***
Ослепительно-яркий столп света, уходящий за облака, возник внезапно и резанул по глазам своим сиянием. Зора стояла в густой тени, привалившись спиной к дереву, как приваливается путник в минуты отдыха от долгого путешествия. Ее путь был самым длинным. Тысяча лет — и вот она здесь. Целая эпоха, миллионы судеб, миллионы жизней… А это сияние было оплотом неизменности, было тем, над чем не властно время и любые обстоятельства. Зора смотрела на потоки энергии: те, словно тоненькие паутинки, подгоняемые ветром, летели к этому сосредоточию духовного могущества. Озеро искрится, словно небосвод, усыпанный мириадами звезд. На подрагивающей глади широкое белое пятно — отражение вместилища Великого Духа, можно было бы принять за полную луну, необычно большую, а от того такую опасную. Зора поднимает голову, пытаясь найти на небе — настоящем небе — луну и звезды, но видит лишь черный провал. Тот, как пасть исполинского чудища, вот-вот сомкнет челюсти, поглощая мир в свое черное, отравляющее брюхо. Но вдруг взгляд цепляется за что-то на берегу. Искра, отчетливо раздавшийся в темноте щелчок. Костер разгорается и теперь трещит, наполняя мертвую пустоту живыми звуками. Перед костром она видит двоих, узнавая их без труда. Хао, стоящий во весь рост, был обнажен по пояс. В его взгляде, направленным на сидящую перед ним в его накидке женщину, не было особой теплоты. Себя в этой женщине Зора узнала не сразу, но, разумеется, когда осознание пришло к ней, она тут же вспомнила этот момент. Вот она сидит перед ним, болтая о всяких глупостях, пытается добиться откровенности, а Хао, уставший от нее за целый вечер, сейчас протянет руку, потребуя свою накидку обратно. Та, прошлая Зора, без возражений отдаст ему его вещь, и Хао уйдет, наверняка обдумывая, что делать с ней дальше. Но вопреки воспоминаниям, Хао садится на корточки перед прошлой Зорой, кладет ладонь ей на щеку, мягко очерчивая подушечками пальцев контур ее лица. Зора будто наяву чувствует это прикосновение и растерянно тянется к своему лицу рукой, касаясь горячей кожи неправильно холодными пальцами. И вдруг черная бездна над головой вспыхивает, из ее сосредоточия раскручивается огненная спираль, словно хлыст ударяя в землю и поглощая все, что было на ее пути. Зора вскрикивает, бросаясь вперед, пытаясь поймать пылающее видение, но… Она распахивает глаза, тяжело дыша. Всего-лишь сон, всего лишь… кошмар. Кошмар, который может стать явью. Черная дыра, разверзнувшаяся над ее прошлым будущем, поглощала всю ее жизнь. Действительно ли она потеряла все, что знала, что любила и чем дорожила? Правда ли ее жизни больше нет? Зора поднимается с подстилки и, осторожно обходя спящих товарок, спешит на улицу. Во дворе она умывается, зачерпнув воды из ведра, трет лицо, почти не чувствуя, как дрожит в этот момент. До рассвета еще было время, и она могла снова постараться уснуть. Но Зора знала, что сегодня больше не сможет сомкнуть глаз. И в следующую ночь, пожалуй, тоже. Она потуже затягивает пояс на спине, одергивает полы своего простого кимоно и оглядывается на крыльцо, пытаясь взглядом отыскать свою обувь среди ровного ряда одинаковых сандалий. Тянущая боль внизу живота становится неприятным началом дня. Зора прикладывает к животу ладонь и медленно трет, пытаясь таким незамысловатым движением облегчить неприятные ощущения. Черт, в этом времени не было таких привычных вещей, вроде зубной пасты или анальгина. Что уж говорить о прокладках… Нет, не стоит на этом зацикливаться. Ее жизнь здесь и без того слишком трудна и отвратительна, чтобы переживать еще и о таких вещах. Зора глубоко вздыхает, наполняя легкие ночной прохладой. Она надеется, что сможет успокоиться и найти в себе силы для очередного изматывающего дня. Звезды мерцают над головой. Их так много, что Зора невольно замирает, пораженная этой красотой. Бесконечность над ее головой, мириады миров слабо мерцают на темном полотне небосвода, и Зора ощущает себя крошечной и жалкой в их свете. Но настоящей. Реальной, как и весь этот ненавистный мир вокруг. И неприятные колкие мурашки, вызванные холодным ветром и водой, и блеск звезд над головой, и ощущение утренней росы под босыми ногами — все это свидетельство, что все, что происходит с ней, не затянувшийся ночной кошмар, а страшная в своей неправильности реальность, в которой Зоре придеться научиться жить. К которой ей придется приспособиться... Собственно, у нее и выбора не было. Если она хотела выжить. Если она хотела вернуться к остаткам того, своего прошлого, которое, возможно еще сохранилось. Но сейчас... Сейчас ей хочется плакать. — Чего ты бродишь тут, как призрак? — слышит она ворчливый голос Старшего ученика. Она медленно поворачивает голову, разглядев стоящую под тенью крыши фигуру в ночном кимоно. — Распугиваю своим страшным видом настоящих призраков, — просто отвечает она. Зора готова поклясться, что Дайтаро усмехнулся. — А у тебя какие оправдания? — Мне не нужны оправдания, чтобы ходить, где вздумается и когда, — жестко ответил Дайтаро, вскидывая подбородок. Он вышел из тени, и теперь Зора могла видеть выражение его лица. Длинная челка, прикрывающая правую сторону лица, бросала тень и на другую его часть, сливаясь с его родимым пятном, превращая лицо в зловещую черную маску. Зора склонила голову к плечу. — Ох, ну ладно. — И ты опять не поклонилась, — напомнил Дайтаро, но, кажется, на этот раз не обвиняя ее. Зора хмыкнула, но все же поклонилась, как кланялись в ее стране крепостные перед царем. Она с мрачным весельем подумала, что будь у нее шапка, то получилось бы намного убедительнее. — Я прощена? — игриво осведомилась она. Дайтаро дернулся от такого тона, скривившись, и сжал кулаки. — Не понимаю, как ты до сих пор можешь быть жива. — У меня есть влиятельные покровители, — с загадочной улыбкой ответила Зора. — Не сомневаюсь, — кивнул Дайтаро. Он сделал еще шаг, вставая на самом краю дощатого крыльца — энгаве. Лунный свет выхватил всю его фигуру, предавая ему сходства с призраком больше, чем за призрака можно было принять ее. — Но мне вот, что интересно: откуда у дикарки, вроде тебя, такая сила? — Хорошие учителя, — уклончиво ответила Зора. — А Маппа? — А что он? — Зачем он тебе нужен? Зора на мгновение поджала губы, не ожидая такого прямого вопроса отвечать на который она вовсе не собиралась. Ведь у нее не было четкого ответа. Это она знала, почему так впрягается за человека, для которого она была чужой, незнакомкой. Но для других это было невозможно объяснить. И Зора знала, что никто и никогда не узнает правды. — Я вижу его потенциал и хочу позволить ему раскрыться. Дайтаро не понравился такой ответ. Он сложил руки, сунув ладони в широкие рукава кимоно, а затем что-то неразборчиво пробормотал себе под нос. — А ты знаешь, что он убил монаха Денсена в прошлом году? И что из-за него в окрестности столицы пришла эпидемия? Нет, Зора этого не знала. Она склонила голову, показывая этим жестом, что внимательно слушает. Дайтаро усмехнулся. — Конечно же, ты не знала. Тогда знай: Маппа — опасен. Ему чуждо все человеческое, и я подозреваю, что и сам он не совсем человек. Пока ты полезна ему, он позволит тебе оттираться рядом, но как только ты исчерпаешь себя, он убьет тебя так же, как и Денсен-сана. Зора не знала, что именно ее так позабавило в словах этого мальчишки, (или, может, это просто истерическое?), но она смеялась; смеялась до боли в животе, до слез, до колючего спазма в груди. — Хочешь сказать, что Маппа — демонской сын? — спросила она. — Никогда не слышала большего бреда. Так вот, зайка, открою тебе большой и страшный секрет: демоны появляются из веры в них, из злых мыслей, из отравляющих человека эмоций. У них нет репродуктивных органов, так что дать потомства естественным путем они не могут. — Да как ты… — взвился Дайтаро, но Зора решительно продолжила: — А что касается Маппы, то, знаешь… я пожила достаточно в своем мире и в вашем, чтобы авторитетно заявить: ни один ребенок, никогда не убьет человека, если его жизнь не будет в опасности. Маппа — целиком и полностью продукт этих ваших сраных обычаев, жестокости времени и чудовищной несправедливости. Как, собственно, и ты. Она подошла, остановившись прямо перед растерянным Дайтаро, и хоть ей пришлось поднять голову, чтобы смотреть прямо на него, в ее взгляде не было и тени сомнения. Зора с прищуром взглянула Дайтаро прямо в глаза, напрочь забыв обо всех здешних правилах приличия. — Сколько тебе лет, Дайтаро? Почему в таком возрасте в тебе столько ненависти и зависти? Эти чувства… они тебя сжирают и однажды погубят. Это я вижу в тебе, и можешь считать это моим тебе пророчеством: если ты не научишься жить в гармонии с собой и ценить себя больше, то плохо кончишь. Дайтаро отпрянул, и это движение будто сдернуло с него наваждение. Он с гневом посмотрел на Зору, с силой сжав кулаки. Зора заметила, что его ногти впились в ладони так резко, что наверняка оставили на коже следы. — Только ты этого не увидишь. Я позабочусь о том, чтобы ты сдохла раньше, — с ненавистью прошипел Дайтаро. Развернулся, быстрым шагом направляясь обратно. Но вдруг остановился, сладко бросив напоследок. — Я прикажу не давать тебе ни еды, ни воды, пока ты не научишься себя вести! Зора сделала глубокий вздох, в мыслях ругая себя, что снова зачем-то полезла туда, куда не просили. Но, что сделано, то сделано. Ей только и оставалось, что провожать Дайтаро мрачным, тяжелым взглядом.5
5 января 2022 г. в 18:57
— Твоя стихия — огонь, — уверенно заявила Зора, ставя между ними свечу. В темноте его покоев огонек слабо трепыхался от порывов осеннего ветра, залетающего через щелку в сёдзи.
Зора не должна была приходить сюда — ей это было не положено ни по статусу, ни по времени суток.
Ее короткие, обрезанные волосы привлекали внимание слишком сильно, но Зора, будто в насмешку, ничем не прикрывала голову. Иногда Маппу посещала абсурдная мысль, что эта сумасшедшая гордилась своим позором.
Вот уж и правда — сумасшедшая женщина.
— С чего ты так решила? — спросил Маппа, недовольно глядя на нее. В темноте, при свете подрагивающего пламени, ее кожа казалась особенно бледной, а тени под глазами наливались цветом, превращая ее и без того темные глаза в черные провалы. Но это нисколько не пугало Маппу: было в ее уродстве что-то завораживающее, такое же интересное, как и в Охачиё. И в Зоре было что-то от они, возможно, она и была одним из маскирующихся демонов, живущих в их мире, а как еще объяснить ее внешность и силу, что находилась за гранью понимания?
Но Маппа еще слишком хорошо помнил, что от ран у нее могла течь кровь, кожа покрывалась мурашками от резкого, внезапного порыва ветра; иногда она казалась уставшей и сонной, а на прошлой неделе он стал невольным свидетелем ее разговора с одной из служанок Тадатомо об их, женских делах. Кажется, что-то о лунных циклах, о лекарствах и о… Маппа так и не вспомнил, о чем с таким пылом вещала эта ведьма, размахивая руками и возмущенно пыхтя.
Зора всегда общалась с долей экспрессии, не контролировала тон голоса, и все эмоции были написаны у нее на лице. Когда она улыбалась особенно широко и без смущения, громко смеялась, не трудясь прикрывать рот рукавами, в эти моменты она была особенно уродливой.
Маппу не пугал ее вид, но настораживало то, что эта женщина могла еще сотворить. Ее уверенность, знания, о которых она не могла ни откуда узнать — были камнем преткновения для Маппы. Она совершенно точно не могла читать мыслей, иначе не выглядела бы настолько беззаботно, будто ничто в этом мире не могло сломить ее волю. Маппа невольно завидовал этой простоте, с которой Зора относилась ко всем трудностям. Но ее безрассудство станет однажды ее погибелью. И Маппе совершенно не хотелось, чтобы эта ненормальная потащила за собой на дно и его.
Зора дернула углом рта.
— Ну… скажем так — предчувствие. Но, разумеется, ты научишься управлять и водой, и ветром, и всем остальным тоже. Сумев покорить все стихии, после смерти твоя душа сможет вернуться в мир, сохранив весь опыт и воспоминания, если, конечно, ты победишь главного черта в аду.
— Чер-та? — переспросил он, в очередной раз поражаясь грубости ее языка. А ведь она произнесла при нем всего-ничего, а ему уже не нравилась страна, где говорили на таком рычащем, грубом наречии.
Зора всегда говорила слишком много. В ее быстрой речи часто мелькали слова, о значении которых оставалось только догадываться. Вроде, и произносила они их на японском, но Маппа не представлял, где в их стране мог быть подобный диалект. Хотя… он ведь совсем мало знал об этой жизни. До встречи с Охачиё он не умел писать даже собственное имя.
Зора, кажется, тоже не умела писать. Книгу, которую он читал не так давно и которую Зора попросила ей показать, она пролистала, хмурясь на каждой новой странице. «Китайская тарабарщина!» — воскликнула недовольно она, всучив ему в руки книгу с таким видом, будто та нанесла ей смертельное оскорбление.
— Мм, я не знаю, как вы их называете, — протянула Зора, приложив указательный палец к губам. — Главного злого духа. Так понятнее? — Маппа неуверенно кивнул.
— Отлично! Тогда приступим. Ты должен почувствовать пламя этой свечи. И когда ты это сделаешь, то заставь его стать больше или меньше.
— И как же мне его почувствовать? — раздраженно поинтересовался Маппа, но все же беря в руки свечу и поднимая на уровень глаз.
Кажется, Зора немного растерялась от этого вопроса. Маппа хмыкнул, наблюдая, как все напускное разом исчезает из ее взгляда. Видимо, в мыслях она мнила себя великим мастером, а на деле не могла объяснить даже основы. Грош цена тем знаниям, которые ты не можешь передать другим.
Но, кажется, дело было вовсе не в этом, потому что когда Зора заговорила, голос ее звучал тихо и в глазах на краткое мгновение отразилась неподдельная тоска:
— Знаешь, мой сенсей говорил, что шаман — это ключ, а не орудие. Ты сам должен говорить духам, что им нужно делать, и отдавать им только свое фуриоку в качестве платы, но никак не жизненные силы.
— Фуриоку? Что это? — спросил Маппа, хмурясь от обилия новых, непонятных слов.
— Эм… — промычала Зора. — Мана. Волшебная сила. Чакра… — она поймала его недоуменный взгляд и тяжело вздохнула. — Знаю, из меня офигенный учитель, но я стараюсь. Щас, погоди… дай я это сформулирую… — Она немного помолчала, после чего заговорила более серьезным тоном. — Фуриоку — так называют духовный резерв шамана, с которым он рождается.
— Его можно увеличить? — быстро осведомился Маппа.
— Можно, — кивнула Зора. — Но это очень тяжело. Мне пришлось пройти через смерть и поклясться на крови мировому злу, чтобы суметь управлять Духом Воды. Короче — дело это сложное и неблагодарное.
— Я должен стать сильным, — со всей серьезностью заявил Маппа. Зора в ответ покачала головой, пряча улыбку.
— О, ты станешь. А пока ты идешь семимильными шагами к мировому господству, я подумаю, как ты сможешь увеличить свое фуриоку, не прибегая к таким смертоубийственным штукам.
Маппа кивнул, удовлетворившись пока таким ответом. Он снова сосредоточил внимание на свече, огонек которой шевелился от движения воздуха, но никак не по его воле.
— Кем был твой учитель? — вдруг спросил он. Если он даже эту дикарку смог сделать такой сильной, то Маппа точно сможет у него чему-то научиться.
— Самым могущественным шаманом, ставшим Королем, — с готовностью ответила Зора, улыбнувшись, но ничуть не хвастаясь этим фактом. — А до него меня учила моя родня… Не знаю, насколько хорошо у них это получилось, но сенсей оценил мои успехи…
— Плохо у них это получилось, — не кривя душой, поддел Маппа.
— Эй! — завозмущалась Зора. — Что за предъявы такие? И вообще, у нас мало времени. Если меня застукают здесь, то накажут обоих. Я-то переживу, а вот тебе не стоит гневать этого индюка.
— Ты так и не научилась почтительности, — покачал головой Маппа.
— А за что мне его почитать? — удивилась Зора. — Да будь моя воля, то я бы его голыми руками придушила!
— Чем же Тадатомо-сама вызвал такой гнев? — с любопытством спросил Маппа.
Зора помедлила с ответом. Маппа заметил, как ее пальцы сжались в кулаки с такой силой, что даже костяшки побелели. У нее задрожали плечи, когда ей с трудом удалось подавить поднявшуюся в душе ярость.
— Он посмел прикоснуться к тебе, — тихо сказала она, отведя взгляд.
Маппа удивленно взглянул на нее, даже опустив свечу. Свет перестал падать на лицо Зоры, и оно сразу сделалось темным, таким же мрачным, как и все ее настроение. Маппа понимал, что она считала свой ответ исчерпывающим, но он никак не мог понять, что приводило Зору в такую ярость, но еще более поразительным было то, что, не страшась последствий, она была готова умереть.
— И что же? — прищурился он.
— И что? — не поняла Зора, даже слегка повысив голос. — По-твоему, это нормально?
— Да, — кивнул Маппа. — Он мой наставник. И только я удостоился подобной чести.
— Чести… — презрительно выплюнула Зора. — Видимо, мы по-разному воспринимаем это слово. Ну, да ладно. Не будем обсуждать, что для кого является благом. Сосредоточься на огне.
Маппа вздохнул, но послушно уставился на огонек.
И что ему, спрашивается, с ним делать?