Горизонт событий

— Мама… мама! — в отчаянии лепетал родной, позабытый по прошествии стольких лет, голос ее малыша. К своему стыду, Зора не сразу узнала его голосок, но попыталась сфокусироваться на этом звуке, однако при попытке пошевелить хотя бы пальцем поняла, что это невозможно. Тело ощущалось закованным словно в бетон, и каждая клеточка была отлита из свинца.       А голос удалялся, растворялся в темноте. Зора закричала, попытавшись ухватить выплывший на миг, всего лишь на ничтожное мгновение, образ Тимура, попыталась вскинуть руки, но почувствовала лишь головокружительное падение.       Был там и другой голос: сильный, властный и… как будто обеспокоенный. Кажется, он просил вернуться. Кажется, злость, направленная на кого-то из вне, заставляла дрожать и ее кромешную тьму.       Вспышка огня, словно взрыв, проносится над головой, и Зора в ужасе распахивает глаза с застрявшим в горле криком.       Отдышаться получается не сразу, ведь сердце в груди стучит так невыносимо быстро, что лихорадит все тело. Наконец ставшие чувствоваться пальцы подрагивают, голова кружится до пляшущих мушек. Даже в горизонтальном положение это ощущается тяжелой невыносимостью. Точно: упало давление, и судя по ее состоянию, очень хреново упало.       Чужие эмоции кольнули краешек сознания, заставив поморщиться и повернуть голову в сторону их обладателя.       Хао сидел рядом непривычно хмурый и обеспокоенный.       Волновался, — подумала Зора. Это открытие заставило ее сердце на долю секунды ускорить свой ритм. Надежда дарит крылья, но она так же иллюзорна, как и эти бессмысленные ожидания. То, что ей хотелось принимать за нечто большее, на деле было всего лишь вежливым беспокойством, и не было в этом никакого подтекста. В конце концов, они ведь не чужие друг другу: столько лет были вместе, было бы странно, если бы ее обморок не обеспокоил его.       Сил не было ни расстроиться, ни уж тем более продолжать тот, так и не законченный, разговор. Зачем? Она услышала достаточно, чтобы понимать всю бесполезность пустых надежд.       Но заканчивать столь долгий путь на такой нелицеприятной ноте было кощунственным предательством всех этих лет, поэтому Зора собрала остатки воли и запихнула гордость куда подальше. — Эй, сделай лицо попроще, — хрипло выдохнула она. И, обратив на себя внимание, с трудом приняла сидячее положение. Тьма вновь встала перед глазами, но Зора уже смогла совладать со своим организмом, заставив его работать в штатном режиме, а потому поспешила добавить. — Не померла, как видишь. И жить собираюсь еще долго и счастливо.       Но Хао не спешил отвечать. Склонив странно голову, он пробегался взглядом по ее лицу, будто на ее коже выступили неведомые человеческой цивилизации символы утраченных знаний.       И сказал он совсем не то, что Зора ожидала услышать: — Твои волосы… — задумчиво протянул Хао. — Стали длиннее.       Зора вскинула руку, ощупывая короткие прядки. И похолодела от ужаса, когда поняла, что он прав. Достающие раньше едва ли ей до подбородка, сейчас они щекотали шею. Время вновь возобновилось для нее, и Зора боялась даже сделать предположение, что это могло бы значить и уж тем более, что это сулило. — Нет… — прошептала она, содрогаясь от накрывшей ее паники. — Этого не может быть… Почему… Почему именно сейчас…       Голос… Тот другой голос, не принадлежавший ее сыну… Это был Хао, ее муж. Он звал ее, он пытался пробиться к ней через толщу тьмы и веков, что их разделяли. Но она не разобрала ничего из того, что он говорил, но наверняка в его словах был ключ к ее спасению. Может, из-за его вмешательства время возобновилось? Только не помогло — она все еще здесь, рядом с его первым воплощением; далека, так безнадежно далека от своей семьи во всех возможных смыслах, что вернуться или остаться казалось для нее чем-то до невозможности страшным.       Надо признать, что она окончательно запуталась. Годы, проведенные вдали от привычного, изменили ее слишком сильно, настолько сильно, что смысл жить вообще безвозвратно покинул ее.       Столь ужасные мысли уже не пугали. Это была самая настоящая истина, которую Зора приняла слишком легко и почти радостно.       От невеселых терзаний ее отвлек тихий голос оммёдзи, произнесший очередной приговор ее жизни: — Ты носишь ребенка, — услышала Зора, будто сквозь толщу воды. Смысл сказанного не сразу дошел до нее. А когда информация успешно упрочилась в голове, показалась дурацкой шуткой из разряда тех, что у дворового пса в одну ночь выросла вторая голова. — Что? — удивленно взглянула она на него. — С чего ты взял? — Лекарь приходил и осмотрел тебя. Он подтвердил. — Как, стесняюсь спросить? — начала злиться она. — Пульс пощупал? Может, у меня тахикардия, предынсультное состояние, тромб, рак… Блять!       Зора от досады ударила рукой по подушке. Нет, чертов лекарь прав. Четвертый месяц… Слишком много, чтобы ошибиться.       Хао был непривычно молчаливый, но за собственным волнением, Зора едва могла почувствовать что-то теплое, исходящее от него. Зора вздрогнула, когда, отвлекшись от собственных переживаний, уловила эту робкую надежду. Надежду, что теперь между ними все будет иначе, все наладится.       А что думала она об этом? Да ничего, ничего она не думала! Все это было неправильно, абсурдно. Одна единственная ночь, и — вот… Рожать этого ребенка, от человека, с которым она никогда не должна была встретиться, с которым ее должна была связать кровь лишь через тысячу лет, но никак не сейчас.       А ребенок-то ведь — полукровка. То, чего она так опасалась в том прошлом-будущем, когда Йо предложил ей вместе с сыном перебраться в Японию, здесь будет преступным, порочным, неправильным. Ее ребенку никогда не прижиться здесь, не видать счастья. Он погибнет под шквалом пересуд и всеобщей ненависти. Станет изгоем.       Вот только это не первое, что ее так взволновало, а простое и дурацкое открытие — волосы. Время снова текло для нее, бежало вперед, а это значит, что…       О боже, нет! Она не могла думать об этом. Об ее Тимуре, о Ханне… Слишком невыносимо, больно. Так больно, что… — Ты… в порядке? — осторожно спросил Хао, растерявшись от ее вспышки и реакции на подобные вещи. В мире, который окружал оммёдзи, женщины были рады родить от него ребенка, всеми силами стремились к этому и, если рождался не мальчик, то они прикладывали дюжину усилий, чтобы еще раз попасть к нему в постель.       Но Зора не выглядела счастливой. Вместо этого у нее дрожали губы, и слезы, которые она, кажется, вовсе не замечала, падали на колени, впитываясь в прикрывающее их одеяло. С побелевшего лица пропали все краски.       Хао не знал, что она чувствовала в этот самый момент, почему испытывала такие страдания. Ей… было так противно и мерзко узнать, что она понесла от него? — Это… несвоевременно, — тихо пробормотала она. — Турнир, твои жены… Рейко будет вне себя, узнав об этом. — Если она даже косо посмотрит в твою сторону, клянусь, я уничтожу ее, — пылко пообещал Хао. Зора криво усмехнулась. Она, наконец, подняла голову, взглянув на него влажным взглядом покрасневших глаз. — Я бы тоже косо смотрела. Видишь ли, я — эгоистка, делиться не умею. А еще я христианка, потомок цыган. У нас только один супруг, все остальное — богохульство. Хотя, там, откуда я, вера уже имеет не такое большое влияние на жизнь людей, поэтому каждый живет с тем, что может вынести его совесть. Моя, вот, не позволяет мне делить своего мужчину, семью с кем-то еще. Так что я понимаю Рейко — она имеет право злиться. — Ей не на что злиться. Она — моя первая жена, хозяйка в доме. И она обязана мириться и быть приветливой со всеми моими женами и детьми. — Вот только я не твоя жена. Даже не наложница, — на удивление мягко напомнила Зора. — Это даже для тебя слишком. — Ты права. И как только мы вернемся, ты станешь моей женой. — Нет! — отрезала Зора слишком быстро. — Не стану! Ты — не мой, не будешь моим. — Почему ты так этому противишься? — тоже начал злиться Хао. — Я тебе настолько отвратителен? — Я… — Зора замолчала, а потом сделала глубокий вздох. — А не ты ли буквально сегодня убеждал меня, что порознь нам будет лучше? Что ты хочешь избавиться от меня и уже просчитываешь варианты, как отправить меня куда подальше. Об этом ты забыл, что ли? Или ребенок в моей утробе всколыхнул умеревшие чувства? Брось! Терпеть меня ради ребенка, которого и быть не должно — не надо. — Может, это знак богов, что я поторопился принимать подобное решение, — на удивление мягко заметил Хао. — Не думала, что это открылось только сейчас, потому что нам был дарован еще один шанс?       Зора невесело хмыкнула. — Что за романтическая чушь? Мы достали друг друга слишком сильно. Ребенок лишь усугубит и так наши шаткие взаимоотношения. Рано или поздно мы возненавидим друг друга. — Может, и так. Но по крайней мере я буду знать, что сделал все, что было в моих силах, чтобы удержать тебя. — Чертов эгоист, — прошептала Зора на русском, но поймав на себе его хмурый взгляд, перешла на понятный ему. — Какая судьба его ждет, ты подумал? Меня не любят и терпят лишь потому, что я простая служанка. Займи я более значимое положение — ополчатся. И ребенка погубят раньше, чем он сделает свой первый шаг. А выживи он — через сколько испытаний ему придется пройти. Вспомни Асаноху! Ее прозвали ведьмой лишь из-за непохожести на других. — Не смей говорить о ней! — вспылил Хао. — Твоя ложь — вот, что всегда стояло между нами. Твое недоверие и непоколебимая уверенность, что ты знаешь все на свете — именно это заставило меня принять решение отказаться от тебя. Но я единственный, кто может тебя защитить. Так что будешь делать: выложишь, наконец, всю правду, или разрушишь все, упорно сохраняя молчание?       Тишина, повисшая между ними, оглушала. В этой тягостной паузе Зора слышала, как стучит ее сердце. Приложив туда руку, она с трудом смогла совладать с охватившими ее чувствами.       Нет… нет… Она не могла. Зачем он требует от нее невозможного; неужели не понимает, что эта правда столь важна, что способна перевернуть мир?       Впрочем… кому какое дело… Кому нужно теперь это молчание, когда ее жизнь уже превратилась в нескончаемый кошмар? Зора всхлипнула, закрыв обеими ладонями лицо. Ее плечи дрожали, как предательски тряслась и нижняя губа, но почему-то она не почувствовала этого. Зато явственно ощутила этот комок в горле, эти колющие язык слова, которые так нужно, так хотелось произнести. — Хватит твоей лжи, — мягче сказал Хао, нарушая эту вязкую тишину. — Либо ты рассказываешь мне все, либо это будет последняя наша встреча.       Это была точка. Окончательная и бесповоротная. Зора почувствовала себя на дне пропасти, откуда было не выбраться живой. И только Хао мог кинуть ей лестницу, если она даст ему повод это сделать.       Вот только страх был сильнее всего. Страх лишиться всего окончательно, уничтожить безвозвратно то, по чему сейчас плакала душа. Но нет, не об оплакиваемом прошлом она терзалась, а от трусости рассказать. Ведь где-то глубоко в душе она давно смирилась, что больше никогда не вернется домой. Она последует за оммёдзи на край света и погибнет вместе с ним, если таковой будет его карма.       И это была правда, истина, которую ей, наконец, удалось обрести.       Ее руки безвольно упали на колени, и она уставилась в пространство перед собой. Голова была пуста от мыслей — впервые за все эти годы она ощущала что-то сродни легкости и не могла испытывать ничего, кроме едва уловимого счастья, что все же смогла найти нужный ответ.       Но ее молчание было слишком долгим, и Хао пришлось признать, что она не откроет ему никаких своих тайн. Но и терпеть это он тоже больше не мог. Он поднялся, намереваясь исполнить свое обещание, как Зора удержала его, схватив за полу кимоно, не давая уйти. — Хорошо. Будь по-твоему. Я расскажу тебе все.