Горизонт событий

      Маппе редко снились сны. Еще реже снилось что-то хорошее. За день слыша тысячи мыслей, сознанию требовалось хоть несколько часов передышки.       Но сегодня ему снилось пламя. Огромный пожарище, разросшийся до небес, беспощадно поглощал дома, леса, горы и моря. Он пожирал вопящих в ужасе людей. И за всей этой огненной стеной слышался довольный, пробирающий до дрожи, смех. — Вставай! Ну же, проснись! — услышал он взволнованный голос. Чьи-то руки взяли его за плечи и несильно, но настойчиво встряхнули, вырывая из лап кошмара.       Маппа распахнул глаза, не сразу понимая, где очутился. — Проснулся! — облегченно вздохнула обладательница этого голоса. Ее бледное лицо нависло над ним, обеспокоенно разглядывая. — Слава Богу. Эй, ну что ты…       Нежные, мягкие руки притянули его в объятия, бережно провели по распущенным волосам и спине. Так прикасаться к нему мог только один человек — только она могла позволить себе все эти вольности, и только ей одной Маппа позволял это. Почему-то…       Он не мог понять, откуда взялось это противоестественное всей его натуре доверие к ней. Именно к ней. Быть может, сумасшествием можно заразиться, иначе с чего бы ему так слепо верить безумной женщине? Но за все то время, что она находилась рядом, Маппа привык обращаться к ней, слушать и учиться у нее, неосознанно и даже не специально перенимая у Зоры толику ее безумия и забирая у нее частицу тепла: той самой важной составляющей, без которой он уже не мыслил своей жизни. Зора, словно свеча, озаряла его черную душу, освещая робкую надежду, что, быть может, даже такой сын демона, как он, сможет найти в этой страшной жизни место для себя.       Сын демона… Зора хохотала так звонко, когда он рассказал ей об этом, что Маппа против воли даже покраснел, чувствуя себя таким глупым. — Сын демона… Больше ничего не мог придумать? — улыбалась она сквозь слезы веселья. — Мою мать называли лисицей. Кого еще, по-твоему, она могла родить? — насупился Маппа. — Ох, милый, — покачала головой Зора, видимо, снова почувствовав его настроение. Она протянула руку, касаясь ладонью его макушки, провела тонкими пальцами по голове в успокаивающем, доверительном жесте. — Твоя мать совершенно точно была человеком. Как и отец. Будь ты сыном демона, то не испытывал бы боли, не оплакивал бы мать и ничего не желал, кроме утоления голода. А ты живешь, стремишься к чему-то и чего-то хочешь от жизни. Вот, что делает тебя человеком. — Но люди… — слабо запротестовал Маппа, не желая так просто примиряться с тем, что всю свою жизнь он обманывал себя. — Люди всегда болтают всякую чушь. На это просто не стоит обращать внимания. Будь выше всех этих пересуд. Покажи им, что даже самый простой человек может добиться всего в жизни, если не будет бояться толпы.       Маппа бы поспорил, что ничего он не боится, но что-то удержало его от затевания бесполезного спора. Ведь ему… хотелось верить ей, как хотел он верить когда-то и Охачиё. Но друга они больше не было, а Зора была, кажется, не собираясь никуда уходить.       Иногда он ловил себя на мысли, что, если Зора исчезнет, а он снова станет одиноким, то больше не станет сражаться — признает поражение и последует за друзьями. Зора бы накричала на него за подобные мысли. Она с необъяснимым упрямством день за днем доказывала ему, что он сильнейший из всех. Маппа горько усмехался, ничего не отвечая на подобные громогласные заявления. Он знал, что он все еще слишком слаб. А Зора… она могла думать, что угодно, если от этого ей было легче.       Сейчас же, пробудившись от кошмара, Маппа выдохнул, уткнувшись лицом ей в плечо, только сейчас осознавая, что дрожит.       Зора…       Прошло четыре года, как она появилась в храме. Дикарка, ведьма из каких-то варварских земель. Она переворачивала привычный мир с ног на голову, не боялась диктовать свои порядки.       Тадатомо мечтал избавиться от ведьмы, вот только как это сделать? Наследный принц наотрез отказался принимать ее в своем дворце, а после того, как Зора после года жизни с ними в качестве его личной служанки, в одно из посещений Принца храма, напророчила ему громкую победу и долгожданного сына после двенадцати дочерей, и ее предсказания сбылись в точности до недели, Принц и вовсе запретил трогать Зору. В награду она получила дорогое кимоно, в котором щеголяла по праздникам, и благосклонность самого будущего императора.       Кажется, она действительно была в их землях одна, никто не придет за ней, и она не представляла никакой угрозы для безопасности страны, как всегда считал Принц. Маппа прочел это в его мыслях: это опасение, подозрение, и как их сменило веселье от того, что варварка оказалась пустышкой, и целый год Принц пытался идти по ложному следу. Но Зора доказала свою полезность, а потому осталась в том же положении, в каком и жила. Правда, теперь получала деньги и подарки от жен всех принцев, ведь ведьма умела то, что не мог ни один оммёдзи в их стране: привораживать, заговаривать удачу, гадать по рукам и читать в узоре, оставленными чаинками на дне чашки владелиц, их блестящее будущее. А еще проклинать.       Зора была неприкосновенна. И не будь она женщиной, да к тому же варваркой, наверняка потеснила бы Тадатомо с его пьедестала.       Но Маппе было важнее то, что она была рядом. Всегда, неизменно, словно тень оказывалась поблизости, когда что-то происходило. Если у него болела голова, если не получалось запомнить сложный иероглиф, если на улице шел дождь… Или, вот, как сейчас, когда злые духи насылали на него кошмары.       Зора не спрашивала его мнения, нравится ли ему ее общество — она просто ненавязчиво была в его жизни, помогая, когда он даже не просил ее об этом.       И учила. От нее Маппа узнавал удивительные, действительно поразительные вещи не только на поприще оммёдо, но и о мире, о его истории и искусстве.       Зора удивительно много знала и с увлечением, интересно могла поделиться своими знаниями.       И сейчас она пришла, вырвав из лап страшного кошмара. Маппа доверительно прижался к ней. — Скоро я стану совершеннолетним, — выдохнул он ей в шею.       Это уже обсуждалось, упоминалось вскользь, и Маппа успел убедиться, что по какой-то причине, Зора не считала пятнадцать лет достаточным возрастом, чтобы проходить церемонию мужественности. Привычно подшучивая и смеясь, она говорила, что даже в своем возрасте чувствует себя чуть ли ни его ровесницей.       Маппа тогда полюбопытствовал, сколько ей вообще лет, наверное, она была очень стара. Но Зора всерьез задумалась над его вопросом и только пожала плечами. — Мне всегда двадцать, — с озорной улыбкой оповестила она. — Все равно старая, — сварливо отозвался Маппа и привычно ускользнул из-под ее руки, когда она потянулась потрепать его по голове.       Вот и сейчас она весело хмыкнула, скручивая его волосы и убирая ему за спину, чтобы не лезли на лицо. — Да, совсем взрослый мальчик, — выдохнула она ему в макушку, а потом заставила лечь обратно, укрыв одеялом. — Уже есть планы, как отпраздновать данное событие? Как насчет охоты? Возьмем луки, пойдем в горы, подстрелим оленя. Хотя… ладно, согласна, олень победит. — И почему это он победит? — недовольно поинтересовался Маппа, поворачивая к ней голову. — Ну… В своих фантазиях я, конечно, могу попасть белке в глаз со ста метров, но давай будем реалистами? Я и лука никогда в руках не держала. А ты доходяга. Кожа да кости. — Она беззастенчиво залезла холодной рукой под одеяло, нагло положа ладонь ему на живот и грубовато ощупала от пупка до груди. — Где твои кубики пресса, а? — рука переместилась к плечу и стала трогать предплечье. — А мышцы? Да подуй ветер чуть сильнее — сдует же!       Маппа покраснел, благодаря темноту, что его смущения было не видно. — Я тренируюсь стрелять из лука, — важно заявил он. Но Зору это признание ничуть не впечатлило. — А толку? Лучше помахай этим деревяным дрыном, а еще лучше полы во всем доме натри. Это тебе и физическая нагрузка, и упражнения на свежем воздухе. — Предлагаешь мне опуститься до уровня слуги? — насмешливо поинтересовался Маппа. Но почему-то не оскорбленный. За столько лет, кажется, он уже смог привыкнуть к ее дурацкому чувству юмора. — Я предлагаю тебе варианты, а ты уж сам выбирай.       Маппа негромко фыркнул, невольно улыбнувшись. Зора всегда болтала много и не по делу, но это странным образом успокаивало. Маппа не слышал ее мыслей, а потому только в ее обществе мог действительно отдохнуть.       За четыре года она стала более понятной, более близкой, более…       Как Охачиё.       Маппе безумно хотелось быть похожим на эту женщину. Быть таким же сильным, как она. Зора казалась ему скалой, утесом, который безжалостно бьют штормовые волны, но твердому камню было плевать на все буйства непогоды: он стоял твердо, непоколебимо, не страшась ни воды, ни огня, ни ветров холодной зимы, ни летнего зноя.       Маппа мечтал о силе, желал быть независимым ни от кого. Но за это ему приходилось платить слишком высокую цену, растрачивая частички себя, обрекая душу гореть в пламени. Потом в его жизни появилась эта ведьма, предоставляя силу за просто так. И вместо того, чтобы диктовать свои условия, она всеми силами оберегала его душевный покой, бдительно следя, чтобы все проблемы обходили его стороной.       Он не знал почему она так привязана к нему, почему делает все это, наживая вокруг врагов. Разумеется, Маппа не раз думал об этом, искал причину, перебирал в уме тысячи разных вариантов, но так и не смог ответить — почему она здесь. — Я хочу покинуть храм, — поделился Маппа своими мыслями о будущем. Зора вздохнула, растягиваясь рядом на полу, нахально положив голову рядом на подушку. — Отличный план. Только кто же нас отпустит? — Нас? — переспросил он. — Нас, — важно кивнула Зора. — Я от тебя никуда не денусь, душа моя. Куда бы ты не отправился, я буду рядом. — Зачем? — Как? — удивленно откликнулась она. — Ты ведь один в этом зверинце людей сгинешь. А у тебя большое будущее, великая судьба. Я не позволю тебе это все так бездарно похерить. — Ты все время твердишь о моей судьбе, а что насчет твоей? — Маппа без всякого стеснения взглянул ей прямо в глаза. — Ты называешь себя женой короля, где же твой муж? Почему не приходит за тобой?       Зора выглядела растерянной этим внезапным вопросом. Она помрачнела, хмуро уставившись в потолок. — Прошло… четыре года, кажется? — выдохнула она. — Мне должно быть что-то около тридцати уже. Для тебя это очень-очень много, но там, откуда я родом, это еще считается молодостью. Я и чувствую себя молодой. Я полна сил, я могу хоть горы свернуть — сколько во мне энергии! Но посмотри на меня, разве что-то изменилось за эти четыре года?       Маппа не понимал, к чему она клонит. Она выглядит точно так же, как и…       И вдруг Маппа вздрогнул, поняв, что она имела в виду. Ее волосы… Они совсем не отрасли. За целых четыре года!       Но… нет, она зачем-то стрижет их. Так ведь?       Зора, будто угадав его мысли, усмехнулась. — Да. Я не меняюсь. Время для меня идет очень-очень медленно, будто совсем остановилось. Только это и придает мне сил. Вселяет надежду, что, когда я вернусь домой, ничего не изменится. — Ты уходишь от ответа, — вовремя спохватился Маппа, раскусив ее уловку. Зора усмехнулась. — Мой муж всегда со мной, — она картинно приложила руку к груди, там, где было сердце, тут же сжав пальцы в кулак. — Даже если его нет рядом, я знаю, что он дорожит мной и хочет, чтобы я была дома. — Вот как, — вздохнул Маппа, поняв, что не получит от нее прямого ответа. Что ж, он не станет настаивать. У всех есть груз своего прошлого, о котором было слишком тяжело поведать кому-то другому.

***

— Про тебя и Маппу-саму говорят всякие небылицы, — поведала ей Ами-тян, наклонившись к ней за обедом. — Пусть болтают себе на здоровье, — разрешила Зора, стараясь говорить тише.       Ами покачала головой, всем своим видом выражая, что не понимает, как она может так легкомысленно относиться к такой щепетильной ситуации. Хотя, давно могла бы смириться — Зору мало волновали местные порядки. Она не собиралась меняться в угоду этого дикого, совершенно отталкивающего времени.       Правда, у этого упрямства была и обратная сторона: Маппа смотрел, впитывал и уже сейчас с таким же пренебрежением относился ко многим традициям, что служили основой общества на протяжении веков. Но она могла позволить себе подобное поведение, ведь это не ее земля, не ее заветы, оставленные предками, это даже не ее время. А Маппа родился в этом обществе, он был обязан соблюдать элементарные правила приличия.       Он и правда старался, ведь Тадатомо, этот мерзкий индюк, глаз с него не спускал, и упаси Великий Дух, он совершит ошибку — спрашивать будут, в первую очередь, с Зоры. Маппа не хотел подставлять ее, свою наставницу, а потому старался не сильно выделяться среди остальных. — Кто-то видел, как ты выходила ночью из его покоев, — поделилась Ами последней сплетней. Добрая, милая девочка, она прониклась к Зоре искренней симпатией, а потому все без утайки рассказывала: что, кто, где, с кем и зачем. Ее личный информатор, который мог проникнуть туда, куда не могла попасть она или ее духи-помощники.       Зора очень хвалила себя за находчивость, что все эти четыре года поддерживала с девочкой доверительно-дружеские отношения. — Он долго занимался, я готовила ему чернила, — соврала Зора, изобразив горестный вздох. Она была уверена, что Ами потом расскажет всем подробности их разговора, поэтому от Зоры требовалось состряпать правдоподобную историю с несуществующими подробностями. — Сидела, носом клевала, но стоически держалась…       Маппа был почти совершеннолетним. Еще полгода, и детство для него закончится навсегда. Он останется послушником в храме. Или отправится возглавлять другой. Но что-то подсказывало Зоре, что старый хрен не отпустит его так просто. Зора видела и чувствовала, с каким вожделением Тадотомо смотрит на него украдкой, и только ее присутствие и красноречивые взгляды останавливали его, чтобы в далеко не прекрасный вечер не пригласить Маппу в свои покои.       Зора не была уверена, что подобное больше никогда не происходило. Став личной служанкой, она получила более высокий статус, а потому иногда могла выходить в город; в лесу она собирала целебные травы, а раз в год на Масленицу и вовсе брала пару дней выходных, чтобы отправиться в горы и провести ритуал. Один раз она уговорила Тадатомо отпустить с собой Маппу. Тот нехотя дал добро.       В любом случае, Маппа ничем не дал понять, что его что-то беспокоит. Конечно, с чего это должно его волновать? Такова была жизнь, таковы реалии этой страны и этого времени. Это — норма, традиции, обычаи, против которых Зора была бессильна. Она могла защищать Маппу от врагов, стоять на смерть между ним и бросающим на него ненавидящие взгляды Дайтаро. Но против того, на что Маппа шел добровольно, она не могла поделать ничего.       Маппа взрослел, в пятнадцать он больше не будет ребенком для окружающих. Тадатомо будет обязан считаться с его мнением. Зора с нетерпением ждала, когда наступит это время.       Хао ничего не рассказывал ей о своем прошлом. И неудивительно. Как рассказать о подобном? Да и зачем? Он был сильным, всемогущим шаманом, а здесь, в этом времени, он был таким же, как и все. Когда они впервые встретились здесь, он напомнил Зоре марионетку, которую кукловод дергает за ниточки и только благодаря этому кукла может шевелиться. Маппа не испытывал никаких эмоций, кроме ненависти ко всему, что дышало и невольно мешало его вяло текущему существованию.       Но с ее появлением, Зора наблюдала, как с каждым днем Маппа раскрывается. Сначала нехотя, почти в принудительном порядке, но за четыре года он научился улыбаться. В его тонких усмешках ей чудилась такая знакомая ухмылка ее мужа. Иногда в Маппе она могла увидеть блеклую тень Хао, и в такие моменты ее сердце сжималось от щемящей тоски.       Зора знала, что никогда не расскажет ему о будущем, не произнесет имя Хао вслух. Ей не хотелось ничего менять. Каждая секунда с ним была бесценна. Каждое их мгновение вместе было важнейшим уроком ее жизни, и это она ни на что не поменяет. Целых четыре года Зора искала заклинание, чтобы, когда пришло бы время уходить, она могла стереть воспоминания Маппы о себе, будто ее никогда и не было в его жизни.       Кажется… она почти нашла его.