Детективное агентство "Анна и её духи". Третье дело.

Мария Дмитриевна оставила с Яковом и Анной Антипа, отцовского лакея, а сама отправилась к горничным. Штольман решил вначале опросить слугу, а лишь потом осмотреть комнаты. — Скажи, любезный, что ты можешь сказать о своем хозяине? — спросил он. — Да что сказать-то? — растерялся мужчина, который до этого был мрачен и взволнован. Видно, что пропажа владельца дома заставляла его переживать. — Знаю их с тех пор, как мальчишкой за ними ходил. Хороший человек, толковый, никогда зазря плохого слова не скажут. Всех в строгости держат. У них не забалуешь. — Жену тоже в строгости держал? — уточнил Яков. — Нет, — расплылся в улыбке Антип, — Полина Даниловна что солнышко были! Любили её Дмитрий Афанасьевич шибко, всё разрешали. Они порхали как птичка. Грустили редко, но если уж случалось, то весь дом будто мерк. Они же в Париже выросли, батюшка у них по военной части был, потом отчего-то домой вернулись на Родину. Там и встретил её, стало быть, Дмитрий Афанасьевич. Влюбились, тут же предложение сделали. Так и стали жить! Штольман кивнул. Пока всё относительно укладывалось в то, что у него в голове крутилось. История выходила трагическая, романтическая и заковыристая одновременно. — А что же в Париж обратно вернулись? — закинул Яков удочку наудачу. — Да климат стоило поменять молодой хозяйке. После рождения Марии Дмитриевны стали чахнуть они. Вот Дмитрий Афанасьевич и решили во Францию. Сначала хотели к морю, но молодая госпожа его упросили сюда. Они и согласились. — Скажи-ка, Антип, — спросил вдруг Штольман, — твой хозяин как себя вёл в последние дни? Лакей замкнулся и стал смотреть в окно. — Не пристало говорить плохо про хозяев, — наконец выдал он ответ. Аня улыбнулась. Такая преданность много говорила про главу семейства и человека перед ними. — Это необходимо для того, чтобы ему помочь, — твёрдо сказал Яков. Лакей внимательно посмотрел на него, понял, что тот говорит правду и, помявшись, ответил: — Пили они как чумные, вот и вся недолга. Придут, засядут у себя и плачут. Я уж к ним и так и этак, а они всё только пьют. — Откуда вернутся? — тут же спросил Штольман. — Да почём мне знать-то? — расстроенно ответил лакей. — Один только раз сажал я их в карету, так слышал, как они адрес называют! Рише, 32. Это уже что-то! Реальное место, в котором можно навести справки. — Здесь Дмитрий Афанасьевич запирался? -Да, — кивнул Антип. — Они тут уснут, а я их раздену да в кровать положу. Письма, что он читал, аккурат в стол складывал, всё честь по чести. — Письма? — переспросил Яков. Вот оно! Вот будет ключ к пониманию ситуации в целом. — Да, старая такая пачка! — кивнул лакей. — Где они сейчас? — спросил Штольман. — Не могу знать! — пожал плечами Антип. — Я в хозяйские дела не мешаюсь, не положено мне! Яков кивнул, задал еще несколько уточняющих вопросов, а после отпустил лакея и решил начать осмотр комнаты. На первый взгляд никаких писем не наблюдалось. Мария Дмитриевна привела горничных, но они не смогли дать никаких новых сведений, хозяина они побаивались и с ним почти не соприкасались, подчиняясь его дочери и убирая в его отсутствие. Штольман уже намеревался перейти в спальню владельца дома, когда взгляд его зацепился за маленькую фотографию в серебряной рамке, стоящую в глубине закрытой стеклом полки книжного шкафа. На ней была запечатлена Мария Дмитриевна. Теперь его теория точно нашла подтверждение, но он хотел услышать всё своими ушами. — Какая у вас чудесная брошь, Мария Дмитриевна! — улыбнулся он и указал на фотокарточку. — Изысканная камея. Девушка улыбнулась. — Да, это бабушкина. Томмазо Саулини, представляете! Дедушка купил за безумные деньги! На рождение моего дяди. Был набор. Медальон и брошь. Брошь перешла мне, а судьба медальона неясна. Бабушка не говорила, что с ним стало. Штольман кивнул. Теперь его догадка обрела реальные черты.