Les favoris

Прошла неделя, за ней — другая. Между посещением Оперы и модных кофеен публика исправно жаждала чудес, и это было прекрасно. Любой неопознанный свет — новинка науки, шарлатан-алхимик, удачливый обольститель, только-только входящий в моду магнетизм — привлекал мотыльков, и они летели на это сияние как обезумевшие. Пресыщать, однако, их не следовало. И Алистрина всё чаще оглядывалась на саквояж, покоящийся в углу комнаты в маленькой славной гостинице «Дубовый лист». Балы, салоны, роскошные выезды и развешенные уши великосветских простаков — всё это, наконец, было хорошо в меру… Да и средства надо поберечь. Слава Богу, она не транжира вроде покойной Помпадур. Или те десять-одиннадцать лет взросления на острове окончательно успели превратить Алистрину в ледяную англичанку? Местные нравы, несомненно, шокировали бы Георга III, как и любого его подданного. Но у того, к счастью, хватало забот за океаном. Флирт её мало интересовал. В конце концов, она, Алистрина де Гаспар, прибыла во Францию покорять недалёкие умы, а не столь же недалёкие сердца. К тому же любая интрижка грозила бы раскрытием, а значит — изгнанием с позором или тюрьмой. Спасибо за науку, любезный дядя… Несколько раз вспоминался Фатум — или как там его на самом деле звали. Щенок, наглец, опасный и претенциозный плут в одежде словно бы с чужого плеча… А ледяная жуть всё-таки сквозила, и тонкая рука в чересчур широком рукаве писала на стене невидимые письмена. Мене, текел. Исчислено и взвешено. Как будто они поменялись ролями в том шатре. Записка не вспоминалась вовсе. Шёл девятый час вечера. Придя с «Телемака», Алистрина едва успела отвязать панье, когда в комнату негромко постучали. Она замерла с огромным белым париком, нелепо держа его под локтем, как мужчины — шляпу. За долю мига вообразила стражу, крысиную камеру, ублиет, топор. Стук повторился; под дверью нечто зашуршало. Холодея, она увидела тот самый листок из её собственной бальной книжки, поперёк которого свинцовым карандашом было выведено: «Fatum». На пороге и в самом деле стоял он. — Доброй ночи, мадемуазель де Гаспар, — Фатум коротко поклонился, не отводя от неё глаз. — Я пришёл попрощаться. — Ваше решение немного преждевременно, — Алистрина позволила себе улыбнуться, хотя сердце колотилось от пережитого потрясения — и облегчения. — Я ещё не собиралась уезжать. — Я верю вам, — кивнул он. Любой, даже неопытный глаз бы заметил: пальцы, держащие треуголку, были стиснуты добела. — Но за мной теперь могут прийти в любую минуту: завтра, через неделю или нынче ночью. Так что… приходится торопиться. Алистрина плотно притворила дверь. — Мне стоило догадаться ещё по вашему имени, — прошипела она. — Что случилось? — Сейчас это, наверное, неинтересно… Просто надо тщательнее выбирать себе… друзей. Особенно тех, кого посвящаешь в дело. — Иными словами, всё-таки заговор? — Мы думали пойти ещё дальше, — Фатум провёл рукой по лицу. Опять эти пальцы, почти женственные в очертаниях, но при этом какие-то нечеловечески длинные. — Я предупредил всех, кого смог. Жан, должно быть, уже покинул страну, все бумаги у него… он вообще предпочитает воевать пером, я столько раз ему говорил… — Он перевёл дыхание. — Я почти спокоен. Но насколько теперь всё задержится — неиз… — Спокойны, полагая, что завтра спокойно взойдёте на эшафот? — перебила Алистрина. Боже, как же она бесилась! — Рано или поздно этого следовало ожидать, — он пожал плечами. — Псам нужно кинуть кость. Бежать мне некуда. Может быть, этим я спасу остальных… — А я думала, что безумец и глупец — не одно и то же, — вырвалось у неё. — Вы не святой Пётр, наконец. Вы ни у кого не спрашивали «камо грядеши», и никто вам не повелел оставаться здесь на погибель. Не слишком ли большая гордыня — считать себя апостолом?.. — Я не считаю! — по-мальчишечьи вскинулся Фатум. — Тогда уезжайте со мной. Сейчас же. — Знаете, я шёл к вам не за этим… — А зачем же? — Алистрина приблизилась и снова, как в шатре, взяла его за руку. — Может быть, за тем, что вы так ловко разыграли на вечере?.. — И сполна насладилась тем, как его ресницы, дрогнув, опустились, а резкие скулы покрылись пятнами. — Вам удалось. Сплетни не умолкали неделю… — Но ведь и вам для чего-то нужно было передать эту записку? — негромко, вызывающе небрежно парировал Фатум. — Ах вы… — Наглец, — договорил он полушёпотом, перехватив её руку, зачем-то держа её в воздухе на уровне сердца. Глаза, как ни странно, смеялись. И горели. — И безумец. Ужасно, правда… — Да кто вы, наконец, чёрт возьми? — Последнее она даже выпалила по-английски, стремясь заглушить растущее смущение. — Я уже сказал вам, — Фатум улыбался уголками небольшого, узкого рта. И совершенно, непростительно точно соответствовал своему имени. Тень в тенях. Не человек, а порождение рока. — В конце концов, главное сейчас не это. Едем, я сию минуту велю заложить экипаж… — Но куда? — В Гавр. Оттуда — в Англию. Бросьте, не хмурьтесь, война давно кончилась… Здесь есть особая комнатка с дверью на задний двор, выйдем через неё. На всякий случай. — О, вам, похоже, не впервой откуда-то сбегать? — Третий раз — счастливый! Алистрина собралась быстро. Косынка крест-накрест, кафтан и шляпа наподобие мужских, готовый саквояж. — Но как же?.. — Фатум недоумённо повёл взглядом в угол, где громоздилось сброшенное панье, парик, вчерашнее платье. И ещё какая-то мишура, призванная создавать маскарад. — За всем этим придётся послать позже. — Она махнула рукой, выудила из груды в углу веер — прикрыть лицо. — К тому же они окупились сотню раз. Невелика будет и потеря… О! Спасибо, надоумили! Наденете? Чёрное глухое домино наконец пригодилось.