснуться. Точно так же она не верила в Них, пока с Ними не столкнулась. Пока Они не забрали у неё всё, что ей было дорого. Пока Юхён не потеряла неуверенный, но теплый и нежный шепот на ухо по утрам. Пока Юхён не лишили возможности прятаться в пустующих отсеках, чтобы получить ещё и горячие поцелуи. Теперь шёпот был вкрадчивым, жутким и обжигающе холодным. Юхён искренне верила только в то, что сможет летать. Что будет парить высоко, выше, чем птицы. И вот она здесь — в нескольких тысячах световых лет от Земли. Но что бы она ни делала, она не может уйти достаточно далеко. Ей всегда говорили, что она не принадлежит Земле. Что она — дитя Вселенной. А Они — есть Вселенная. И она знает это. И Они знают тоже. Знают.