Дева и Двуглавый Орел

Наверное, хорошо, что теперь все всё знали. Ему больше не нужно было оглядываться через плечо, когда он шел ночью к Ивану, он мог оставаться у него до утра, не переживая, что его заметят, когда он будет уходить. Но всё же он продолжал носить шарфы, чтобы скрыть темные фиолетовые синяки на шее, что русский иногда оставлял на ней. Разоблачение не принесло ему облегчения, совсем наоборот, но после него у него не осталось ничего, кроме честности, что он мог предложить другим. Разрыв между ним и всеми остальными совершенно не исчез, но искренность точно могла к этому привести. Он мог лишь терпеливо прилагать усилия, чтобы постепенно улучшать отношения со всеми, надеясь, что со временем ему удастся вернуть их дружбу. Поздно вечером от тихо раскрыл дверь своей комнаты, чтобы снова провести ночь в других покоях. В его груди вновь трепетало предвкушение. В последнее время Иван был таким обходительным с ним. Стал нежнее, внимательнее к нему. И был безмерно страстным. Положение о языке десятилетней давности оставило трещину между ними, но Крымская война и новый царь многое изменили. Цензура в Великом княжестве была ослаблена, а масштабные экономические реформы, которые продвигал Александр II, оживили торговлю. Империя двигалась к лучшему, светлому будущему. И это ясно проявлялось в Иване. Он стал менее строгим по отношению к своим подданным, открытым для их предложений, готовым к переменам… Как будто он понял, что более либеральное правление – лучший способ сохранить стабильность его империи и сделать её процветающей. Эта мысль очень утешала Тино. Может, и другие наконец увидят лучшую сторону русского... Когда он вышел в коридор, дверь напротив его комнаты тоже открылась. Но из неё вышел не Феликс. Глаза Ториса распахнулись от удивления, когда он увидел в дверях сбитого с толку финна. - Добрый вечер, - неуклюже сказал Тино, так как ничего больше не шло в голову. Видеть литовца здесь было неожиданно. Торис и Феликс старательно скрывали свои отношения от глаз Ивана – обычно они проводили время не здесь, не вблизи покоев русского. - Добрый, - ответил прибалт, тупо глядя на него. Между ними воцарилась тишина. Будто каждый из них не знал, как продолжить разговор сейчас. Они годами нормально не разговаривали друг с другом. - Ты же не скажешь ему, что я здесь был, да? – наконец спросил Торис. - А? То есть... Конечно нет. Я не какой-то его личный шпион, я не отчитываюсь о том, что вы все... – поспешно начал убеждать литовца он, но затем увидал маленькую улыбку, говорящую, что спрашивал он не всерьез. - Я тебе верю, - сказал тот. Тино ответил ему улыбкой. Слышать, как Торис так благосклонно относится к нему после столь долгих лет, было облегчением, которого он очень жаждал. – Эй, мы можем поговорить... немного? На мгновение его объяло удивление от слов литовца. - Да! Было бы... прекрасно, - ответил он, пока радость наполняла его от этой просьбы. Может, ему удастся вернуть его дружбу. – Заходи... – он открыл дверь и придерживал её, пока Торис шел к нему навстречу. Литовец остался стоять у двери, явно не собираясь задерживаться надолго. Но Тино всё ещё был более чем рад, что он проявил инициативу и заговорил с ним. К сожалению, его восторг быстро сменился неуверенностью, так как он понял, что не знает, куда двигаться дальше. - Я хочу извиниться за Феликса... – Торис вновь первым нарушил молчание. – То, что он сказал, было совсем уже за гранью. Он не должен был... так унижать тебя. Тино мог только кивнуть, когда неприятные воспоминания всплыли перед глазами. С тех пор он шарахался от поляка, как от чумы. Феликс тоже избегал любого общения с ним. И он был рад этому, поскольку тишина была гораздо лучше, чем очередное оскорбление, брошенное ему в лицо. У него было ощущение, что Торис приложил усилия к тому, чтобы Феликс унял свою язвительность. - Спасибо. Хотя лучше бы я услышал это от него... - Это Феликс. Он не стал бы извиняться, даже если бы знал, что он неправ, - вздохнул Торис и снова взглянул на него. – Но я хотел поговорить с тобой не только, чтобы извиниться... Тино почувствовал, как надежда вновь загорается в нём, желая, чтобы прибалт так же хотел возродить их дружбу, как и он. Но добрый взгляд в зеленых глазах стал серьезным. - Я... я хочу, чтобы ты был осторожен. С господином Россией. Разочарование было горьким. Получается, Торис пришел сюда, чтобы дурно отозваться об Иване, чтобы посоветовать ему держаться от него подальше. Как будто ему нужно было какое-то наставление, чтобы принимать свои решения. - Я ценю твою заботу, но правда, я понимаю, что я... - Понимаешь ли? Выражение лица Ториса было унылым, будто он жалел его. Тино в раздражении нахмурился. Он уже обсуждал это с Эдвардом. Неужели все они были такого скверного мнения о его здравомыслии? - Послушай, я знаю, вы всё ещё боитесь его. Я понимаю. У вас на то есть все основания. Он всегда был твоим врагом и угрозой для тебя. Как и для меня, на протяжении веков. У него просто такая... угрожающая манера держаться, сквозь которую трудно что-либо разглядеть. И в прошлом его страна совершила довольно ужасные вещи. Он знает это. Но мы все их совершали... И не приходило ли тебе в голову когда-нибудь, хоть на миг, что это не всё, что в нем есть? Торис продолжал смотреть на него безо всякого выражения. - Иван... это не только его страна, - Тино был решительно настроен защитить русского. Если больше никто в этом доме не собирался. Тишина повисла над ними, а тревога вновь наполнила воздух меж ними. Тино задавался вопросом, сможет ли прибалт когда-нибудь позабыть свои страхи и старые обиды на Ивана. - Да, это так, - наконец сказал Торис. – Я верю, что есть много того, чего я о нем не знаю... то, что узнал ты. Но он... очень трудный человек. Я не уверен, способен ли он на что-то... стабильное и здоровое. На то, что ты заслуживаешь, - его последние слова были мягкими. Тино был бы им рад, если бы Торис, словно какой-то опекун, не говорил, что лучше для него. - Он заслуживает шанса показать, что он может стать таким. Маленькая улыбка показалась на губах Ториса от уверенных слов финна. - Ты хороший человек, Тино. Не у многих из нас есть такая... вера в лучшее, какая есть у тебя. Я надеюсь, ты не пострадаешь из-за этого, - его слова звучали искренне. – Но ты никогда не должен забывать, что, несмотря на то, как он ведет себя сейчас, он всё так же непредсказуем, как и его страна. А ещё он может быть... жестоким, - улыбка спала с лица Ториса, будто он вспомнил нечто ужасное. Тино нахмурился в сомнении, тревога вспыхнула в груди. - Что-то... случилось? – осторожно спросил он. Заметная глазу неуверенность Ториса усилилась. - Когда я попал сюда, после последнего раздела в 1795... Я был довольно... мятежным. Я был так зол за то, что он, Пруссия и Австрия сделали с Феликсом, с нами. Так что я противостоял ему, каждый раз, когда выпадала возможность, даже когда мои братья говорили, чтобы я этого не делал... И сначала он был так спокоен, он едва реагировал на мое дерзкое поведение. Наверное, он думал, что в конце концов я сам собой успокоюсь и приму свою судьбу. Но этого не произошло. В своем протесте я заходил всё дальше, пока маска не начала трескаться... Но когда я начал говорить по-польски на встрече с царем – тогда он потерял терпение. Финн слушал внимательно, пока холодная тревога сковывала его. - А что случилось... потом? Торис закрыл глаза, глубоко вдохнув и выдохнув, прежде чем продолжить. - Когда мы вернулись, он связал мне руки и закрыл мне глаза, потащил меня в подвал. А там он... – его голос сломался на последних словах. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться, прежде чем продолжить. – Он посадил меня на цепь, разорвал мне рубаху и... и... хлестал меня до крови. У Тино перехватило дыхание, от смятения у него закружилась голова. - И он оставил меня там, на всю ночь. Утром он пришел, обработал мои раны, улыбался и говорил со мной так, будто ничего не произошло. Тино мог лишь недоверчиво смотреть. Будучи воплощением народа, он знал, что они могли быть до ужаса жестоки друг к другу. Если шла война. Но он знал, что некоторые воплощения также избивали своих подданных за непокорность, но он думал, что Иван... не мог так поступить. Не после того, как он узнал его лично. Он не мог поверить, что человек, которого он так лелеял, был способен на подобную жестокость... - Но это произошло десятилетия назад. Я не хочу сказать, что он вновь может сделать так с кем-нибудь, но... есть в нем что-то такое... угнетающее. Он заявляет, что заботится о нас, как о семье, но он хочет переделать нас на свой лад, - голос Ториса был таким хрупким. Так ужасно, что страна, что когда-то была знаменитым Железным Волком Балтики, превратилась... в этого дрожащего, неуверенного человека всего за какие-то десятилетия. – С тобой он другой, я это вижу. И я верю, что он искренне заботится о тебе, но... просто будь осторожен. Не позволяй своим... чувствам дать ему обрести над тобой власть. Тино не знал, что ответить. Впервые он был по-настоящему не уверен в Иване. - Прости, если встревожил тебя. Я просто подумал, что ты должен знать... – Торис виновато взглянул на него. – И ещё кое-что... Я не верю в то, что сказал Феликс. В то, что наши чувства исходят из того, что ощущают наши народы, что мы вообще не... можем испытывать чувства сами по себе... И я не думаю, что он сам в это верит. Будь это так, мы с Феликсом не смогли бы пробыть вместе так долго, - сказал Торис с маленькой грустной улыбкой на губах. – Это всё, что я хотел сказать. Я не осужу то, как ты поступишь, но надеюсь, ты ясно понимаешь, что ты делаешь, - литовец отвернулся, потянулся к замку. - Погоди, Торис... – позвал Тино. – Спасибо. Я рад, что ты сказал мне всё это. И... мы можем... вернуться к тому, как всё было раньше? – тихо спросил он. До 1831 года. Литовец взглянул на него так, словно ему было больно. - Я бы хотел, но... не уверен, что я смогу. Он открыл дверь и ушел, не сказал больше ни слова. Тино остался на месте, с рухнувшими надеждами возобновить их дружбу. И с новой неуверенностью о своих отношениях с их господином. Той ночью он не отправился к Ивану. И ещё много ночей не мог собраться для этого с волей. 1861 год В Европе крепостное право практически исчезло ещё во времена Средних веков. В Российской империи этот институт всё ещё сохранялся. Но в девятнадцатом веке в России стала громко звучать оппозиция к крепостной зависимости. Университеты, писатели и интеллигенция широко поддерживали её отмену и призывали к реформам. Консервативное дворянство постоянно мешало их усилиям, но оппозиция росла, так как крепостное право было вопросом не только морали, но и вызывало множество проблем в экономике. Александр II стал тем, кто положил ему конец – и отменил крепостное право во всей империи. В Финляндии феодальные отношения не успели сложиться, поэтому крепостного права не существовало. - За наше прекрасное, светлое будущее! За ваше здоровье! – Иван поднял тост после завершения речи. Воплощения вокруг него подняли стаканы. - За ваше здоровье! – сказали они в унисон. Только Феликс держал рот на замке, скрестив руки. В этот вечер они лишь праздновали. Длинный обеденный стол был полон деликатесов, традиционных блюд со всей империи. Иван настоял, чтобы все они приготовили угощения со своих земель, чтобы отпраздновать разнообразие их огромного народа. Напитков тоже было вдоволь – он объявил, что сегодня «водка должна литься свободным потоком». Тино жевал свой второй карельский пирог, оживленно споря с Эдвардом об одном стихе в поэме «Калевала», о том, финское ли у него происхождение или эстонское. - Я тебе говорю, слова точно финские, ингерманландский диалект... – промычал с полным ртом он, указывая пальцем на друга. - Нет, они точно эстонские, - слова Эдварда застряли в горле, когда он увидел, как огромый русский появился за спиной финна. - Я свои слова знаю!! – упрямо заявил Тино. Ему понадобился миг, чтобы понять, что Эдвард больше на него не смотрит, взгляд его был неуверенным. Он обернулся. Даже не вздрогнул, когда увидел, что за ним стоял Иван. - А, это ты... так вот почему Эдвард выглядит, будто в штаны от страха наложил. - ТИНО!! Иван легко улыбнулся. - Прости, что прервал ваш спор. - Всё нормально. Эдвард всё равно его проигрывал. - Н-неправда! – эстонец сердито воззрился на него. Он ответил ему ухмылкой. Все трое какое-то время стояли на своих местах, пока Иван не прочистил горло, пристально глядя на Эдварда. Через секунду прибалтийский дух понял намек. - Ох! Я пойду... эээ... посмотрю, эм... как дела у Райвиса! – неловко сказал он, быстро развернувшись на каблуках и уходя. При этом он едва не запутался в своих ногах. Тино зажал руку ртом, не в силах перестать хихикать над неуклюжим уходом эстонца. - Я думал, что, прожив здесь больше ста лет, он не будет таким настороженным по отношению к тебе. Мне для этого хватило пары десятилетий. - Но ты ведь особенный, разве нет? – фиолетовые глаза глядели вниз с обожанием. Этот взгляд до сих пор заставлял его сердце биться быстрее, а ноги – слабеть. – Ты никогда не боялся смотреть на меня. Стоять лицом к лицу. Ни с самого начала, ни в любой из войн нашего прошлого. - Ну, раз уж мы соседи, лучше было просто научиться... иметь с тобой дело, - Тино улыбнулся ему. - Ты и правда научился, - Иван поднял руку, быстро провел по его щеке. – Ты занял довольно особое, свое собственное место в моей империи. И в моем сердце. Тино не знал, что отвечать. К счастью, казалось, Иван не ожидал ответа – он повернулся, оглядывая вечеринку вокруг них. Он улыбнулся, обводя взглядом семью, что сам создал. Несмотря на то, что они делали друг с другом в войнах прошлого, он пекся о них, о каждом из них. - Хотел бы я, чтобы прибалты... не боялись меня так сильно. Но не могу их винить. В восемнадцатом веке я был... другим человеком, - его улыбка погасла. Тино с грустью взглянул на него. Он тоже помнил те ужасы, с которыми создавалась его империя. Петр Великий построил новую столицу на спинах крепостных, завоевал обширные земли для своей растущей империи. Он всё ещё помнил чистую ненависть, которую он испытывал по отношению к Ивану тогда. Как он украл Эстонию и Ливонию, как он позже захватил и его в хаосе Великой Северной войны. Семь лет его страна и люди страдали от гнета, пока Швеция не забрал его обратно. Но теперь Иван другой. Тино хотелось верить, что это так. - Это было в прошлом. Ты изменился. И... мы ничего не получим, цепляясь за обиды прошлого. Русский вновь посмотрел на него, глаза его светились благоговейным трепетом. Он шагнул к нему, обхватив лицо финна руками. - Таких, как ты, и впрямь больше нет, Тино, - фиолетовые глаза пристально глядели на него. – Ты... придешь ко мне сегодня? Вопрос был задан осторожно. То, что его визиты стали происходить реже и между ними выросла некоторая дистанция, не прошло для Ивана незамеченным. Тино знал, что он сам был в этом виноват. Потому что как бы он ни верил в Ивана, он никак не мог выкинуть из головы тот разговор с Торисом. Но он не мог тонуть в неуверенности вечно. И решил, что сегодня он начнет сокращать это расстояние. - Приду... если к концу вечера смогу передвигаться, кроме как ползком, - улыбнулся он, и Иван восторженно рассмеялся. - Что ж... Я с радостью понесу тебя, если ты не сможешь идти сам. Тино тоже рассмеялся. Он уже чувствовал, как это ощущение легкости между ними возвращалось. Полный неуверенности, он почти забыл эту эйфорию. - Господин Россия!! Вздрогнув, они взглянули туда, откуда звали Ивана. Они даже не заметили, как маленький Аурель подбежал к ним. - Что случилось, Бессарабия? – Иван присел до высоты мальчика. - Я... я хочу, чтобы вы завоевали Румынию! – решительно сказал мальчик. Русский моргнул, ошеломленный внезапной дерзкой просьбой. - Сколько ты выпил? – спросил Тино, не в силах сдержать смешок. - Было бы здорово, если бы ты воссоединился со своим братом, но боюсь, я не могу просто так завоевать страну без причины. Особенно ту, что является вассалом Османской империи, - спокойно ответил Россия с ласковой улыбкой. Маленькое воплощение фыркнуло, скрестив руки. - А я думал, что ты сильный! - Не настолько сильный, - сказал он, взлохматив волосы Ауреля. Тино почувствовал, как нежность наполняла его, пока он глядел на них. Несмотря на все ужасы, что происходили в прошлом, Иван сейчас – другой человек. Он никогда не обидит его или кого-нибудь другого здесь, только не теперь. Он уверен в этом. И надеялся, что сможет убедить других – чтобы они тоже это увидели. Январь 1863 года. На этот раз, выходя из своей комнаты поздно ночью, он направлялся не к покоям Ивана. Иван вновь уехал из дома, отправившись, как обычно, по делам империи. Сейчас он хотел навестить Эдварда, чтобы сделать ему сюрприз, и надеялся, что эстонец не слишком устал, чтобы он составил ему компанию. Прямо сейчас ему действительно не помешал бы ночной разговор со своим лучшим другом. Когда он достиг другой стороны второго этажа, он услышал тихий, но отчетливый шепот в одной из комнат. - Пришло время восстать! Подполье собрало людей, распространило вести, набрало оружия... Мы готовы выступить! – он узнал голос Феликса. Ещё одно восстание? Сердце Тино сжалось от тревоги. Польша и Литва, вы... глупцы! Как вы не понимаете, что лишь навлечете на себя ещё больше бед? - Разве ещё не слишком рано? Если мы ещё немного подождем, мы сможем лучше подготовиться, собрать больше солдат... – к его изумлению, этот голос не принадлежал Торису. Говорила Катюша. Какой бы заговор ни планировал поляк, он в жизни не представил бы, что ему удастся втянуть украинку в это безумие. - Мы больше не можем позволить себе ждать! Россия и его проклятый царь уже изошлись подозрениями в отношении меня и моего народа, - поспорил Феликс. - Но Феликс, ты уверен... – присутствие Ториса не было неожиданностью. - Я согласна с Польшей. Мы должны выдвинуться сейчас, - третий голос принадлежал той, в присутствие которой он меньше всего был готов поверить: Наташе. Он не мог поверить, что Феликс убедил даже её, ту, которая явно очень любила своего брата, присоединиться... Кто ещё там был? Эдвард с Райвисом тоже? Даже Аурель? - Кто-то стоит за дверью, - внезапно сказала беларуска, и Тино обмер. Он будто чувствовал ледяной взгляд из-за двери. Секунды спустя она распахнулась, и Тино встретился со свирепым взглядом зеленых глаз. - Я-я шел проведать... Эдварда, - сбивчиво объяснил он. В комнате стояли лишь четыре персонификации, которых он услышал. - Так и знал, что мелкая собачонка России будет что-то разнюхивать, - прорычал Феликс. - Я не– ! Я правда просто проходил мимо, я не собирался подслушивать... всё это! - Значит, ты услышал нас. Его взгляд в смущении устремился в пол. Вероятно, всё выглядело именно так, как обвинял его поляк. - Итак, что мы с ним сделаем? – спросил Феликс с очевидной угрозой в голосе. Финн застыл. Меньше всего он хотел драться с ними всеми... да и против четырех человек у него не было ни единого шанса. – Свяжем и оставим в лесу? Он же не помрет. Может, немного померзнет. Или немного пообтрепается, если в лесу есть волки или вроде того, - ухмыльнулся Феликс, увидев страх в глазах финна. - Я не расскажу ему, - твердо произнес Тино. Как он и сказал, он не шпионил для Ивана. Ему просто не повезло оказаться в неправильном месте в неправильное время. У него не было никакой причины рассказывать об этом русскому. - И ты думаешь, мы реально... поверим тебе? – закатил глаза поляк. - Поверите или нет, дело ваше. Это правда, я не хочу встревать... - Так же, как не хотел встревать в 1831? – сузил глаза Феликс. Тино понял, что не мог придумать ничего, чтобы защититься. Он знал, что у них нет причин ему верить. В их глазах он был никем иным, как маленьким верным княжеством, что беспрекословно подчинялся России... - Я ему верю, - внезапно сказал Торис. Все взгляды устремились на литовца, одинаково изумленные. - Лит, ты что, серьезн... - Феликс, Финляндия – не лжец. Может, он и повинуется империи, но пока его страна и люди напрямую не вовлечены, я не думаю, что он захочет нас выдать. Поляк долго смотрел на своего партнера, размышляя. Торис выдержал его взгляд. Тино задержал дыхание. - Ладно, - наконец сказал он и затем развернулся, переводя резкий взгляд на финна. – Тебе лучше держать рот на замке. Или я пошлю своих людей, и они дойдут до самого севера, чтобы разнести тебе столицу. - Я ничего не слышал, - ответил Тино с облегчением. Он быстро развернулся, направляясь туда, откуда пришел. Вечерний разговор с Эдвардом мог подождать до лучших времен. Он разрывался между тем, чтобы сохранить свою верность и сдержать своё слово. Превыше всего Тино всегда ценил честность и выполнение обещанного. Но если он даст Ивану знать об их плане, то они смогут избежать сражения в войне, которую они проиграют, и, возможно, даже получат более легкое наказание... Но тогда он наверняка потеряет последнюю каплю уважения, которую эти четверо испытывали к нему. Тино хотелось, чтобы он выбрал другой вечер для визита к другу – и никогда бы не узнал об их планах. Через несколько дней, когда Иван вернулся, он решил сдержать своё слово и ничего ему не рассказал. Даже если он знал, что русский расценит это как предательство. После поражения в Крымской войне Российская империя была политически и экономически ослаблена. Польша, как и Литва, с тех пор были беспокойны и ждали шанса вновь восстать. Патриотические демонстрации, начавшиеся ещё в 1860 году, быстро стали многочисленными, несмотря на их жестокое подавление. Александр II ужесточал контроль в этих губерниях, применил к организаторам жестокие репрессивные меры, сослав их в глубь России. Молодых поляков призывали на службу в Императорскую армию, что было попыткой подорвать их национальное движение, но они узнавали об этом заранее и уходили в подполье. Семена восстания были посеяны, и остановить его было уже невозможно. - Доброе утро, Финляндия, - поприветствовал его Иван, когда он зашел в столовую, чтобы присоединиться к завтраку. - Доброе, - ответил он, протирая всё ещё сонные глаза и садясь на своё место. Первое, что он заметил – то, как... как мало их было. Лишь духи Эстонии, Ливонии и Бессарабии сидели на своих местах. А ведь он обычно приходил одним из последних, с его обыкновением ложиться спать поздно. Второе, что он заметил – видимое напряжение на лицах Эдварда, Райвиса и Ауреля. Он быстро осознал, что произошло. - Может, ты видел остальных, когда шел сюда? – спросил его Иван с льстивой улыбкой. Но было ясно видно – он был на грани. - Нет, я никого не встретил, - ответил Тино ровным голосом. - О, это... странно. Как и все остальные, - теперь в голосе русского прорезалось заметное давление. – А теперь, когда и ты на месте, позволь мне повторить мой вопрос уже вам всем... где Польша, Литва и мои сестры? Это было сказано тем повелительным, властным тоном, что он всегда использовал, когда хотел напомнить им, где их место. - Мы-мы не знаем, господин Россия, - Эдвард изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно. Райвис и Аурель продолжали сверлить взглядом свои тарелки, не шелохнувшись. - Я тоже, - Тино задумался, удалось ли ему сохранить иллюзию неведения. Взгляд фиолетовых глаз русского пронизывал насквозь. - И всё же, мне кажется, что все вы знаете, что их нет дома. Финн сжал почти трясущуюся руку в кулак. - Мы... мы не знаем, куда они ушли... - Так значит, они ушли?! – Иван повысил голос так резко, встал так быстро, что все они содрогнулись. Его глаза распахнулись в ярости – и всколыхнули в Тино тот ужас, что он не чувствовал к нему уже десятки лет. Никто не осмелился ответить на вопрос, и финн едва ли находил в себе силы, чтобы выдержать взгляд Ивана. Русский схватил стакан и швырнул его в стену. Тино подпрыгнул от звука разлетающихся осколков. - Я сейчас отправлю весть царю. А вы все – готовьтесь. Нам нужно подавить восстание, - он ушел, оставив всех четверых на своих местах, смятенных и напуганных. Тино больше не мог сдерживать дрожь. Мобилизация началась без промедления. Он не мог не испытывать жалость к Торису и Феликсу. Было безрассудно и слишком дерзко снова затевать восстание, но теперь, после того как они втянули сестер Ивана, он боялся того, что их ждало в будущем. О чем они думали? О воссоздании Речи Посполитой? Они должны были знать, что это несбыточная мечта. Россия никогда не позволит этому случиться. И Иван не пожалеет усилий, чтобы это гарантировать. - Финляндия, - он вздрогнул, когда услышал голос Ивана за своей спиной. Сейчас рядом с ним тяжело не быть взвинченным. Русский серьезно глядел на него сверху вниз, словно оценивая. – Как ты знаешь, империя переживает очень беспокойные времена. - Да, ситуация... нестабильная, - сказал он. Прошло много времени с тех пор, как ему приходилось подбирать слова рядом с Иваном. - Да. И ты наверняка знаешь, что Александр озабочен тем, кто теперь ему верен, - фиолетовые глаза воззрились на него сверху вниз, не мигая. – Его подданные со всей империи отправили послания, чтобы поклясться в своей верности. Но он не мог не заметить... отсутствия послания из Великого княжества. Холод слов Ивана пробрал его почти до дрожи. Но он будет стоять на своем. - Возможно, мои люди считают, что их верность настолько безоговорочна, что посылать ничего не требуется. - Возможно, - склонил голову Иван. Тень нежности уже отразилась на его лице. – Царь хочет поехать в Финляндию, самому убедиться в настроениях твоих людей. Но сам я должен выдвинуться в Польшу со своими солдатами, и верю, что ты сам можешь сопроводить Александра. Его глаза распахнулись от изумления. - Значит, я... не присоединюсь к тебе в Польше? – с неверием спросил Тино. - Нет, я считаю, что лучше, если ты сейчас будешь присутствовать на своей земле, - на его губах отразилась мягкая улыбка. – Я верю тебе, Тино. И отныне ты нужен мне, чтобы гарантировать верность царю Великого княжества, преданного друга империи, которым оно всегда и было. - Даю тебе слово, - решительно ответил он. И с облегчением – оттого, что ему не придется снова поднимать оружие на своих друзей, чтобы доказать свою верность. Июль 1863 года. Вся гавань Хельсинки была украшена, а на причале установлены парадные ворота с приветствием на финском языке наверху. Гавань кишела людьми, аплодирующими и размахивающими руками, пока корабль приближался. Вскоре марширующий оркестр заиграл живую, быструю мелодию. Тино гордо улыбался. Город действительно не сдерживался, когда доходило до вечеринок и гуляний. Он с опаской поглядывал на Александра II, стоящего рядом с ним. Он надеялся, что церемония, как минимум, произведет хорошее первое впечатление. Но он понятия не имел, о чем думал царь – выражение лица этого человека ничего не выдавало. Все эти парады были бессмысленны, если он не верил, что их верность непоколебима. Празднества продолжались весь день. Они ездили по столице, встретились с несколькими важными персонами и смотрели парады в честь царя. Вечером даже состоялся грандиозный бал. Его люди действительно делали всё возможное, чтобы убедить Александра в своей преданности. Тино мог лишь надеяться, что этого достаточно. Через пару дней они поехали в Хяме, на финальный смотр. Здесь царь должен был проверить состояние армии в княжестве. В их приветственном эскорте из города находилось знакомое лицо, которого он не ожидал там увидеть. - Тино, мальчик мой, я так рад тебя видеть! – присутствие одного из его ближайших соотечественников стало приятным сюрпризом. - Снельман! Я тоже очень рад, но почему..? - Потому что я хочу подарить нашему милостивому правителю это, - писатель достал документ. Тино присмотрелся и осознал – это была официальная декларация. – Вот... это наконец позволит твоему языку получить статус, которого он заслуживает. Он с любопытством глядел на человека, взяв в руки бумагу. Тино внимательное читал написанное. Сильный энтузиазм охватил его, когда он понял его намерение. Это распоряжение… о том, чтобы финский стал официальным языком во всех учреждениях наряду со шведским в следующие 20 лет! Недоставало лишь подписи самого царя. Его сердце забилось в груди от радости и гордости. - Это... взаправду? Ты правда отдашь это царю на подпись? - Так же взаправду, как то, что ты держишь распоряжение в руках. Я лично передам его Александру. Он был так рад, что мог лишь заключить мужчину в тесные объятия. Писатель был ошеломлен внезапным проявлением чувств, но вскоре обнял его в ответ, мягко улыбаясь. - Спасибо, Снельман... – Тино почувствовал, как глаза его увлажнились от волнения. - Я рад видеть, что Великое княжество спокойно, как и прежде, - наконец сказал Александр. Он держал его и его чиновников в напряжении, почти не выражая своего мнения до этой минуты. – Финляндия остается верной империи. Я позабочусь о том, чтобы она получила заслуженное уважение. В знак благодарности я объявлю, что в сентябре состоится сейм, на котором я вместе с сословиями обсужу будущее законодательных инициатив в Великом княжестве. Его облегчение в считанные секунды обратилось восторгом. Он совсем не ожидал, что результат окажется настолько прекрасным. Царь, по сути, выражал согласие на расширение самоуправления в конституции его земли! Тино широко и счастливо улыбнулся, предвкушая светлое будущее. Александр II может оказаться одним из самых щедрых правителей Великого княжества. Сословный сейм открылся в Хельсинки в сентябре 1863 года и длился в до следующей весны. Внесенные изменения включали превращение сейма в регулярно созываемый орган и право сословий на юридические инициативы по всем вопросам, кроме конституционных. Финны желали большей широты самоуправления, но Александр II всё же прервал паузу, в течение которой сейм не собирался с 1809 года. Из Польши восстание перекинулось на Литву, части Белоруссии, Украины и Ливонии. Несмотря на непоколебимую стойкость повстанцев, они по-прежнему не могли должным образом вооружиться и сильно уступали в численности. Подпольное польское национальное правительство рассчитывало в конечном итоге получить иностранную помощь. Даже притом, что великие державы Западной Европы, такие как Франция и Великобритания, сочувствовали полякам, они в конце концов не предложили никакой поддержки, кроме дипломатических усилий, поскольку не желали вступать в новый конфликт с Россией. Без поддержки повстанцы были вынуждены использовать рискованную партизанскую тактику, которая была недостаточно эффективна против обученных имперских солдат. Пойманных повстанцев публично казнили или депортировали в Сибирь, из-за чего многие сочли борьбу безнадежной и отказались от неё. Несмотря на безвыходное положение, восстание продлилось весь год и продолжалось до июня 1864 года. 1864 За те десятилетия, что он являлся Великим княжеством, ему ещё не приходилось проводить такое долгое время в своей стране. Целый год. И теперь, по возвращении в Петербург, он самым явственным образом чувствовал те пустоту и оторванность, то, что ему здесь просто не место в том же смысле, в каком он ощущал себя на своей собственной земле. То, как каждая клеточка в нем тянулась туда, где находились его люди. Веками он являлся половиной Швеции, настолько слившись с ней, что попросту забыл, каково это – осознавать собственное достоинство, чувство принадлежности к своим корням. Теперь он каким-то образом понимал постоянные протесты Феликса. Должно быть, поляк чувствовал эту оторванность ещё сильнее, чем он, ведь его королевство обладало богатой и гордой историей, насчитывающей столетия к моменту, когда оно было разорвано на части. Если достоинство нации было уничтожено таким образом, неудивительно, что в глубине его души засела жгучая ненависть. Он всё ещё не поддерживал его действия, но понимал, почему Феликс делал то, что он делал. Звук открывающейся двери в коридоре напугал Тино. Он отложил книгу в сторону и встал. Он был один уже несколько недель, надеясь, что остальные скоро вернутся. Даже если он понимал, что это значило. Что Восстание подавлено навсегда. - С возвраще... – слова умерли у него на губах, как только он увидел их. Иван безучастно смотрел на него, с той гнетущей и устрашающей аурой, что так пугала его в его прошлой жизни. Этот проблеск прошлого заставил его почувствовать смутный страх, даже притом, что явной причины тому не было. Сбоку от русского стояли Эдвард, Райвис и Аурель, которым было приказано присоединиться к нему на поле боя. Все они выглядели угрюмыми и измученными. Тино никогда не одобрял решения Ивана взять их собой – они не заслужили смотреть на все эти страдания. Но он знал, что Ивану нужно было, чтобы они увидели собственными глазами, что случается с бунтовщиками в его империи. Позади них стояли четверо беглецов. Закованные в цепи. Все они выглядели измученными месяцами отчаянной борьбы, которая в итоге оказалась напрасной. Горечь от их поражения была более чем заметна. Но то, что потрясло его больше всего – это Феликс. Он выглядел таким... сломленным. Зеленые глаза, казалось, потеряли ту непоколебимую искру, теперь они лишь устремились вниз, пустые и туманные, от всей его позы веяло угнетенностью. Будто в этот раз его растоптали так сильно, что феникс больше никогда не восстанет из пепла. В тот момент Тино искренне хотелось, чтобы исход оказался другим. - Спасибо, Финляндия. Я рад сообщить, что теперь мы все дома, - слова Ивана прервали его разглядывание. Русский смотрел на него с нежной улыбкой. У Тино едва ли нашлась воля ответить ему тем же. Атмосфера за обеденным столом в тот вечер была удушающе напряженной. Не было ни разговоров, ни того чувства близости, что им удалось выстроить друг между другом за десятилетия жизни вместе. Тино задавался вопросом, а что если теперь ничего исправить невозможно – сможет ли Иван простить их и в этот раз? - Польша, ты должен поесть, - внезапно сказал Иван. Для него не прошло незамеченным, что Феликс лишь оцепенело смотрел на свою тарелку, не шевелясь. - Я не голоден, - тихо сказал он. Тино никогда не слышал, чтобы поляк говорил так... подавленно. Но его всё равно впечатляло, что даже сейчас, в таком состоянии, он оказывал какое-то подобие сопротивления их господину. - Ты начнешь есть, или мне придется засунуть эту еду тебе в глотку, - в голосе русского теперь слышалось давление, говорившее о том, что он совершенно серьезен в своих угрозах. Какое-то время Феликс не двигался, пока Иван смотрел на него. Все воплощения за столом напряглись, ожидая худшего. Но наконец Феликс взял ложку и потянулся к супу. Когда он отхлебнул, Иван улыбнулся и продолжил трапезу, как будто ничего не случилось. - Чтобы обеспечить вашу безопасность и спокойствие в нашем доме в будущем, я должен изменить правила, которые касались каждого из вас, - он вновь заговорил. – Эстония, Ливония, Бессарабия – ваши жизни не изменятся, ваши губернии останутся в том же состоянии, что и прежде, - позы трех маленьких воплощений заметно расслабились после этих слов. – Украина и Беларусь, я понимаю, что здесь вас не вполне можно винить. Вас... подстрекал ваш предыдущий правитель, он ввел вас в заблуждение своими лживыми обещаниями. Но так как вы всё равно замешаны, то отныне правила будут более строгими. Ваши визиты на ваши земли станут более редкими, и все они будут проходить под моим наблюдением, - он говорил командирским тоном, но было очевидно, что Иван не хотел перекладывать вину на своих сестер, не хотел верить, что они могли желать отделиться от него исключительно по своей воле. Гораздо легче просто свалить всё на Феликса. Он обратил свой взор на поляка и его партнера рядом с ним – глаза были холодны и безжалостны. - Польша и Литва. Вы двое, без сомнения, виновники этого безумия. То, что вы сделали, нарушило нашу гармонию, которую я терпеливо создавал с момента вашего первого восстания. Я старался бережно поддерживать её, чтобы все здесь пребывали в согласии, видели друг в друге товарищей, семью. Но вы двое... вы никогда так не считали, не правда ли? – голос Ивана с каждым словом становился всё злее. – Я хотел, чтобы было по-другому. Я думал, что вы оба дорастете до своего положения – до положения верных союзников империи. Ведь с вашей силой мы бы все стали сильнее. Но всё, чего вы хотели – вернуть вашу драгоценную Речь Посполитую... постоянно восставая против меня, нарушая наш покой. Почему вы просто не можете принять, что ваше королевство мертво и похоронено! – спокойный тон, с которым он начинал, исчез, и теперь на его место пришли лишь яростные крики. После своего срыва русский тяжело дышал, он с отвращением глядел на подданных, а в глазах его читалось неистовство. Сейчас Тино не мог узнать человека, к которому он испытывал чувства. Ведь этот человек выглядел так, будто без колебаний был готов сокрушить каждого, кто стоял у него на пути. Но Иван, казалось, сумел снова вернуться к своей маске спокойствия и уверенности. - Теперь вы будете под строгим надзором. Всё, что вы делаете в доме, не пройдет незамеченным. Вы не будете получать ни писем, ни бумаг, ничего, что бы сперва не прошло через меня. Вы не покинете дом без присмотра. И пока не будут отсеяны последние крупицы вашего радикального национализма, вы не будете посещать свои земли. У Тино в груди всё сжалось. Это ведь может растянуться на десятилетия. Быть полностью оторванным от своей земли, от своих людей на такой долгий срок – одна из худших вещей для воплощения, которую только можно было вообразить. Он понимал, почему Иван это делал, но... это было так жестоко. - Я рад сообщить, что здесь ещё есть тот, кто пользуется моим безоговорочным доверием... Финляндия, Великое княжество вновь показало российскому престолу, что оно остается его верным другом, даже когда половина империи пребывает в хаосе. В других обстоятельствах он бы почувствовал безмерную гордость от слов Ивана. Но сейчас всё это казалось таким несправедливым. Пока все остальные теряли последние крупицы суверенитета, его права лишь ширились. - Ты волен отправляться в свои земли, когда того пожелаешь. Для твоих визитов тебе больше не нужно моё одобрение, а дела свои будешь вести так, как посчитаешь нужным. Всё это настолько сильно контрастировало с тем, что только что потеряли Феликс и Торис, что он не мог не чувствовать себя стесненно из-за своего «повышения». И объявлено это было вот так, при всех, для того, чтобы подчеркнуть, чего могли добиться верные подданные. Если бы только всё это оставалось лишь между ним и Иваном... но поскольку все они знали, что их отношения – нечто большее, нежели чем отношения между господином и подданным, не было никаких сомнений, что в нём продолжат видеть исключительно «фаворита». В чем теперь точно можно было быть уверенным – так это в том, что раскол между ним и всеми остальными станет лишь шире. Позже тем вечером Тино направился в покои Ивана. Но шел он туда не чтобы утолить тоску по близости. Иван улыбнулся ему, когда финн вошел, обрадованный его присутствием. Он не терял времени, подходя к нему и заключая его в тесные объятия. - Я скучал по тебе, Тино. Во всем этом ужасе я думал о твоих глазах, о твоем теле рядом с моим. В некоторые ночи эти мысли были единственным, в чем я мог найти утешение, - прошептал он и поцеловал его в лоб. Его ладонь уже тянулась под одежду финна, чтобы коснуться кожи под ней. - Мы можем поговорить? – Тино прервал его, взяв того за руку. Иван слегка нахмурился, но остановился. - Конечно. Они сидели так же, как в те времена, когда между ними была лишь дружба – за столом Ивана, у каждого – по стакану с водкой. Иван глядел на него, ожидая, пока тот заговорит. Тино отбросил в сторону свою неуверенность. Разговор будет не про него. - Ты уверен, что... стоит ограничивать их вот так? – наконец спросил он. Ему не было нужды объяснять, кого он имел в виду. Иван, кажется, прекрасно всё понял – его взгляд сделался более серьезным. - Да, я абсолютно уверен, - сказал он, не углубляясь в дальнейшие объяснения. Тино понял, что ему придется надавить, если он хотел получить более полный ответ. - Мне... мне кажется, что это слишком сурово, - он не знал, откуда у него набралось столько смелости, чтобы вот так противостоять русскому. Фиолетовые глаза Ивана распахнулись в возмущении. – Я понимаю, почему ты это делаешь... Но пока их люди продолжают упрямиться, они всегда найдут способ поддержать их. Это угроза для тебя, это понятно. Но это... полностью оградить их от их земель, оторвать от них их идентичность – это не даст ничего, только разожжет их ненависть к тебе. Иван продолжал молча смотреть на него. Из-за его нечитаемого выражения Тино не мог понять, о чем он думал. Пепельноволосый мужчина вздохнул и отпил глоток своего напитка. - Может, это и выглядит, как жестокая мера, но она необходима. Поначалу я пытался быть великодушным правителем, это и правда было так. Я дал Польше автономию, я позволил Литве устроить у себя в Вильнюсе престижный университет... Я дал им столько независимости, сколько осмелился, чтобы они поняли, что им больше нет нужды видеть во мне врага. Что моя империя может предложить им защиту, которую не могло предложить им их королевство, - из того, как он говорил, казалось, что Иван искренне верил в благие намерения своей нации. – Но они отвечали мне злобой и бунтом, раз за разом. Я понял, что они никогда не будут довольны, что они всегда будут смотреть на Запад, и скорее выберут неопределенность существования как самостоятельная нация, зажатая между великими державами, где они никогда не смогут быть в безопасности. И я понял, что успокоить их может только более тесное единство их стран с Россией, - Тино был поражен, какой глубокой казалась вера Ивана в его слова. Что его угнетение могло заставить их... образумиться? - Но... что насчет Великого княжества? Ты сам видел, мы... я процветаю с той автономией, что ты мне дал. Разве это не доказывает, что... если ты ослабишь контроль, то со временем получишь их уважение, их верность? – осторожно спросил он. Если бы он только мог заставить русского понять, что он не обязан это делать... - Ты всегда был другим, Финляндия, - Иван ласково улыбнулся ему. – Ты в состоянии поступать благоразумно, в состоянии извлечь пользу из ситуации. Ты можешь отбросить наши старые обиды, наши войны – мы знаем, их было так много. Но Польша и Литва, они всего лишь пытаются цепляться за славу своего прошлого... Они не могут смотреть дальше из-за горечи потери того, что у них было. Для них я никогда не буду кем-нибудь иным, кроме как угнетателем, что бы я ни делал. Тино не знал, что ему ответить. Ему не нравилось это признавать, но Иван... был прав, хотя бы частично. - Но... я учту твои слова. Ведь они всегда исходят из добрых намерений, - русский удивил его, и внутри него вспыхнула маленькая радость. Это не было обещанием, но это уже кое-что. И он знал, что мог сподвигнуть Ивана на большее, и другим образом тоже... Тино встал со стула, пошел к Ивану, глядя тому в глаза. Русский не поднимался со своего места, даже когда он встал вплотную к нему. Редко когда Тино имел возможность вот так сверху вниз смотреть на гораздо более высокое воплощение. Он уже мог разглядеть, как яркое желание вспыхнуло в фиолетовых глазах. Опустив ладони на широкие плечи, он уперся в них и сел верхом Ивану на колени. - Я надеюсь, что ты внимательно их обдумаешь... – он прильнул ближе для поцелуя. – А теперь позволь мне выразить мою благодарность за всё, что ты дал Великому княжеству. И то, как сильно я по тебе скучал. Автономия Польши была упразднена после Январского восстания, она была полностью включена в состав России и превращена в Привислинский край. Польский язык был изъят из делопроизводства и системы образования. Литва тоже была вынуждена пройти через похожие реформы. Земли, ранее входившие в Речь Посполитую, подверглись жестокой русификации. Изо всех сил Тино пытался убедить русского ослабить его удушающую хватку вокруг Феликса и Ториса. Он предлагал сделать небольшие уступки, говорил, как хорошо они справляются со своими обязанностями, предлагал дать ему присмотреть за ними, чтобы они не вышли за рамки... Но несмотря на все его усилия (и словесные, и физические), Иван был непоколебим. Постепенно для него стало ясным – даже в его положении он не способен повлиять на устремления империи. 1868 В течение нескольких лет в 1860-х годах урожай в Финляндии оставался скудным. Население сильно выросло за первую половину девятнадцатого века, но сельское хозяйство всё ещё оставалось слаборазвитым. Весна 1867 года выдалась очень холодной, лето – дождливым, а осенью жатва совершенно не удалась, так как зимние ночные морозы ударили совсем рано. Поскольку море замерзло, а железная дорога к Санкт-Петербургу всё ещё не была завершена, раздобыть урожай извне стало практически невозможно. Из-за того, что руководство страны слишком поздно отреагировало на кризис, Финляндия столкнулась с острой нехваткой продовольствия. Кашель не прекращался. С прошлого года он чувствовал слабость от усталости, которая, казалось, становилась всё хуже и хуже. И всё это время он худел, и его голод не проходил, что бы он ни ел. Из его тела словно высосали всю силу, кости выпирали везде, а кожа сделалась белой, словно зима. Тино ощущал себя призраком, что медленно исчезал. Но каким-то образом он просыпался. У него едва хватало сил выйти из комнаты, но ему всё же удавалось. Его люди страдали, но они крепкие, они не погибнут, даже если в худшие свои минуты ему казалось, что так и случится. Эдвард приходил к нему каждый день, всегда принося с собой еду и помогая ему её есть, несмотря на его протесты. Так стыдно, что его приходится кормить, словно ребенка, но Тино знал, что если бы не упрямство его друга, он бы и половину не съел – ведь каждый кусочек на вкус был, как вина, что он чувствовал, поскольку его люди голодали. После трапез он никогда не насыщался. Но самым страшным были не вечная усталость и голод, а ночные кошмары. В них он видел хилых людей, что бродили по дорогам, их глаза были пусты и голодны. Они выглядели, будто призраки. Иногда и он был среди них, брел без цели, просто чтобы найти хоть что-то, что могло наполнить его пустой желудок. Иван приходил утешить его всякий раз, как мог. Нежно гладил его, пока рассказывал сказки или читал ему стихи. Когда Тино чувствовал, будто хуже ему быть не может, русский ложился рядом с ним, заключая его в свои объятия. Тино всхлипывал у его груди, пока Иван шептал ему слова утешения («все будет хорошо», «это пройдет – ты вновь воспрянешь»). Когда худшее было позади, Иван рассказал ему, что между его столицей и Петербургом будет проложена железная дорога. Чтобы его людям больше никогда не приходилось проходить через такой голод. В 1867 и 1868 годах более восьми процентов населения Финляндии погибло от голода и болезней. Память об этом на десятилетия оставила длинную тень в сознании людей. Сельское хозяйство в стране начало быстро развиваться, чтобы избежать повторения такого кризиса. Это был последний крупный голод в Европе, вызванный естественными причинами. 1873 Он наконец чувствовал себя лучше. Даже если голод и оставил на нем шрамы, и пройдет ещё много времени, прежде чем он сможет излечить их, будущее вновь виделось ему светлым. Стоял тихий летний вечер. Воздух был теплым и спокойным, его не окружало ничто, кроме звуков природы. Был прекрасный вечер, чтобы просто сидеть здесь и погружаться в историю, позволить миру слов унести себя. И у книги, что он читал, определенно получалось. Это не было типичной историей о героях и мифах, что обычно писали его люди и чем они гордились. По сравнению с ними, эта книга была более... реалистичной. Персонажи были какими угодно, но не благородными, напротив, они были нелестно упрямыми и простыми людьми. Не было ни единого намека на романтические элементы, к которым он привык. И всё же он находил такое их описание... увлекательным. Он раньше не читал ничего подобного на своем языке. Это настолько откровенно честное описание его народа, что он чувствовал себя, как дома. Он не был уверен, как долго он сидел, прежде чем звуки шагов за его спиной привлекли его внимание. Он глянул через плечо, встречая знакомые фиолетовые глаза. - Что ты читаешь? – спросил Иван, глядя на текст. - Новая работа. Одного пока ещё малоизвестного писателя, - Тино улыбнулся ему. – Она... другая. Очень честная. В ней нет ничего романтического. Но я думаю, она получит признание в литературных кругах моей страны. Она и правда этого заслуживает. - Похоже, автор очень смел, - Иван сел рядом с ним. – Немногим хватает духу пойти по иному пути, нежели тот, что популярен в их время... Как называется? - «Семеро братьев». - Хотел бы я услышать, как ты расскажешь мне эту историю. Просьба привела его в восторг. В эти дни они редко проводили вечера за рассказами историй и стихов. Иван был более заинтересован в том, чтобы услышать, как развивались его земли или каких мнений придерживались его люди, особенно в отношении его империи. Чаще всего их вечера становились жаркими столь быстро, что ни на какие рассказы не хватало времени. - Дай мне время, и я переведу её для тебя, - Тино наклонился, чтобы поцеловать его в щёку. Иван светло улыбнулся, но его улыбка не задержалась надолго. - Что случилось? – спросил Тино, заметив его обеспокоенное выражение лица. - Просто... ситуация на Балканах. Народы там, те, что под властью Османской империи, становятся беспокойными. И они хотят, чтобы я им помог. Финн задумчиво кивнул. Отношения России с турками были плохими с самой Крымской войны. Неудивительно, если между двумя империями вспыхнет ещё один конфликт. - И ты пойдешь..? – спросил он. - Если мои славянские братья умоляют меня о помощи, я её предоставлю. Их люди – православные под властью османов. Они нуждаются в защите. И обезопасишь свои позиции на Черном море. Со временем он научился считывать политические намерения между строк. Конечно, если ситуация обострится, Иван пожелал бы вмешаться не только из доброй воли и сострадания. - Возможно, твой батальон снова получит шанс завоевать репутацию... – в глазах русского был тот самый блеск, а голос слишком льстив. Тино закатил глаза. - Ладно, я пойду, - сказал он, уже угадав, какой будет последующая просьба. На его щеку легла рука, повернув его лицо к Ивану. - Всегда так приятно вести с тобой дела. Такой сговорчивый... - Вести дела? Это всё, чего ты от меня хочешь? – спросил он, дразнясь. Теперь рука скользила по его груди, мягко толкая его на землю. Вскоре весь его взор загораживала огромная фигура Ивана, пристально смотрящего на него сверху вниз. - Я хочу гораздо большего, - русский склонился, и он закрыл глаза, когда его губы перехватили. Земля царапала ему спину, и он был уверен, что там останутся красные, ноющие ссадины, но прямо сейчас его это совсем не волновало. Всё, что он чувствовал – пронзительный жар между ними, пока они нагоняли своё наслаждение. Иван крепко схватился за его бедро, двигаясь грубее, и звёзды зажглись у него перед веками. - Помнишь, как мы впервые встретились? – спросил его Иван, после того как их страсть утихла. Они долго лежали там, на лесном ложе, в полной тишине. - Да. В эру викингов, когда ты ещё был Новгородом... – ответил он. Он всё ещё ясно помнил их первую встречу: одной зимней ночью несколько веков назад в лесу Карелии. Они оба были маленькими детьми. Ему было так страшно. – Не буду врать. Тогда я немного испугался тебя. Иван усмехнулся. - Что ж, я прошу прощения за то... что оставил такое плохое первое впечатление. - Это в прошлом. Как и все наши войны... Длинные пальцы гладили его по волосам. - Как далеко мы прошли, - Тино почувствовал, как он улыбается у его волос. – Но когда я впервые увидел тебя, я уже знал... – внезапно тон голоса Ивана изменился. Он всё ещё был мягким, но в нём был какой-то другой... оттенок. Он отчего-то выбивал его из колеи. – Уже тогда в тебе что-то... было. Я знал, что ты – нечто редкое, кто-то, кто мог... понять меня. Это пробудило во мне такую тоску. И я знал, что когда-нибудь ты станешь моим. Мне было всё равно, сколько времени это займет, я просто знал. Тино понимал, что слова должны были быть ласковыми. Но всё, что он чувствовал из-за них – это тревогу. Они казались слишком собственническими. 1877 Освобождение балканских христиан от османского владычества стало ведущей внутри- и внешнеполитической повесткой России. Империя стремилась поддержать Болгарию и Сербию в обретении независимости и сделать их квазипротекторатами России. Балканский кризис разразился восстаниями христианского населения Боснии и Герцеговины против османов-мусульман в 1875 году. Конфликт перерос в полномасштабную войну, поскольку автономные княжества Сербия и Черногория начали их поддерживать и объявили войну своей империи. Потерпев крупное поражение от турок, они отступили в горы, и конфликт продолжился как партизанская война. В 1876 году вспыхнуло болгарское восстание, которое Османская империя жестоко подавила. Это подняло шум в прессе по всей Европе, но ни одна из западных держав не решила вмешаться, так как они были традиционными союзниками турок. Чтобы поддержать борьбу славян и получить возможность укрепить влияние на Черном море, Россия начала наступление на Османскую империю в апреле 1877 года. Весной они достигли земель Румынии, их союзника, который должен был помочь им в борьбе против турок. Впервые он зашел настолько далеко на Балканах, на самую окраину Европы. И впервые он встретился с воплощением Румынии. Человек, что ждал их в поле – молодой и стройный, с шапкой каштановых волос. Когда они подошли ближе, Тино удивленно заметил, что глаза его были красными, как кровь. - Сто лет тебя здесь не видел, Иван, - небрежное приветствие говорило, что они старые знакомые. Но Тино не уверен, что их отношения были дружескими, ведь взгляд румына не казался особенно благожелательным. - Ты знаешь, как обстоят дела между мной и твоей империей. Садык просто не выносит моего присутствия вблизи его границ, - Иван ответил ему улыбкой, пожимая руку. - Он будет в такой ярости, когда мы пересечем Дунай. Я с нетерпением этого жду, - алые глаза сверкнули, прежде чем он перевел их на Тино. – А это кто? - Ах, вы двое ещё не встречались друг с другом. Прошу прощения за грубость... Он Великое княжество Финляндское, чудесная земля на севере, - Иван гордо представил его. - Рад с тобой познакомиться, Румыния. Твоя земля прекрасна, - слегка поклонился Тино. - Так значит, ты один из его товарищей, что живет с ним в Петербурге? – внезапно Румыния оказался искренне заинтересованным, хотя минуту назад он не проявлял ни малейшего любопытства. - Он мой самый доверенный подданный. И самый ценный, - русский сжал его плечо, но Тино не испытал радости от его комплиментов. Он смутно ощущал себя выставочной лошадью, и ему было от этого не особо уютно. – Его батальон находится в числе моих войск, так что я попросил его присоединиться к кампании. Он отважный боец. И один из самых меткий стрелков, что я видел. - Я надеюсь, ты подтвердишь его слова в бою, - Румыния ответил финну ухмылкой. - Не сомневайся, - Тино уверенно улыбнулся. - Он на удивление силен для своего роста, - произнес Иван, и Тино упрямо взглянул на него. – Я должен посоветоваться с генералами. Оставлю вас двоих, чтобы вы познакомились. Когда Иван ушел, финн внезапно почувствовал себя неуверенно. Он никогда не был хорош в ведении светских бесед с незнакомцами. - Значит... ты обладаешь автономией в Османской империи? В чем она заключается? – спросил он, так как ничего другого на ум ему не приходило. Но он мысленно выругался в тот же момент, как произнес эти слова – вероятно, сейчас не лучший момент, чтобы спрашивать такое... – Похоже, что ты не особо доволен, потому что сейчас вы воюете, но мне просто интересно, ведь у меня тоже авто... - Это не независимость, - резко ответил Румыния, прерывая его неловкое бормотание. – И мои люди достаточно настрадались, столетиями кланяясь туркам. Больше они этого не потерпят. Как и им, мне осточертела Османская империя. Тино задумчиво кивнул. Очевидно, румын уже долгое время не был сговорчивым подданным. - Как Бессарабия? – внезапно спросил он. Тоска в его голосе была очень различима. - Не думаю, что ему там одиноко, - Тино улыбнулся ему, сочувствуя духу, что так явно скучал по своему младшему брату. – Мы все заботимся о нём. И он подружился с одним из прибалтов. Кажется, они вместе с Ливонией вновь обрели счастье юности. Облегчение проступило на лице Румынии, он ласково улыбнулся. Тино был рад, что его слова немного утешили его. - Когда мою независимость признают, я стану сильным... Таким сильным, что смогу объединиться с Бессарабией, - в его глазах сияла твердая решимость. Финн настороженно посмотрел на него – беседа внезапно свернула на зыбкую почву. - Ты... ты же не собираешься бросать вызов России, так ведь? – и почему ты вообще говоришь МНЕ об этом? - Бросать вызов? Нет, конечно. Мне не придется с ним сражаться. Просто подожду, пока его империя не обрушится на него самого. - О чем ты? - Ты вообще обращал внимание на уроки истории? Такие империи, как его, никогда долго не живут. Они слишком обширны, в них слишком много народов с разным происхождением. Рано или поздно это его ослабит. Мне совсем не придется идти на него войной, его империя сама разорвет его на части, - Румыния уверенно улыбался, и теперь Тино ощущал, как сочувствие обращалось в злость. Он не потерпит, чтобы кто-нибудь с такой угрозой говорил об Иване. - Следи за своим языком, Румыния. Ты должен знать, я всё так же верен... - Эй, откуда такая реакция? Разве ты не видишь шанса и для себя? Тино нахмурился в сомнении. - О чем ты говоришь? - Мне что, действительно придется всё тебе разжевать? – Румыния смотрел на него, будто разговаривал с дураком. – Я имею в виду, что по мере того как он будет слабеть, все эти маленькие земли под его властью однозначно воспользуются своим шансом удрать от него. Я надеюсь, ты не упустишь свой, когда придет время. Он понял, что не мог ничего ответить. Об этом он раньше вообще не думал. Ведь он и его люди были довольны тем, что имели... Но теперь, услышав даже о простой возможности стать самостоятельной нацией... Нет, это слишком туманные мысли, слишком смелые устремления. Он верен России, он счастлив занимать своё место, место рядом с Иваном... (он говорил это себе уже десятки лет. Это должно быть правдой. По-другому... просто быть не может. Разве не так?) Кроваво-красные глаза смотрели на него задумчиво. - Но для тебя твоя верность... более личная, так ведь? Лицо Румынии было таким, словно он уловил суть их отношений. Тино отвел взгляд, но не мог сдержать полыхающего румянца на своих щеках. - Погоди, так вы правда..? – румын накрыл рот ладонью, его глаза распахнулись. Он усмехнулся, и финн почувствовал, как румянец становится гуще. – Не знал, что у него слабость к блондинам... Но я не осуждаю. Мне не важно, чем вы двое занимаетесь, - его смех стих, и он вновь стал серьезным. – Но я надеюсь, что если понадобится, ты отпустишь эти чувства, ради своего же блага. Как дух своей земли ты всегда должен ставить на первое место своих людей. - К-конечно, - сказал Тино. Он надеялся, что ему никогда не придется выбирать между чувствами к Ивану и устремлениями Финляндии. - Так что... расскажи мне о своей земле. Я и впрямь ничего о ней не знаю, - продолжил Румыния. - Не могу сказать о тебе того же. Твой брат рассказал мне всё. - Ох уж этот шумный паршивец, - выражение его лица было нежным в противовес словам. – Что ж, это спасает меня от объяснения всех сложностей существования в качестве турецкой калитки в Европу... Что ж, вперед. Расскажи мне о твоей чудесной земле на севере. - Давай начнем с того, как викинги Скандинавии причалили к моим берегам... – заговорил Тино. Российские войска продвигались по Румынии, которая их поддерживала. Османская империя атаковала румынские города на Дунае. В мае княжество провозгласило независимость и стало Румынским королевством. Летом российские и румынские войска пересекли Дунай. Они направились в Болгарию и осадили город Плевну. Осада закончилась победой, так как в декабре с помощью болгар удалось успешно перекрыть пути снабжения турок. 1878 - Перемирие? – спросил он недоверчиво. Их кампания проходила так хорошо, он просто не понимал, почему сейчас они остановились... - Да. Англия был... весьма расстроен из-за всей этой ситуации. Он отправил флот на помощь османам и четко дал понять, что не потерпит, если мы попытаемся взять Константинополь, - объяснил Иван. Раздражение в его голосе нельзя было скрыть. Конечно, могущественная Британия посчитала, что имеет право вмешаться. Тино усмехнулся. - Мы зашли так далеко... Держу пари, мы бы могли просто войти туда, если бы... - Кто бы знал, что миролюбивый Финляндия будет так стремиться вторгнуться в город, настолько далекий от его берегов? – Иван улыбнулся его порыву. - Мне очень хотелось его увидеть. Константинополь, - Тино скрестил руки, хмурясь. Он так много слышал о великолепном городе на востоке, мосте между Европой и Азией, пышущим культурой и жизнью. Конечно, он был расстроен, что не увидит его, особенно когда они уже совсем рядом... - У тебя будет возможность. В мирное время мы поедем туда как простые путники, - Иван обхватил его лицо своими огромными ладонями. – Я думаю, что война скоро закончится. - Мы уже соглашаемся на мирные переговоры? - Уж лучше не испытывать нрав Британской империи... Я закрепил положение Балканских наций. Нужно остановиться сейчас, пока мы побеждаем, - Иван наклонился для целомудренного поцелуя, прежде чем отпустить его. – Твой батальон в очередной раз отличился в бою. Царь обязательно оценит его усилия по достоинству. Иди, отпразднуй со своими людьми. Тино улыбнулся, его грудь распирало от гордости за похвалу. Война унесла жизни многих его солдат, но их усилия не были напрасны. Те, кто вернутся домой, будут наслаждаться жизнью в славе и богатстве. Он добрался до лагеря своего батальона, уже пьющего и распевающего веселые песни. Новости о перемирии должны были уже достичь их, поскольку они, казалось, не волновались о завтрашнем дне. - Ребята! Смотрите, кто пришел! Удивительно, как все они загорались и вели себя, как молодые юнцы, а не как зрелые мужчины, когда видели его. Казалось, одно лишь его присутствие поднимало им дух. Когда он подошел к ним, его схватило несколько веселых финнов, они зажали его между собой. Они начали пить уже давно, не так ли? - Мы скоро поедем домой, правда? - Дождаться не могу! Меня ждет прекрасная девушка, я обещал жениться на ней, если я вернусь... - Им лучше закатить вечеринку, когда мы приедем домой! Тино мог лишь смеяться, пока солдаты вокруг возбужденно болтали. Он надеялся, что у него будет возможность присоединиться к ним, когда они доберутся до Хельсинки, прежде чем отправиться в Петербург. - Он должен услышать песню! – заорал один из них. - Какую песню? – любопытство немедленно вспыхнуло в нём. - Она ещё не готова, но я уверен, по дороге домой мы точно... - Давай, споем её для него! Они отошли от него на шаг, выстроились перед ним в ряд. Их улыбки сияли. Это наполнило его любовью, как отца к своим сыновьям, даже если физически Тино был намного моложе их. - Раз, два, три... – отсчитали они, прежде чем начать. Kauan on kärsitty vilua ja nälkää Balkanin vuorilla taistellessa Oi, kallis kotimaa, Suomi sulo Pohjola Ei löydy maata sen armaampaa... Их пение звучало ужасно фальшиво, и ни у кого из них не было таланта. Но Тино находил его гораздо более красивым, чем всё, что он слышал за долгое время. Сан-Стефанский договор завершил русско-турецкую войну на Балканах. Было создано Великое княжество Болгария, получившее суверенитет после 500 лет османского владычества. Турки признали независимость Черногории, Румынии и Сербии. Россия во многом могла диктовать условия в свою пользу и получила военно-морские базы в Средиземноморье с помощью Болгарии. Встревоженные растущим влиянием России, Франция и Великобритания захотели пересмотреть не выгодный им договор. Великие державы Европы собрались на Берлинском конгрессе, возглавляемом только что объединившейся Германской империей, чтобы решить судьбу Балкан. Новые нации сохранили свою независимость, но границы государств перекроили. Британия получила Кипр, тогда как Босния и Герцеговина попали под оккупацию Австро-Венгрии. Конгресс привел к образованию новых независимых государств, наконец освободив их от векового османского владычества, но также он привел к серьезным спорам между великими державами. Союз трех императоров, заключенный в 1873 году Россией, Германией и Австро-Венгрией, распался, так как интересы последних двух вошли в серьезное противоречие с Россией, которая поддерживала Сербию – она, как опасались остальные, могла настроить славянские народы против Австро-Венгрии. Вместо того, чтобы обеспечить мир, Берлинский конгресс посеял семена будущих конфликтов.