Дева и Двуглавый Орел

Примечание автора работы: прежде чем вы продолжите читать, я хотела бы отметить, что вам следует с осторожностью относиться к описанным здесь отношениям. Это НЕ история любви, это история взросления молодого человека, который впервые переживает страстный роман (с кем-то, у кого нет представления о здоровых отношениях), проходя через большие внутренние изменения. И, конечно же, здесь затрагивается история страны. Даже притом, что отношения здесь не являются явно абьюзивными, они определенно нездоровые. Так что если какие-то их аспекты заставляют вас испытывать дискомфорт, так и должно быть. Я не хочу романтизировать и восхвалять их, я хочу показать точку зрения кого-то, насколько увлеченного своим партнером, что он просто не может определить, что для него хорошо, а что плохо, и распознать все очевидные красные флажки. Ему казалось, что он вступил в совершенно новую, незнакомую, интригующую сторону своего взросления, в которой он раньше боялся себе признаться. В каком-то смысле Тино всегда знал, что он предпочитал угловатые, острые черты и крепкие руки и плечи изяществу и мягкости представительниц слабого пола. Но всегда что-то удерживало его: осуждающие взоры церкви, общественные предписания... Даже если людские предрассудки не относились в столь сильной степени к воплощениям, они все же ввергали его в стыд, всякий раз, когда он слишком долго задерживал взгляд на мужчине. Однако сильнее всего его сдерживала его собственная неуверенность. Но теперь казалось, что Иван заставил его переступить черту. И он не мог насытиться. Почти каждый вечер с тех пор, как он пришел к нему, Тино пробирался в его покои в ночной темноте. Иван никогда не отказывал ему. Русский открыл ему новые грани наслаждения. Раньше он распознавал его только в более простых вещах. Во вкусной еде, в длинном дне, проведенном в уединении и красоте природы, или в просмотре увлекательной театральной постановки... Но это наслаждение можно было доставить лишь прикосновением, принимая его, отдавая его, утопая в его близости, его страсти... Иван был столь искусен во всем, что он делал: русский так легко заставлял его всхлипывать под своими руками. Они не зашли дальше ласканий друг друга своими руками и губами. Следующий шаг Тино опасался совершать, ещё не до конца в нем уверенный. Но он мог ясно видеть, что Иван этого ждал, ведь каждый раз после их встреч в его глазах горел этот голод. Но русский никогда не давил на него. Тино знал: всё случится, лишь когда он даст своё полное согласие. Мысль об этом заставляла его дрожать и от волнения, и от предвкушения. - Тино... ТИНО! – Эдварду понадобилось закричать, чтобы финн вздрогнул и вынырнул из своих мыслей. - Ты слышал то, что я сейчас сказал? - Да, я... Прости, а что ты сказал? – рассеянно спросил он. Эдвард вздохнул, покачивая головой. - Не обращай внимания... Финн смущенно опустил глаза. Их с Иваном новые... отношения, казалось, занимали все его мысли. Будто его тело пробудилось, беспрестанно требуя этой близости, в которой он до сих пор себе отказывал. Было тяжело сосредоточиться на чем угодно, мысли всегда возвращались к русскому, к ожиданию их следующего момента наедине. Эдвард хмуро взглянул на него, скрестив руки на груди. - Слушай, прости. Я просто... кажется, в последнее время часто отвлекаюсь, - сказал он и взмолился, чтобы его друг не спросил его, на что. Лгал он неубедительно, особенно для Эдварда. К счастью, тот не спросил. Эстонец лишь задумчиво посмотрел на него. Давая ему пространство. - Ты же знаешь, что всегда можешь рассказать мне всё, что захочешь? – мягко спросил он. Тино поднял взгляд, встретившись с темными зелеными глазами, и в какой-то момент думал о том, чтобы рассказать ему всё. Но сомнения, неуверенность сдержали его. Эдвард был одним из немногих, кто не воспринимал его особый статус в империи как какой-то барьер между ними. Ему хотелось, чтобы так и оставалось. А если рассказать эстонцу о сущности их с Россией отношений, то этот барьер непременно вырастет. - Я просто часто раздумываю. О своей земле, о её будущем, - невинная ложь сошла легко. Это были обычные мысли воплощений, они все об этом думали. Эдвард тихо взглянул на него, будто он всё ожидал, что Тино откроется. Но когда тот ничего не ответил, он пожал плечами. - Понимаю. Об этом просто невозможно перестать думать, так ведь? - Да, - Тино выдавил улыбку. Но правда в том, что в последнее время он едва ли думал о будущем Финляндии. Было уже за полночь, когда он, убедившись в том, что все уже спят, тихо вышел из комнаты и прошел на цыпочках к покоям Ивана. Он даже не постучался, открывая дверь. Его присутствие здесь никогда не было нежелательным. - Ну здравствуй, - поприветствовал его Иван, не отрывая глаз от бумаг. Но на его губах – улыбка. – Тебе что-нибудь понадобилось? – тон его голоса дразнящий. Тино закатил глаза и подошел к русскому, с прыжком присаживаясь ему на стол. - Да нет, просто мимо проходил, - пожал плечами он. - Дорогое Великое княжество Финляндское, похоже, вы разводите беспорядок на моем рабочем столе, - Иван ответил ему театральной усмешкой, поднял на него блестящие глаза. - Что ж, если моё присутствие столь неудобно, я могу уй... – Тино двинулся, чтобы слезть, но его запястье крепко схватили. Он улыбнулся, в животе разросся трепет от предвкушения. Иван поднялся со своего места, медленно обходя стол. Он встал меж раздвинутых ног Тино, глядя на него сверху вниз, глаза были темными от желания. Этот взгляд повергал его в дрожь. Тино закрыл глаза, и Иван прильнул к нему, целуя. Руки Тино оглаживали широкие плечи, притягивая высокое воплощение ближе. Безо всякого предупреждения Иван внезапно отступил на шаг и присел ниже, хватая его за талию и перекидывая его через плечо. - Эй! А ну хватит–! – Тино почти не пытался протестовать, стуча кулаками по спине Ивана. Но вскоре его сопротивление сменилось смехом. Он не мог перестать хихикать, когда его тащили, словно мешок, в спальню. Так странно, что несмотря на то, как сильно он не любил быть раскрытым, уязвимым, казалось, теперь это состояние лишь распаляло его, когда он лежал на спине без единого лоскута одежды на его теле. И под человеком, под страной, с которой он сражался столь яростно почти всю свою жизнь. Быть полностью под кем-то настолько огромным, кто мог легко сломать его, сделать с ним всё, что хочет, - не то состояние, которое он когда-либо счел бы успокаивающим. И всё же, когда Иван скользил по нему руками, осыпая нежными поцелуями всё его тело, всё, что он чувствовал – это страсть и наслаждение. Казалось, прошли года, пока Иван продолжал свои легкие, нежные поддразнивания, прежде чем он опустил свои губы вниз, туда, где Тино их так отчаянно жаждал. После, когда Иван впутал пальцы в его волосы, опуская его голову ниже, он снова почувствовал в себе это стремление. Это желание впечатлить. Тино снял ладони русского со своей головы и поднял на него взгляд, робкий, но все же лишенный сомнений. - Я... я хочу зайти дальше, - прошептал он, чувствуя, как щеки заалели. Понимание мелькнуло в глазах Ивана, прежде чем они распахнулись от желания, и он нежно провел ладонью финну по щеке. - Ты уверен?.. - Иван, я не какая-то девица, которую нужно лелеять. Я знаю, что я хочу, - твердо ответил Тино. Конечно, он не уверен, но лучше просто... переступить через это. Он к этому готов (он повторял это самому себе, пока сам в это не поверил). - Что ж, если ты настаиваешь... – Иван нежно улыбнулся ему, и Тино подумал, что всё его волнение того стоит. Затем русский повернулся, протягивая руку к тумбочке у кровати. Тино чувствовал, как нервы уже напряглись, а сердце забилось быстрее. Ему ещё раз пришлось убедить себя, что он не сомневался в своем выборе. Иван нашел то, что искал, опуская предмет на кровать рядом с ними. Когда он обернулся, Тино заставил себя улыбнуться сквозь свою неуверенность. Иван продолжал смотреть на него, пока нависал над ним, раздвигая его ноги. Его пристальный взгляд заставлял Тино чувствовать себя и обожаемым, и угнетаемым. Иван поцеловал внутреннюю сторону его колена и медленно скользнул рукой вниз, к бедру Тино. В основном это было болезненно, несмотря на то, как медленно и осторожно Иван двигался внутри него. Но Тино скрыл всё за стонами, позволяя Ивану ускорить темп, даже если боль усиливалась. Русский раздвинул его ноги шире, входя глубже, и его вздохи превратились в пронзительные вскрики, потому что было слишком много и слишком больно. И всё же он не мог заставить себя сказать Ивану, чтобы тот остановился. Вскоре движения сделались грубее – Иван, казалось, перестал сдерживаться совсем, впечатываясь неослабно и стремительно. Тино крепко зажмурился, позволяя мужчине над ним нагнать свое наслаждение, и пытаясь отыскать своё. Было тяжело это сделать из-за боли, что повергала его в слёзы. Ощущения, обуявшие его после, странные. Его чувства были смесью нежности, уязвимости и угнетенности, и болело в местах, где он не представлял, что это возможно. Но он не жалел о том, что произошло. Иван прижимал его к своей груди, оглаживая спину, оставляя нежные поцелуи на волосах. - Прости, - прошептал он. – Я не должен был... быть таким грубым с тобой. - Всё в порядке, - хрупким голосом ответил Тино, и задумался, была ли его ложь хоть сколько-нибудь убедительной. На какой-то миг Иван притих, словно он раздумывал о чем-то. - Я пойду в ванну, присоединишься ко мне? – спросил он наконец. - Я в порядке, я... пойду утром, - это было правдой: сейчас ему хотелось побыть одному. Сперва Иван ничего не сказал, не пошевелился, будто он пытался понять, о чем Тино думал. - Как хочешь, - наконец он встал, выходя из комнаты. И только когда внешняя дверь в покои открылась и закрылась, Тино сломался. Он плакал, а всё его тело, казалось, неудержимо тряслось, а всё волнение, которое он сдерживал, выхлестывалось наружу волнами. К счастью, ему удалось взять себя в руки, когда Иван вернулся. Кровать скрипнула под его тяжелым весом. Тино лежал к нему спиной, свернувшись калачиком, но крепкая ладонь опустилась ему на бок, переворачивая его. Иван глядел на него, нежно улыбаясь, проводя пальцами по его груди. Тино с трудом выдержал этот взгляд с натянутой улыбкой. Он знал, что его маска начала трескаться, когда нежность в фиолетовых глазах медленно сменилась обеспокоенностью. И его опухшие, красные глаза, конечно же, не могли не выдать его. - Тино, это был твой... первый..? – голос русского необычайно хрупок. Румянец залил его щеки, и Тино отвернулся. - С мужчиной – да, - тихо ответил он. - Боже, - звучало так, будто Иван поглощен стыдом. – Лучше бы ты сказал мне раньше. Это было неправильно. Я должен был быть медленнее... - Нет, я этого хотел. Я не жалею об этом, я... – сразу же настоял Тино, не желая, чтобы другой чувствовал вино за произошедшее. – Тебе не нужно извиняться. Только не за то, на что я дал согласие, - он потянулся к огромной ладони у него на груди, сжимая его в своей меньшей. Иван вздохнул, опустив лоб на плечо Тино. - Обещаю, в следующий раз всё будет лучше. Тино не знал, как долго они лежали в тишине, пока Иван нежно гладил его. Его веки тяжелели. Он закрыл их, всего на какой-то миг. Когда он проснулся, его охватила легкая паника. Уже утро? К счастью, когда он взглянул на часы на стене, они показывали очень раннее время. Он тихо отодвинул руку со своей груди, отодвигаясь. Когда он встал с постели, его схватили за запястье. - Ты можешь остаться, - прошептал Иван. Тино улыбнулся, но покачал головой. - Не хочу, чтобы другие видели, как утром я выхожу из твоих покоев. - Ты... стыдишься? - Нет. Просто... Я не хочу, чтобы ходили разговоры. Можно это... останется между нами? - Понимаю, - Иван поднял ладонь, что он держал, к своим губам, целуя костяшки Тино, прежде чем отпустить его. – Тогда спокойной ночи. Или того, что от неё осталось... Я буду ждать твоего следующего визита. 1848 К середине 19 века Европу снова сотрясали революции. Растущие либерально-демократические движения разрушали старые, монархические структуры абсолютистского характера. Наступила так называемая «весна народов», по Европе прокатилась череда политических потрясений. Волнения на Западе снова сказались на Иване. Он был напряжен, легко возбуждался, с подозрением оглядывал своих подданных. Революции, близившиеся к его империи, были угрозой, которая держала его на взводе, заставляла его пристально следить за всеми в его доме. За всеми, кроме Тино. Он знал, что пользовался безраздельным доверием своего хозяина, вера в его преданность была непоколебимой. Их ночные встречи больше не были столь частыми, как вначале, бушующее пламя между ними превратилось в спокойный, теплый огонь. Но они были все столь же страстными. Казалось, Иван изучил каждый сантиметр его тела, понимал его желания, мог считывать любые его потребности, как открытую книгу. Когда они были вместе, казалось, он чувствовал именно то, что Тино хотел, даже прежде чем финн сам успевал это осознать. Было столь чарующе и пугающе, насколько хорошо русский сумел изучить его, изнутри и снаружи. Но если его связь с Иваном крепла, то пропасть между ним и остальными лишь разрасталась. Феликс оставался таким же, как и всегда: прожигал его взглядом, когда они сталкивались в коридорах, используя любую возможность оскорбить его. Тино научился это игнорировать. Это неважно. У него всё ещё была автономия, а у Польши – нет. И это его чертова вина (этими мыслями он оправдывал свои действия в 1831 году, всякий раз, как чувство вины начинала преследовать его). Торис едва разговаривал с ним. Теперь он был для литовца пустым местом. Это задевало больше, чем он был готов признать. Отношение сестер Ивана к нему считать было невозможно. Катюша всё ещё относилась с добротой, но на этом всё и заканчивалось – на внешнем проявлении. А Наташа... её взгляд был холоден с самого начала. Но его близость к её брату сделала его ледяным. Райвис был робок рядом с ним. Будто он не мог понять, почему он мог видеть Россию кем-то большим, чем завоевателем, кем-то, кого надо страшиться. А маленький Аурель, который с радостью подружился с финном вначале, теперь предпочитал проводить свое время с ливонцем. Это было понятно, ведь Райвис был единственным в доме, по возрасту близким к ребенку. Но также было ясно, что он уловил, как поменялось отношение всех остальных к Тино. Конечно, маленький пугливый мальчик не стал бы проводить время с тем, кто теперь стал изгоем. А Эдвард... хотелось бы ему сказать, что их дружба не изменилась. Но было до боли очевидно, что это не так. Эстонец вел себя так, будто ничего не случилось, но благодаря натянутым улыбкам Тино мог видеть, что они оба не так близки, как были раньше. И теперь, казалось, что компании Тино он предпочитал своих братьев. - Что ты будешь делать? Ивану не требовалось спрашивать его, что он имел в виду. Сейчас восстания в Западной Европе были постоянной темой для разговора в России. - Сейчас – ничего, - ответил он, пока его пальцы вырисовывали круги на спине Тино. Финн нахмурился от его неясного ответа, явно недовольный этим. Несмотря на то, что Иван так хорошо его понимал, Тино порой всё ещё не мог считывать его пустое выражение лица и его короткие ответы. Иногда казалось, что русский просто прятался за своим фасадом, оставляя его с ещё большим количеством вопросов. Но сегодня он не станет с этим мириться. - Значит, ты ничего не будешь делать, пока революция достигает окраин твоей империи? Иван вздохнул, закрыв глаза. Он знал, как упорен бывает северянин, он будет неустанно добиваться ответов, пока не получит их. - Я предпочитаю оставаться в стороне. Так долго, как только могу, - сказал он. Тино вопросительно поднял брови, явно неудовлетворенный таким ответом. Иван коротко улыбнулся его настойчивости и продолжил. – Австрия попросил моей помощи. Чтобы подавить восстание в Венгрии. Напористое выражение лица Тино сменилось удивлением. Насколько он понимал, отношения духов Австрии и Венгрии были подобны женитьбе. Он никогда не говорил с Елизаветой Хедервари лично, лишь видел её пару раз на переговорах, рядом с Родерихом Эдельштайном. Темноволосая девушка была обворожительно красива, но всё же во внешнем облике её прослеживалась отчетливая стойкость, которой обладали немногие женщины. Принимая это во внимание, нетрудно было представить её бунтующей против своего мужа. - И... ты собираешься помочь? - Я должен. Я не могу рисковать отделением Венгрии. Она расположена слишком близко к империи. Поскольку, если у неё получится, то это может... навести моих подданных на мысли. Не нужно было проговаривать это вслух, но они оба понимали, что под «подданными» подразумевался Феликс. Дело было не только в географической близости, Тино знал, что в прошлом они оба были очень близкими друзьями. Елизавета точно поможет Польше, если революция в её стране завершится успешно. - Кстати говоря... Я думаю, что твой батальон снова могут призвать. - Ты снова посылаешь меня в Европу? - Я надеюсь, что да. Если ты хочешь... – пока он смотрел на Тино, его глаза светились этим особенным, восторженным взглядом. Будто он – самое ценное, что есть в империи. - Я не могу поверить, что ты, Россия, нуждаешься, чтобы такая маленькая страна, как я, сражалась в твоих битвах, - усмехнулся он, но на его губах появилась улыбка. - Княжество, - Иван исправил его с ноткой давления в голосе. На миг Тино стало немного не по себе, но он проигнорировал это ощущение. – Конечно, у нас достаточно людей без твоего батальона. Но в империи не так уж много солдат, настолько же хороших, как твои. Комплимент заставил его трепетать от гордости. Одна из самых пленительных черт Ивана – то, насколько легко ему удавалось заставить его ощутить эйфорию. Ощутить себя особенным. - Они с гордостью отправятся. Как и я, - сказал Тино, приподнимаясь для поцелуя. Иван улыбнулся ему в губы. 1849 Как и ожидалось, когда Феликс услышал новости о том, что Россия поддержит Австрию в подавлении восстания Венгрии, он пришел в ярость. В ещё большую – когда он узнал, что именно с территории Польши царь направит свои войска. - Это нас не касается!! Ты... у тебя нет права вмешиваться!! – он орал на Ивана, а его бледное лицо покрывалось краской. Это неправильно, несправедливо, Елизавета – его давняя подруга... - Это моя обязанность, - спокойно ответил Иван. От воплей поляка у него уже болела голова. - Значит, ты и Венгрию завоюешь? Бьюсь об заклад, ты хочешь стащить её прямо из-под носа Австрии. Чтобы у тебя в коллекции была ещё одна хорошенькая земля... – прошипел Феликс, сузив глаза. - У меня нет намерения разрушать какой-либо брак. И Австрия – мой союзник, - спокойно ответил Иван, проходя мимо него. Нет смысла ругаться. Но перед тем как уйти, он обернулся, угрожающе взглянув на Феликса. - Я надеюсь, у тебя хватит разума не повторять свои ошибки. Если только задумаешься о новом восстании, я сокрушу тебя без колебаний. Поляк не ответил ничего, лишь глядел на него глазами, полными чистой ненависти. Отлично. По крайней мере он понимает, что нужно держать рот на замке. Иван вышел, не желая больше тратить время на самого упрямого своего подданного. Он хотел бы, чтобы Тино пришел к нему сегодня ночью. Прямо сейчас ему бы и впрямь не помешало немного восхищения и преданности. Он хотел видеть обожание в фиолетовых глазах, пока осыпал бы финна нежными ласками. И ощутить всю эту готовность сдаться, когда он безжалостно брал его. Другие воплощения узнали, что Тино тоже поедет в Венгрию лишь в день их с Иваном отбытия. - Можно было догадаться, что он возьмет с собой свою собачонку, - усмехнулся Феликс, уходя из помещения. Взгляд Ториса был таким же осуждающим и разочарованным, но он не сказал ничего, лишь вышел за своим партнером. Даже Райвис выглядел так, будто держал на него какую-то обиду, его обычный мягкий взгляд теперь был хмурым. - Удачи, - сказал он, но было ясно, что дух Ливонии говорил неискренне. Сестры Ивана не сказали ничего, лишь оглядывали его с сомнением, прежде чем уйти за Райвисом. Аурель вообще не появился. В итоге провожать его вышел только Эдвард. - Ты... тебе и правда нужно туда идти? – спросил эстонец мягким, тихим голосом. Было очевидно, что он тоже не поддерживал его действия. - Мое присутствие придаст духу моим солдатам, - ответил Тино, но оправдание совсем не казалось убедительным. Несколько войск разных национальностей отправлялись туда со всей империи. Но из воплощений он был единственным, кроме Ивана, кто выдвигался вместе с ними. Правда была в том, что он шел туда, потому что Иван попросил его. О чем он совершенно не мог позволить узнать Эдварду. - Будь осторожен, - тихо сказал эстонец. На его лице не было воодушевляющей улыбки. Тино поднял руки для объятия, с которым они всегда прощались, но Эдвард уже отвернулся и быстрым шагом вернулся в дом. Когда Тино смотрел ему, удаляющемуся, вслед, тяжелое чувство пустоты разрасталось в нем. Будто отныне он был по-настоящему один. Сражения в Венгрии напоминали хаос. Революционеры сражались с непоколебимой решимостью, несмотря на численное превосходство и слабое вооружение. У многих из них в качестве оружия не было почти ничего, кроме кольев и кос. Но одной их воли было недостаточно против армий двух великих империй. К тому времени, когда Николай ввел свои войска в Венгрию, их поражение стало очевидным. Несмотря на все восхваления, война, в конце концов, не представляла из себя ничего, кроме ужаса. Тино не находил ни чести, ни славы в том, как он безжалостно расстреливал человека за человеком. Он двигался в оцепенении, его эмоции полностью отключились. Только по ночам его посещали мысли о том, сколько человеческих или мальчишеских жизней он украл в тот день. Во время войны он никогда хорошо не спал. Когда последние сражения в Венгрии закончились, вскоре после этого Иван привел его в свой личный шатер и опрокинул на спину, как только они оказались внутри. - Ты бился так храбро, моё дорогое Великое княжество, - сказал он, залезая руками под мундир и целуя Тино. Финн стонал, предаваясь ощущениям, всепоглощающей страсти Ивана. Под её напором так легко было забыть о преследующем его чувстве вины. 1850 Революции 1848 года не поколебали верности Финляндии царю. В Великом княжестве царил мир, протестов почти не происходило, в то время как остальная Европа кишела жестокими восстаниями и политическими потрясениями. Однако постепенно растущая национальная идентичность финнов продолжала укрепляться, особенно в языковой политике. Фенномания, политическое движение, агрессивно продвигающее пробуждение национального духа в Финляндии, привлекло внимание церкви и царя как опасное течение, способствующее распространению радикальных революционных мыслей. Знакомая радость наполнила его, когда вдали показалась гавань Хельсинки. Его столица стабильно росла, процветая благодаря торговле и культурному развитию. Только там Тино чувствовал себя по-настоящему собой, без чего-либо стороннего, что влияло на его поведение и мысли. В Петербурге было так легко оторваться от своего истинного «я», затуманить свой разум ласками Ивана. - Тино! Я так рад тебя видеть! Столько времени прошло, - человек, что приветствует его – писатель и философ, в последнее десятилетие ставший заметной фигурой в сфере развития его языка. - Я тоже рад тебя видеть, Снельман, - произнес он, отвечая на объятие. Этот человек – один из очень немногих людей за всю свою жизнь, которых он когда-либо просил называть его своим именем. Энтузиазм Снельмана был достоин восхищения, он наполнял его теплом и дружелюбием, которые могли вызвать в нем только его люди. И связь, что соединяла его с ними, крепла с каждым годом – он чувствовал это. Чувствовал их растущую гордость в своем сердце. Для воплощений не было ничего лучше неповторимого чувства принадлежности, которое они ощущали, когда находились вместе со своими людьми. Находиться с таким человеком, как Снельман – словно находиться со своим братом по духу. - Как идут дела у твоего журнала? – спросил его Тино по-шведски. Что делало этого человека еще более очаровательным, так это тот факт, что, несмотря на то, что шведский был его родным языком, тем, на котором он в основном разговаривал, он всё же с великим рвением улучшал состояние финского, хоть его собственные навыки всё ещё оставляли желать лучшего. Выражение его лица стало мрачным. Тино склонил голову, обеспокоенно нахмурившись. - Боюсь, что в будущем моя деятельность будет довольно сильно ограничена. Его глаза распахнулись, в груди всё сжалось от беспокойства. - О чем ты? - О новом указе о регулировании языка, - мрачно произнес ученый. – Он точно подкосит всю финскую прессу в стране, я не знаю, до какой степени, но... – Снельман поднял на него взгляд, замечая безутешное выражение лица Тино. - О каком... о каком регулировании языка? – его будто ударили в живот. - Ты... ты не знал..? – спросил его Снельман, распахивая глаза от удивления, прежде чем эмоция в них сменилась на жалость. – Значит, в Петербурге тебе не сказали... Тино покачал головой. Он был шокирован, не мог поверить, что его не уведомили о чем-то настолько важном... Но его волнение быстро сменилось на гнев. И горечь, что Иван намеренно держал его в неведении. Он сразу же начал искать русского, как только вернулся в особняк в Петербурге. Он зашел в гостиную, сжав кулаки. Иван сидел там со своими сестрами, заполняя бесконечные документы огромной империи. - О, с возвращением, Финляндия. Как прошел твой... - Мы можем поговорить? Наедине? – сказал он, не давая гневу проявиться в голосе. Наташа и Катюша с сомнением взглянули на него, но молча продолжили свою работу. Иван на мгновение выглядел ошеломленным этой вспышкой, но это не продлилось долго. Он оценивающе глядел на Тино, уголок его рта приподнялся. - Конечно, - он последовал за финном, который уже спускался вниз. В тот самый момент, когда они вошли в помещение, Тино обернулся, чтобы высказать своё возмущение. - Иван, я... – но прежде чем он успел даже начать, русский прижал его к двери, тяжело дыша ему в лицо. - Я тоже скучал по тебе, - прошептал он ему в губы, прежде чем поймать их в собственническом поцелуе, а его огромные ладони начали блуждать по телу Тино. Финн закрыл глаза, наслаждаясь ощущениями. Было бы так легко просто поддаться. Притвориться, что то, что он узнал, не волновало его, молчать и позволить всеохватывающей ласке Ивана завладеть им. Но он здесь не для этого. Он опустил руки ему на грудь и сильно надавил. Когда Иван отступил, в его глазах была видна боль. - Ты не понял. Я позвал тебя не за этим, - резко сказал Тино, переводя дыхание. Высокое воплощение с сомнением осмотрело его, собираясь и выпрямляясь, оценивающе глядя на него сверху вниз. Теперь разница в их росте стала заметной. Двое мужчин тихо глядели друг на друга. Впервые за очень долгое время между ними разлилось напряжение. - В чем дело? – наконец спросил Иван, поскольку, казалось, Тино не желал говорить первым. - Когда ты планировал рассказать мне о новой цензуре? Русский вздохнул, закрывая глаза. - Со временем. Мне жаль, что тебе пришлось узнать это таким... - Значит, ты даже не думал о том, чтобы сказать мне заранее?! Что это... языковое регулирование ограничит любую возможность для моих людей получать образование на своем родном языке? – его голос был резок. - Тино, это же не полная цензура. Твои люди всё ещё смогут читать... - Да, тексты религиозного или экономического характера. Как цивилизованно, - с сарказмом отметил Тино, скрещивая руки на груди. После этого Иван просто молчал. Тишина длилась так долго, что Тино уже намеревался просто уйти. Он был так разочарован, так оскорблен. - Ты должен понимать. Николай просто не может рисковать тем, чтобы мысли о революции распространились где-либо. Особенно в его самом любимом и мирном месте империи. От комплимента ему едва ли стало лучше. - Я... мы, мои люди... Разве мы когда-нибудь восставали против него, против тебя, хоть один раз? Иван меланхолично улыбнулся ему. - Никогда. - Тогда почему..? - Потому что одна-единственная мысль, написанная и широко распространенная, может привести к неконтролируемому потоку событий, который никто не может предвидеть. Так что это... мера предосторожности. Чтобы сохранить твой покой, - теперь голос Ивана был мягким. - Но почему... почему ты не мог просто... сказать мне? – слова звучали пронзительным шепотом, а его голос срывался. Его гнев по большей части обратился в горечь. Иван протянул к нему руку, но Тино отступил. - Я... я вернусь в свою комнату, - сказал он дрожащим голосом, разворачиваясь и протягивая руку к двери. – Не жди, что я приду сегодня. 1853 Османская империя неуклонно ослабевала в течение XIX века. Россия стремилась этим воспользоваться, распространить свою империю на юг. Николай I потребовал от султана признать царя защитником всех христиан в Османской империи. Чтобы оказать давление на своего врага, Николай I перебросил свои войска на завоевание Молдавии и Валахии, вассальных государств Османской империи. Франция и Великобритания выступили против России. Британцы были обеспокоены распространением влияния России в Средиземноморье, а французы стремились восстановить свой прежний престиж. Обе державы согласились предложить свою поддержку Османской империи в грядущей войне. Ему не потребовалось много времени, чтобы простить Ивана. После нескольких месяцев избегания общения с русским он начал чувствовать себя слишком опустошенным, его тело слишком жаждало этих прикосновений. Они быстро вернулись к своим привычным страстным ночам. Но теперь всё было по-другому. Они встречались реже и по большей части из чистой похоти или отчаяния. Трещину на их доверии не могла склеить физическая близость. Раньше Тино чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы рассказать Ивану почти всё, но теперь он сохранял расстояние между ними, избегая разговоров о своих личных переживаниях. Или о своей земле. Расстояние, которое русский отчаянно старался преодолеть всякий раз, как они оказывались вместе. И слишком часто Тино почти позволял ему это сделать, и тогда он выходил из покоев Ивана с сожалением, задаваясь вопросом, а не должен ли он вообще закончить всё, что происходило между ними. Но тогда ему будет так одиноко. Теперь между ним и другими воплощениями, подданными Ивана, расстояние, что он создал сам. Даже между ним и Эдвардом. Из-за этого финн чувствовал такое отчуждение, что не мог удержать себя от возвращения в покои Ивана. - Османская империя объявила войну России, - новость объявили без предупреждения, но она не была неожиданной. Все они были осведомлены о напряженной ситуации на Черном море, было лишь вопросом времени, когда разразится конфликт. Иван крепко сжал вилку и нож, не прикоснувшись к еде. Если бы они сражались только с османами, не было бы повода для беспокойства. Но в конце концов, ему предстояло столкнуться с Англией и Францией, сильнейшими нациями в Европе и во всем мире. - Мы с Украиной отбудем на юг на следующей неделе, чтобы сопровождать наших солдат. Я не знаю, когда мы вернемся. Тишина воцарилась над столом. Эта война не будет мимолетной, каков бы ни был исход, он точно отразится на всех. - А где ещё можно ждать боевых действий? – спросила Наташа, видя, что никто не хочет говорить. - Они будут шириться в Крыму... Возможно, на Кавказе. И также на Балтийском море. На его северной стороне, - теперь взгляд Ивана обратился к Тино. Он был требовательным, но извиняющимся. Мне жаль, что тебя втянули в это. - Финляндия, весьма вероятно, что западные союзники Османской империи попытаются вызвать беспорядки у твоих берегов. Твои морские крепости – самые большие на всем Севере. Франция и Англия будут рассматривать тебя как угрозу, - в Иване говорила его имперская часть, голос был властным и непререкаемым. Он так отличался от того нежного, что звучал, когда они были наедине. - Великое княжество будет готово, - ответ Тино был прямым и уверенным. Даже притом, что холодный сгусток неуверенности уже поднялся в нем. Его крепости могли быть надежными, но на его земле слишком мало средств, чтобы защититься от величайших флотов Европы. Вечером перед отъездом Ивана Тино снова явился в его покои. Но теперь он пришел не из-за желания. Он хотел наладить отношения между ними до того, как они разъедутся. Он не знал, сколько продлится война, и расставание с подобной горечью вызвало бы у него лишь сожаление. - Когда ты вернешься, я больше не буду держать на тебя обиду, - пообещал он. Глаза Ивана засияли благодарностью. Русский опустился на колени перед ним, взяв его за руки и целуя ладони. 1854 Российский флот нанес заметный урон флоту Османской империи на Черном море. Чувствуя угрозу, Франция и Англия объявили войну России в марте 1854 года. Вскоре после этого союзные войска прибыли на Балканы, чтобы заставить Россию вывести свою армию из этого региона. Тем временем англо-французский флот двинулся в направлении Балтийского моря, их корабли подошли к берегам Финляндии. До сих пор атаки союзников у его берегов не были значительными, скорее небольшие стычки, к которым не прикладывали больших усилий. Некоторое время Тино задавался вопросом, не является ли их целью простое запугивание без какого-либо серьезного урона. Но затем британский флот начал разрушать города на северо-западном побережье. Тино немедленно выдвинулся из Хельсинки в направлении севера, пока не достиг маленького городка Коккола. - Похоже, что следующим шагом британцев станет продвижение сюда, - сообщил ему городской глава. Перед ними была развернута карта с маленькими деревянными кораблями на ней, обозначающими неприятеля. - Жителей города эвакуировали? - Да, большая часть из них уже успела уехать в сельскую местность. Те, кто остался, остались по своей воле. Мы планируем начать контратаку... Тино с изумлением взглянул на него. И с сомнением. Намерение было благородным – оказать сопротивление несоизмеримо более сильному сопернику, – но что они могут сделать, если защищаться почти нечем... - В добровольцы подались уже сотни человек. У нас есть оружие, и если построить высокие заграждения между укреплениями, берег превратится в одну большую крепость. Они даже не смогут разглядеть нас с моря, у нас будет преимущество внезапности, - объяснил ему человек; в глазах его сияла гордость за его город. - Это... прекрасный план! – Тино почувствовал, как его дух уже поднимается, впечатленный волей своих людей. Он мог лишь надеяться, что этого окажется достаточно против британского флота. - Но они всё ещё превосходят нас в численности... - Если нам повезет, ближайший воинский отряд прибудет вовремя. Удача была на их стороне. Прежде чем британцы успели атаковать, поднялся шторм. Тем временем в город успели войти две российские части с артиллерийскими орудиями. После того, как шторм утих, они увидели, как со стороны кораблей к берегу плывет несколько лодок, на которых был водружен белый флаг – знак просьбы о переговорах. Тино не знал, кого он ожидал на переговорах, но уж точно не этого человека. Блондин сошел с лодки с уверенностью величайшей империи мира, ступая по берегу с высоко поднятой головой и надменным презрением на лице. - Так-так-так, неужто это самый любимый подданный России... Доброго дня, Великое княжество Финляндское, - с насмешливой улыбкой поприветствовал его Артур Киркланд. Пока они приближались к маленькой ратуше, Тино мог лишь гадать, что воплощению Британской империи понадобилось на его берегах. - Я думал, ты будешь в Крыму, - сказал он, когда они сели за стол. - Пробыл там всю весну. Франсис сам прекрасно справится, - Артур отпил немного чая, скрестив ноги. Несмотря на очевидные агрессивные намерения, он по-прежнему сохранял вид настоящего британского джентльмена. – Очаровательный городок. - Который ты собираешься уничтожить, - Тино сузил глаза, не желая выслушивать бессмысленные комплименты. - Мне не придется, если ты согласишься сдать его. Вместе с кораблями и орудиями. Финн лишь продолжил смотреть на него. Британец мог пытаться запугать его сколько угодно, но он просто так не сдастся. Зеленые глаза смотрели на него с насмешкой. - Что бы ты ни делал, это не сработает. - Ну, сдаваться я точно не собираюсь, так что... Получается, тебе придется атаковать, - ответил Тино, наслаждаясь на миг промелькнувшем на лице британца возмущенным выражением. Артур сжал зубы, со звоном опуская чашку на блюдце. - Тогда ты не оставляешь мне выбора, - прошипел он, поднявшись и выйдя прочь. Финн просиял от гордости. Тино готов был поспорить, что не каждая небольшая страна осмеливается вот так противостоять Англии. Атака началась на следующий день. Но британский флот не был готов ни к артиллерийскому огню русских частей, ни к яростному упорству местных. Десятки англичан погибли или были взяты в плен, тогда как русские и финны понесли совсем немного потерь. Эту битву Тино запомнит надолго: битву, в которой маленький город превзошел флот Британской империи. К лету союзники так и не добились крупных результатов на Балтийском море, помимо побед в мелких стычках. Во Франции и Англии росло недовольство продолжением войны, и под давлением общественности флоты этих стран направились к Аландским островам, чтобы атаковать крепость Бомарсунд. Он едва успел добраться до Аландских островов. Он почти жалел, что сделал это, поскольку, окидывая взглядом десятки военных кораблей вдалеке, он понимал, что битва будет безнадежной. - Сколько их? – спросил Тино командующего. - Согласно нашим подсчетам... семьдесят. У него перехватило дыхание, но он старался сохранять голос ровным. - А сколько людей у нас? Человек угрюмо смотрел на него. - Чуть больше двух тысяч. Битва была скверной. Ещё недостроенная крепость не имела и шанса перед натиском пушек союзников, палящих с моря и с суши. Сражение продолжалось неделю, пока крепость не сдалась. Тино едва успел покинуть Бомарсунд, прежде чем крепость попала в руки врага. Поражение отзывалось в нем такой горечью, что Тино намеревался покинуть Аландские острова на следующем же корабле, чтобы продолжить воевать на континенте. Но прежде чем он успел это сделать, командующий помешал ему. - Не спеши пока уходить, парень. Кое-кто хочет с тобой увидеться. Тино нахмурился и понадеялся, что это не Артур Киркланд. У него совсем не было желания иметь дело с британцем, не было желания выслушивать, как империя насмехается над ним за его потерю и продолжает угрожать. Его дыхание перехватило, когда он проследовал за командиром в комнату, где находился гость. Там стоял человек, которого он никак не ожидал увидеть здесь. Которого он не видел несколько десятилетий, но который был для него одним из самых важных в жизни. - Бервальд, - его голос звучал почти хрупко. Швед развернулся, одаривая его той самой улыбкой, теплой и знакомой, то, что заставляла его чувствовать, что всё будет хорошо, что бы ни случилось. Поначалу между ними просто висит гробовая тишина. Прошло столько времени с тех пор, как они последний раз видели друг друга, и каждый из них будто бы не знал, как себя вести. Это печалило Тино. Ведь раньше быть с Бервальдом было так же легко, как дышать. - Почему ты здесь? Не то чтобы я не рад тебя видеть, но... – с тревогой начал он. Первоначальная радость быстро сменилась настороженностью. Если здесь было воплощение Швеции, это значит, что союзники каким-то образом втянули его королевство в войну. - Моё личное присутствие не требовалось. Но я захотел прийти, когда услышал, что ты участвовал в битве за Бомарсунд... Значит, ты воспользовался шансом увидеть меня. Эта мысль заставила Тино улыбнуться, наполнила его теплом. - Вижу... Но каким образом Швеция имеет к этому отношение? – он взмолился, чтобы его предыдущее королевство не заняло сторону Франции и Англии, это сделало бы их врагами. Его верность была на стороне России, но всё же он никогда бы не согласился поднять оружие против Швеции. - Вообще-то никакого. Моё королевство намеревается оставаться нейтральным. Но... – взгляд Бервальда был обеспокоенным. – Франция и Англия предложили мне забрать Аландские острова. Глаза Тино распахнулись и внутри внезапно поднялось чувство собственничества. Аландские острова находились прямо посередине между Стокгольмом и его прежней столицей Турку. Они всегда были связующим звеном между их землями. Острова были населены шведоговорящими, но он всегда считал их принадлежащими Финляндии, что было подтверждено тем, что после присоединения к Российской империи к ней отошли и острова. И теперь то, что другие страны так небрежно предложили их Швеции, наполнило его яростью. - Я сказал им, что не хочу этого, - твердо ответил Бервальд, словно уловив его мысли. Тино с неверием глядел на него, пораженный тем, как легко швед признал его притязания на Аландские острова. Большинство великих держав не упускали шанса прибрать к рукам любую землю, до которой только могли дотянуться. Но Бервальд, казалось, даже не подумал о такой легкодоступной возможности. Будто бы его уважение к Тино значило больше. – Как и мой король. Он не хочет рисковать и злить Россию. Тино с облегчением улыбнулся. Всё-таки им не придется становиться врагами. - Это мудро... – сказал он. И так непохоже на то, что было раньше. – Трудно поверить, что теперь твой король стремится лишь к нейтралитету и миру. Тогда как в прошлом мы проходились по Европе как завоеватели. - Сейчас мы живем в другое время. Возможно, в лучшее, - Бервальд ответил ему улыбкой. Удивительно, как быстро они вернулись к своей привычной, комфортной манере общения. Возможно они и были разделены, но связь всё ещё присутствовала. Это его утешало, ведь в Петербурге он чувствовал себя таким далеким от Швеции. Но теперь, сидя вместе с Бервальдом, он понимал, что связь между их землями, между ними, никогда не исчезала. Они оба покинули острова тем же вечером. Бервальд направлялся на запад, в Стокгольм, а Тино на восток, к своим берегам. Встреча была короткой, но достаточно волнительной, чтобы наполнить его печалью, когда их дороги вновь разошлись. - Я был рад тебя увидеть. И прости, что не смог помочь тебе с Бомарсундом... - Это не твоя война, - твердо ответил он, увидев вину в глазах шведа. Казалось, Бервальд всё ещё думал о нём, о Финляндии, как о чем-то, что находилось в его ответственности, несмотря на то, что их земли были разъединены последние пятьдесят лет. Темно-зеленые глаза, что всегда напоминали ему о Балтийском море, глядели на него с сожалением. - Если бы она была моей, я бы никогда этого не допустил, - если бы ты всё ещё был моим. Тино увидел горесть в глазах Бервальда: он задавался вопросом, что могло бы быть, если бы Швеция сумела удержать Финляндию. Вопросом, которым Тино часто задавался сам. Но дал бы ты мне столь же широкую автономию, что дал Россия? Он остановил себя, чтобы не думать дальше. Потому что ответа он никогда не узнает, а размышления об альтернативных путях истории совершенно ничего ему не дадут. Его корабль вскоре должен был отплыть. - Спасибо, Бервальд. За то, что приехал сюда, - Тино протянул ему руку. Так должны прощаться старые друзья. Даже если ему хотелось обнять шведа, просто чтобы ощутить эти тепло и близость ещё хоть раз... но он думал, знал – это принесет им лишь ещё больше печали. - Не за что, - швед заключил его меньшую ладонь в свою. Уже это переполнило Тино эмоциями, которые он не мог понять. Когда Бервальд отпустил его, он ощутил такой холод, такую пустоту, что едва не вздрогнул. Он должен уйти, прежде чем поддастся этой тоске. Тино кратко улыбнулся и развернулся, чтобы зашагать прочь. - Тино. Он немедленно повернулся, встретившись взглядом с Бервальдом. От тоски в них его сердце сжалось. Пожалуйста, не делай всё ещё тяжелее... - Я знаю, моё королевство больше не имеет отношения к делам твоей земли, но... если тебе когда-нибудь понадобится помощь, или если когда-нибудь с тобой обойдутся несправедливо... ты всегда найдешь приют в Стокгольме. Я никогда не откажу тебе, - взгляд его – умоляющий. Боль в его груди усилилась, и в этот миг Тино ничего так сильно не хотелось, как взять корабль и направиться на запад вместо востока, отплыть с человеком, что был, и до сих пор является, одним из самых дорогих в его жизни. Тем, с которым он всегда чувствовал себя в безопасности и целостно, никогда не сомневался в нём. Но он не мог. Он больше не половина Швеции, он – Великое княжество Финляндское, и его люди наконец взрастили собственную гордость. И отбросить её из-за своих собственных чувств было бы величайшим бесчестьем для воплощения. - Спасибо... но я справлюсь сам, - он выдавил улыбку поверх боли в своем сердце. – И я верю, что моя империя защитит меня. Глаза Бервальда распахнулись, в них виднелась неприкрытая боль от слов финна. Вина охватила Тино, но он убеждал себя, что так лучше – убедить Бервальда в том, что теперь его верность принадлежит лишь России. Он смотрел на удаляющиеся Аландские острова, пока корабль отплывал, и не мог перестать думать о том, что могло бы случиться между ними, будь они и поныне вместе. Союзники взорвали крепость Бомарсунд после того, как Швеция отказалась взять Аландские острова, чтобы в будущем Россия не смогла использовать их как военную базу. Две другие крепости на берегах Финляндии тоже были разрушены, а Виаборг, самую мощную крепость на севере, бомбили два дня. В Крыму союзники окружили на Севастополь и взяли его. Несмотря на попытки отбить город, он остался в руках у англичан и французов. С наступлением зимы горячий конфликт превращается в затяжную и мучительную окопную войну. 1855 Солдаты, оставшиеся на Балканах, страдали от недостаточных медицинской помощи, одежды и еды. Фотографии и сообщения об их страданиях распространялись в британских газетах благодаря недавнему изобретению телеграфа. Общественное мнение начало склоняться в пользу прекращения войны. Австрия грозилась присоединиться к конфликту на стороне союзников, что заставило Россию отступить из Молдавии и Валахии. Под давлением общественности французы и британцы оставили Севастополь, чтобы облегчить страдания своих солдат. Их отступление знаменовало конец боевых действий в регионе. В марте Николай I умер от воспаления легких в своем дворце. Скрип входной двери прервал приготовления к ужину. Воплощения понимающе переглянулись друг с другом и поспешили в парадную. Иван и Катюша наконец вернулись из Крыма после двухлетнего отсутствия. Они оба выглядели, как подобия самих себя: их одежда свисала с них, будто под ней остались лишь скелеты. Тино подумал, что никогда не видел Ивана в таком разбитом состоянии. Его кожа была почти такой же серой, как его волосы, мешки под глазами – глубокие и фиолетовые. Весь его вид говорил о том, что война была именно настолько разрушительной, как о ней говорили. Катюша рядом с ним выглядела не лучше. - С возвращением, - произнесла Наташа, и впервые в голосе её прорезались эмоции. Смесь горя и облегчения. Никто больше ничего не сказал. Они теряли дар речи, глядя на их усталые фигуры. - Выглядите дерьмово, - Феликс наконец осмелился нарушить затянувшуюся тишину. Когда они сели ужинать, Иван с Катюшей поглощали пищу так, будто нормально не питались несколько месяцев. Скорее всего, так и было. Остальные не были настолько голодны. Они все были встревожены, не зная, кто станет следующим царем, что теперь случится с империей. Война ввела Россию в такой хаос, что будущее для них не оставляло ничего, кроме неопределенности. Но прямо сейчас было не время задавать вопросы. - Финляндия, - внезапно произнес Иван. Тино вскинул голову. – Можешь дать мне краткий обзор обстановки на Балтийском море у меня в кабинете? – спросил он. Его пристальный взгляд говорил о том, что ведение бесед о войне – совсем не то, чем они будут заниматься. - Х-хорошо, - ответил Тино дрожащим голосом. По правде говоря, он пока не хотел физической близости, коей явно жаждал Иван. Ему хотелось, чтобы они могли просто поговорить, тихо обнять друг друга... дать ранам затянуться. В тот же миг, как они вошли внутрь, Иван набросился на него. Тино едва успевал отвечать на требовательные поцелуи, почти пытаясь вырваться из рук, что водили по его одежде. Он хотел предложить ему утешение, но не так, не сейчас... - Иван, ты уверен, что мы... – осторожно спросил Тино, пытаясь удержать его. - Тино, прошу, - русский прижал свой лоб к его, его взгляд – умоляющий. – Ты мне нужен... У него не хватило духу отказать. Всё прошло не так грубо, как обычно, когда Иван был в подобном настроении – должно быть, у него не было сейчас ни запала, ни сил – но всё равно отчаянно. Даже если финн чувствовал, как обожают каждую клеточку его тела, всё равно осталось такое чувство, будто его... использовали. Тино быстро отогнал навязчивую мысль. Я на это согласился. Обо всем этом он забыл потом, когда лежал на груди Ивана, на ребрах, пока длинные пальцы гладили его волосы и затылок. Все, что он чувствовал, — это удовлетворение. - Александр II, - внезапно произнес Иван. - Что? – Тино вопросительно взглянул на него. - Это новый царь. Он гораздо более либерально настроен, чем его предшественники. У нас впереди светлое будущее, - русский поцеловал его лоб. Мы станем лучше. Мы оба. Обещание наполнило его ревностной привязанностью. 1856 Парижский договор окончательно положил конец длительному конфликту в марте 1856 года. Севастополь вернули России при условии, что новый царь откажется от притязаний на то, чтобы османы признали его защитником христиан в их империи. Молдавия и Валахия остались вассальными государствами Османской империи. И Черное море, и Аландские острова были демилитаризованы. Александр II по печальному исходу войны был убежден, что России нужны коренные перемены для укрепления своего положения. Он начал широкие социальные и экономические реформы, которые вели империю к более либеральному государственному строю. С самого начала Тино мог сказать, что его новый царь будет хорошим. Он придерживался менее консервативных ценностей, чем его отец, не боялся больших перемен в империи. И, прежде всего, был очень благосклонным к автономии Финляндии. Александр и Иван прибыли с императорским визитом, но вместо того, чтобы остаться в столице, их дорога продолжилась в другой город, Тампере, где процветала промышленность. - Так эта фабрика... теперь она самая крупная в сфере хлопчатобумажного производства на всем Севере? – спросил его Иван, в изумлении оглядываясь по сторонам. - Да. И самая современная, - Тино не мог не похвастаться. - Твоя земля... ты растешь так быстро. Великое княжество ждет процветающее будущее, - русский нежно взглянул на него с гордой улыбкой. От комплимента его сердце заколотилось. Возможно, индустриализация и пришла сюда с запозданием по сравнению с Европой, но теперь, с масштабными экономическими реформами, проведенными царем, он был уверен, что быстро наверстает упущенное. Его народ наконец сможет жить более обеспеченной жизнью. Теперь их путь лежал на восток – к величественной церемонии открытия Сайменского канала. На его строительство ушло более 10 лет. Но это определенно стоило ожидания. Длинный канал соединял его большие озерные районы с Финским заливом и Карелией, улучшив торговые коммуникации между его землей и империей. Это, безусловно, оживит экономику региона. Давно он не испытывал такого энтузиазма относительно своего будущего. Его земля может превратиться в один из самых оживленных торговых центров в империи... - У тебя щеки потом будут болеть оттого, что ты так сильно улыбаешься, - Иван отметил его рвение, но уголки его губ тоже поднялись. - Трудно не улыбаться, - сказал Тино. Он живо чувствовал не только свою живость, но и всех присутствующих здесь людей. - Я разделяю твою гордость. Чудесно, что теперь этот канал нас связывает. Прямо как Карелия. Финн ощутил ласку в этих словах... даже если не был до конца с ними согласен. Как и в случае с Аландскими островами, он продолжал считать Карелию своей и только своей. Но он не озвучил свои мысли вслух, не хотел, чтобы простое недопонимание испортило этот момент. - Ты и я, мы связаны... И я всегда буду рядом, прямо за тобой, - прошептал Иван. Улыбка Тино слегка поблекла, ему стало как-то не по себе. Слова прозвучали до странности властно. Он был единственным, кто вернулся в их особняк в Петербурге. Иван расстался с ним в гавани, продолжая путь в Москву вместе с царем по делам империи. Не то чтобы он чувствовал себя неловко из-за возвращения в одиночестве, но в эти дни другие воплощения в доме просто относились к нему... по-другому. Растущая дистанция между ними, возникшая с тех пор, как он участвовал в подавлении восстания в Польше, превратилась в трещину, которую он, казалось, не мог залатать, что бы он ни делал. Даже Эдвард улыбался ему теперь в основном натянуто и вел себя скованно рядом с ним. Его статус в империи был особенным, он был рад этому, но… он чувствовал себя так одиноко. - П-привет, я вернулся, - Тино зашел в гостиную, где собрались все остальные. Как и всегда, свободное время они проводили за настольными играми. Все они оглянулись на него, но никто не произнес ни слова. Тишина повисла в воздухе, и очевидной причиной тому было его прибытие. Он почувствовал себя до неудобства застенчивым. - С возвращением, - наконец сказала Катюша, приветливо улыбаясь. По крайней мере она хоть попыталась быть дружелюбной с ним. - Во что... во что играете? – финн выдавил улыбку и подошел ближе. - В «дорогу в Сибирь», – ответила Наташа, не сводя глаз с игры. - Как и всегда... Не против, если я присоединюсь? – спросил он, делая голос приподнятым. - Совсем нет, - произнес Эдвард, поскольку больше никто не собирался отвечать. Тино сел рядом с ним. Несмотря на то, что сказал Эдвард, было до боли очевидно, что все остальные против. - Как прошла поездка? – спросил Эдвард через некоторое время. Судя по всему, он всё ещё был озабочен тем, чтобы Тино не чувствовал себя неловко. - Чудесно. Мы побывали в нескольких городах и посетили церемонию открытия моего нового канала. Царь был... очень впечатлен. И Ив... – он быстро прервался, чтобы не назвать Ивана по имени. Это было бы подозрительно лично. – И господин Россия тоже. - Это... здорово, - друг ответил ему с улыбкой. Однако его стеснение всё ещё явственно ощущалось из его голоса. Затем воцарилась странная тишина. Как будто все они знали что-то, чего не знал Тино. - Какой прекрасный медовый месяц вы провели, - наконец произнес Феликс с насмешливой ухмылкой. Тино почувствовал, как щеки у него загорелись, от смущения и от гнева, но не сказал ни слова. Реакция на издевательства поляка лишь даст им почву для сомнений. Рядом с ним Эдвард метнул злобный взгляд в сторону его обидчика. - Феликс, - предостерегающе повысил голос Торис. - Что? – беззаботно спросил Феликс. – Я просто считаю, что это... совершенно омерзительно. Тино замер. Он с вызовом поднял взгляд на дерзкого блондина, опасаясь худшего. - Что именно? Поляк ответил ему презрительным взглядом. - Ты прекрасно знаешь, что именно. Мы все знаем. Ему казалось, что пол под ним провалился. Никто не вымолвил ни слова, будто все задержали дыхание. Но по выражениям их лиц Тино мог убедиться – Феликс не лгал. - Когда ты был его собачонкой, уже было ужасно... Но теперь, когда ты его сучка, от одного взгляда на тебя меня просто тошнит, - продолжил поляк ядовитым голосом. Тино мог лишь безмолвно смотреть, пока его охватывало тяжелое чувство стыда, а унижение накатывало волнами. Феликс фыркнул, увидев его шок. - Ты серьезно думал, что я не услышу, как ты проскальзываешь в его покои чертовы годы? Так нелепо... Дыхание перехватило, тревога выросла в груди. Он думал, что держал всё в тайне. Что о его с Иваном встречах известно лишь им двоим... Теперь он понял, как глупо было даже верить в это. Улыбка Феликса была пропитана ядом. - Так скажи мне, Финляндия, что ты делаешь для России, что он держит тебя в таком привилегированном положении? Заглатываешь его член до самого горла? Или даешь ему взять тебя сзади, как шавку, коей ты... - FELIKS, TO WYSTARCZY!!* Торис заорал, видя, как Тино поднялся – белый, каленый гнев охватил его. Он перепрыгнул через стол к поляку, который едва успел среагировать, прежде чем кулак впечатался в его лицо. Феликс свалился от удара. Финн тяжело дышал, вперившись в поляка гневным взглядом – внутри разгоралось унижение. - Мои с Иваном... личные отношения не имеют никакой связи со статусом моей земли, - его голос дрожал. - Да ты ж ещё более тупой и наивный, чем я думал... – Феликс потер щеку, на которую пришелся удар; кровь капала с уголка его рта. – Мы воплощения наций. Абсолютно всё, что мы чувствуем, исходит из этого. Наши отношения никогда не бывают личными! Как бы тебе ни хотелось притвориться, что это не так, - насмешливая ухмылка вновь появилась на его губах. – Дай-ка угадаю, ты его трахаешь, потому он заставляет твоё жалкое княжество почувствовать себя особенным. А он тебя трахает, потому что он обожает чувствовать свою власть над тобой. И знаешь... я не думаю, что кто-нибудь ещё здесь унизился бы настолько, чтобы позволить ему такое. Ярость захватила его снова – и он бросился навстречу поляку. Но теперь Феликс был готов и нанес ему сильный удар в живот, прежде чем быстро вскочить на ноги. Когда Тино собирался бить снова, Феликс уже готов был дать отпор. Но Торис встал между ними, тогда как Эдвард забежал ему за спину, удерживая за руки. - Тино, оно того не стоит... Литовец с силой оттолкнул Феликса. - Это было уже чересчур, ты зашел слишком далеко! - Давно уже было пора поговорить с ним начистоту! Это отвратительно! Все остальные воплощения в комнате застыли и молчали, вперив взгляд в пол. Тино задался вопросом, не противен ли он им всем. Его гнев рассеивался, оставляя лишь острое чувство унижения, что казалось удушающим. - Мы уходим, - твердо сказал Торис, оттаскивая Феликса к выходу за собой. Поляк не протестовал, пока его партнер тащил его. Но когда они проходили мимо финна, он метнул в северянина ещё один злобный взгляд. - Rosyjska kurwa. Тино расслышал тихий, но отчетливый шепот. Он в достаточной степени понимал польский, чтобы распознать оскорбление. Русская шлюха. Тишина, что они оставили после себя, оглушала. Тино смотрел в пол, сердце всё ещё колотилось в его груди, он был взволнован от тяжкого стыда, охватившего его. Он собрал волю в кулак, чтобы посмотреть в лицо тем, кто остался в комнате. Эдвард хмурился так, будто ему было больно, его лицо говорило о том, что ему жаль, что Тино подвергся такому резкому разоблачению. Лицо Наташи ничего не выражало, её ледяные глаза смотрели на него, не мигая. Рядом с ней Катюша выглядела так, будто жалела его. Райвис и Аурель вовсе не смотрели на него, опустив глаза. - Я... я... – он хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Не в силах больше стоять, объятый унижением, Тино развернулся и выбежал прочь из комнаты. Ему казалось, что он пролежал на кровати несколько часов, обняв подушку, прежде чем его испугал стук в дверь. - Это я... – он услышал позади неё голос Эдварда. - Заходи. Эстонец тихо перешагнул порог, одарив Тино маленькой улыбкой. Он вошел внутрь, сел на стул около стола. На какой-то миг между ними воцарилась тишина. - И как давно вы поняли? – спросил Тино слабым голосом. Эдвард молчал, будто бы осторожно подбирая слова. - Несколько лет назад я заметил, что ты стал вести себя... странно. Будто ты был одновременно встревожен и в то же время невероятно счастлив. Я думал, что это твои люди меняют тебя, как и всех нас... Но затем Иван стал казаться слишком дружелюбным рядом с тобой, и то, как он всё время превозносил Финляндию... и к тому времени, как ты начал носить шарф в помещении, я действительно заподозрил, что... между вами что-то происходит. А когда Феликс начал распускать сплетни, я был вполне убежден. Тино мог лишь пристыженно кивнуть. Значит, они знали уже давно. - Тебе... некомфортно от этого? – тихо спросил он. - Не могу отрицать, я не вполне... доволен тем, что происходит, - признал Эдвард, и Тино почувствовал, как в груди всё сжалось. Пожалуйста, не отдаляйся от меня ещё сильнее. – Но ты всё ещё мой лучший друг, Тино. Ничто и никогда этого не изменит. Облегчение захлестнуло его, почти подавляя стыд, что он до сих пор ощущал. - Но... мне просто жаль, что я не узнал об этом от тебя, а не благодаря моим собственным предположениям... и Феликсу. - Прости, Эдвард, я... Я не знал, как тебе рассказать. Я так боялся, что всё изменится. И теперь всё и правда изменилось... – его голос сломался, но прежде чем сломался и он сам, эстонец шагнул к нему, заключая в родные объятия. - Эй, ты никогда не потеряешь меня. Ведь ты – всё ещё... ты. Тино вдохнул его близость, утешение Эдварда сняло все тревоги. Столько времени прошло с тех пор, как они обнимались вот так. Когда они закончили, его друг нежно посмотрел на него, но затем его лицо приняло озабоченное выражение, как было всегда, когда он беспокоился за Тино. - Я просто хочу быть уверен... то, что делаете вы с господином Россией... ты давал на это полное согласие? – осторожно спросил он. - Конечно, Эдвард, Иван ни к чему меня не принуждает, если ты об этом, - ответил Тино, внезапно охваченный смущением. Были случаи, когда русский... подталкивал его к вещам, которые он не вполне был готов делать. Но в конце концов он всегда соглашался. Желание впечатлить всегда побеждало его неуверенность. Так что всё было в полном порядке... так ведь? - Хорошо, - по голосу эстонца было понятно, что он не убежден до конца этим ответом. – И ты делаешь это... не для того, чтобы быть в его фаворе? - Что? Нет! Боже, нет, Эдвард... Я с ним не ради каких-то политических выгод, как хочется верить Феликсу... - Прости, я просто... мы боялись его и боролись против него столетиями, Тино. И мне трудно понять, как вся эта ненависть превратилась... вот в это. И всего лишь за пару десятилетий. - В прошлом я знал Россию только лишь как врага королевства, постоянную угрозу с востока. Я не знал... Ивана. Не так, как знаю сейчас, - он улыбнулся, тепло наполнило его. – Я знаю, что он может давить и контролировать... Но с такой огромной империей – что ему ещё делать! Но это ещё не всё. Он также может быть... нежным и внимательным. И притягательным. Эдвард нахмурился, слушая, как Тино говорил о русском с таким обожанием, будто его разум затуманился. Но ему всё ещё хотелось оказать поддержку, несмотря на сомнения и опасения. - Я верю тебе … но я действительно хочу быть уверен, что ты никоим образом не пострадаешь. Тино счел недоверие своего друга глупым. Впрочем... бессчетное множество раз он выходил из покоев Ивана, тяжело хромая, с ноющими синяками на бедрах, когда русский снова терял над собой контроль. Но Эдварду ни к чему было знать все подробности. - Я ценю твою заботу, правда, но ты беспокоишься на пустом месте, - заверил он своего друга. И себя самого. Эстонец задержался в его комнате допоздна, они провели время в беседах – не только об Иване, но и о том, о чем не говорили годами. Он чувствовал, будто с его груди будто сняли тяжелый груз. Теперь между ними воцарялась лишь приятная тишина, когда они лежали на кровати, глядя в потолок комнаты. Он скучал по таким моментам. - Тино, ты любишь его? Внезапный вопрос застал его врасплох. - А как... мы перешли к таким глубоким темам? – он выдавил смешок поверх своего дискомфорта. - Мне просто интересно... насколько серьезен ваш роман... Тино тщательно обдумывал свой ответ. До сих пор он знал любовь лишь близкого друга, такого, как Эдвард, но та любовь, о которой они говорили сейчас... Любовь, что таила в себе преданность и страсть. Счастье и радость, что могло принести одно лишь чье-то присутствие. Чувство удовлетворения, цельности рядом с кем-то... То, что было между ним и Иваном, - это сильное притяжение друг к другу, что быстро перерастало в горящее пламя, всепожирающее. Но была ли это любовь, он не уверен. - Я... я не знаю, - его ответ был настолько откровенным, насколько возможно. Иван вернулся домой неделю спустя. Он едва успел снять свое пальто, как финн без промедления подошел к нему. - Финляндия, я рад, что ты вышел меня встретить. Москва была... – начал он официально, но прервался, когда Тино крепко обнял его, уткнувшись головой в грудь русского. Неожиданное проявление нежности сбило его с толку. Он прекрасно знал, как его возлюбленный избегал любого проявления привязанности, когда они не были наедине. - Они знают, - прошептал Тино ему в грудь. Понимая, Иван вздохнул и поднял руки, чтобы ответить на объятие. - Мне жаль. - Нет, это должно было случиться... рано или поздно. Он гладил золотистые волосы северянина. - Ничто не должно измениться. - Я знаю. Просто... они думают, что поэтому моя земля на особом положении в твоей империи. - Значит, они глупцы, - Иван взял финна за плечи, чтобы взглянуть на него. – Они и правда считают, что я мог бы повлиять на мнение Александра, если бы он не хотел сохранить твою автономию? Они недооценивают его авторитет. Тино легко улыбнулся, но в его глазах всё ещё горела неуверенность. - То, что происходит между нами, не то же самое, что происходит между империей и великим княжеством. Я здесь ради тебя, Тино. И то, что они думают о нас, совершенно не важно. Глаза цвета голубики смягчились, теперь в них – облегчение и чистое обожание, и Иван почувствовал, как его охватила нежность. Никто и никогда не смотрел на него так за всю его жизнь. Это наполняло его как лаской, так и властным желанием. Ты никогда меня не покинешь. Примечания: *FELIKS, TO WYSTARCZY!! – ФЕЛИКС, ДОСТАТОЧНО!!