Горизонт событий

      На постоялом дворе, обычно, бывало шумно. Пьяные завсегдатаи пили и ели, ругались, споря о вещах, в которых мало что понимали: о политике, например, о власть имущих, о налогах, о женщинах… Но о чем бы не спорили пьянчуги за ужином, вечер обязательно заканчивался заверениями хозяйки, что непременно заплатят — вот буквально завтра занесут долг, сразу после того, как доставят домой еле дышащего товарища, сдадут на руки жене, выслушают ее ругань, а завтра во всех подробностях поделятся этим за очередной попойкой.       Но сегодня на постоялом дворе было непривычно тихо. Великий оммёдзи заплатил за весь двор, чтобы его покой ни что не нарушало. Он сразу, по прибытии, отправился в купальни, после чего поднялся в комнату и к ужину не спускался.       Зора сидела в самом дальнем углу обеденного зала, неторопливо и без особого аппетита отхлебывая бульон.       Соленый. Как и обычно. С этим отвратительным маринованным редисом и пресным, безвкусным рисом, подающимися в отдельной посуде. Ни кофе, ни газировки, ни даже успевшим полюбиться гамбургером — ничем не разбавить этот однообразный рацион. — Готова душу продать за сочный бифштекс, — поделилась она своими печалями с подсевшим к ней Мичи.       Парнишка нахмурился, но солидно покивал, сделав вид, что понял то, что она сказала. — Видимо, ценная вещь, раз ты готова заплатить за нее такую непомерную цену.       Зора подняла тоскливый взгляд от своей миски и со вздохом махнула рукой. Взяв плошку и взболтнув плескающуюся там жидкость, она сделала большой глоток.       В горле запершило. Захотелось чем-то запить. Холодным, желательно. Сладким, наверное. Но ничего такого не было в этом заведении, кроме наполовину приговоренного единолично ею кувшинчика дрянного саке, которое хозяйка выдавала за лучшее пойло, всерьез думая, что она отнесет напиток оммёдзи.       Зора к нему и не собиралась. О чем было говорить? Поговорили уже, что еще на целый месяц вперед всякого дерьма в голове хватит, а еще оба взгляд будут отводить, и шарахаться друг от друга, пугаясь собственных скребущихся по ребрам чувств. — А ты зачем здесь? Мастер прогнал? — спросила она, чтобы поддержать беседу. Конечно, Хао прогнал своего нерадивого ученика. Он никого не хотел видеть. Зора была уверена, что будь в его распоряжении Дух Огня, особенно дотошные лежали бы кучкой пепла у дверей его опочивальни. — Ну… — замешкался Мичи, нервно сцепив руки перед собой, — он, вроде как, не в духе.       Зора в ответ хмыкнула. — Ничего. Ты привыкай. Он таким, судя по всему, еще долго будет. А вот вернемся домой, там его благоверная ему на мозги присядет, так совсем худо будет. — И как ты еще ходишь с таким гнилым языком? — нахмурился Мичи, но все же не сдержал ехидного смешка.       Зора широко улыбнулась. А ведь действительно, как? Здесь головы рубили и за меньшее, а Зоре позволялось говорить, что вздумается, не следя за тем кому и в какой форме она говорит свой возмутительный вздор. Мичи — не первый человек, кто говорил ей подобное за эти годы. И если разные люди сходились в одном мнении не зависимо друг от друга, может, к этому ценному совету все же стоит прислушаться? — Покровители у меня хорошие. И вовремя заняла свое место в доме, так что меня теперь только вперед ногами оттуда и вынесут.       Она взяла кувшинчик, отпивая прямо из горла под обалдевшим взглядом Мичи. — Скоро так и будет, — нахмурился Старший ученик. — Ты, кажется, всерьез решила проверить пределы терпения Хао-самы. — О, я лучше всех знаю эти пределы. — Зора наклонилась вперед над столом, заговорчески блеснув глазами. — И знаешь, мой хороший, по секрету тебе скажу, что я уже давно исчерпала этот лимит. — Тогда ты точно ведьма! — Ведунья, — машинально поправила она. — А впрочем, какая разница? — она откинула голову назад, переворачивая кувшинчик вертикально вниз над своим приоткрытым ртом, в один большой глоток допив остатки. — Как женщина может столько пить, да еще настолько некультурно… — скривился Мичи, невольно отпрянув назад. Зора в ответ весело расхохоталась, со стуком вернув пустую посудину на столик. — Если хочешь стать моим собутыльником на сегодня, то попроси хозяйку принести еще. Мне уже вряд ли что-то выдадут. — Нам завтра рано в дорогу. Будет плохо, если ты заставишь Мастера себя ждать, ведь в таком состояние ты точно не сможешь никуда идти. — Ты за меня не переживай. Я еще и не то могу выпить! — Зора задумчиво постучала пальцами по столу и после пары мгновений раздумья, все же поднялась на ноги. — Впрочем, ты прав. Пора на боковую.       Она сделала шаг от столика, но вдруг, вспомнив о чем-то, обернулась к Старшему ученику. Тот смотрел на нее с непередаваемой гаммой эмоций: вроде его и отвращало ее поведение, а вроде возбуждало любопытство и тот дурной интерес, который приводил к каким-нибудь скверным историям, которыми потом через много лет делятся со смехом. Может, она испортит и этого паренька, возьмет над ним шефство, а тот будет бегать за ней, как верная шестерка, заглядывая с восхищением в рот? Как Рю когда-то... Будет ей все прощать, любить за то, что есть она такая, одаривающая смехом и улыбками.       Нет, поезд уже ушел: шефство она взяла когда-то над Маппой, превратив его в черствого, холодного человека, а таких ошибок, какую она совершила с Рю, Зора больше не допустит — усвоила урок. Да и зачем ей Мичи? Закостенелый в своей средневековой бытности человек, который боялся идти на перекор всем традициям. Вот жили бы они в ее времени, тогда другое дело… Тогда…       Впрочем… этого не будет. Она здесь, и надо думать о том, что есть сейчас. Она все еще жива, дышит, думает, надеется на что-то и что-то просит у злой судьбы. Пора бы уже принять это, отпустить, начать жить в этом мире и попытаться найти в нем свое место. Может, тогда она станет чувствовать себя лучше? — Знаешь… если вдруг увидишь Мастера, то скажи ему… — Что? — встрепенулся Мичи, перебив всю ее вспыхнувшую решимость. Зора тут же забыла, что она вообще там хотела сказать, да и зачем? Правильно, ничего не надо говорить, давать какие-то призрачные надежды, чтобы потом жестко обломать крылья и растоптать мечты. Сначала самой нужно определиться, решиться на что-то, а до того момента вести себя тише воды. А если уж решилась отрицать в себе все чувства, так и нужно продолжать это делать, не поддаваться отчаянию и страху — это удел слабаков. — Скажи, — быстро нашлась она, изобразив на лице беззаботность, — что ночь сегодня безоблачная. И светлеет рано. Луна и звезды, конечно, хорошо, но пусть встретит рассвет. Он — начало чего-то нового и хорошего. Может, в этом он найдет успокоение?       Махнув на прощание рукой, Зора зашагала в сторону лестницы к спальням.       По привычке пытаясь нашарить по бокам карманы, она чертыхнулась, не найдя желаемого, и подумала, что обязательно по возвращении, наконец, пришьет к тем вещам, которые носила чаще всего.       Только, разумеется, она этого не сделает — забудет. Впрочем, как и обычно.

***

      Зора проснулась, вынырнула из беспокойной дремоты, почувствовав знакомое присутствие рядом.       Растущая луна заливала своим мягким тусклым светом татами и очерчивала на полу темные тени. Такие тени могли быть только в ночное время суток — жуткие с виду, они искрились по краям серебром и легкой позолотой от фонарей со двора. В них часто сидели духи, едва слышно шурша там, в темноте. Но сейчас это были просто тени, просто ночь. Хотя, засыпая, Зора чувствовала, как ее помощники копошились по углам, ворча на здешних духов и призраков.       Такое уже было когда-то. В ту ночь, когда все терзались своими кошмарами, замерли в ожидании страшной беды. То была последняя ночь Хао перед коронацией.       Тогда она сказала, что любит его, и эти слова поставили окончательную точку в ее сомнениях относительно возможного предательства. Раз любит, то как она могла его погубить? Все ведь так просто: черное и белое, добро и зло, да или нет. Тут не могло быть никаких других вариантов, не было полутонов. Полумеры больше не были выходом, и Зоре пришлось решать, кого она поддерживает, чью сторону принимает.       И сейчас, кажется, нужно снова делать нелегкий выбор.       Только голова болела от дрянного алкоголя, от которого не получилось захмелеть, но получилось словить приступ мигрени. Боль пульсировала в глубине черепной коробки, звеня и гудя неприятными ощущениями.       Зора издала тихий выдох, когда к ней легли на футон, прижимаясь всем телом. Ее обнимали со спины так мягко и знакомо, что сердце невольно наполнилось невероятной тоской.       Этот обычай, когда мужчина, совершенно голый, заявляется, как какой-то воришка-домушник, к своей избраннице, всегда Зору забавлял и смешил до слез. Но сейчас, столкнувшись с этим самой, у нее будто бы комок в горле встал. — Ну что за ребячество, дорогой? — усмехнулась она, усилием воли заставив себя лежать спокойно. Однажды она разрушила своей отчужденностью их доверие и не могла позволить, чтобы это случилось снова. Если в очередной раз это произойдет, то эти осколки больше никогда не удастся собрать.       Та часть Хао, что где-то глубоко внутри все еще отзывалась на имя Маппы, могла простить ее. Но если Зора не найдет правильные слова, чтобы убедить его в том, что между ними не может быть ничего выходящего за рамки, то она окончательно убьет его доверие и всякие светлые чувства к себе.       Вот только Зора не могла найти в себе сил, чтобы произнести хоть слово. Она… слишком долго была одна. Она больше не хотела так жить. — Не отталкивай меня, — прошептал Хао, касаясь ее уха теплым, рваным дыханием. Зора понимала, осознавала, что ему стоило переступить через свою гордость и прийти сейчас к ней. Уязвимым, полностью открытым; он обнажал перед ней душу, свое сердце, давал ей последний шанс принять его, давал ей одну единственную возможность отпустить свои страхи. Довериться. Как не могла она никогда доверять тому Хао, которого страшилась предать.       Она… совершенно не знала, что делать. Зора и в половину не так сильна, как Хао, как даже Анна или Рен. Она уже пережила больше, чем могла вынести и свой предел преодолела давным-давно. И правда, что такого, если она перестанет оглядываться в прошлое? Она не вернется — Зора уже не верила в это. И никто ее не ищет, иначе эта пытка не продлилась бы столько лет.       Ответ — вот он, с ней. Та любовь, что она ждала всю свою жизнь, но так и не смогла найти в своем прошлом, не испытала — не заслужила, видимо. Для Короля она всегда была где-то за спиной, на вторых ролях и никогда не была для него чем-то настолько важным, что ради нее он мог бы пойти на то, на что пошел ради нее… — Один единственный раз… позволь мне…       Его рука скользнула по ее боку, легла на бедро и мягко оплела за талию. Раскрытой ладонью он коснулся ее живота.       Зора слышала, как стучит его сердце, и как больно ее собственное отзывалось на эти легкие прикосновения. В памяти всплыла точно такая же ночь, только безлунная. Та, последняя, когда Хао был просто человеком, а не всесильным Королем.       В ту последнюю ночь он так же обнимал ее, прижимаясь к ней со спины, а она в ответ дала ему обещание, несмотря ни на что, привести Йо к его трону. Тогда он не думал, что, возможно, они видятся в последний раз, что больше никогда не будут проводить время вот так — вдвоем. Он думал только о своей цели, думал о брате. Но не о ней.       Но сейчас с ней был другой Хао, тот, кто любил ее, действительно любил больше всего на свете.       Зора зажмурилась, гоня прочь непрошенные воспоминания.       Но, как и когда-то в той, другой, щемящей душу, жизни, она взяла его за руку, подтягивая чужую ладонь к своему лицу, и с нежностью коснулась сухими губами пульсирующего запястья.       В ответ она получила мягкий поцелуй где-то за ухом. Едва ощутимое касание, будто касание травы, когда ты лежишь в теньке, беззаботно глядя в бездонное синее небо. — Сегодня. Только один раз, — решилась она, поворачиваясь в его объятиях, и сама, первая, стерла последние границы: резко, с разбегу будто, не оставляя себе не единой возможности отступить, передумать. Она целовала его с той нежностью, какой никогда не могла позволить себе раньше.       Трепет, стук собственного сердца наполняли ее до краев, заставляя дрожать от одной только мысли, что она правда собиралась отдаться другому.       А другому ли? Это был он. Хао. Ее Хао. Та часть, которая когда-то, в том далеком будущем, приняла ее, позволив ей занять место подле себя. Та часть, которую Зора всей душой любила и за которую была готова расстаться с жизнью.       Один единственный раз.       Это ничего ведь не значит…       Она касалась губами его плеч, проводила пальцами по гладкой, теплой коже, стараясь раствориться в ощущениях: забытых, неуместных, неправильных.       Все это — большая ошибка. Так не должно быть. Она не имела, просто не имела права касаться его так, желать. И он никогда не должен был увидеть в ней женщину, смотреть на нее так непозволительно открыто, с таким вожделением, с такой чистой, искренней любовью.       И целовать ее так, будто в следующий миг он был готов преподнести ей свою душу, ему тоже было совершенно ни к чему.       Но он смотрел на нее, впитывая в себя каждую ее эмоцию; каждое ее прикосновение отзывалось стуком его сердца. Он был воплощением всего, что Зора когда-либо желала, не признаваясь даже самой себе.       И сейчас все это было у нее, только… только…       Хао уверенно дергает пояс на ее спине, стягивает с плеч светлое кимоно, отбрасывая в сторону, и притягивает ее к себе ближе, прижимается губами к пульсирующей венке на шее. Зора хрипло дышит, сжимая в руках его такие привычно длинные волосы, жмется, мечтая стать одним существом, выпить его всего без остатка и осушить себя, чтобы вместе с ее израненным сердцем, он забрал и все остальное, что у нее столько лет дребезжало внутри.       Но она не должна испытывать такого удовольствия, она не должна позволить, чтобы это когда-нибудь повторилось. Это преступно с ее стороны, когда-либо желать повторения, позволить им еще хоть раз перешагнуть эту черту. Потому что за этой гранью лежала бездна, предел ее сил.       Она столько лет держала собственные чувства на замке, не позволяла себе допустить даже мысли, что между ними что-то могло быть. И даже не потому, что они разные или это неправильно, не по статусу — просто она лишняя здесь, она и так, возможно, изменила слишком многое в том будущем, куда стремилась всей душой.       Конечно, Хао не знал, даже не подозревал, какие моральные терзания она испытывала. Она и не скажет ему. Зачем ему знать? Его будущее в его собственных руках, а ее долг лишь оберегать его на этом пути. Большего она не просила, не хотела и не мечтала.       Хао сам был готов отдать ей все, что у него было, лишь только потому, что любил ее.       Зора уверенно толкает его, заставляя опуститься на футон, а сама перекидывает ногу через его бедра и, беря его член в руку, уверенно направляет в себя.       Физическая боль и дискомфорт пронзили сознание короткой вспышкой. Чем-то правильным и настоящим, и Зора невольно застонала, часто задышав. Да, именно так. Пусть ей будет больно, пусть слезы выступают на ресницах, а возбуждение схлынет, оставляя разум кристально ясным.       Она замечает в глазах Хао непонимание; он тянет к ней руки, касаясь пальцами плеч. Успокаивающее прикосновение — непозволительно мягкое, такое, что вполне способно пошатнуть ее решимость. Хао тянет ее к себе, позволяя улечься на его груди.       Поразительная выдержка…       Его руки касаются ее бедер, приподнимают и медленно опускают. В этом мало удобства и удовольствия для них обоих.       Зора не замечает момента, когда оказывается на спине, а Хао нависает над ней, смотря в лицо. Его волосы падают по бокам от ее головы, окружая, закрывая, словно занавесью. Зора видит только его взгляд, отчего-то знакомый. От чего-то его глаза точно такие же, как и…       Зора тянется к нему ладонью, касается щеки, притягивая к себе, чтобы поцеловать. — Хао, — выдыхает она ему в самые губы. — Мой Хао…       Границы стерты, все запреты успешно позабыты. Ее сердце бьется едва слышно, а кровь, напротив, приливает к голове, закладывая уши.       Образ Хао, того, что она помнила, что жил в ее памяти, наполняя ее решимостью, словно свет маяка в туманную ночь, сливается с этим Хао, мужчиной, который покрывает поцелуями ее кожу, проводит ладонями по бокам, вверх, сжимая грудь…       Зору трясет от переполняющих эмоций, противоречивых, необъяснимых. Она хватается за его плечи, когда он снова входит, даря на этот раз только удовольствие. И от этого щемит что-то внутри, от этого хочется разрыдаться от облегчения, а после смеяться, коря себя за упрямство.       Но слезы больше не катятся из глаз, они высохли на щеках, неприятно стягивая кожу. — Я люблю тебя, — думает Зора. — Мне так тебя не хватало…       Сказала ли она это вслух? Пожалуй, что сказала. Но на каком языке? А имеет ли это хоть какое-то значение?       Это единственная их ночь, назавтра она вновь соберет себя по кусочкам и закроет свою душу. А сейчас ей хотелось ловить каждый миг, наслаждаясь тем, что, наконец, может почувствовать себя живой и настоящей.       Ведь раскаяться, ругая себя за малодушие, еще будет много времени. …       Она хотела бы заснуть в его объятиях, приближая новый день, где между ними будет вновь проведена эта, ставшая привычной, неотделимой черта, и они не заговорят о произошедшем никогда.       Но сон не идет ни к ней, ни к нему.       Они сидят вдвоем у открытых сёдзи. Хао опирается спиной на сложенный матрац и подушки, а она прижимается к его груди. Они укрываются одним одеялом от проскальзывающего в помещение прохладного ветра.       Молчание больно давит. — Это был единственный раз, — зачем-то напоминает Зора. В ответ Хао наклоняет голову, касаясь губами ее виска. — Если ты так желаешь… — с сожалением произнес он.       Зора прикрывает глаза, расслабленно откидываясь ему на грудь. Она дышит. Впервые за много лет дышаться стало легко, полной грудью, не чувствуя привычного спазма в районе солнечного сплетения.       Ей тихо. Просто… тихо.       В этой тишине хотелось утонуть, раствориться, исчезнуть. Ведь с первыми лучами солнца на нее ляжет непосильный груз вины, она снова будет думать, переживать, страдать в одиночестве, не позволяя никому и ничему увидеть свою душу настолько уязвимой.       Зора отдала бы все на свете, чтобы эти минуты благословенной тишины продолжались как можно дольше. Чтобы ночь не заканчивалась, и они сидели бы вот так до скончания времен, умерев в объятиях друг друга. Да… что была бы за судьба...       Но жизнь без борьбы уже не для них. Ни она, ни Хао уже не могут по-другому. Но вот, в очередной раз, Хао принимает ее причуды, смиряясь с ними и давая ей еще немного времени, а Зора молчаливо клянется себе, что теперь ей точно дорога в ад заказана. Ее Король не будет ждать ее в Великом Чертоге, откажется от нее, не принимая ее души. Ведь она первая предала его, первая нарушила свою клятву…       Предать физически — пустяк. Но открыть, обнажить перед кем-то свою душу, позволить проникнуть в самое сокровенное, что было в твоем сердце — вот оно — настоящее предательство, и Зора предала своего мужа, свою семью…       Но отчего-то ей не было жаль.       И вдруг, будто в насмешку, небо озаряет ослепительно-яркая вспышка. Слепящая глаза звезда, расчертившая небо, наполнила ночь светом, но не так, как светит днем солнце. Этот свет был мистический, потусторонний. И мир в один момент будто встрепенулся, а после замер, готовясь к переменам. — Какая красота, — восхищенно пробормотал Хао. — Это Раго, — нехотя пояснила Зора, с непередаваемым беспокойством наблюдая, как в черноте неба исчезает яркий след. — Звезда Судьбы, знаменующая начало Турнира шаманов, где на пятьсот лет будет избираться новый Король.       Наверное, Хао хотел что-то сказать, наверное, это было связанно что-то с ее прошлым, но он сдержался, лишь крепче сомкнул руки, притягивая ее к себе. — Этот Король… какой властью он будет наделен? — спросил он вместо того, что собирался. — Повелевать судьбами, менять мир так, как ему захочется. Никого нет сильнее и могущественнее его во Вселенной. Его Хранителем станет Великий Дух. Помнишь, я рассказывала о нем? — В таком случае, я хочу стать им, — уверенно кивнул Хао почти сразу же. Будто это решение уже давным-давно было принято им, и только ждало удобного момента быть озвученным. — Зачем? — совсем невесело хмыкнула Зора. — У тебя достаточно власти и богатств и без всякого громкого титула. — Но они не помогут тебе вернуться домой, — справедливо заметил он.       Зора вздрогнула. Осмыслить то, что он только что произнес было сложно… Невозможно почти что. То есть, Хао хотел стать Королем ради нее. Чтобы она… — Стой… погоди… Ты сейчас серьезно? — Вполне. — Хочешь стать Королем, чтобы помочь мне вернуться домой? — Это одна из причин, — после недолгого молчания, сказал Хао. — Почему? — едва слышно выдохнула она, так и не поняв, готова ли она услышать ответ. — Ты не счастлива здесь. Как бы я не старался, ты не обретешь рядом со мной покоя. А я хочу для тебя лучшей доли. Если в родных краях ты будешь счастливее, то я с радостью помогу тебе вернуться.       Зора тихо выдохнула, выпуская из груди волнение. Взяв Хао за руку, она поднесла его пальцы к своим губам, с нежностью касаясь костяшек. Размыкать такие теплые, уютные объятия совсем не хотелось, не хотелось шевелиться слишком много, ведь если нарушить эту хрупкую гармонию, потом не сможешь ее найти заново. А чтобы обрести ее, потребовались долгие годы, взаимные обиды и непонимание. И слишком много боли.       Хватит бегать от себя. Хватит убеждать всех вокруг, что она бесчувственная машина, которая может заткнуть собственное вопящее сердце. Нет, не может. Она вовсе не такая сильная, какой представлялась окружающим, какой ей хотелось быть; ей нужен рядом кто-то действительно уверенный в себе, кто сможет защитить. — Когда-нибудь я вернусь домой. Когда-нибудь я обниму тех, кого люблю. — Она почувствовала, как мышцы Хао напряглись, как что-то горькое вцепилось в его плечи, не давая никакой возможности даже сделать вдох. — Только я в это больше не верю. Потребовалось много времени, чтобы понять это, но я поняла, нашла ответ: мой дом там, где ты. И если я буду рядом с тобой — я буду счастлива. — Однажды ты расскажешь мне по кому так страдаешь, — после недолгого молчания, во время которого он опустил голову, пряча лицо в ее волосах, сказал Хао. — И в тот момент, когда ты отпустишь свое прошлое, я клянусь, что подарю тебе целый мир.       Зора усмехнулась, а потом поджала дрожащие губы, крепче прижимаясь лицом к чужой теплой ладони. — Зачем мне мир? Что я буду с ним делать? Я хочу лишь покоя, и если в этом долбанном мире есть такое место, где не будет лицемерия и жестокости, то там я и хочу остаться. — Что ж, это достойная цель для Короля — создать такое место. Там, где не будет войн, бессмысленного кровопролития, где все будут жить в гармонии с миром, не уничтожая его своими амбициями.       Зора не сразу осознала то, что он только что произнес. Понимание пришло к ней намного позже. В тот момент, когда первые лучи солнца ударили в глаза, на мгновение ослепляя и превращая мир вокруг в белое, размытое пятно, ей вспомнилось, как в тот роковой день, когда Х-Судьи выстрелили по ним из спутника, Хао говорил Джону Денбату, что хочет создать именно такой мир…       Мир без боли, без борьбы. Мир, где будет царить покой и все будут счастливы.