Гончая со звездами под когтями

Тилрет-Амму редко охотился из засады, — клан Амму всегда предпочитал изматывающие погони долгому ожиданию, — но знает, что не должен показывать ни волнения, ни нетерпения. Обычный механик, знающий космодок как свои пять пальцев, не должен бояться каждого шороха, шарахаться от каждой тени, сжиматься под камерами и визорами — и вообще вести себя, как чужак и жертва. Тилрет — охотник, подбирающийся к добыче без страха и волнения. Жертва не должна увидеть в нем угрозы, не должна почувствовать агрессии, не должна учуять адреналин — только спокойствие. Так иногда нирнские волкоолени приходят на водопой — лениво, вальяжно и будто бы сыто… а затем вгрызаются в хребты не ожидавших того косуль — или людей, их пасущих. Тилрет-Амму быстро перебирает одежду, стараясь оставлять поменьше беспорядка и иных следов: попадание в базы, пусть даже самого дальнего и необжитого Плана, не в его интересах. Ему повезло родиться не низким и не высоким, вырасти не мясистым, но и не тощим — третья или четвертая спецовка садится на него почти как влитая. Она достаточно мешковата, чтобы Тилрет смог спрятать под ней рюкзак со своими немногочисленными вещами — перетянув и накрепко привязав к себе ремнями, но все же… Замотанный в тряпки меч тоже не слишком выбивается — Тилрет закидывает на плечо чью-то сумку с инструментами, и меч со стороны кажется такой же частью стандартного снаряжения, как гаечный ключ или паяльник… Тилрет особо не приглядывается к содержимому этой сумки — и не испытывает угрызений совести от кражи. Оседлые сами виноваты, что оставляют свои вещи без присмотра — да и от пары отверток не обеднеют… Он натягивает шарф повыше, до носа, и надевает сверху защитную полумаску: пусть все думают, что он опасается металлической пыли, излучения и... чего там еще принято у оседлых бояться? Тилрет, все детство проведший возле мана-реакторов, не знает этого, да и смысла в защите не видит. Линзы — да, защитят от излишне яркого света, очки он и сам часто носит... но ни кожа, ни стекло, ни синтволокно не спасут, если вдруг что-то в машинном отделении решит разорваться. А если вдруг и спасут — все равно ты будешь молить о смерти. Тилрет-Амму одергивает одежду, осторожно приоткрывает дверь и выглядывает. Все чисто — работники дока снуют толпами и вдохновенно друг на друга орут, а платформы с грузом и багажом движутся почти непрерывным потоком. Тилрет выходит, чуть сутулит плечи и торопливым шагом направляется к борту IND-333-05. Он привычен к изматывающим погоням, умеет наносить раны — неглубокие, но так, что жертва сама себя убьет, если продолжит бег… Но и как сливаться с толпой и подбираться к цели знает тоже. Иначе Тилрет бы не выжил на Нирне — ни в его пепельно-льдистых пустошах, ни в самом сердце его немногочисленных колоний. Тилрет-Амму контролирует свое дыхание и контролирует свои мысли, маны в его жилах осталось немного, но адреналина достаточно, чтобы двигаться на голом упорстве и ярости, — и разум Тилрета чист и ловит малейшие детали. Он вливается в толпу таких же механиков в серо-красных спецовках, и та выносит его к индорилу — хищному, будто бы готовому прыгнуть и проглотить нерасторопную жертву… Тилрет не сдерживается — проводит кончиками пальцев по темному металлу и тихо жалеет, что пришлось надеть перчатки. Индорил хищно сияет цианом — Тилрет улыбается под шарфом и шепчет одними губами приветствие и просьбу о прощении и защите. Двигатели корабля тихо урчат, и на мгновение Тилрету кажется, что урчат они одобрительно. Кто-то пихает его в спину, и Тилрет смаргивает наваждение. Он заходит в корабль — непривычно чистый, непривычно новый — и молча следует туда, где должно быть машинное отделение. На индорилах — новых и не измененных кочевниками — Тилрет никогда прежде не был, но их внутренности почти не менялись столетиями. Они, может, и меняются внешне или в размерах, но сердцевина их остается прежней. Если бы у Тилрета был выбор из моделей Домов, он бы скорее выбрал какого-нибудь индорила: они почти такие же надежные, как редоран, но быстрее; почти такие же маневренные как дрес, но стабильнее — и проверенней. Им не угнаться за телванни и без модификаций проиграют в боевой мощи — но и не попытаются убить собственный экипаж при любом удобном случае. Телваннийцы, конечно, на голову выше большинства существующих в мире моделей, но Тилрет здраво оценивает свои шансы — телванни захватить ему не удастся, как бы ни хотелось. Такой корабль почти невозможно украсть и не так просто взять силой, даже если перебьешь весь экипаж: с ним нужно синхронизироваться, он должен попробовать твою ману и твой анимус — и немногие везунчики переживают его проверку. Даже Телванни не раз и не два думают, прежде чем садиться на модели собственного Дома… По крайней мере, ходят такие слухи. Тилрет кивает доковым механикам, салютует какому-то меру в серо-лазурных одеждах — и с умным видом начинает осматривать внешнюю панель системы жизнеобеспечения. Никто не обращает на него внимания — он ходит между машинами, слушает краем уха их тон и думает-думает-думает. Этот корабль отличается сильнее, чем Тилрету бы хотелось — он все никак не может найти ту самую решетку, скрывающую идеальное укрытие. Когда-то давно на индорилах — как и на большинстве кораблей вообще — помимо мана-реакторов и топливных двигателей стояли двигатели, работающие на душах. Их давно запретили и сняли с массового производства, но в большинстве индорилов остались под них пустоты. Говорят, что на некоторых ординаторских, джарунских и телваннийских бортах еще можно найти легальные анимус-двигатели, но Тилрет в это не верит. Оседлые слишком боятся правил, которые сами же и придумали. Но даже если это и правда, едва ли такую редкую, дорогую и крайне опасную штуку поставили бы на небольшой корабль, отправленный в самую жопу Обливиона. Тилрет отсчитывает минуты — кажется, осталось всего пять стандартных до отлета. Все механики уже должны были покинуть борт: если Тилрета сейчас обнаружат, все пойдет прахом. Впрочем, в машинном отсеке освещение тусклое и красноватое, а Тилрет хорошо прячется — пока что его не замечают. Он наудачу постукивает костяшками пальцев по пластине с круглыми прорезями — и слышит правильный тон. Нашел. Клан Амму — воины, но если тысячи лет назад их предки ездили на гуарах и кагути и не особо утруждались грязной пастушьей работой, то сейчас они вынуждены разбираться во всем, что касается их транспорта. Мало кто согласится чинить кочевничьи корабли — а если и согласится, то обязательно постарается что-то украсть, испортить или кинуть на деньги и материалы... Тилрет знает, как починить корабль в покое и во время полета, знает, какие детали можно поменять, какие можно использовать даже изношенными… Чинить и летать у него получается куда лучше, чем сражаться на мечах или стрелять из бластеров и бортовых орудий. Он не видит в этом ни слабости, ни чего-то постыдного... хоть бы и потому что сейчас он не выламывает панель грубо, не пытается ее вскрыть, обламывая ногти и украденную монтировку. Тилрет знает, как и в каких местах нужно нажать, чтобы панель сама сдвинулась в сторону. На его счастье, панель сдвигается бесшумно, и места за ней достаточно, чтобы сесть и чуть вытянуть ноги. Тилрет успевает вовремя: панель закрывается с тихим щелчком за пару мгновений до того, как мимо проходят два мера в серо-лазурном. Он прикрывает глаза и откидывает голову назад, касаясь затылком прохладного металла. Меры — очевидно из Джарун, ординаторы вроде бы носят другие цвета, — о чем-то тихо ругаются. Тилрет устал, ему не особо интересно вслушиваться — и разбирать непривычный уху диалект не хочется тоже. Они говорят что-то о ханском — или как там оно у оседлых? — сынке, тупых приказах и захолустных Планах… Тилрет бы, может, и попытался бы что-то полезное запомнить, но ему лень. Да и как ему пригодится чей-то пустой треп? Он же не кражу или засаду планирует. Тилрет слишком устал, и когда оказался практически в абсолютной безопасности, ему не хочется ни шевелиться, ни думать. День был слишком длинным, слишком богатым на перемены и слишком… просто слишком. Тилрет-Амму потратил столько маны, нервов и сил, сколько не тратил уже давно. Сейчас ему хочется просто сидеть и просто слушать мерное механическое дыхание и сердцебиение корабля. Тилрет-Амму родился и вырос на “Энамор” и звуки машинного отделения заменили ему колыбельную матери. Этот безымянный индорил — чужой корабль, и звучит он иначе, но если закрыть глаза... можно попробовать хоть на мгновение обмануться. Тилрет-Амму так и сидит несколько первых часов полета: прикрыв глаза, вытянув ноги и расстегнув спецовку — слишком уж жарко… Всего в нескольких метрах от Тилрета ходит по своим делам экипаж и даже не подозревает о лишней паре ушей и глаз на борту. Тилрет пару раз даже усмехается их грубым шуткам — сейчас, когда оседлые заняты почти тем же, чем был занят Тилрет большую часть своей жизни, они кажутся ему нормальными мерами. Даже плевать, что они оседлые, плевать, что принадлежат к Дому Джарун — они готовы подставить друг другу плечо, уважают свой корабль и, возможно, даже любят его. Это Тилрету понятно. Он мог бы поспать, но не знает, как скоро корабль доберется до Массера: проспать посадку и попасть в плен — или хуже — не входит в его планы. От скуки Тилрет-Амму перебирает звуки, пытается угадать какой тон какой механизм издает… а затем замечает то, что ему не нравится. Одна из деталей дребезжит на полтона выше нормы — Тилрет ловит этот звук и пытается мысленно отследить источник. Он представляет строение корабля, пытается вспомнить все, что видел — и вроде бы даже находит возможный источник шума. Если он прав, то барахлит жизнеобеспечение: мелкая деталь, отвечающая за температуру. Легко починить, легко найти замену — а если не выйдет, можно и обойти через другие системы, так, чтобы корабль дотянул до нормального ремонта на земле… Но если эта деталь вдруг откажет — весь корабль сначала раскалится, а затем промерзнет насквозь. Тилрет стягивает перчатку и осторожно касается металла, чуть более горячего, чем должно. Корабль тихо урчит и вибрирует под его ладонью и вроде бы не собирается умирать. Он выдержит еще пару полетов, до Массера долетит уж точно, но… Тилрет-Амму плевать на Джарун, он не любит этот корабль, их ничего не связывает кроме необходимости и случайности, но уничтожение прекрасной машины кажется ему расточительством. Тем более по такой глупой причине, как износившийся температурный контроллер. Тилрет сгибает ноги, подтягивает их к груди и кладет на колени подбородок. Сегодня удача явно решила поглумиться над ним, поворачиваясь то задницей, то лицом. Оседлые явно не замечают угрозы — даже и не думают что-то перепроверить и отрегулировать. Конечно, зачем — в доке ведь все проверили с тысячу раз… Тилрет-Амму мог бы, конечно, вылезти и попробовать починить сам, но чинить контроллер в полете, не имея другой детали, сложновато. Могут ведь и засечь — тем более что Тилрет мог и ошибиться, машина-то ему незнакома… По-хорошему бы пойти и сказать механикам, и пусть они сами чинят, но Тилрету не хочется ни в тюрьму, ни в реактор, ни за борт… или что там делает со “скрибами” Дом Джарун? Но и игнорировать поломку ему не хочется — даже если корабль не решит вдруг умереть посреди этого полета, Тилрет уже заметил искаженный тон, и теперь тот не даст ему никакого покоя. Зура-Амму наверняка бы знала, что нужно делать, но она мертва. Скорее всего, она бы прикрикнула и отвесила бы оплеуху — чтобы Тилрет поднялся и сделал хоть что-то. Он закрывает глаза, прикусывает губу — и считает до шестнадцати и обратно, надеясь что за это время сможет на что-то решиться.