espero, (meu amor?)

Юхён понимала, что сходит с ума. Вернее сказать — она чувствовала это. Проблема была только в том, что она не чувствовала в себе никаких сил сопротивляться. Ощущение пустоты, бессмысленности всего её существования не покидало ни на секунду. Она сидела за своим столом, посреди этого выбеленного отсека. За спиной шумел робот-уборщик. Юхён окончательно запуталась во всем, что происходит в её голове, во всем, что она видит и слышит; в своих чувствах, мыслях, каждом тяжелом вдохе. У Юхён было ощущение, что на месте Минджи должна была оказаться она. Это Юхён должна была умереть.

.

— Ты не принадлежишь Земле, Юхён. У тебя другой образ мышления. Ты — «дитя Вселенной». Юхён угрюмо ткнула вилкой в тарелку. Она слышала Гахён и не хотела слушать одновременно. — Мы все «дети Вселенной». — Да, — согласилась Гахён. — Но это образное выражение подходит тебе больше всех. Юхён не хотела говорить об этом. Она знала, что Гахён права; что это имеет к ней несколько иное, более буквальное отношение. Её ребёнком Вселенной всегда называла Минджи. И несмотря на то, что так говорили о каждом искателе, почему-то именно из уст Минджи эта фраза звучала особенной. Гахён опять сидела, потупив голову, и что-то записывала. Её розовые волосы спутались и выглядела она даже сквозь голубоватую дымку голограммы так, словно не спала несколько суток. В любой другой ситуации Юхён пошутила бы о том, что сейчас у них намного больше общего, чем раньше: вечная усталость, неопрятный вид и скука в глазах. Но почему-то такие шутки казались ей неуместными. Юхён стало тошно от всего на свете. — Почему тогда я здесь? Юхён хотела сказать: почему тогда я здесь одна. — «Потому что Они и есть Вселенная», — ответила ей Гахён. — Ты как будто не училась. — Училась. Но это всё сказки. Будто ты не знаешь. — Знаю, — согласилась Гахён. — Не задавай мне глупых вопросов. — Я могу задавать тебе любые вопросы, — она громко бросила вилку на стол. Юхён почему-то стало больно. — Разве не в этом заключается то, чем мы сейчас занимаемся? — Это я должна задавать вопросы, — Гахён впервые подняла на нее свой угрюмый и уставший взгляд. Синяя голограмма подвисала и фонила. — Впрочем, ты права. О чем хочешь поговорить сегодня? — О Минджи. Гахён не ответила. Юхён не покидало чувство, что она находится в каком-то чертовом психологическом эксперименте. Она ни разу не сказала ей о том, что происходит; с Борой Юхён и вовсе перестала разговаривать. Та вообще куда-то будто бы испарилась, и Юхён не встречалась с ней по ощущениям уже несколько дней. Она даже сходила в её блок, заглянула в каюту, но никого и ничего не увидела, кроме идеально собранной кровати и пустых, голых, без изъяна белых стен. Ей в голову тогда невольно пришла мысль о том, что Боры и вовсе никогда здесь не было. От таких рассуждений кровь стыла в жилах. Спустя миллионы томительных секунд Гахён, наконец, подняла на неё взгляд. Её голубые глаза из-за высветленной голограммы казались белыми точками. Юхён стало не по себе. — О чем именно? — спросила Гахён. Она не сводила с неё взгляда, и Юхён впервые за всё время захотелось, чтобы Гахён снова уткнулась в свои дурацкие мониторы. — Как она умерла? — Ты знаешь, как она умерла. — Нет, — резко ответила Юхён. — Это наглая ложь, и ты знаешь об этом. Я не знаю, как она умерла. Единственное, что я помню, это пробоина. Она опустила: я даже не уверена, что на нас вообще кто-то нападал. Даже если это были Они. Гахён раздраженно вздохнула: — Что ты хочешь от меня? Меня там не было. — Я хочу, чтобы ты дала мне запись допроса. Юхён не была уверена, хочет это видеть или нет. Почему-то ей казалось, что прослушивание собственного голоса отбросит ряд вопросов, бесконечно крутящихся в её голове. Её до боли в сердце пугала мысль о том, что она может вот-вот перестать доверять и Гахён тоже. — Юхён. Боже. Юхён застыла. Она тут же забыла все свои сомнения. Вместо них в груди поселился страх и предвкушение. — Ты слышала это? — Да-да, слышала я всё… — ответила Гахён. У Юхён сердце ушло в пятки от её спокойного голоса. Она паниковала доли секунд, пока не услышала: — Скину я тебе запись. Боже. Юхён подскочила со своего места, нервно озираясь по сторонам. В блоке не было никого, кроме неё. А она так отчаянно боялась и надеялась увидеть её. — Нет! — вскрикнула Юхён. Она оглянулась снова — белые стены, незаправленная кровать. Никакой Минджи. Пока не… — Юхён. — Вот сейчас! — закричала она. Голограмма Гахён вздрогнула и подняла на неё взгляд. — Ты слышала это? — Слышала что? — Её. Голос. Голос Минджи. — Юхён, ты… Твою мать, ты куда?! Юхён сорвалась с места. Она бросила проектор с Гахён в комнате и выбежала из каюты. В пустых белых коридорах никого не было; лампочки отливали жутковатым голубым оттенком, среди стен стояла оглушающая тишина. Боры снова не было. Зато была Минджи. Минджи была где-то рядом. Юхён не видела её, но чувствовала, чувствовала и слышала бесконечное… — Юхён. — Помоги мне. — Юхён. Юхён. Юхён. Юхён. Юхён. От собственного имени звенело в ушах. Юхён бежала по коридору, беспорядочно и практически мельком заглядывая в каждый открытый блок. Она спотыкалась, несколько раз влетела плечом в угол на повороте. Пару раз крикнула отчаянное «Бора», которое разнеслось этом по всему Хансолу. Она добежала до люка и остановилась у панели управления дверью. Дрожащие пальцы не слушались. Юхён несколько раз мокро мазнула ими мимо сенсора, не попадая в нужные места. Люк раскрылся. Ледяной воздух Морты тут же влетел в помещение. Юхён зажмурилась. Сделала глубокий холодный вдох. Скафандра не было — она была в одних только штанах экзокостюма, которые не снимала практически никогда. Времени его надевать не было и подавно. Ядовитая чаща даков встретила её сумрачной тьмой. — Юхён. Она слышала её голос. Она слышала его, и слёзы застревали у неё в легких. Этот нежный, но пустой шёпот. Он забивался в уши и в голову, заставляя пространство перед глазами мутнеть и темнеть. Юхён не чувствовала ног, когда сделала первый шаг. Она ступила на скрипящий трап. Часть её работающего сознания надеялась, что вот-вот появится Бора и окликнет её. Юхён отдаленно понимала: выходить в вечернюю Морту без скафандра — самоубийство. И также Юхён понимала невероятно отчетливо: если она не выйдет сейчас, она больше никогда её не увидит. Минджи стояла на сером песчаном поле, освещая своей мертвенной белизной кожи и одежды все даки вокруг. Они окружали её со всех сторон своими черными языками и такими же черными бутонами. В голове Юхён мелькнула до жути смехотворная мысль: в такой кромешной тьме Минджи похожа на Солнце. — Юхён. Желудок скрутило. — Юхён. Она сделала шаг. — Иди. Второй. — Ко мне. И Юхён пошла. Пошла с твердым осознанием того, что обратно никогда больше не вернётся.