***
— Ты проспала два дня. Заспанная Сельма, спускающаяся с лестницы, была застукана слишком быстро. Асцелия что-то варила, колдуя над целой чередой склянок, хранящих измельчённые сухоцветы. Скрываться больше смысла не было, и, уже громко топая ногами без всякой претензии на женственность, шатенка спустилась вниз, резонно заметив: — Зато выспалась. Верх она уже, как тихий вор, успела осмотреть. Пошарила по всем шкафам и сундукам, но не было ничего, что стоило бы внимания: книги (какая редкость для средневековья) сомнительного содержания (язык Сельма так и не распознала), тряпки, ведра, бесконечное количество высушенных травяных пучков, развешенных по стенам. Единственной полезной вещицей оказался нож, который использовался для рыхления сухих трав. Немедленно он был спрятан в глубокий карман голубого одеяния. Также обшарить Сельма собиралась и первый этаж, но всезнающая Асцелия, которая терпеливо слушала всё это время скрип верхних половиц, не дала ей этого сделать. — Как тебе мой дом? Вопрос явно имел подтекст, и Сельма без труда его уловила, поняв, что её «следствие» не осталось незамеченным. — Ещё немного, и я поверю в то, что ты человек. Асцелия усмехнулась под враждебным взглядом гостьи, уже разливая отвар в глиняные чашки на столе. — Думается, у меня комфортнее и уютнее, чем у лесной ведуньи. Эта старая кляча слишком погрязла в своей магии. — Для меня вы на одно лицо: что ты, что она — лишь очередные монстры. Светловолосая ведьма снова снисходительно улыбнулась, присаживаясь напротив и притягивая к своему носу ароматный терпкий чай. — Выпей отвар. Он взбодрит тебя. Шатенка недоверчиво взглянула на глиняный стакан, немедленно вспоминая, как это беловолосое чучело мешало разные травы. — Что-то не хочется. — То есть в первый день своего пребывания в этом доме ты накинулась на мою еду и питьё, как изголодавшийся зверь, не думая о том, что я могла туда добавить, а теперь проявляешь осторожность? Если бы я хотела тебя убить или усыпить, то уже сделала бы это. Но я служу Тёмному Владыке; судьбой твоей будет распоряжаться он. И, оговорюсь, к твоему столь долгому сну я нисколько не причастна. — Да-да, только сначала выпей и из моей чашки. Асцелия снова усмехнулась, пристально глядя на гостью. Её рука послушно потянулась к чашке, ведьма сделала оттуда два глотка. — Так лучше? — Намного. — Хм… Вы и впрямь очень похожи. Даже больше, чем мне казалось вначале. Внешность только другая. Сельма чуть не поперхнулась от такого заявления, легко догадываясь, с кем это сравнение было проведено. — Опять эта история… — девушка хотела было снова взбунтоваться, но поняла, что бесполезно… В этот бунт она больше и сама не верила. Мысли медленно потекли в русле всей новой информации, которую она узнала… Кто был до неё?.. — Мои предшественницы… Старая, что в лесу живёт, сказала, что до меня были ещё. — Да, это правда. Лишь пятеро. Трое не выдержали испытания и сгинули в лесу. Мы не успели им помочь. Четвертая и пятая выжили, но без толку. Их дар был слишком незначительным, кровь Иоханны почти не ощущалась. Были умерщвлены и снова воскресли в рядах горожан. Не пропадать же мёртвым телам. От той беззаботности, с которой говорила ведьма, Сельма ощутила дрожь. Сейчас говорили, как минимум, о её предках, а не о ком-то другом! И пусть девушка никогда не испытывала радение за семейные узы, так легко о своих предшественницах она бы говорить не смогла. — Последняя… Как её звали? — Не думай, это не твоя мать и не твоя бабушка. Твоя прабабушка. Однако, бесполезная. Сельма ничего не знала даже о своей бабке; тем более уж о прабабке ничего не слышала и подавно. Как бы она ни хотела ощутить чувство горечи, тревоги, без образа родного человека это не получалась. Она не чувствовала ровным счётом ничего. Так бывает… И, в принципе, это нормально, учитывая, что родных она почти не знала. — Она… В этом городе? — Хочешь увидеть? «Хочу хоть что-то ощутить, если увижу…» — Да. — Эта встреча не принесёт для тебя ничего. Она не вспомнит тебя. Её прошлое стёрто. Это уже не она. — Я хочу её увидеть! Беловолосая ведьма замерла с занесённым над стаканом железным чайником, но с прежним умиротворением поставила его обратно на стол. — Как пожелаешь. Поешь вначале. Солнце щедро освещало мощёные камнем улочки, на которых, как и прежде, царило возбужденное оживление. Асцелия заперла дверь и сунула ключ в незаметный карман. Путь их лежал к центру города. Сельма теперь ничем не выделялась на фоне местных жителей, кроме, конечно, затравленного взгляда. Сопровождающая её шла молча, не мешая шатенке рассматривать беззаботных горожан. Вскоре они очутились средь торговых палаток. У одной из них блондинка остановилась, выразительно уставившись на незамечающую их торговку. Сердце Сельмы пропустило удар. Это была пожилая женщина, с большим родимым пятном на половину лица, колготившаяся над своим бесполезным товаром. Шатенка напряглась, сосредоточилась на своём внутреннем состоянии, но… ничего не почувствовала. Хотя что она должна была ощутить? Что испытывает душа, когда встречаешь родного человека? Но может ли эта женщина быть ей родной, если они никогда друг друга не знали и не видели?.. — Я же тебе говорила… Но Сельма не дослушала, упрямо растолкав горожан и подойдя вплотную к деревянным ящикам. Теперь-то торговка заметила её своими сверкающими глазами. — Ох, милочка… Чего хочешь? Рыба свежая, бери. Смотри какая! Возьми эту. А может эту? Может, сразу две? На, посмотри. Да посмотри же! Бери, лучше нигде не найдешь! Вся свежая, чистая, вчерашний улов! Шатенка даже не посмотрела на рыбу, всё это время смотря на женщину перед собой. И женщину ли… человека ли… Глаза торговки сияли нездоровым блеском. Она буквально тряслась над своей вонючей рыбой далеко не вчерашнего улова. И чем дольше она не могла навязать свой товар очередному потенциальному покупателю, тем больше злилась, сильнее тряслась, почти теряла над собой контроль, словно в этой рыбе заключался весь смысл её жизни. Жалкое и одновременно слишком пугающее зрелище… Постепенно голос её стал срываться на крик. — Чего не берёшь?! — глаза торговки обезумели. Грубо она схватила Сельму за запястье, потянув на себя и попытавшись впихнуть ей в руки слизкую рыбу. — Бери рыбу! Бери! — Пусти! Мне больно! Девушка тут же попыталась вырваться из железной хватки остервенелой торговки, но та распылялась ещё больше! — Бери, тебе говорят! — но что-то резко заставило её лицо перекоситься, хватка ослабла, лицо приобрело испуганное и раболепное выражение, а Сельму за другую руку перехватила чья-то ладонь… — Ох, это Вы… Ох простите, госпожа… — голос стал самой услужливостью. Торговка расплылась в беззубой улыбке, протягивая двух жалких рыбёшек подошедшей блондинке. — Рыбки, госпожа? Посмотрите какая… Та, которую называли госпожой, возвышалась гордо, высокомерно. Миловидные черты лица, обрамлённого белыми волосами, источали властность и угрозу. Свободной рукой она взмахнула в воздухе, и горожанку прижало к стене дома, у которого она торговала. Второй жест раскидал товар, повалил деревянные ящики с вонючей рыбой. — Ещё раз забудешься, и мирное существование в цикле для тебя обернется кошмаром. Асцелия силой выволокла Сельму из толпы зевак, которые почтительно расходились по сторонам, давая им проход. Чуть не со слезами на глазах девушка сжала своё запястье под строгим взглядом ведьмы. Шатенка всё ещё смотрела в сторону толпы у палатки. — Почему?.. Почему она так себя повела? — Я тебя предупреждала. У каждого в этом городе есть своё занятие. Оно становится единственным смыслом существования. Их с трудом можно назвать людьми. Память стирается, однако они хорошо помнят, за что они здесь и за что страдают. — За что страдает она?! Крик Сельмы озадачил служанку Некроманта, на лице которой мелькнула отупелая задумчивость. Словно этот вопрос сломал матрицу в голове. — Привилегиями в этом городе обладают только ведьмы. Горожане расплачиваются, а мы существуем на особых правах. Асцелия хотела уже было пойти вперед, но Сельма не двинулась с места, смотря на неё с такой враждебностью, будто это именно она — вина всему. Беловолосая терпеливо выдохнула, смягчая тон ещё больше: — Судьбами распоряжается Владыка. Хочешь что-то изменить, прими его власть. Однако, если ты будешь готова к этому, ты не захочешь ничего менять. — Бред. Я никогда не пожелаю таких страданий кому-то. — Гордо вскинув голову, Сельма подошла почти вплотную к ведьме, будто этот ответ мог сейчас что-то изменить или что-то доказать. — Как скажешь. Покорность Асцелии, её терпение, улыбка и тактичность не давали ни единого сучка, за который можно было зацепиться и рассвирепеть ещё больше. Плотно сжав губы, Сельма сама двинулась вперед, заставляя колдунью идти за собой. Пребывая в городе уже не первый день, Сельма начала ощущать горожан. Несмотря на то, что каждый из них был индивидуален, несмотря на то, что сценарий их жизни давал им поле для небольших импровизаций в рамках заданных действий, было в них что-то шаблонное, схематичное. Именно на фоне этой схематичности так сильно и выделялись с самого начала старая карга из леса и эта Асцелия. Неосознанно чувствуя этот контраст, улавливая его в самом воздухе, Сельма сразу распознала «отличающихся» средь толпы. Навстречу им шли две старые женщины под руку. Их горделивые взгляды, осанка, манера ведения разговора — всё выдавало их. На Асцелию и Сельму они смотрели пристально, с злобным интересом и в то же время почтением. Как только они поравнялись, головы женщин склонились в немом поклоне. Ни слова. И также они прошли мимо. Лишь Сельма бесцеремонно и озадаченно обернулась, смотря им вслед. Наконец её спутница снова заслужила внимание. — Кто это? — Городские ведьмы. Такие же, как и я. — Тогда почему они так поклонились тебе, а ты им лишь кивнула? — Они поклонились не только мне, но, в первую очередь, тебе. Да, ты права, по рангу мы с ним на одном уровне, однако я сестра Иоханны и занимаю особое положение, хоть и горю в конце каждого цикла в отличие от них. — Поэтому та торговка так испугалась тебя? — Не только. Я уже говорила, ведьмы занимают особое место в этом городе. Если нас можно представить как сословие, то мы высшее. — Скромность явно не ваша сильная сторона. — Ты готова защищать местных горожан, зная, как они жестоко поступали с невинными, лишь бы только не встать на сторону Некроманта? — Лишь бы только не встать на сторону зла! — А ты уверена, что эти жители — добро? — Я уверена в том, что вы друг друга стоите, и вообще не хочу принимать ничью сторону. — Однако принимаешь. Даже после того, как столкнулась с одной из этих пустышек. И будучи сама одной из нас. — Я уж точно не ведьма! Я скорее поверю в своё психическое расстройство, чем в это. — Мне кажется, тебе нравится отрицать то, что видишь собственными глазами. Не понимаю, что ты и кому хочешь доказать? Слова Асцелии выбили землю из-под ног Сельмы. Риторический вопрос не находил ответа. Действительно, что она хотела доказать и кому? В мире людей она была отвергнута всю свою жизнь. Пьющие родители, приют, потом короткое освобождение, лечение, вечное отшельничество от общества, частью которого она не могла стать. Что она знала из радостей, ведя образ жизни вечного хикикомори? И будучи отстраненным свидетелем, видела ли она добро среди людей? Насильники, убийцы… Они скрывались средь толпы, но Сельма могла их видеть. Мир терял розовые очки, достаточно было лишь посмотреть её глазами. Что же касается истории этого места… Разве она не увидела причину страданий этого города? Разве его жители не сами навлекли на себя муки и разве не сами просили об избавлении? И что тогда можно назвать добром, а что злом, если с детства она видела отсутствие граней между этими истинами? «Нет… Неправильно. Я не должна поддаться этому безумству. Всё это — страшная магия. А значит, здесь ничего не может быть хорошего». — Сколько ведьм в этом городе? — Много. Большая часть из нас предпочитает не покидать эти места. Здесь всё создано для нашего комфорта. Малая часть осталась в реальном мире, но иногда и они перебегают к нам на время, чтобы набраться сил. В том мире мы почти бессильны. Здесь же последний источник древней и сильной магии. Мы здесь как агнцы подле спасительного водопоя. — Аллюзия на Библию с твоих уст воспринимается почти как святотатство. — А твоё слепое отторжение выглядит нелепо. Асцелия ловко парировала ответы Сельмы, которая из последних сил старалась выстроить какой-то призрачный идеал, что рушился от любого словесного вмешательства её спутницы. Шатенка в этом споре, который всё больше и больше доказывал ей её же неправоту, даже не заметила, как они прошли большую часть города, как петляли с одной улочки на другую. — Если Он хотел предоставить мне выбор, зачем было заставлять проходить через весь этот кошмар? Почему просто нельзя было… Не знаю… Почему нельзя было обойтись без попыток меня прикончить? — Если бы тебя удалось убить так просто, значит, крови Иоханны в тебе почти нет. Ведьму нельзя уничтожить так легко. К тому же только через пик эмоционального напряжения возможно пробудить её силы в тебе. Ты увидела всю историю города, что говорит о сильной связи с моей сестрой. С другой стороны, в тебе так и не проснулись физические силы ведьмы. Это может стать помехой. Однако из всех предыдущих кандидаток ты лучшая. — Спорный комплимент, но постараюсь его принять. Мысли Сельмы вновь унеслись в прошлое. Воспоминания о том, как она сюда попала и что видела, выстраивались в стройный ряд, как киноплёнка. Хижина лесника, как живая, предстала перед глазами. Та самая хижина, в которой всё и началось. — Когда я впервые увидела Его… Это было в доме в лесу. Там убили девушку, и я пыталась выяснить причину… — Сельма снова вспомнила о таблетках. О таблетках, без которых не могла прожить и дня… Может, она просто пропустила приём, или они перестали действовать, и всё это происходит лишь в её голове? Нелепая навязчивая мысль, навеянная воспоминанием о психотропных препаратах, была немедленно откинута. Об этом она уже думала и дала себе чёткий ответ. — В общем, из-за какого-то ритуала ночью в хижине был ваш Некромант и живой мертвец, который растерзал Шарли… Убитую. Ты знаешь что-то об этом? Зачем ему это делать? И что это за ритуал? Широко распахнутыми глазами Сельма уставилась на свою спокойную спутницу. — После того, как Владыка создал это место, те, кто увлекался магией, само собой прознали об этом. Тот ритуал, о котором ты говоришь, — это проклятие. Оно было создано для того, чтобы отправить человека в этот мир и навсегда лишить загробного покоя. Раньше отправляли прямо вместе с физическим телом. Но если практикующий слишком слаб, то тело перенести не удаётся, и сил хватает только на то, чтобы забрать душу. Так что твоя «Шарли», как ты её назвала, скорее всего, одна из этих пустышек, существование которой обречено на вечное скитание из цикла в цикл. Сейчас в твоём мире уже нет носителей достаточно мощной магии, способных проклясть настолько сильно, чтобы проклятый перенёсся сюда вместе с телом. Поэтому, предполагаю, её тело осталось за границами. — Она ни в чём не была виновата! — Может быть. Но мир никогда не был справедлив. — Да-да, сжигали и казнили невинных, это ты уже говорила. — А разве этого мало? Шатенка пренебрежительно фыркнула, заметив, что они уже обогнули весь город кольцом и стояли сейчас у подножия леса возле той тропы, что вела к землянке старой колдуньи. День клонился к вечеру. Девушка замерла, смотря в знакомую сторону. — Если хочешь к ней пойти, то следуй одна. Мы не друзья с лесной ведуньей. — Почему же? — Сельма заинтересованно глянула на спутницу. — Городские ведьмы и лесные ведуньи давно не любят друг друга. Когда-то мы были единым целым, но потом каждый из нас выбрал свой образ жизни. Ведуньи считают, что мы предали традиции, уйдя в города, а мы считаем их слишком закостенелыми. Мир меняется, а значит, и мы вместе с ним. — Поэтому в новой реальности вас почти и не осталось; так вы «меняетесь» и подстраиваетесь под изменения? — шатенка не удержалась от того, чтобы съязвить. Асцелия же, как и прежде, оставалась самой дипломатичностью. — Это нечто другое. Пойдёшь? — Не имею ни малейшего желания, как в принципе и с тобой оставаться, но выбора, похоже, у меня нет. — Верно. До конца цикла тебе придётся меня потерпеть. Но я не самая худшая компания в этом городе. — Безусловно. Монстры, пожирающие на своём пути всё и вся, действительно хуже. В очередной раз съязвив, Сельма спустилась с тропинки вниз и пошла в сторону уже знакомой улочки. Дорога назад заняла гораздо меньше времени. Девушка встала слишком поздно, в отличие от горожан, которые встречали день с первыми лучами. А потому и день пролетел мимо неё незаметно. Солнце медленно догорало на западе. Жильцы города, как и прежде в это время, с привычной схематичностью складывали свои палатки и спешили домой. Асцелия посвятила Сельме всё своё время, демонстрируя в диалоге сверхчеловеческое терпение и радушие. Разговор между ними лился, не переставая. Если и выдерживались паузы, то очень короткие, чтобы вновь реплики продолжили незамедлительно цепляться друг за друга. Однако воцарившийся мир и доброжелательность спутницы ничуть не успокаивали пленницу. Она хорошо запомнила урок о том, как здесь всё переменчиво. Потому и усилия белокурой ведьмы оказались тщетными. Хотя та ничуть этому факту не огорчалась, смотря с высоты многовекового жизненного опыта. Двухэтажный домишко на углу улицы, органично встроенный в ряд таких же домов, встретил их теплом и уже знакомым запахом трав. В окна проникал золотой цвет плавящегося вечернего солнца. — Садись ужинать. С прохода Асцелия тут же проплыла к очагу, привычным движением заливая воду в чан. Враждебно настроенная Сельма не преминула огрызнуться: — Такое ощущение, что меня откармливают как свинью перед тем, как пустить её под нож мясника. В ответ прозвучал заливистый смех: — Это зависит исключительно от тебя, Сельма. — И что мне прикажешь? Каждый день здесь проводить так, словно всё вокруг нормально?! Хозяйка дома развернулась, вытирая ладони полотенцем. Её взгляд и губы дрожали в усмешке. Она ничего не ответила. В дверь удачно раздался стук, и, направлясь к выходу, ведьма лишь коротко бросила: — Хочешь искупаться? Блондинка отворила дверь, и на пороге показался подросток с коромыслом. Сверхмеры тяжёлые ведра давили на его спину, заставляя наклониться вперёд и шаркать босыми ногами при каждом шаге. При этом измученный мальчишка умудрился ещё и поклониться Асцелии, вытереть ноги и пройти вперёд, снимая с коромысла ведра. Беловолосая колдунья оглядывала его высокомерно, нескрываемо насмехаясь над его потугами. — Эй! Моя гостья хочет искупаться. Набери в подвале кадку. Заходи с чёрного входа и не мешай нам. И не забудь корзину с грязным бельём у двери. Исхудалый подросток на приказной тон снова услужливо поклонился и шаркающими шагами вышел прочь с пустыми на верёвочных ручках ведрами, которые и без воды были тяжелыми. Дверь громко захлопнулась за ним, а Асцелия, что-то напевая, лёгкой походкой направилась к очагу под прожигающим взглядом Сельмы. — Ты заставила ребёнка прислуживать тебе?! — А что здесь такого? Не пропадать же добру просто так. Все городские ведьмы выбирают себе какого-то горожанина, чтобы устранял бытовые трудности. Не мне же ты прикажешь идти за водой. — Он — ребёнок! — Он старше тебя, дорогая. — На нём лица нет от труда! Асцелия впервые не выдержала, злобно фыркнув и резко развернувшись назад. Но немедленно взяла себя в руки. — Сельма, ты слишком изнежена. Твой реальный мир порождает бесхребетность. — Блондинка брезгливо откинула полотенце в сторону. В дверь снова раздался стук, и на её губах расцвела беззаботная улыбка. — О, кажется, молоко принесли. — Очередной заморыш, только уже девочка, которой от силы исполнилось шесть, стояла на пороге с глиняным кувшином, перевязанным белой тканью. Мило улыбающаяся до этого Асцелия приняла кувшин и грубо шикнула: — Пошла прочь. — Напевая незатейливую песенку с прежней улыбкой, она вернулась и поставил кувшин на стол. — М-м… Ещё парное. Будешь? — Нет желания! — Сельма грубо отодвинула стул, даже не скрывая в своём голосе злобу. — Я, пожалуй, устала, хочу отдохнуть. — Так понимаю, омываться ты тоже не будешь? Хорошо, вода не пропадёт. Голос Асцелии с нарочитой вежливостью тоже скрывал в своей глубине нотки раздражения. Шатенка небрежно вышла из-за стола, отбросив стул и даже не поставив его на место, поспешно скрылась вверху лестницы под прожигающим взглядом ведьмы. Как только дверь за Сельмой закрылась, она прижалась спиной к деревянной поверхности, закрывая глаза и медленно выдыхая. Какое-то время девушка не шевелилась, приводя мысли и чувства в порядок. Вскоре веки приоткрылись, и глаза пробежались по комнате. Как же непривычно было бодрствовать днём и думать о сне вечером! Месяцами живя в перевёрнутом режиме, шатенка ощущала, что такой распорядок ей кажется таким же неестественным, как и весь этот городок. Без необходимости держать себя перед Асцелией и всем городом, как перед врагом на поле боя, плечи Сельмы осунулись, грубоватая походка сменилась уставшим шагом. Голубое платье небрежно было снято через голову, а затем полетело на пол. На женском теле осталась только нижняя белая сорочка. Ещё более непривычным, чем новый режим сна, стало ощущение на себе новой одежды. В который раз Сельма прошлась ладонями по ткани, осматривая себя сзади. Ей постоянно казалось, что она голая. Привычка никогда не вылезать из штанов давала о себе знать. Ещё с утра она ощутила это странное чувство… Каждую секунду прогулки ей хотелось сорвать с себя эти тряпки; если бы только у неё был выбор. Однако мысли об этом дискомфорте в потоке сознания снова вытеснила злость. Детский труд, использование беспомощности вывело Сельму из себя, хотя она никогда не была морализаторшей. Видимо, всё это время сознанию надо было лишь за что-то зацепиться, чтобы злость и обида в отношении этого мира нашли для себя оправдательный фундамент. Стиснув зубы, Сельма на всякий случай подвинула комод под дверь и повалилась на мягкую перину, которая тут же приняла все изгибы её тела. Горьковатый запах трав, исходящий от постельного белья, снова окутал голову. Такой приятный аромат… Девушка какое-то время упрямо смотрела на незатейливый узор на потолке, образуемый блеклым светом месяца. Но постепенно веки начали тяжелеть, травянистый запах заставил дыхание замедлиться, и шатенка погрузилась в мягкую тьму. Все тревоги и заботы исчезли. Больше ничего не беспокоило. Лишь мягкая чернота сна обволакивала разум и давала долгожданное забвение. Очнулась Сельма резко и неожиданно, будто от удара. Рот жадно хватал воздух. В первые же секунды стало ясно, что она проснулась не на постели, на которой засыпала… Испуганные ореховые глаза с напряжением оглядели местность вокруг, даже боясь повернуть в сторону голову. Мышцы сковала ледяная сталь ужаса. По беззащитной спине пробежала рябь дрожи. Пальцы сжимали мягкую траву, а тело ощущало холод сырой земли… «Где я?..» Девушка сидела на голой земле, одна, на поляне посреди леса, глубокой ночью… Тонкая ночная сорочка, в которой она легла на постель в спальне ведьмы, пропускала леденящий ночной холод, пробирающий до самых костей. С дёрганой поспешностью Сельма вырвала несколько травинок прямо вместе с землей и недоверчиво растерла их пальцами. Всё было осязаемо… Не было ни одного чувства, которое бы не отзывалось на окружающий мир, что не всегда бывает, например, во снах. Если бы не отсутствие колебаний воздуха и не оглушительная тишина, которая совсем не свойственна лесной местности, шатенка поверила бы в перенесение тела. Нервно она подскочила с земли, крутясь вокруг и тщетно вглядываясь в непроглядную черноту враждебного леса, окружающего поляну. — Здравствуй, Сельма. Позади, как призрак, вырос чёрный силуэт в объёмном балахоне. Узнать его не составило труда. В испуге девушка вскрикнула и отскочила в сторону, но, как маленький котёнок пантеры, тут же подобралась, готовая защищаться. — Какого чёрта?! Как я здесь оказалась? Чёрный силуэт, лица которого не было видно в зияющей тьме капюшона, стоял в нескольких шагах, соединив пальцы рук перед собой. Сельма от испуга даже не обратила внимания на то, что кожа на единственном оголенном участке тела не была изуродована морщинами. — Как всегда задаёшь неправильные вопросы. Неужели тебе интересно только это? Бархатный голос обволакивал сознание, бесформенный силуэт, словно удав, гипнотизировал. Но внутренне девушка противилась этому всеми своими силами, стараясь не поддаваться влиянию! Зло уточнила: — А что ещё мне может быть интересно, если я в который раз отключаюсь и попадаю чёрт знает куда?! — Какое отчаяние! Оно толкает тебя на безрассудство. — Тут ты прав, терять мне уже нечего! — Неужели тебе не хочется задать ни одного вопроса? — Кому? Существу, которое превратило мою жизнь в ад и постоянную плеяду кошмаров?! — В ад? В самом деле? Хочешь сказать, что твоя жизнь в реальном мире была счастливой и лишённой кошмаров? Некромант сделал шаг в сторону и этот шаг словно бы физически отмерил первый удар по мировосприятию Сельмы. Риторический вопрос будто сорвал бесконечные портьеры иллюзий, обнажив нелицеприятные, уже ничем не прикрытые стены театра. Устойчивый до этого взгляд на вещи пошатнулся, не выдержал чужеродного натиска. А ведь правда, за что она цеплялась всё это время? За людей, которые считали её сумасшедшей и несколько месяцев держали в приюте для душевнобольных? За родителей, которых разум отказывался помнить, ибо до ребёнка им не было никакого дела? За сирот, с которыми она росла и которые свою злобу на весь внешний мир не забывали срывать на одиночках? За общество, которое отторгало Сельму, за общество, частью которого она никогда не являлась? Что её держало?.. Неожиданно для себя при этих мыслях шатенка обнаружила в себе целый груз накопившейся в груди злобы и обиды на весь белый свет! — Нет… Не лезь в мою голову. Это сон! — Во снах нет всех пяти чувств, моя дорогая. Сельма обречённо сглотнула сухую слюну, ощутив горьковатый привкус в собственном же рту. — Это всё может быть иллюзия! — Это решать тебе. — Некромант вышагивал вокруг, как коршун летая над своей жертвой, но не приближался, давая забитому зверьку ложное ощущение свободы бежать. — Задумайся над вопросом, на который ты так и не смогла дать мне ответ. Не верь никому, как и прежде. Это пока что единственное, что ты делаешь правильно. Какая-то сила неожиданно толкнула Сельму назад, и она беспомощно полетела в бездонную пропасть, от удара об которую резко подскочила на чем-то мягком и твёрдом одновременно. Лёгкие уже в который раз бились за жадные глотки воздуха! В паническом припадке Сельма, к своему успокоению, обнаружила, что она в спальне ведьмы, сидит на полу, видно упала с кровати, а дверь напротив плотно прижата тяжёлым деревянным комодом. — Сон… Всего лишь сон… — с безумием успокаивающегося сумасшедшего, она обхватила свои плечи, расшатываясь взад-вперед и находя таким образом успокоение. Губы исказились в истеричной улыбке. — Чёрт бы побрал эти сны! Однако сквозь утренние сумерки, которые уже густо заполняли собой комнату, Сельма не сразу увидела, что вся её сорочка покрыта пятнами, а под ногтями забилась земля…Часть 6. Гостеприимство.
5 ноября 2022 г. в 06:00
Сельма очнулась, ощущая под своим телом что-то бугристое и ледяное. Голова была заволочена туманом тяжёлого пробуждения. Однако открывшиеся глаза быстро адаптировались к мраку пещеры, переключаясь с тьмы беспамятства на тьму окружающего мира. С трудом перевернувшись на холодном камне, она заметила черную бездну над собой, в которую уходили обсидиановые своды. Взгляд сразу привлекли факелы, которые хоть и не могли полноценно осветить высоту пещеры, достаточно освещали пространство близ себя, издавая при этом слабое убаюкивающее потрескивание.
«Где я?.. Что произошло?»
С ноющими мышцами, как после хорошей вечеринки, ничего не соображающая Сельма перевернулась ещё раз, издав при этом слабый стон, и наткнулась на каменные ступени. Инстинкты что-то уловили, чье-то присутствие, сильнейшую ауру… Её источник был совсем рядом. Оцепенев, шатенка медленно подняла голову и увидела уже знакомую монашескую рясу — Некроманта.
Пещеру огласил пронзительный визг. Сельма немедленно подобралась, но встать не получилось, отчего девушка смогла лишь панически отползти назад. Она снова ощутила это мощное энергетическое поле, оно могло раздавить всё живое вокруг себя. В голове замаячили вспышки памяти:
«Зеленый простор, океан, обрыв… Что это было? Сон? Галлюцинация?»
— Как… Как я здесь оказалась?! Я ведь освободилась! Я смогла найти выход!
Взгляд из-под монашеского капюшона с поблескивающей железной маской под ним был холодным, безразличным, но наполненным неестественным вниманием.
— Разве я обещал свободу за твоё выживание?
Мужской голос вызвал крупную дрожь в конечностях, узел страха три раза стянулся в глубине живота. Сельму накрыла истерия. Пересохшие губы судорожно зашептали:
— Нет… Нет-нет-нет-нет…
В ужасе она отползла к дальней стене, забилась в угол, и всю пещеру заполнили вой и психозные причитания. За что ей всё это?! За что?.. Ведь ничего и никому она не сделала в этой жизни дурного! Лишь сама страдала с самого детства, вынужденная впоследствии обречь себя на убогое отшельничество в бурлящем мире социума.
Маска не шевелилась, хотя и смотрела исключительно в её сторону. Некромант не проронил ни слова. Терпение ко времени за столько веков было вышколено до блеска. В мире призраков нет такого понятия, как нетерпение. Всё идет своим чередом. Сгусток чёрной энергии, запертый в физических остатках тела, ощущал Сельму. Нет необходимости видеть физически, если ты чувствуешь… Комок страха у стены, эмоциональный срыв, ужас и отчаяние… Как же часто встречаются эти эмоции, как они банальны… Их присутствие не способно тронуть того, кто играет жизнью и смертью в своих руках, как хрустальным кубом. Но помимо эмоций в этом углу было и нечто другое… Маленькая частичка Иоханны, её дар, её зрение… Движимый ещё с юношеских лет жаждой невозможного воссоединения, Некромант, или то, что от него осталось, обгладывал взглядом свою жертву, безмолвно восседая на деревянном аскетичном престоле.
Истерика продолжалась долгих два часа под холодным взглядом железной маски. Но всему приходит свой конец, и вскоре Сельма притихла. Мышцы ныли от той силы, с которой она вжималась в острые обсидиановые выступы. Тело расслабилось. Еще один час затишья, час тяжелой борьбы с собой, принятия и примирения. Заплаканное измученное лицо робко приподнялось, столкнувшись в зияющей тьмой. В маленькой головке мысли текли медленно, с трудом. Сгусток чёрной ауры, зловещей энергии, который Сельма увидела год назад в лесной хижине, обрел в этом мире физическую форму. Превосходство силы и магии ощущалось даже в воздухе, заставляя неопытную ведьму ощутить себя жалким червём, которого можно раздавить о камни одним лишь щелчком пальцев. Ей было страшно. Очень страшно… Как ребёнку.
Единственный вопрос постепенно стал обретать в голове форму:
— Убьёшь меня? Или превратишь в одного из своих горожан?..
Зияющий тьмой капюшон молчал, но по-прежнему смотрел прямо на неё. Голос из-под железной маски раздался далеко не сразу.
— Ты прекрасно знаешь, Сельма, что это не все варианты и от тебя я хочу другого.
— Чего? Чтобы я стала болванчиком не в городе, а в этой пещере?
Храбрость была продиктована отчаянием, хотя после каждого слова инстинкт самосохранения бил девицу кнутом по спине. Выводить из себя сущее зло — безумство, даже в отчаянном положении. Но на удивление, в воздухе пещеры не повеяло угрозой.
— Твоё однобокое мышление тебя погубит, Сельма. Твой дар силён, но ты до сих пор слепа… — Темп речи был столь медленным, что невольно создавал обманчивое ощущение безопасности. — Ты создана для этого мира и рано или поздно ощутишь это. Однако выбор за тобой. Для его принятия я дам тебе время. За твоё отсутствие был завершён ещё один цикл, самый короткий из всех. Я дарю тебе ещё один. Ты можешь превратиться в ничто, а можешь избавить обитателей этого места от мук.
— В отличие от тебя я живая! Живая! И мне здесь не место. Даже не надейся, что я останусь здесь по доброй воле!
Под железной маской раздался приглушённый смех.
— Решать тебе. Асцелия станет твоим проводником.
Хозяин этого мира поднялся и бесшумно спустился со ступеней, скрываясь в черном проходе. У Сельмы появилось время снова дать всплеск своим чувствам. На этот раз истерика длилась всего несколько минут — организм отказывался тратить силы на подобные импульсы, ставшие уже обыденными. Поняв, что она одна и слёз её никто не слышит, девушка подняла голову. Всё также сжимая ладонями свои колени, она прошлась взглядом по месту, в котором находилась. Кричащий аскетизм деревянного кресла и пустота пещеры в соотношении с безграничной силой, всевластием их Хозяина смотрелись нелепо. Сама пещера была небольшой, но имела узнаваемую форму круга. Факелы всё так же мирно потрескивали на стенах. Ни единого признака жизни. Что делать? Идти в чёрный тоннель, куда ушел Он, или сидеть здесь и ждать своей смерти от голода?
Ответом на эти мысли стало появление белого пятна в зияющем тьмой проходе. Вздрогнув, Сельма узнала Асцелию, которая снова обрела своё миловидное лицо. Она вошла, как ангел, спустившийся с небес. Её образ внушал обманчивое чувство спасения, облегчения, если бы только пленница не знала, что прячется в её нутре.
Внешность Асцелии шатенка помнила из воспоминаний этого города, а потому трудностей с сопоставлением имени не возникло.
— Полагаю, ты и есть Асцелия. — Невооруженным взглядом было видно, что грубость Сельмы продиктована её диким страхом, который до сих пор бил её тело крупной дрожью. Гостью это не задело.
— Из-за тебя я горела уже дважды за последние семь дней. Пора бы уже познакомиться.
— Желаешь мести? — с вызовом ответила девушка, ловя себя на мысли, что больше совсем не испытывает перед этим существом страха. Напротив, готова дать отпор. И если перед Некромантом она чувствовала себя жалким червём, то перед Асцелией ощущала себя как минимум на равных.
— Нет, это моя часть сделки. Впрочем, от которой ты можешь меня избавить. Но об этом не сейчас. Вставай и следуй со мной. — Сельма явно не торопилась подниматься с колен. Вместо злобы и раздражения эта реакция вызвала у блондинки терпеливую улыбку. — Думаешь, сможешь сидеть здесь вечность? Тебе нужны силы, еда, вода, сон и новая одежда. Это место не избавит тебя от простых человеческих нужд, ведь ты живая, такая же, как и я.
— Смутно в это верится после того, как тебя зажгли прямо на моих глазах!
— Сожжение — это лишь весьма реалистичная имитация и моя расплата. Однако Тёмный Властелин милостив, взамен он даровал мне жизнь.
Асцелия терпеливо протянула Сельме руку, ожидая, когда враждебная гостья её примет.
«Как можно настолько слепо верить в того, кто заставляет тебя гореть в конце каждого цикла?! Напоминает стокгольмский синдром…»
У пленницы не оставалось иного выбора, кроме как подчиниться просьбе, хотя руку она так и не приняла.
Лишь один из тоннелей освещался факелами, все остальные, примыкающие к нему, зияли непроглядной тьмой. Сознание невольно рисовало страшных существ, обитающих в их мраке. Страх разгоняло лишь присутствие Асцелии, уверенно шедшей рядом. Как только они вышли из сводов пещеры, дневной свет ослепил. Понадобилось время, чтобы глаза смогли привыкнуть. И как только Сельма смогла их раскрыть, то увидела перед собой часть города, выставленного перед ней, как на ладони. Обсидиановая пещера возвышалась над всем этим поселением. Шатенка невольно удивилась, почему не замечала пещеру раньше, ведь наверняка её хорошо видно с городских улочек? Но всмотревшись внимательнее в рельеф, стало ясно, что всё это время Сельма блуждала в левой от площади части города, а сейчас они находились в правой. Меж этими частями вклинивался холмистый конус, поросший молодыми сосенками и кустарником.
Беловолосая ведьма стала спускаться по витиеватым тропинкам вниз, бодро шагая с выступа на выступ. В этой походке угадывалось что-то лёгкое, непосредственное, беззаботное. И эти наблюдения никак не вязались в голове жертвы города с образом калаки, которую она увидела… Сколько времени назад? День? Два? Здесь не было места этому понятию, особенно учитывая постоянные отключки.
Совсем скоро они очутились на светлых улочках, тонущих в ясном вечернем солнце. Асцелия прошла всего лишь два поворота и остановилась перед двухэтажным строением. Маленькая ладошка юркнула в карман и достала ключ, дверь со скрипом подалась вперёд. Помещение встретило их ядрёным запахом сухих трав. Повсюду было такое скопление вещей, что, казалось, попал в антикварную лавку. Только эта «лавка» была забита сухими вениками, настойками, банками с измельченными листьями. В комнате даже была претензия на уют в виде напольного ковра из овчины.
Сельма недоверчиво прошлась по комнате, с интересом рассматривая изобилие странных предметов. Была не была… Всё равно ей отсюда никуда не деться. И самым страшным оказалось осознание, что к этому месту, к этому вечному водовороту кошмара она уже стала привыкать. Утраченный мир не был дорог, а потому уже терялся на задворках памяти и постепенно растворялся.
— Ты ведь ведьма?
— Да, — последовал непосредственный ответ хозяйки, с милой улыбкой наблюдающей за гостьей.
— Почему тогда ты выглядишь… — Сельма обернулась к ней, но продолжение вопроса застряло в горле. Асцелия о завершении фразы догадалась сама.
— Выгляжу не как лесная колдунья? Как минимум потому, что я не успела постареть в реальном мире. К тому же у нас разная магия. Я ведьма, а она лесная ведунья. У нас тоже есть иерархия, не стоит всех равнять под одну гребёнку.
Сельма, как одичавший зверёк, бродила по комнате, с опаской всё осматривая. Блондинка не торопила, как если бы и впрямь приволокла в свой дом напуганное животное и давала бы ему теперь время привыкнуть к новому месту обитания.
— И ты, выходит… Сестра той самой Иоханны, о которой все здесь только и твердят.
Асцелия снова улыбнулась:
— Если ты хочешь спросить, состоим ли мы с тобой в родстве, то да, хотя и в весьма спорном.
— Нет! — Девушка выпалила это на одном дыхании, злобно зыркнув на хозяйку дома. — Мы не состоим ни в каком родстве! В этот бред меня уж вы точно не втянете!
Слова противоречили мыслям, и Сельма, как ребёнок, не хотела с этим мириться.
— Хорошо, как пожелаешь.
Асцелия была похожа на самое невинное создание на земле. Как радушная хозяйка, в первую очередь, она поставила на стол ароматную горячую похлебку, картофельную кашу и сушёную рыбу. Сельма накинулась на еду, как оголодавший зверь, наплевав на мысли о том, что в пищу могли что-то добавить. Хозяйка дома выделила девушке просторную комнату. Маленькое окошко с ромбообразной рамой выходило на одну из городских улочек. Свет догорающего дня освещал слабую пыльную дымку, стоящую в комнате. На полу лежал овечий ковер. Мягкая постель приглашала в свои объятия взбитой высокой периной. На столике стоял маленький букетик цветов. Асцелия дала и свежую одежду. Бледно-голубое платье надевалось на доходившую до щиколоток белоснежную рубаху и подвязывалось тонким кожаным ремешком.
Сельма была слишком вымотана, чтобы сопротивляться. Напротив, будучи окончательно опустошённой и эмоционально, и физически, она начала испытывать искреннюю благодарность за предоставленный кров, еду и постель.
Как заснула, она уже не помнила. Но мягкая перина, пропитанная свежестью и ароматом сухих трав, поглотила её за считанные секунды.
Примечания:
Следующая часть будет опубликована в субботу (12 ноября) в 6:00 по Москве.