Горизонт событий

      Подчиняться чужой воле — никогда не было в ее характере. Зора всегда и на все имела свое собственное мнение, которое, впрочем, старалась держать при себе. Она еще давно поняла, что люди не любят, когда им бросают правду в лицо. Так уж заведено в этом долбанном мире, что выживает в нем тот, кто умеет хитрить и лицемерить.       Зора не считала себя лгуньей. Но ответ на вопрос «Как дела?» всегда подразумевает ложь.       Все хорошо. Всегда. Как по-другому? Никому нет дела до твоих проблем, никому не интересно окунаться в твое зловонное болото. Ведь люди любят тех, у кого все и всегда хорошо, у кого нет забот, но кто может ответить на тяготы других.       Пожалуй, ей всегда хотелось быть независимой, той, без кого друзья-приятели не мыслят хорошего вечера, той, о ком вспоминают по каждому поводу, зовут на праздники, звонят, спрашивают: как жизнь, как то, да сё…       Но если бы сейчас кто-нибудь спросил у нее, как она, то Зора бы впервые со всей искренностью ответила бы на этот вопрос.       Она сломана.       Иначе почему она покорно отступает в сторону, когда Хао требует от нее не лезть под руку? Почему она просто наблюдает, как он сражается с тем, чья смерть может изменить всю ее жизнь?       А вот, казалось бы, кто ей Рен? Тот самый приятель, с которым объединяло одно общее дело и который никогда бы не появился бы потом в ее жизни. Но Рен не исчез, как исчезали из ее жизни такие же ничего не значащие знакомства. Как Хоро-Хоро, как Пино, как Зоря Гагарик, как ее верный рыцарь Рю...       Рен звонил, спрашивал, все время задавал этот ненавистный вопрос: — Как ты? — Все отлично. Разве может быть по-другому? — Конечно, если ты не лжешь.       Рен не сразу напомнил о себе — после того, как появился в ее жизни Ханна. И Зоре почему-то думалось, что эти два события могут быть связаны. Она почти не сомневалась, что его родители погибли. Иначе почему не звонили, не спрашивали, как их ребенок, как живет, все ли у него хорошо?       Зоре бы хотелось верить, что Йо и Анна живы, но она никогда не любила надеяться на ложь. И как сказать об этом ребенку, как сообщить, что его мама с папой больше никогда не вернутся?       Все пустить на самотек — ее жизненный девиз, ее позиция, которой она неукоснительно следовала столько, сколько себя помнила. Уповала на то, что оно само решится как-нибудь потом…       Так было и тогда, когда она познакомилась с Хао, когда по его вине рушила отношения со всеми, кого мало-мальски считала своими друзьями… — даже тогда она просто плыла по течению, не беспокоясь, а куда вообще несет ее жизнь.       Но оказавшись здесь, в чужом времени, ей пришлось отринуть этот бесполезный здесь принцип. Если она чего-то хотела, то должна была бороться, вгрызаться, хвататься за свой шанс всеми руками, ногами, зубами, отрывая у злой судьбы то, что было важным.       А Рен был важен. Рен — он дорогой, любимый друг, единственный из всех, с кем свел их Турнир, кто не забыл о ней.       Зора поднимает голову, возвращаясь к реальности из своих тяжелых размышлений, где в очередной раз ей пришлось взвешивать все «за» и «против». Вспышки энергий яркие, слепящие глаза мелькали в ночной темноте.       Зенки и Гоки возвышались над Хао темными громадинами, рычали, угрожающе припадая на передние лапы, словно гончие, готовящиеся к броску.       Хао не часто использовал этих своих помощников, по правде сказать, с тех пор, как умер Тадатомо, он больше не призывал их. И раз в дело пошли они, то он понимал, что дело обстояло куда серьезнее. А, может, что даже вероятнее, знал с самого начала.       Тао — это не тот противник, кого можно было недооценивать. Он уже доказал свою силу, когда загубил столько невинных жизней, что императору пришлось вызывать разбираться с последствиями своего верного оммёдзи.       Но на стороне Хао было одно неоценимое преимущество — Зора. Она знала, что из себя представляет его противник, знала, что он может и сколько еще тузов в рукаве прячет. Она могла подсказать, помочь, но до сих стояла в стороне, не решаясь вмешаться.       Пустить на самотек — могла ли она это позволить? Перед ней снова стоял выбор: спасти своего нерожденного друга, предавая доверие того, кто уже и так достаточно разочаровался в ней или же она пожертвует своим другом, спасая то, что еще не до конца было разрушено?       Не убивай его…       Она хотела выкрикнуть эти слова, потребовать, только знала, что это не поможет, Хао проигнорирует ее мольбу, но запомнит.       И не простит ей этой слабости. Кто она, и кто он? Женщина не имела права перечить мужчине, а он уже дал понять, что не нуждается в ее помощи.       Больше не нуждается.       Они поменялись ролями: теперь это он тот, кто диктует свои правила, держит в руках всю силу и способен защитить ее.       С каждым днем становясь сильнее, ожесточая свое сердце и пряча истинное лицо от мира, Хао стал все больше отдаляться. Зора уже не чувствовала его, как раньше, не могла с уверенностью сказать, что было у него на душе, а потому никак не могла повлиять на него. — Да этот кидани ничуть не уступает Мастеру! — воскликнул рядом стоящий Мичи, невольно заставляя Зору вздрогнуть от неожиданности — она уже успела забыть о нем. Зора так и не поняла, почему ученик Хао чувствует такое восхищение, а на кого оно было направлено — непонятно: на неизвестного ему китайского шамана, на мастерство его учителя или же это был просто восторг ребенка, увидевшего зрелищное сражение.       Земля сотряслась от вонзившегося в нее призрачного оружия. В эту атаку вкладывалось столько фуриоку, что даже земля шла трещинами, оставляя глубокие борозды за собой.       Зора покачнулась, но Мичи удержал ее, придержав за локоть. Подземный толчок совпал с проведенной атакой Тао, что делало ее такой впечатляющей. — Ты слабее, чем я думал, — сообщил своему противнику Тао, сияя радостной улыбкой и не скрывая в глазах предвкушения от скорой победы. — И как ты только собирался участвовать в Величайшем Сражении? — Мне нет дела до твоих наивных мечтаний! — ответил ему Хао, концентрируя силы для новой атаки.       А у Зоры в голове будто что-то щелкнуло, будто решение, которое устроило бы всех, осветилось в ее сознание мистическим светом. Будто сам Король Духов послал ей ответ. Все ведь так до банального просто! В Турнире шаманов нужна поддержка. Нужна команда. И кто подходил на роль боевого товарища лучше, как не выходец из клана Тао?       Зора бросилась вперед, хватая Хао за плечо, удерживая от очередной атаки. Ментальный удар в ответ на ее своеволие стал для Зоры неприятным сюрпризом, но к своей чести, руку она не разжала и даже не сделала ни единого полшажочка назад. — Ты ведь в курсе, что во втором этапе Турнира участвуют команды по трое шаманов? — обратилась она к Тао. Говорила быстро, боясь, что ее попросту не станут слушать. — Нет? Я так и думала. Тогда почему бы вам не скооперироваться и не принять участие вместе? — О чем ты, женщина? — недовольно нахмурился Тао. Он был очень зол, что его блистательной победе помешали. Он, в своем высокомерии, полагал, что от убийства соперника его отделяли считанные мгновения. Но Зора встала между ними, и она не имела ни малейшего понятия, что на такой случай приписывал азиатским воинам их кодекс чести. Хватит ли у него духу добраться до противника, пронзив и ее сердце?       Нет, не надо об этом думать. Иначе так можно растерять всю свою решимость.       Хао повернул к ней голову, так же хмурясь, но в его глазах Зора не прочла ожидаемого гнева, напротив, там был призыв к тому, чтобы она продолжала. — Я жена Короля. Я знаю, как будет. Можешь поверить мне, — со всей твердостью, на какую сейчас была способна, ответила она. — Поверить тебе — глупой бабе, которая лжет, присваивая себе такие громкие титулы? Да кто ты такая?! — Сказала же: жена Короля, — раздраженно вздохнула Зора. — И доказательство этого мое знание, как будет проходить Турнир, где и как добраться до деревни племени, о котором вы даже не слышали.       Воцарилась неуютная тишина. Та самая дурацкая пауза, в которой напряжение достигает такого пика, что способно придавить к земле. Сердце билось в груди глухо, неровно, отстукивая ненормальный ритм в висках.       Никто из них сегодня не должен умереть здесь. Зора знала это, надеялась на это… но случится ли? — Рассказываешь ты складно, но где доказательства? — первый заговорил Тао. — Их нет, — сказала, как отрезала. Как будто сама себе вынесла смертный приговор. — Хочешь верь, хочешь нет, но подумай, что ты потеряешь, если сегодня мы все отсюда уйдем живыми?       Хао стиснул кулаки, волна дичайшего презрения повеяла, заставив ее, наконец, отступить, разжать руки и вспомнить о границе дозволенного. — Занятная у тебя раба, Асакура Хао, — со всем своим фамильным высокомерием хмыкнул Тао. — Что ж… я допускаю, что поединок в группе может быть испытанием Сражения. И я готов принять эти слова на веру, если ты поклянешься мне, что это правда.       Он обращался к Хао. Как и полагалось приличиям: мужчина обращается к мужчине, решая жизненно важные вопросы. Ей же надлежало молчать и больше не лезть, ни в коем случае не лезть. Сумеет ли? Хватит ли выдержки? Она не рабыня, как всерьез считал Тао, у нее есть своя собственная воля и свобода выбора. И сидеть, сложа руки, ожидая, пока кто-то примет судьбоносное решение за нее — было слишком тяжелым испытанием.       То долгое мгновение, когда Хао раздумывал над вопросом, Зоре показались вечностью. — Да. Я готов поручиться за слова моей служанки.       Сказать, что Зора была поражена — уменьшить потрясение, заставившее ее вздрогнуть и повернуться к Хао всем корпусом. То, какую уверенность и силу он вкладывал в свое обещание, было достаточным доказательством, чтобы в ней снова разгорелся этот слабо трепыхающийся огонек надежды. Еще не все потеряно. Она еще не все уничтожила за эти годы. — Раз так, то я отпускаю вас. Но знай, если ты солгал, то я уничтожу весь твой клан, — раздался голос Тао на границе ее восприятия. Зора скосила взгляд, но заметила лишь растворяющийся в ночи светлый силуэт.

***

— Правду про тебя говорят — ты сумасшедшая! — восторженно смеялся Мичи, поглядывая на хмурую Зору с кривой усмешкой. Хотя самой Зоре казались эмоции Старшего ученика, скорее, истеричными.       Они шли за повозкой, держа путь обратно в столицу. Зора уныло переставляла ноги, пиная встречные камушки, а про себя считая, сколько из них угодит по колесам. За час выходило, что только три. — А ты их больше слушай… — фыркнула она, состроив обиженную гримасу. — Трудно не слушать, когда о тебе вся столица говорит. — Голова-то на что дана? Чтобы думать ею, а не ходить, да сплетни собирать всяких недалеких кумушек с разинутым ртом. — Я тебя обидел? — ехидно поинтересовался Мичи, с весельем взглянув на нее. — И не надейся. Обидеть меня не так-то просто. — Что ж… я рад.       Дальше шли в тишине. По не забытой привычке Зора попыталась нашарить карманы, но лишь испустила раздраженный вздох, не найдя их. Вся эта жизнь так и осталась ей непривычной. Хотя, казалось бы, уже столько лет она здесь, давно могла бы смириться и привыкнуть. Только Зора знала, что ни за что не сможет принять то, что было ей ненавистно.       А, может, ненавидела она все из-за упрямства, так она держала самообладание в узде, заставляя, буквально выжимая из себя эту ненависть. Только никому до ее бед не было дела. Все крутилось вокруг власти, своего собственного благополучия, и, если ты оказываешься досадным препятствием на пути чужих амбиций — тебя устраняли.       У Тадатомо это не получилось. А вот у Рейко вполне могло. Поэтому надо выработать стратегию, как противостоять зазнавшейся стерве и не подставиться под удар. В общем, возвращалась она к своим обычным рутинным будням, жить в которых становилось ей слишком в тягость.       Ну, не заточена она под все эти «дворцовые» интриги и не хотела никому и ничего доказывать. — Эй, — пихнул ее локтем в бок Мичи. Зора подняла на ученика Хао недовольный взгляд. — Тебя Мастер зовет.       Зора удивленно покосилась на повозку и заметила призывно открытую дверцу. Вздохнув, как перед погружением на дно, Зора нехотя залезла в повозку.       Процессия двинулась дальше. — Итак, я внимательно тебя слушаю, — первая начала говорить Зора, заметив, что Хао не обращал на нее внимания, а задумчиво глядел в окно. — Если ты злишься на меня, что я ослушалась твоего приказа, то я прошу прощения. Но ситуация была дурацкой, согласись? Я просто хотела обойтись малой кровью…       Хао, наконец, повернулся к ней, одарив ее привычной мрачностью и стальным блеском в глазах. — Ты расскажешь мне правду.       Зора так и замерла с открытым ртом, чувствуя себя рыбой, выброшенной из бурного потока. Она схватилась руками за край сидения, крепко сжав пальцы. — Ты принимал меня без прошлого, — напомнила она. — Ты был благодарен мне за то, что я делаю для тебя. Почему, вдруг, сейчас ты вспомнил об этом? — тихо спросила Зора. — Потому что пришло время. Твои игры… стали очень утомительны. — Ах вот, значит, как? Вот уж спасибо на добром слове. — Зора… — жестко осадил ее волнение Хао, постукивая сложенным веером о раскрытую ладонь.       А Зора не знала, что сказать. Не правду ведь выкладывать? Но какими были альтернативы? Он не оставил выбора, загнал в тупик, требуя невозможного. То, что точно перечеркнет все ее усилия, старания что тысячелетие назад, что за все эти годы.       Но самая лучшая ложь — это полуправда. Хотя и это ей претило. — Во всем любовь виновата, — пробормотала она и, уловив волны удивления, сдула с лица упавшую прядку волос и откинулась на спинку сидения, сложив руки на груди. — Вот ты любишь человека, отдаешь ему всего себя, а тебе плюют в душу, заявляя, что ты нужен был ему ради его грязных закулисных игр. И знаешь что? — с весельем взглянула она на него. — Такое тоже простить, оказывается, можно. Или просто с самооценкой проблемы. Да это даже и не удивительно, после знакомства с такими харизматичными мерзавцами любая вера в светлое и доброе отмирает, корчась в муках.       Зора отвернулась к окну, вспоминая, воскрешая в памяти те пережитые чувства и вдруг задаваясь вопросом, а стоило ли оно того? Впервые спрашивая себя об этом, и вдруг стало страшно от крамольности этих ужасных дум. Как можно? — Но вот я встречаю тебя: маленького мальчика, прошедшего через столько дерьма, что все мои проблемы вдруг показались такими мелочными и нестоящими и крохи переживаний. Ты был моим шансом сделать в этой жизни хоть что-то правильное. Но я и это похерила. — Зора провела ладонями по лицу, надеясь, что мысли придут в порядок, но легче не стало. Ответ был предельно ясен, но он никому не мог бы принести покоя. — Ты спрашивал, люблю ли я тебя, и я от всего сердца сказала, что — да, люблю. Но его я люблю тоже. Ему я поклялась на крови своей душой и в жертву принесла весь свой Род. Я отдала этому человеку все что у меня было и до сих пор плачу ему жертву. Вот моя правда — я по уши в дерьме, и тащить в свое зловонное болото еще кого-то — чистейший эгоизм. А я ведь пытаюсь быть хорошей.       Тягостная тишина давила, заставляя чувствовать себя неуютно и страшно глупо. Зора не понимала, как могла сказать такое? Ее пугало то, что она чувствовала, произнося эти слова. Будто предавала что-то важное, будто собственное прошлое стало мерещится ей совсем в других красках. — Если это все, то можно я уже пойду? — вяло поинтересовалась Зора. — За столько лет ты так и не смогла забыть его, — задумчиво протянул Хао, старательно отводя взгляд, будто обращался к бамбуковой шторке, закрывающей их от всего мира. В этой духоте и тесноте было невыносимо, но Зору все равно отчего-то била противоестественная дрожь. — Я никогда его не забуду, — со вздохом произнесла она.       Хао прикрыл глаза, целую долгую минуту размышляя о чем-то. Зора же, погрузившись глубоко в себя, старалась абстрагироваться от его эмоционального фона, чувствовать который ей совсем не хотелось. Свои мысли душили, чувства оплелись вокруг шеи веревкой с каждым произнесенным словом затягивая на ней петлю все сильнее.       Ответов не было. Четкого плана дальнейших действий — тоже. Лишь смутная догадка, преследующая ее многие годы, что, попав в деревню Патчей поближе к Великому Духу, она сможет найти ответ на свой главный вопрос и уже сумеет выбраться из своей ловушки.       Над вопросами почему она здесь, кто в этом виноват она уже не думала — устала ломать голову над неразрешимой загадкой. Какая уже разница? За столько лет никто от нее не требовал кровавой дани, не угрожал убийством ее семьи и не объяснял причины. Ее просто выкинули сюда, бросили, кажется, забыв о ее существовании.       А Зора сделала все, чтобы превратить свою нынешнюю жизнь в настоящую пытку. — Тебе придется, — вдруг сказал Хао, и от силы его голоса, жесткости тона Зора вздрогнула всем телом, поднимая на оммёдзи взгляд, требующий пояснений. — Я больше не буду бороться с призраками твоего прошлого; я забуду о них и больше никогда об этом не вспомню. Как не вспомнишь и ты. — Ты хочешь, чтобы я забыла о том, кто я есть, что пережила, через что прошла, что оставила… Зачем? — спросила она совершенно потерянно, не понимая и отказываясь принимать его заявление. Протестуя против его желаний всей душой. Но усталость была такой сильной, что просто хотелось сдаться — плыть по течению, как раньше, мало беспокоясь, куда же вынесет ее этот бурный поток. Раньше она так и жила, но став матерью, пришлось пересмотреть многое в своей жизни. Оказавшись в столь безнадежной ситуации, она научилась просчитывать все возможности и выбирать наименее болезненный для себя путь.       А сейчас… она не могла этого сделать. Не знала как. Впереди ей виделась лишь одна темнота, и лишь оммёдзи выделялся ярким светлым пятном, к которому хотелось тянуться, следовать, бежать, чтобы окончательно не потеряться в этом кромешном мраке.       Он знал, понимал эту жизнь, а она нет. Теперь он ее проводник и учитель, как и раньше. Но пойти за ним, принять его — значит предать все, по чему так болело сердце. Она… боялась собственных чувств. — Ты — моя, — заявил он со всей серьезностью. — Я не позволю тебе и дальше мучить нас обоих. У нас только одна жизнь и в ней достаточно дерьма, чтобы пренебрегать единственным, что имеет смысл. Мы уже оба достаточно принесли жертв. Хватит сомневаться. — Я… — Зора самой себе казалась жалкой, что не могла выдавить из себя ни одной связной мысли. Она сделала судорожный вздох, чувствуя, как спазмом сжалась гортань. — Я… мне надо на воздух…       Она выскочила из повозки прежде, чем протянутая рука Хао, успела удержать ее на месте.