Гончая со звездами под когтями

Мать всегда говорила ему: не дразни ни Червя, ни волкооленя, ни безумца с пушкой — как бы ты ни был силен и удачлив, рано или поздно найдется тот, кто сильней и удачливие тебя. Умом Тилрет эти слова понимал — но сердцем принять не мог. За всю его не особо долгую жизнь он не то чтобы часто встречался с противником, которого не мог победить хитростью, не сталкивался с обстоятельствами, с которыми не мог бы справиться упорством и каплей удачи... Он видел волкооленя вблизи — и остался жив, в отличие от многих. Он выжил на Нирне — и не на Нирне справляется тоже. Меры перед ним очевидно имеют на Массере какой-то вес и силу, но… Но это меры, из плоти и крови, а значит полны пороков и слабостей. Тилрет вглядывается в них пристально, будто умеет магией смотреть сквозь ум и плоть: и в Дэйре, все так же расслабленно сидящую, и в Нейта с его довольной паленой рожей... Слабостей он в них не видит, но знает почти безотказный способ узнать. Конечно, Тилрет мог бы пойти путем более легким: мог бы вывернуться наизнанку сам, разложить перед ними и клинки свои, и подарки, и трофеи, и свою душу. Но впечатлит ли их это? Они наверняка видели достаточно и наемников, и путешественников, и прочих меров удачи — что им Тилрет, по-настоящему крупные приключения которого можно пересчитать по пальцам? Драться с ними тоже не хочется — да и оружие все еще у охранника в сейфе… Тилрет не знает ни навыков, ни слабостей Дэйре и Нейта, но может узнать их, сыграв. Все дети Удачи азартны — они не могут не повестись на кочевника-дурачка. Тилрет не особо верит в свою удачу — слишком она переменчива, — но она вполне уже может повернуться к нему лицом. А если и нет, Тилрет планирует играть до конца — да так, чтобы все они впечатлились его игрой и умением контролировать лицо и карты. Он складывает на груди руки, окидывает Дэйре и Нейта взглядом, и затем говорит: — Убегать посреди погони? Да ни за что, — он ловит насмешливый взгляд Нейта и скалится ему в ответ. — Сыграем, мутсэры? Дэйре тихо цокает и молча делает глоток из пустого почти стакана. Нейт же оживает, ухмыляется — или что этот оскал значит, по его мимике не разберешь — и красиво перемахивает через стойку. — Замечательно, замечательно, это что-то новое. Неужели Эрабенимсун научились не бросаться в бой при каждом удобном случае? И ушел легкой, пружинистой походкой в сторону игорных столов. Дэйре допивает — и ставит стакан к остальным. Тилрету не нравится, как звучит этот стук — и как звучит чужой вздох не нравится тоже. — Зря, он везучий сын суки. Нейт никогда не проигрывает, если не хочет проиграть. Смотрит она при этом так бесяще-сочувственно, что у Тилрета аж зубы сводит. Он цедит сквозь них короткое: — Посмотрим. И уходит вслед за Нейтом, засунув руки в карманы куртки. Он раздраженно сжимает и разжимает пальцы, но показать это, показать свою нервозность и слабость? Да никогда. Тилрет не идиот, и знает: невозмутимость и уверенность — половина победы. Он находит Нейта уже сидящим за одним из столов. Рядом с ним стоит дроид-крупье, на вид не особо новой модели. Впрочем, подобных дроидов Тилрет видел только на картинке в найденной на свалке брошюре, так что, кто знает, может быть он и не крупье… Нейт лениво постукивает по столу пальцами, а затем склоняется, ставит на него локти — и смотрит так хитро-хитро, что Тилрет на мгновение чувствует животный страх… Он тут же берет себя в руки, садится напротив — и зеркалит жест. — Как ты узнал мой клан-предок? Нейт скалится, приобнажая острые, будто заточенные зубы, выглядит так, словно думает, стоит ли отвечать… А затем все же отвечает: — Твой говор. Твои черты лица. Твои жесты — и манера себя держать. По многим сейчас сложно прочесть происхождение, но у детей старых кланов и старых родов… Это видно. Нейт говорит еще пару слов на языке, который Тилрет не знает, а затем осекается и, видимо, повторяет, но уже на стандартном. — Это не особо сложно, если знать, куда и на что смотреть — и если видел сотни разных, но схожих лиц. Ты тоже научишься, если насмотришься. Тилрет тихо фыркает, косится на Дэйре — которая все сидит у стойки и не особо торопится сюда идти… Нейт отслеживает его взгляд и довольно хмыкает. — А она со мной не играет. Она и так мне должна на три жизни вперед. — Сколько же денег не может заработать птица такого полета даже за несколько жизней? — А кто сказал, что я играю на деньги? Нейт при всем этом выглядит как… наверное, как-то так выглядели Боэта с Молаг Балом, когда пытались решить, кто же из них истинный Принц Интриг. Жутко. Тилрет неосознанно поводит плечами, ежась, а затем расцепляет сложенные руки. — На что играем — и во что? — Наконец-то хороший вопрос. — Нейт коротко облизывает губу — в том месте, где она искажена ожогом, и выглядит это почти красиво. — Можем в “Первый Совет”. Или в ”Нир-н’ваха”. Или в “Великие Дома”. Тилрет из всех этих игр знает лишь “н’ваха”, и то… Так себе, если честно. Нартиар его в “н’ваха” обыгрывал, и часто почти всухую. — А в “Великие Племена” умеешь? Нейт тихо хекает — и достает из кармана потертую колоду. — На Массере это как раз и зовется “Домами”... Ну, масти еще зовут и рисуют иначе, но правила и комбинации те же. Смотри. Он красивым жестом раскладывает свои карты по столу. Дроид что-то верещит, неприятно гудит — видно, реакция на незарегистрированную колоду… Нейт на него шикает, и дроид обиженно щелкает и затыкается. Его пальцы — на удивление ровные и тонкие — через весь стол красиво придвигают к Тилрету четыре карты разных мастей. Вместо привычных гуара, земли, семени и гончей, на картах нарисованы шалк, цепи, крылан и еще какая-то хрень, которую любят малевать Телванни. — Семя или Зайнаб — это Шалк, Редоран. Земля, Ахеммуза — Цепи, Дрес. Гуар, Уршилаку — Крылан, Джарун. А Гончая, Эрабенимсун — Грибница, Телванни. — Тилрет следит за тем, как Нейт перебирает карты, показывает на те, о которых говорит… Если вглядеться, то и впрямь есть какие-то сходства с колодой самого Тилрета. Но Гончая — и Телванни? Это интересно, конечно. — Раньше Уршилаку считались за Телванни, а Эрабенимсун за Джарун, и, на мой взгляд, так было лучше, но… После Джарунского Передела мало кто упускает случая хоть как-то припомнить Гуару уход лун-Сулов. “Телванни так Телванни, — думает Тилрет, — Это получше Джарун, они хотя бы себе руки не режут…” Нейт быстро сгребает карты, складывает их в колоду, но не убирает, оставляет на краю стола. Хочет показать, что не планирует мухлевать? Ха, так ему и поверят. — А что насчет Шармата и Хортатора? — А, забыл. Их не используют на Массере и Секунде. По крайней мере, в колодах для легальных казино. Хотя… Тонкие, но сильные женские ладони вдруг опустились Тилрету на плечи. Роскошная грудь Дэйре почти коснулась его затылка, и в иных обстоятельствах это бы наверняка было бы прекрасным чувственным переживанием… Но Тилрет не заметил ни шагов ее, ни приближения, ни присутствия, и потому не испытал ничего, кроме удивления — и страха, который тут же запрятал поглубже. Нечего показывать свою уязвимость тем, у кого и без того преимущество. — В моем Доме есть колоды и с Хортатор-Шарматом. Тилрет сглатывает вязкую, полную страха слюну. — Тогда я бы предпочел колоду с ними. Нейт хлопает в ладоши — радостно, будто бы того и ждал, — а затем просит: — Rielle, принеси нам наше оружие. Та чуть сильнее сжимает тилретовы плечи, и не будь на нем куртки, верно, пропорола бы ногтями кожу. — Никакой поножовщины в моем Доме, не нарушай закон. — “Великие Дома с Хортатор-Шарматом” без оружия под рукой — вот истинное нарушение закона! Дэйре молчит, лишь перебирает пальцами, постукивая ногтями Тилрету по куртке… Тот не шевелится, не меняет выражения лица — перед лицом Драконочервя не стоит двигаться, тогда он не заметит. Затем она отмирает, тихо цыкает, мол, скампы с тобой, и быстро куда-то уходит. Тилрет не понимает ничего, кроме того, что опять встрял в какую-то жопу. Впрочем, это он уже давно понял. Только Нейту и хорошо — он сидит расслабленно, почти любовно поглаживает дроида по матовому корпусу… А затем вдруг выплямляется, сцепляет перед собой в замок руки и смотрит на Тилрета — и в Тилрета. — Я мог бы сыграть с тобой на обычные свои ставки, но мне не нужны рабы. Поэтому мы будем играть как и все, на деньги. Тилрет щурится, постукивает пальцами по зеленой ткани… Деньги — это хорошо, денежный долг вернуть проще, чем любой иной. Но и денег у Тилрета не особо много. Как-то он об этом забыл, когда бросал вызов. — У меня их не особо много. Нейт вздыхает, качает головой, шепчет что-то вроде, что с этими дураками-кочевниками делать, даже не заработать на них… А затем вытаскивает из волос заколку, очень и очень старую на вид, и придвигает к Тилрету. — Поставь часть денег, которую готов проиграть. И возьми это. Считай, что это — вещь, которую тебе доверил наниматель. Он явно хочет сказать что-то еще, как тут возвращается Дэйре. В ее руках — клинки Тилрета, а подмышкой зажаты незнакомые ему темные ножны. Она складывает оружие на стол, Нейт быстро забирает темные ножны, обнажает черное лезвие на несколько пальцев, чуть ли не урчит довольно… Тилрет успевает лишь заметить, что меч не мана-плазменный. Настоящий — и очень древний. Может, даже старше меча самого Тилрета. Затем Нейт всматривается в мечи Тилрета, но не трогает их, не вынимает из ножен. Выглядит он довольно. Тилрет встает, быстро цапает их и надевает. Привычный вес успокаивает. — Неплохие клинки, мутсэра. Пусть каждый из них стоит… мм, тысяч по пятнадцать золотом, если решишься их поставить. Пятнадцать — нет, тридцать, если считать каждый клинок, — тысяч золотом. Тилрет такой суммы и не видел никогда, не слышал о том, что так много может быть где-то в одном месте. Все его вещи и полтысячи не стоят… Но нет, с клинками Тилрет ни за что не расстанется, даже если проиграется и будет должен до конца своих дней. Нейт же усмехается, будто бы видит чужие мысли… — Мой стоит тридцать, но сомневаюсь, что ты сможешь заставить меня поставить хоть что-то сверх фишек… — Он вдруг бросает взгляд на собственную заколку, которую Тилрет так и не забрал, а затем прищелкнул пальцами. — Точно. Я уже говорил, считай, что это — вещь твоего нанимателя. Считай, что она достаточно дорога, чтобы отыграться, даже если перед этим проиграешь все свои ценности. И еще мой клинок забрать. Ее ты тоже можешь поставить. “Посмотрим, — думает Тилрет, разминая пальцы, — Я ни заколку, ни меч, ни кинжал не поставлю, а тебя обдеру, потому что пиздишь много и бесишь.” Вслух говорит он другое: — Какой мне прок от твоих денег? Я ставлю все свое и рискую большим, а ты едва ли заметишь потери. — О, повышаешь ставки? Хорошо, если переиграешь — вдобавок можешь потребовать у меня одну небольшую услугу. А затем встает, перегибается через стол — и протягивает Тилрету руку. Дэйре, уже давно севшая за соседний столик, картинно вздохнула и закрыла лицо ладонью. Тилрет решил это игнорировать: он — Гончая, и он почуял свежую кровь. — Идет, Нейт. Тилрет пожимает руку. Дэйре вздыхает еще раз. — Вы можете уже заканчивать. Я поистине поражена — тупостью. Нейт снова скалится, мол, нет, мы ударили по рукам, теперь только играть. Дэйре убирает от лица руку и щелкает пальцами. Дроид, до этого молчавший обиженно — или мертво — вдруг оживает и начинает раздачу. На стол ложатся четыре закрытые карты — по две каждому. Тилрет подглядывает под свои. Карты хороши, видимо, решили пойти по стандартному разводу новичка-дурачка: пусть выиграет пару кругов, пусть почувствует вкус легкой победы и еще более легких денег, а затем оставит все, от последних штанов до души и тела… “Ха, — думает Тилрет, — нашли дурака”. Внешне же он чуть нервно покусывает костяшку пальца, и кладет свои карты обратно на стол. Поддерживает ставку Нейта — нечего пока лезть на рожон... Дроид раздает снова — теперь три открытые карты. Ну точно. У Тилрета — хорошая, почти отличная комбинация, Совет Хана… Интересно, как она называется в версии с Домами? Жаль, в масть не попало, не самая высшая из комбинаций… Тилрет повышает — и Нейт повышает еще больше. И смотрит так, косит своим алым глазом, мол, не испугался, не хочешь сбросить? Тилрет фыркает на это — и поддерживает. И, естественно, выигрывает этот круг. Проходит несколько пробных кругов — где-то выигрывает Тилрет, где-то Нейт, но все без высоких ставок. Тилрет чувствует — Нейт не боится и не осторожничает, просто дает ему фору. Дает время, дает возможность присмотреться, прочувствовать, когда соперник блефует, а когда нет. Еще циклов пять назад Тилрет бы на это развопился, разорался, мол как же так, я не ребенок, играйте по-взрослому — а затем получил бы от матери или сестры и был бы выгнан из-за стола. Сейчас он умнее — и играет лучше. Понимает больше. Стоит отдать должное Кураю, который часто играл и звал Тилрета, чтобы было кого обыгрывать — Тилрет научился читать соперников и пользоваться их глупостью, щедростью и снисхождением. Проходит кругов пять или, может, шесть, и Тилрет вдруг понимает: Дэйре была права. Нейт — игрок совсем другого уровня. Его нельзя прочесть, нельзя понять ход его мысли — и найти слабости. Тилрет будто бы смотрит в застывшее море — под толстым, запорошенным снегом льдом не видно ни глубины, ни таящихся в ней чудовищ. Но они пожали руки, Нейт дал ему шанс — уйти сейчас, сбежать сейчас Тилрет не может, не имеет права. Он не знает, правильно ли проходит проверку, проверка его уже почти не волнует — ему интересно пробить чужую глухую защиту, расколоть кость и выпить сладкий и вкусный костный мозг… Нейт усмехается, будто бы чувствует то же самое, а дроид раздает в очередной раз. Тилрет почти ничего не приобрел в плане фишек. Конечно, их стало больше в три раза, но… Но он чувствует: этого будет недостаточно, когда Нейт начнет играть всерьез. Да и будь их еще в десять раз больше — не хватит. Слишком сильный игрок. Тилрет пересчитывает фишки, придвигает к себе заколку поближе, а затем поднимает на Нейта взгляд. Тот продолжает оставаться замерзшим морем, но Тилрет чувствует: что-то неуловимо переменилось. Не нужно всматриваться, не нужно быть знатоком чужой души — да и гением быть не нужно, чтобы понять: детские игры закончились. Тилрет почти жалеет, что осторожничал, растягивал игры-изучения. Ему по-прежнему в руку шла хорошая карта, но Нейту… Нейт неизбежно собирал комбинации лучше. Один раз — бывает. Два — совпадение. Три — закономерность. За пробные игры Тилрет почти понял принцип, по которому дроид тасует карты — если, конечно, в новой колоде они лежат в том же порядке, что и в колоде Племен. То, что оказывается у Нейта в руке действительно может там оказаться, но с настолько маленькой вероятностью, что… Ну не может так везти, не может машина ошибаться. Может быть, он мухлюет? Да нет, личная колода как лежала на краю стола, так и лежит. Играй они колодой, схожей с колодой Тилрета, он бы рискнул сам смухлевать обменом или удержанием. Но будет заметно, если где-то между Редоран и Дрес вдруг окажется Ахеммуза или Уршилаку… Тилрет смотрит на свои фишки, затем на фишки Нейта — и зло скампыхается. Действительно — везучий сын суки. Лучше и не скажешь. Можно, конечно, поставить заколку, она даже не его, что он теряет… Но нет, это наверняка ловушка. А клинки свои Тилрет не поставит ни за что. Пусть лучше выгонят взашей и захлопнут двери, чем он сам опозорит свой клан и свое имя. Один круг. Пусть все решится им. Шармата еще не было — не было и Хортатора. Пусть будет, Тилрет умеет ими пользоваться — только с ними он и научился обыгрывать мудилу-Курая… Дроид сдает ему две карты, но Тилрет в них не смотрит. Он смотрит на Нейта, не отрываясь, и тот тоже не подглядывает в свои карты. — Проверяешь удачу, а? Нейт скалится, будто бы уже победил — и Тилрет возвращает этот оскал. — Будто бы ты — нет. — А я и так свою знаю. Дроид выбрасывает на стол еще три карты. Они складываются хорошо — очень и очень хорошо. Гулахан, Шаманка, Десяток воинов — или как они называются в этой версии? Советник, Голос, Полная Семья Дома? Если ему везет, и в его руке Ашхан и Первопредок — Архимагистр и Основатель? — то это высшая комбинация. Если же нет… — Насчет три, а? Нейт потирает руки, будто бы искренне чему-то радуется. Тилрет кивает, не рискует говорить вслух — от напряжения голос легко его предаст… Дэйре зевает — она не отходила от них, видимо, чтобы не поубивали друг друга, — потирает глаза, и отсчитывает до трех. Тилрет переворачивает свои карты. В его руке — Шармат и Ашхан нужной масти. Такого сочетания у Тилрета не было никогда… А затем он смотрит на Нейта — и видит. Первопредок и Хортатор. У Тилрета не хватает слов — ни приличных, ни матерных, чтобы выразить все мысли и чувства. У Дэйре, видимо, тоже. У них одинаковые комбинации, но Первопредок все же выше Ашхана. Нейт придвигает к себе последние тилретовы фишки и смотрит так хитро-хитро, что у Тилрета руки чешутся сделать его лицо еще “симпатичнее”. Нейт будто бы не замечает жажды убийства, лишь осторожно и аккуратно соединяет свои столбики… А затем поднимает на Тилрета взгляд и разводит руками, мол, и такое бывает. — Поставите клинки, мутсэра? Или, может, что-то еще? В следующий раз, может, повезет еще больше… Тилрет долго смотрит на лежащую перед ним заколку. Скашивает взгляд на свое оружие. Ведь и правда, может повезти, что он теряет, кроме гордости, можно же поставить кинжал, он вообще краденный... “Нет, — Тилрет мысленно отвешивает себе пощечину, а зачем еще одну — тяжелую, как у матери. — Нет, это наверняка ловушка и мухлеж. Не могут Шармат с Хортатором выпасть подряд. Не бывает так, как ни тасуй, шанс один на миллиарды.” Он поднимается, медленно и неотвратимо, точно морская волна, освобожденная по весне ото льда. Тянется к клинку, но пока не достает из ножен. — Картами не решить этот спор. Ты говорил — покажи себя, сын Эрабенимсун, и ты прав: я — Тилрет-Амму, потомок Великой Гончей. Пусть за нас говорят клинки. Свой я добыл на Нирне потом и кровью и не побоюсь отстоять им свое имя. Нейт тянет один лишь звук: “О,” — и откидывается на стул. Дэйре поджимает губы, но Тилрет не обращает на нее внимания. — Ты знаешь правила, Нейт. Кто достанет клинок на моей территории, тот никогда не будет на нее вхож. Даже ты. Нейт отвечает ей, не сводя с Тилрета взгляда. Тот замечает: рука у Нейта тоже покоится на рукояти клинка. — У меня отличная память, rielle. Мы выйдем на крышу. — Кровь — и труп — будешь убирать сам. И с кочевниками тоже сам разбирайся, если они за ним явятся. “Не явятся,” — думает Тилрет, но вслух не говорит. Его вдруг прошибает холодным потом — эти двое так говорят, будто бы исход уже решен, будто бы Тилрет обречен. — Не помню, чтобы убивал детей специально. Тилрет снимает с плеча ножны, покрепче их перехватывает… Он мог бы многое сказать — и про то, что не ребенок, и про то, что пошли они оба с их мухлежом и переглядками, но не делает этого. Из десяти раз, когда ему есть, что сказать, он говорит лишь девять. Сейчас тот случай, когда он прикусывает язык и молчит. Наговорился. Нейт поднимается со стула, машет, мол, следуй за мной, и уходит куда-то. Тилрет идет за ним — и только сейчас замечает, что Нейт его ниже. Плохо — обычно сам Тилрет ниже и ловчее своего противника… Хотя не то чтобы на его пути их было много. Чтоб прям в ближнем бою, оружие на оружие — и по-настоящему, до крови и, может, смерти. Нейт идет легко и бесшумно, но Тилрет чувствует: Нейт развернется к нему за одно мгновение, а за второе — вспорет глотку или выпустит кишки. Они поднимаются в лифте на крышу так же молча, как шли. И на крышу выходят тоже молча. Уже стемнело — вывески горят везде магией и неоном, так что немного пестрит в глазах. — До первой крови, Тилрет-Амму. — Тилрет уже хочет возразить, мол, до первой раны, иначе совсем баловство, но Нейт продолжает, так и не повернувшись к нему. — Духи Гончих не простят меня, если род ашханов Эрабенимсун прервется так глупо. Не хочу, чтобы твои предки мне снились, они мне еще при жизни надоели. “Что?” Тилрет хотел бы спросить, но сейчас не время, не место. Еще решит, что он испугался, что тянет время… Тилрет достает эбонитовый клинок — он не дурак сражаться кинжалом против меча и не оседлый н’вах драться на дуэли не-истинным оружием. Нейт обнажает свой клинок, красный отсвет с ближайшей вывески красиво играет на черном лезвии. Тоже эбонит? Нет, выглядит легче… — Нападай. Нейт не говорит больше ничего, но Тилрет умеет видеть, умеет слышать, умеет читать меж строк. У этого слова значение: “Только так у тебя есть шанс”. “Ну и пошел ты, — думает Тилрет, медленно обходя Нейта по кругу. — Мне же лучше”. Краем глаза он замечает Дэйре. Та стоит с мрачным выражением лица, со скрещенными на груди руками… Тилрет не может позволить себе на нее отвлекаться. Это неуважение к противнику — пусть даже сам противник его не особенно уважает. Он успокаивает дыхание, берет его под свой контроль, хотя это сложно — давно он не сражался вот так, лицом к лицу. Тилрет медленно сокращает дистанцию, все так же перемещаясь по кругу. Нейт стоит неподвижно, даже не поворачивая головы — следит лишь глазами. Тилрет проходит три и еще четыре круга — красивое число, правильное… — и наконец решается. Он резко сокращает дистанцию, целясь в руку, но Нейт уклоняется. Он не ставит блок, да и с места почти не движется — просто Тилрет, четко выверивший свой удар, почему-то пронзил воздух. Тилрет тут же отскакивает, разрывая дистанцию. Нейт продолжает стоять — и следить одними глазами. Тилрет тихо рычит, снова сокращает дистанцию, наносит лучшие из своих ударов — Нейт отступает, встречает клинок клинком. Его клинок короче и легче, но Нейт легко отбивает им удары так, будто бы у Тилрета не эбонитовая катана, тяжелая, бьющая со всей тилретовой силы, а деревянный прутик. В какой-то момент Нейт открывается — и Тилрет не упускает возможность. Не попадает — лишь чиркает по чужой одежде… А затем чувствует правым плечом чужой удар. Тилрет отступает на две коротких дистанции, не удерживается, касается левой рукой плеча… Крови нет, боли тоже — точнее, есть, но не та, которая должна быть. Пожалел или решил поиграть подольше? Ударил плашмя или тупой стороной? Да какая разница. Тилрет зло сплевывает под ноги и не менее зло смотрит на Нейта. А тот щурится, будто смеется… но хоть и не скалится. Тилрет перехватывает меч удобнее — и нападает снова. Он ударяет еще пару раз, но безуспешно. Нейт не просто читает, он будто бы знает все его движения, уклоняется в последний момент, играется, открывается специально — чтобы после ударить самому. У Тилрета сбивается дыхание, легкие горят, будто кончается воздух… А Нейт дышит все так же ровно, не запыхался даже. Хотя что ему, он-то на месте стоит. Тилрет вспоминает мать. Каково ей было после смерти отца, когда каждый первый мужчина мечтал взять ее в жены или наложницы, захватить Энамор, а детей отправить куда подальше — или вовсе убить? Едва ли проще. Он собирает все силы, всю свою злость, все отчаяние, все навыки — и вкладывает в один удар. Он закрывает глаза — ему совсем не хочется смотреть, как его снова заблокируют, а может и бросят оземь… Клинок напарывается на твердое, скрипит по металлу — и соскакивает в сторону. На лицо брызжет горячим… А затем что-то твердое и тупое — перевернутое лезвие? рукоять? — пихает Тилрета в спину, он не удерживается, пропахивает коленями бетон крыши. Тилрет выставляет перед собой руки, упирается ими в пол, не выпустив из правой клинка. Он открывает глаза, пока пытается отдышаться, успокоить полыхающие легкие — и замечает, что руки его вымазаны темным, и с лезвия капает тоже. Тилрет оборачивается, медленно, со все нарастающим ужасом — он уже убивал, но это было всего раз, в реальном бою, и никогда это не был кто-то знакомый... А затем раздается смех — дикий, неуместный и какой-то жуткий. Нейт стоит как стоял, разве что скинул верхнюю одежду и убрал меч в ножны. Свободными теперь руками он сжал свою грудь и бок — так, будто пытается совместить края раны. Все его руки вымазаны в черном — это кровь, она всегда черна в свете Секунды и неоновых вывесок. Под его ногами темнеет лужа. Тилрет столько крови с одного мера и не видел никогда... Но Нейт выглядит живым — и умирать вроде бы не планирует. Он подходит к Тилрету, медленно и неотвратимо, стряхивает с рук кровь. — Ты убил бы, если бы сражался с кем-то другим — и убил бы намного раньше, чем я тебе позволил. Тебе не хватает практики, но наш бой не был честен. — Он склонился, протянул было Тилрету руку, а потом заметил кровь и зло цыкнул. Обтер об штаны и протянул снова. — И в картах ты бы победил — уж на последнем круге точно. Тилрет покосился на руку, но не принял сразу — посидел, потупил, пока не начали болеть колени... Затем взялся за руку, рассчитывая встать самостоятельно, но Нейт вдруг цепко схватил его чуть ниже запястья и дернул вверх. Поставил на ноги — легко, будто бы Тилрет ничего не весит. А затем прошептал на ухо, жарко, почти интимно: — Шармат сильней Хортатора. Победил бы, если бы не любил. Но в жизни он проиграл, а в картах никто не стал разбираться в тонкостях. Тилрет помолчал. Поморгал. Отдышался. — Че? — Молодец, говорю. Тилрет вырывает руку из чужих пальцев и отскакивает на две дистанции, хотя казалось, не может уже сделать ни шага. — Ты… ты просто пиздец, Нейт. — Согласна. Тилрет опять не заметил, как к ним подошла Дэйре. Но она не остановилась за его спиной, нет. Она обошла его, красиво виляя бедрами, подошла к Нейту, а затем с силой и каким-то даже вдохновением отвесила тому сначала подзатыльник, а затем пощечину. Почти как делала тилретова матушка... — Ворин, блядь, Нейт Телас, что это за хуйня? — Подготовка свежей крови. Проверка. Воспитательный процесс. И облизнулся, слизывая побежавшую носом кровь. — О, Дочерь Сумрака, кыш с глаз моих, пока я сама тебя не прибила. Нейт пожал плечами, мол, как скажешь, а затем щелкнул пальцами и рассыпался лиловыми искрами. Дэйре вздохнула — и повернулась к Тилрету. — Ты молодец. Не повелся на все это его… ну, почти. Ты не смог бы победить, если бы он не посчитал, что ты достоин победы — ни в картах, ни сейчас. Тебе и не нужно было побеждать — ты должен был только удивить. Тилрет, лишь пару мгновений назад с трудом унявший в руках дрожь, горделиво задрал нос и фыркнул. Вот еще, покажет он ей свой страх или еще что-то. С клинка продолжало капать, надо бы оттереть, но кроме одежды у Тилрета с собой ничего нет, а портить ее кровью… Нет, не хочется. — Что теперь? — Тилрет легко потряс мечом, в надежде хоть немного смахнуть кровь. Затем подумал, и добавил. — С Нейтом все в порядке? Дэйре на это закатила глаза. — Он живучий, ничего с ним не будет. Забей. И добро пожаловать в Дом Серебряной Вороны — в часть для “своих”, а не для случайных гостей. Можешь отдохнуть, а можешь чем-то заняться еще. Но я бы на твоем месте отдохнула. Тилрет кивает, а затем не удерживается и все же обтирает меч краем куртки. Все равно в крови. — Я бы тоже на своем месте отдохнул. Дэйре хмыкнула, развернулась, пошла к лифту — и поманила пальцем за собой. Отдохнуть — это хорошо. Давно пора. Тилрет, конечно, этому месту не доверяет, но лучшего — или хотя бы другого — варианта у него все равно нет. Расслабляться рано, но так хочется… Тилрет идет за Дэйре, не запоминая, сколько лифт проехал этажей — в этот момент он думает о вечном. Надо бы поспать, пока не нахлынул страх и адреналин после боя. И подумать, что делать дальше, да. Утром думается, конечно, легче, чем вечером — но без хоть какого-то плана, какой-то определенности Тилрет не может. “Надо будет поизучать местность, — думает он, зевая и с завистью смотря на совсем не уставшую Дэйре, — и не только местность. Но после, когда высплюсь”