Детективное агентство "Анна и её духи". Третье дело.

Аня чувствовала щекой ладонь Штольмана. Двигаться ей не хотелось. Теперь на неё накатило это состояние, будто она как морская пена растекается по прибрежным камням. Пузырьки лопались, и приятное чувство, щекочущее и восторженное, омывало её изнутри. Яков сзади пошевелился, провел рукой по её бедру, притянул к себе и поцеловал в выступающий позвонок. Анна улыбнулась и, положив свои руки на его, прижалась крепче. — Яша, — сонно пробормотала она. — Что? — спросил Штольман, которого уже не волновали кладбище, духи и перст судьбы, который не остановить. Он хотел только вот так держать её, не отпуская всю ночь. Глаза у него слипались. — Мы с тобой и в самом деле неплохая пара сыщиков, как ты думаешь? — поцеловала она его в запястье, не открывая глаз. — Несомненно, — улыбнулся, почти с детским забытым ощущением мира на душе вдохнув аромат её волос. — Особенно ты.

***

Утром Штольман проснулся первым, что в последнее время с ним случалось редко. Как обычно он вплёл в себя Аню, желая быть как можно ближе к ней. Она уже не протестовала, что ей жарко и неудобно. Ей тоже нужен был этот телесный контакт, осознание, что пробуждение не принесет холодную постель и острое чувство одиночества и фатальной неизбежности. Осторожно пошевелившись, Яков освободил её из плена своих рук и ног и отодвинулся. Плечо и рука Ани немедленно покрылись мурашками, лишившись тепла его тела. Он прикрыл её теплым одеялом и поднялся, чтобы затопить камин. Комната выстыла за ночь, а ему хотелось, чтобы ей было хорошо, когда она проснется. Огонь весело заплясал по поленьям. Штольман отправился приводить себя в порядок. Проводя бритвой по намыленным щекам, Яков вспоминал подробности вчерашнего вечера и ночи и усмехался. Ну, Анна Викторовна! Умеете же вы найти приключения в самый неожиданный момент! Посмотрев на своё отражение, он вдруг застыл, так и не донеся лезвие до кожи. Он улыбался. В самом деле, он улыбался, и в глазах не было и тени грусти. Штольман медленно опустил руку вниз. Ему потребовалось три недели наедине с Аней, чтобы стереть печать предыдущих пяти лет со своего лица. Ему не помогла работа и возвращение к человеческим условиям жизни. Ему не помогла миссия, которая должна была дать ему цель к существованию. Нужна была именно она. Женщина-ребенок, которая умела находить в людях хорошее. Которая радовалась каждому новому дню. Которая искренне и от души смеялась, грустила, любила и дышала. Женщина-воин, которая становилась на защиту тех, кто не мог позаботиться о себе сам. Которая не позволяла свершиться несправедливости. Которая прикрывала его спину, давала ему возможность почувствовать, что он не один на один встречает свою судьбу. Что он не предан, не отвергнут, не забыт. Женщина-лекарь, которая врачует тело и душу. Просто женщина. Его женщина. Самая горячая, порывистая, любящая, нежная, отзывчивая. Волшебная. Только волшебница могла сотворить такое всего за три недели. «Ты должен провидению, Штольман! — сказал он себе. — Просто так столько счастья разом на человека не раздают!» Он закончил утренний туалет, оделся, чувствуя, что в комнате потеплело и радуясь, что Ане не придётся вставать в холодной комнате. Яков подумал вдруг о грядущем Рождестве. Оно будет невероятным, он уже это предчувствовал. Это было тоже ощущение из детства. Ждать с предвкушением какое-то событие, мечтая о чудесах и лакомствах. У него внутри сейчас было именно оно. Ожидание чуда. С ней было возможно всё. Штольман смотрел на розовое ушко и пышные завитки волос, которые он видел со своего места. Сердце вдруг кольнуло. Память запустила спираль воспоминаний и выбрало то, где его мать стоит возле окна в их доме и смотрит на что-то, отодвинув занавеску. Её волосы, пронизанные озорным весенним солнышком, так же пушились на висках. Яков вышел в соседнюю комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Впервые за много лет ему захотелось посмотреть на портрет мамы в медальоне, который лежал в ящике письменного стола. Ему показалось, что сегодня это будет менее болезненно, чем обычно. Штольман вытащил серебряный резной овал, украшенный мелкими камнями по краю и, немного помедлив, открыл его. Мама взглянула на него, слегка улыбаясь, склонив голову набок. Сердце опоясал ледяной обруч, но нож, как много раз до этого, не провернулся. Яков не знал, сколько он так простоял. Дверь скрипнула, ковёр заглушил лёгкие шаги. Аня обняла его сзади и взглянула на медальон из-за его плеча. — Это твоя мама? — спросила она некоторое время спустя. — Да. Она подарила его отцу как-то. Но иногда надевала его сама. Помню, у неё было тёмное атласное платье, а на шее блестит он. Аня вдруг резко вздохнула. Она вспомнила, где она видела камею, которую они нашли на кладбище.