Несломленный

      Такаши Акияма успокаивающе оглаживал хрупкое плечо своей подруги, всем телом ощущая каждый ее судорожный всхлип, отзывающийся в его сердце болезненным покалыванием. Хината позволяла себе несдержанно рыдать на груди своего друга детства, цепляясь дрожащими пальцами за ворот его рубашки, и чувствовала, как ей становится легче на жалкие секунды, что вскоре сменятся долгими нестерпимыми часами беспросветного отчаяния. А Такаши осторожно прижимался губами к ее волосам и шептал так осточертевшее ей «все будет хорошо».       Может, Хината до сих пор не понимала (или не хотела понимать?), что он всем своим существом любил ее, но Такаши давно сполна осознал свои чувства. Вероятно, это случилось еще лет в восемь, когда они с Хинатой и Неджи впервые встретились, но вполне возможно, что гораздо позже — когда она сбежала от своего отца и вышла замуж, ускользнув от него сквозь пальцы вместе с надеждой быть счастливым полноценным человеком. Без Хинаты Акияма не ощущал в полной мере простых человеческих радостей: жил на автомате, посвящая всего себя работе на ее отца, и все еще тайно грезил о том, что когда-нибудь она поймет, как много для него всегда значила.       Хината устала. Она толком не выходила из дома уже дней десять, мучая себя мыслями о дочери. Киба все время пропадал на работе и только поздними вечерами мог унять ее боль, однако Хината не чувствовала, что ей становится легче от его присутствия рядом. Вместо того, чтобы разделить боль на двоих, о чем он просил ее, она переживала ее в одиночку.       Но этим вечером Хината вдруг почувствовала, что больше не одинока. Такаши пришел к ней с час назад, и поначалу она пыталась держаться, дабы не впасть в истерику прямо при нем, но в какой-то момент не стерпела. А потом Хината пожалела, что с самого начала не открылась ему, теперь зная, какое облегчение ей приносили его теплые дружеские объятия. Хинате не хватало друга, и когда она уже не впервые это осознала, ее вдруг разобрала злость на мужа: почему из-за каких-то своих предрассудков он лишает ее родного человека? Хинате виделось поведение Кибы глубоко несправедливым. Она ведь не может принадлежать лишь ему одному? Это нечестно. И так… эгоистично?       — Не плачь, Хината, — ласково произнес Акияма, чуть отстраняя ее от себя и заглядывая в ее мокрое покрасневшее лицо. — Это разбивает мне сердце.       — Я так устала жить в страхе, Такаши-кун… — прошептала она, поднимая большие лавандово-серые глаза на друга, отчего все внутри него снова болезненно сжалось. — Каждая минута без моей девочки — лишь жалкое существование, и мне это невыносимо. Стыдно признать, но я забыла ее запах. И какие нежные на ощупь ее маленькие ручки. Я отчетливо вижу перед собой только ее личико, черты которого нахожу в лице своего мужа, и вдруг только поэтому я все еще его помню?       — Ты пытаешься винить себя, — Такаши нахмурил темные брови в тон густым ресницам, обрамляющим светло-карие миндалевидные глаза. — Но так нельзя, — он аккуратно смахнул с ее щек слезы большими пальцами.       — Как я могу себя не винить? — выпрямившись, быстро заморгала Хината и поджала под себя ноги. — Ведь я была с ней, когда… когда это случилось...       Такаши резко схватил подругу за плечи, соприкоснувшись с ней лбами.       — Посмотри на меня, — он легонько встряхнул ее. — Ты. Ни в чем. Не виновата. Хината, не терзайся чувством вины, которой на тебе нет. Прошу тебя… — Такаши рывком прижал ее к себе, зарываясь пальцами в темные волосы на затылке.       — Ты всегда был слишком хорошего обо мне мнения, Такаши-кун, — пробурчала Хината, уткнувшись носом ему в шею.       — Скажи еще, что это мнение ошибочно, — тихо усмехнулся он, поудобнее устраивая ее в своих объятиях. — Я хорошо разбираюсь в людях, к тому же, давно тебя знаю. Так что не пытайся мне возражать.       Хината закивала, прильнув к нему еще ближе, и вновь заплакала. Уже не так безудержно, но Такаши смог это заметить, со слабым вздохом оставляя на ее горячем лбу трепетный поцелуй.       — А знаешь, если нужно, то поплачь еще немного. Я побуду рядом.       — Спасибо, — сквозь слезы пробормотала она, пачкая соленой влагой рубашку Такаши.       — Совершенно не за что, — улыбнулся он, щекотнув своим дыханием ее разгоряченную кожу. — Я ведь тоже не…       — Какого хера ты, мать твою, делаешь?!       Хината вздрогнула, спешно выпутываясь из рук Акиямы, и принялась вытирать подушечками пальцев мокрые глаза, усиленно смаргивая пелену слез, застилающую взор.       — Добрый вечер, Киба, — сдержанно проговорил Такаши, без зазрения совести уставившись на Инузуку, что остановился у входа в гостиную и в полнейшем непонимании хлопал глазами.       Он был не в себе. Когда благодаря Акамару выяснилось, что на территории «Древа надежды» действительно располагается тайная лаборатория Кабуто, Киба не ощутил ожидаемого облегчения, хоть и максимально приблизился к тому, чтобы найти дочь и пропавшего мальчишку. Его рвало на части от невозможности в ту же минуту поднять там всех на уши и вырвать из лап сумасшедшего ученого несчастных детей, с которыми невесть что творится и среди которых может быть Акира. На какое-то время притаившись в своем импровизированном укрытии, Инузука так и не смог толком разглядеть происходящее за стеклянными, предположительно, звуконепроницаемыми дверьми лаборатории, а заходить дальше было опасно. Если бы Акамару вырвался и стал ломиться внутрь, где запах с одежды мальчика был особенно выраженным, или же залаял во всю глотку — все, пиши пропало. Нужно было действовать поэтапно, без очередного самовольства, на которое им с Наруто и Конохамару вынужденно пришлось пойти, но понимать — это одно. Другое дело — принять ситуацию как она есть.       Киба усиленно боролся с яростным желанием броситься на амбразуру, пока делал снимки лаборатории на свой телефон, чтобы позже предоставить их в качестве доказательства капитану Сенджу, и умолял своего внутреннего зверя пока повременить с расправой. К тому же, просто увидеть лабораторию воочию, было мало. Акира с наибольшей вероятностью могла находиться в стенах приюта, но что, если нет? Вместо однозначных ответов на терзающие детектива вопросы он получил только невыносимую круговерть новых мыслей, выводящих его на эмоции. Хотелось подойти к этому вопросу с холодной головой, по полочкам разложить все добытые сведения и факты, связать с имеющимися материалами и сдобрить остатками неподтвержденных догадок, но он пока не понимал, как ему остановиться на секунду, просто выдохнуть и подумать. Ведь работы было еще уйма, а Киба хотел прямо здесь и сейчас покончить с этим. Заручиться уверенностью, что Акира, его драгоценная маленькая дочка, без которой он не мыслил своего существования, все еще оставалась живой и невредимой. Но что в итоге?       Инузука думал, что этот вечер исчерпал лимит потрясений, павших на его бедную голову. И, конечно, никак не мог подумать, что дома — там, где он надеялся прийти в себя и вселить крупицу надежды в безутешную Хинату, его ждет нечто подобное. Одно лишь присутствие Такаши Акиямы в их с Хинатой жизни выворачивало Кибу наизнанку, но то, что он увидел, переступив порог собственной гостиной, напрочь лишило его последних остатков трезвого рассудка.       — Убери руки от моей жены, Акияма, — предостерегающе покачал головой Инузука, опасаясь, что сделай он еще хоть шаг — не сможет больше себя контролировать.       Такаши выставил перед собой вскинутые ладони, и его скуластое гладковыбритое лицо озарилось неуместной улыбкой.       — Все в порядке, офицер, — придвинувшись к краю дивана, ровным тоном произнес он. — Мы с Хинатой просто разговаривали. Я пришел, чтобы поддержать своего друга, не более того.       Инузука в голос рассмеялся, вцепившись пальцами в волосы и до боли сжимая их у самых корней. А потом он пугающе резко смолк, бросив на Такаши настолько убийственный взгляд, что тот густо нахмурился, ощущая подкрадывающееся раздражение.       — Ты сидишь на моем диване и бесстыдно лапаешь мою жену, — процедил Киба, поигрывая желваками. — Хочешь сказать, я поверю в эту ересь про дружескую поддержку? Проваливай из моего дома и не смей больше сюда заявляться, пока я тебе руки не переломал.       — Сейчас же прекрати, Киба-кун! — вмешалась Хината, неуклюже вскакивая с дивана. Она отдернула на себе простую хлопковую майку и отбросила за спину растрепанные волосы, заправляя за уши влажные от слез пряди, обрамляющие лицо. Хината крепко сжала руки в кулаки, сердито сведя брови к переносице, и выглядела как маленькая отчаянная воительница в этих своих растянутых на коленках джинсах и пушистых сиреневых носках в белую полоску. Ее недавнюю слабость выдавали только невысохшие слезы, поблескивающие на запунцовевших щеках.       Инузука перевел взор на супругу, сжавшись под ее холодным взглядом, что до неприятного тянущего чувства под ребрами напоминал взгляд ее брата Неджи Хьюги. В это мгновение Хината была так на него похожа, словно они родились в одно время, точно как их отцы-близнецы.       — Я ведь просил тебя, Хина, — дав себе слабину, умоляюще произнес Киба. — Почему ты снова ослушалась меня и позволила этому человеку явиться сюда, да еще и на ночь глядя? Блять, — он небрежно провел по лицу ладонью, — да он же лапал тебя! Ты станешь это отрицать?!       — Не ори на нее, — поднявшись на ноги, Такаши выступил вперед и заслонил Хинату собой, как если бы ей угрожала опасность.       Киба затрясся от обуревающего гнева и стал наступать на Акияму, кривя дрожащие губы.       — Что ты сказал? — прошипел он, чувствуя, как напрягается каждая мышца под плотно натянутой кожей.       — Я прошу тебя, перестань, — оттеснив Такаши в сторону, твердо произнесла Хината, и в ее голосе не слышалось привычной мольбы — только требование.       Акияма ухватил Хинату за запястье, притягивая ее к себе, и покачал головой.       — Не надо, Хината. Отойди.       Киба подавился воздухом от такой выходки Такаши, широко распахнутыми глазами глядя на зажатое в чужой руке запястье Хинаты. Его как ледяной водой окатили, и он больше не мог сдерживать в себе дикого зверя, готового без сожаления разорвать своего врага на куски.       — Не смей прикасаться к ней, ублюдок! — за шкирку оттаскивая от Хинаты пока поддающегося его натиску Такаши, прогрохотал Киба. — Ты так сильно стремишься узнать, что я всегда хотел с тобой сделать? — спросил он, до треска стискивая в руке ворот его рубашки. — Так позволь я покажу тебе!       Хината в ужасе смотрела на развернувшуюся картину, и она до того напоминала ей недавний инцидент с Неджи, что ей захотелось разрыдаться, как тогда. Однако что-то помешало ей заплакать — лишь пара крохотных слезинок собралась в уголках ее до предела распахнутых глаз. Хината просто стояла и смотрела, как Киба обесценивает ее чувства, намереваясь причинить вред ее близкому человеку, которого она не могла вычеркнуть из своей жизни только по его прихоти. Это вызывало в ней клокочущую злость, обжигающую сдавленную гортань, и пальцы снова дрогнули, собираясь в кулаки.       — Только посмотри на себя, Киба, — смело заглядывая в глаза Инузуки, выпалил Такаши. — Пока Хината страдает из-за потери вашего ребенка, ты находишь силы на распри со мной.       — Да что ты можешь знать о ее страданиях?! — подбираясь руками к горлу Акиямы, брызгал слюной Киба. — Я запрещаю тебе говорить о моем ребенке! Сука, ты ничего не знаешь: ни обо мне, ни о моей жене, ни о том, что нам приходится переживать! Это моя семья!       — Отпусти его, Киба! — закричала Хината, и слезы все-таки покатились по ее щекам, касаясь дрожащих губ, ярким пятном выделяющихся на ее осунувшемся лице. — Хватит! Я больше не могу этого выносить!       — Успокойся, — даже в таком положении Такаши смотрел на Кибу свысока, — ты пугаешь ее.       — Это ты виноват! — крепче обхватывая горло Акиямы, не унимался Инузука. Его невозмутимый вид, непоколебимость и отсутствие какого-либо сопротивления заставляли градус кипения крови в жилах Инузуки неумолимо расти. — Я вырву твой поганый язык, тварь, клянусь! Чего ты добиваешься? Хочешь разрушить мою семью? Говори! Надеешься, Хината увидит во мне чудовище и уйдет к тебе?! Этого никогда не будет!       — Ты… сам… рушишь свою семью, — с трудом выговорил Такаши, инстинктивно цепляясь за запястья Кибы.       Хината затрясла головой, яростно всплеснув руками, и сорвалась с места в попытке оттащить мужа от Акиямы. Киба дернул плечом, стряхивая с себя ее руки, и лишь сильнее сдавил шею своего недруга.       — Остановись! — вновь набрасываясь на Инузуку, взвизгнула она и принялась молотить кулаками по его плечу. — Бога ради, Киба! Не делай этого! Ты же его задушишь!       Лицо Акиямы уже понемногу приобретало синеватый оттенок, и хватка Кибы на секунду ослабла. Он тяжело, прерывисто дышал, въедаясь обезумевшим взглядом в закатывающиеся глаза Такаши, и слабо ощутил, как подкашиваются ноги. Силы в одночасье покинули его, руки безвольно упали вдоль тела, и Киба отступил, ухватившись за подлокотник дивана: внезапно накрывшее головокружение стремительно лишало его равновесия.       — Такаши-кун… — ошарашено выдохнула Хината, подхватывая друга под руки. Он натужно закашлялся, стискивая покрасневшее горло. — Боже мой, ты цел?       — Пошел вон, — выдавил из себя Киба, пытаясь отдышаться. Он все еще стоял с помощью опоры, не оборачиваясь на Такаши. — Если появишься здесь снова — я убью тебя.       Акияма с трудом выпрямился, проводя рукой по черным коротко стриженым волосам, и мягко взглянул на подругу.       — Все в порядке, Хината, — едва слышно шепнул Такаши, с ее помощью сунув ноги в до блеска начищенные туфли из гладкой темно-коричневой кожи. — Прости, что напугал тебя. Я не мог вступить в борьбу с твоим мужем. Последнее, чего я хочу — это причинить тебе боль.       — Я знаю, — смахивая слезы, закивала Хината. — Пожалуйста, уходи поскорее.       — Если он что-то с тоб…       — Нет, — не дослушав, что он скажет, возразила она. — Киба никогда не поднимет на меня руку.       — Прости, — хватая со шкафа в прихожей свое пальто, повторился Акияма. — Я не хотел, чтобы так вышло.       — Ты не виноват, — Хината снова утерла мокрое лицо и вымученно улыбнулась, подталкивая его к двери. — Иди же.       И он ушел, больше ничего не говоря. Хината закрыла за ним дверь и прижалась к ней спиной, крепко жмуря глаза. Она не знала, как найти в себе силы вернуться обратно в гостиную.       — Проклятье, Хина… — гулко промолвил Киба, когда она остановилась напротив, даже не поднимая головы, чтобы взглянуть на него.       — Как ты можешь быть таким жестоким? — тихо спросила Хината, нервно поправляя на плече перекрутившуюся лямку от майки. — Сначала ты бьешь по лицу моего брата, а потом пытаешься задушить друга… Неужели мой муж способен вот так просто наброситься на человека и распоряжаться его жизнью?       — Ты что, совсем ничего не понимаешь? — подойдя поближе к жене, поразился Инузука.       — Ты погряз в своем преступном мире, Киба. Да, я приняла твое желание стать полицейским, на многое закрывала глаза, но это… Мне невыносимо видеть подобное. Я не хочу жить в мире, где царит жестокость, и где человеческая жизнь совсем ничего не стоит.       —Я думал, мы создали свой собственный мир, когда давали друг другу клятвы, стоя у алтаря… — горько усмехнулся Киба, низко опустив голову и пряча увлажнившиеся глаза за густыми волнами волос. — Моим миром однажды стала ты, Хина. И я готов на все, чтобы защищать его.       — Готов на все? — вторила Хината, не слушающимися пальцами сдавливая пульсирующие виски. — На что это — на все? Ты обещал… нет, поклялся, что найдешь нашу дочь, но где же она, Киба?! Почему ты до сих пор не вернул Акиру домой?! Твои клятвы… твои обещания… Все это пустое. Я больше не верю тебе. Не верю! Ни в то, что ты готов защищать нашу семью, ни в то, что снова когда-нибудь прижму к груди свою дочь. Я… — она рвано выдохнула, — я так больше не могу.       Киба судорожно сглотнул, болезненно поморщившись: слова Хинаты безжалостно били в самые уязвимые точки.       — Зачем ты так, Хина? — хрипло промолвил он, заставляя себя отыскать в ее глазах хотя бы намек на то, что за нее говорит исключительно злость. — Я ведь делаю все, что могу, чтобы найти Акиру… Я думаю только о нашей дочери, ведь все, что у меня есть — это ты и Акира. Все, ради чего я готов бороться — это вы.       — Да, раньше я была уверена в этом, Киба. Но не теперь. Не когда ты делаешь все возможное, чтобы насовсем отгородить меня от дорогих мне людей. Можешь говорить, что я наивная, глупая дура — пусть так. Мне уже все равно.       — Нет-нет-нет, — Инузука лихорадочно затряс головой, неуверенно шагнув Хинате навстречу, — перестань казаться такой равнодушной, прошу тебя… Тебе ведь известно, что я…       — Хватит оправданий, — отрезала Хината, выбросив вперед руку. — Хватит громких слов. Я… я не хочу больше говорить с тобой, — она круто развернулась, чтобы уйти, но Киба в то же мгновение настиг ее, разворачивая к себе.       — Нет, Хина, постой…       — Пусти! Убери от меня свои руки, которыми ты только что чуть не убил человека! — вскрикнула она и незамедлительно вырвалась, грубо толкнув мужа в грудь. — Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне! Не смей!       Инузука растерянно моргнул, отшатнувшись назад. Место, куда пришелся резкий толчок ладошки Хинаты, горело огнем, и вовсе не на физическом уровне. Было больно где-то глубоко внутри.       — Что? Хината, что ты гово…       — Я не хочу тебя видеть, Киба. Просто уйди.       Он шокировано смотрел, как Хината выбегает в коридор, и следом услышал, как скрипнули ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Киба обессилено прикрыл веки, ощущая, как неистово сердце барабанит в груди, и как все туго скручивается в животе, вызывая тошноту.       Он знал Хинату с шестнадцати лет и по сей день ни разу не слышал от нее ничего подобного. Конечно, они ссорились, как и все люди на этой планете, но очень быстро мирились и не позволяли себе оскорблять друг друга, бросаться обидными фразами или намеренно давить на больное. И сейчас Киба не верил, что Хината могла произнести такое. Она не хочет его видеть? Это же немыслимо…       Инузука на ватных ногах вышел в коридор, глядя в направлении спальни, куда убежала Хината, и помотал головой, отгоняя тошнотворное чувство тревоги. Неужели она действительно хочет, чтобы он сейчас ушел? Чтобы оставил все как есть и не предпринял попыток поговорить? Киба не хотел признавать этого, но что еще он мог? Разве что, усугубить положение, поддавшись желанию устремиться за Хинатой и, что вполне реально, наговорить чего-нибудь такого, о чем потом до конца жизни придется жалеть. И тогда Киба подхватил свою куртку, сунул ключи в карман брюк и вышел из дома.       Ночной воздух не отрезвлял, а он так надеялся, что хотя бы на улице сможет нормально отдышаться. В округе было тихо, но в окнах нескольких соседских домов еще горел свет. Киба обернулся на собственное жилище и поморщился: как его жизнь за такой короткий промежуток времени превратилась в кошмар?       Ему нужно было остыть. Думать Инузука не мог, поэтому бесцельно брел по слабо освещенной улице своего тихого райончика. Хотелось покурить, но сигарет у него не было. Кажется, капитан Сенджу был прав, когда сказанул, что он скоро закурит. Еще одно разочарование: в себе, в жизни.       Киба остановился у детской площадки, где гулял с Акирой, когда выпадала возможность. Она либо сладко спала в коляске, либо сидела у отца на руках, с интересом разглядывая резвящуюся детвору. Тогда Инузука говорил Акире: «смотри, дочка, скоро ты тоже будешь здесь играть. Это так весело, правда?» Сейчас, вспоминая эти нечастые, но такие счастливые мгновения со своим ребенком, Кибу заело чувство вины: он так мало времени уделял дочери, а теперь, когда он больше всего на свете хотел обнять ее, она была вдали от него. Разве Хината не оправданно обрушила на него свой гнев? Разве он не заслужил всего того, в чем она его обвиняла?       Его нещадно ломало. Киба крепко схватился за забор, которым был огорожен детский городок, и подтащил свое уставшее тело к качели на металлических цепях. Усевшись на узенькое сидение, он шумно выдохнул через рот и устало сгорбился, мерно покачиваясь и зарывая носки ботинок в песок. Инузука просидел так недолго, от силы минут двадцать, и желаемого успокоения не достиг. Пока они с Хинатой оставались в такой ужасной ссоре, Киба не мог усмирить волнение, захлестывающее его все сильнее и сильнее.       Он вернулся домой, бросив ключи в прихожей. Там же Инузука оставил и куртку. Было пугающе тихо.       — Хина! — громко окликнул ее Киба, заглядывая в гостиную, а затем и в кухню. — Ты где? Нам нужно поговорить!       Она не откликалась, и Инузука вскочил на лестницу, быстро добравшись до спальни. Дверь была распахнута настежь, и он опасливо вошел.       — Хина?       Хинаты в комнате не оказалось. Киба нахмурился, нащупав в кармане мобильник, и быстро набрал ее номер. Сначала в динамике послышались гудки, а потом на всю спальню раздалась звонкая трель телефонного звонка.       Инузука огляделся и остановил взгляд на широкой кровати, где в беспорядке валялись какие-то вещи, что было совсем нетипично для Хинаты, которая неизменно держала дом в чистоте. Вся постель была разворошена, и в складках одеяла Киба отыскал ее орущий сотовый.       — Какого черта… — прошептал он, сбрасывая собственный вызов.       Инузука остановился посреди спальни и смотрел вокруг точно впервые. Было так непривычно пусто… Как-то… по-другому. Плотные шторы на окнах в цвет покрывала были плотно задернуты, и единственный свет здесь исходил от торшера, стоящего возле детской кроватки, которую он собственноручно выкрасил в белый. Киба подошел к спальному месту Акиры, провел рукой по деревянной боковине, обвязанной мягкими бортиками, и издал какой-то сдавленный стон, сгибаясь пополам от пронзительной рези в груди. Сдернув с кроватки крохотную пижаму дочери, Киба опустился на пол и уперся в нее спиной.       Он даже в страшном сне не мог представить, что однажды в одночасье может лишиться всего: дочери, любимой жены, с которой всегда жил душа в душу, всякого терпения и способности контролировать свой необузданный нрав. Ему стало страшно — так, как никогда раньше. Находиться в этой комнате совсем одному и сжимать в руках холодную вещичку Акиры, сидя у ее пустой кроватки, было убийственно больно.       Становилось трудно дышать. Кибе хотелось вырвать собственное сердце — только бы эта пытка прекратилась. Он подтянул колени к груди, упершись в них локтями, и зарылся лицом в детскую пижаму: от нее исходил слабый запах Акиры — сладкий, молочный, ни с чем не сравнимый. Слезы душили. Неужели… это все?       Киба не знал этого, но мысли Хинаты сейчас были поразительно схожи с его. Провожая взглядом отъезжающий автобус, из которого вот-вот выпрыгнула, она спросила себя: правда, что именно так все закончится? В одиночестве, страхе и отчаянии? Почему же та всепоглощающая любовь, что так много лет согревала ее сердце даже в самые холодные дни, больше неспособна сотворить чудо и избавить от страданий? Когда-то Хинате казалось, что одной лишь их любви достаточно, чтобы укрыться ото всех ненастий, но эти иллюзии вдребезги разбивались о жизненные реалии.       Она не плакала, хотя слезы норовили вновь залить ее щеки — это стало таким привычным… Хината ощущала зияющую пустоту внутри себя, словно лишилась всех эмоций, и только когда увидела Неджи на пороге его квартиры, ее разобрало удушливое чувство безысходности. Он удивленно смотрел на нее, придерживая дверь, и лишь спустя минуту спохватился, приглашая войти.       Хината пила теплый чай на кухне своего брата, не зная, как отвечать на его расспросы. «Что случилось? — интересовался он. — Это Киба? Он тебя обидел?» Она же категорично мотала головой: «я не хочу об этом говорить».       Оставив чай недопитым, Хината попросилась прилечь. Неджи проводил ее в гостевую спальню, где до сих пор никто никогда не ночевал, и нехотя оставил ее одну. Она стащила с себя свитер, который наспех накинула, сбегая из дома пусть и в растрепанных чувствах, но вполне осознанно, и прямо в джинсах и носках улеглась под одеяло на полутораместную холодную кровать. Ей хотелось чем-то заполнить все ту же ноющую пустоту внутри себя (Господи, да чем угодно!) и, наконец, заплакала, утыкаясь лицом в подушку, чтобы заглушить рвущийся из груди вой. Хината сжимала края подушки пальцами, стучала по ней кулаками и разве что зубами не вгрызалась — такой нестерпимой была ее боль.       Она захлебывалась слезами, когда в темную комнату тихо вошел Неджи. Он осторожно опустился на самый край кровати, отрывая от подушки намертво стискивающие ее пальцы сестры, и поднял Хинату за плечи, тут же вовлекая в свои объятия. Она обвила руками его шею, усаживаясь на пятки, и рвала ему сердце своими безудержными стенаниями.       — Одной любви оказалось мало? — то ли спрашивал, то ли утверждал Неджи, поглаживая Хинату по голове, покоящейся на его коленях. Он угадал ее мысли, но когда они были им озвучены, то обрели совсем другой, пугающий смысл. — Я говорил, сестра, он тебе не подходит. Предупреждал, что в итоге ты станешь с ним несчастной.       Хината смаргивала застывшие на ресницах слезы, убаюкиваемая ласковыми прикосновениями брата, что не побоялся говорить жестко даже в такой тяжелый для нее момент.       И она впервые ничего не смогла ему возразить.

***

      — У тебя что-то стряслось, сынок?       Наруто встрепенулся, отрываясь от неначатой чашки кофе, где плавали крупинки корицы, и вскинул голову на своего сенсея.       — С чего это вы взяли?       — Ну, ты уже довольно долго таращишься в свою кружку и при этом хмуришься, — пояснил Джирайя, отодвигая от себя пустую чашечку из-под эспрессо.       — А-а, — протянул Узумаки, — да нет, в общем-то… Просто весь в мыслях о работе.       — Как продвигается ваше расследование? — поинтересовался сенсей, откинувшись на спинку стула и скрещивая свои пальцы.       — С недавних времен, скажем так, весьма удачно, — еще сильнее нахмурился Наруто, в неясном волнении покусывая губы. — Мне нельзя раскрывать все детали, так что…       — О, я понимаю, — с улыбкой закивал Джирайя.       — У моего друга большая беда, — со вздохом поделился детектив. — Я очень переживаю за него и его семью. Еще и Сакура… — он отмахнулся, сморщив нос.       Джирайя придвинул свой стул поближе к Наруто и заинтересованно над ним склонился.       — А что у вас с Сакурой? Она вчера не вернулась домой.       — Она на дежурстве, — ответил Узумаки. — У нас… как бы это сказать… проблемы.       Сенсей вздернул брови, намекая на развитие темы. Наруто запрокинул голову, зажмуривая глаза, и только спустя минуту повернулся к Джирайе.       — Я очень хочу, чтобы у нас появился ребенок, но Сакура…       Узумаки еще ни с кем не обсуждал этот вопрос, даже с Кибой, но сейчас ощутил острую необходимость поделиться этим с сенсеем. Обычно все разговоры о ребенке заканчивались ссорами и выяснениями отношений, и Наруто на какое-то время взял тайм-аут, заговаривая об этом лишь в качестве шутливых намеков. Но с недавней поры он серьезнее задумывался об этом, глядя на Кибу. Казалось бы… такая трагедия должна была убить в нем желание стать отцом, но на Наруто это подействовало совсем наоборот.       Отцовские чувства творили с Кибой что-то невероятное, и Узумаки виделось это удивительно прекрасным. Ему тоже хотелось испытать нечто подобное — безусловную любовь, желание защищать самое ценное, жить со стремлением подарить маленькому человечку лучшую жизнь. Конечно, он любил Сакуру, старался делать ее счастливой, но не представлял себе их бездетного будущего. Опять же, наблюдая за Кибой, он понимал, что ребенок от любимой женщины — это наивысшее благословение. И если бы Сакура захотела подарить ему малыша… Если бы допускала хотя бы мысль об этом…       Недавно Наруто совершил необдуманную глупость. Неясно на что понадеявшись, во время секса с женой он позволил себе нарушить их железное правило и без всякого предупреждения кончил в нее. Она была в бешенстве. Нет, серьезно, Сакура по-настоящему взбесилась: кричала так, что стены дрожали, устрашающе размахивала руками и проливала злые слезы, называя мужа самыми последними словами. Он же пытался объясниться, все говорил, что им уже за тридцать, что они любят друг друга и давно готовы позаботиться о ребенке, но Сакура округляла глаза и обессилено хваталась за волосы: почему же он совсем ничего не понимает?       «Посмотри, что происходит с Хинатой! Что творится с Кибой! Неужели ты так и не понял, почему я не хочу ребенка?» — разорялась в тот вечер Сакура. Еще до похищения Акиры она боялась чего-то такого, ведь работа полицейского представляет опасность не только для него самого, но и для его семьи. Однако Сакура раньше не до конца понимала этого, а теперь…       Вчера она швырнула в Наруто тест на беременность с единственной жирной полоской и сказала: «Я не беременна. Когда начнутся месячные, сяду на противозачаточные». Он обреченно смотрел на алую линию и не понимал, как разрушить непоколебимость Сакуры, какие еще доводы привести… Но тут же осознавал, что он в меньшинстве. Ведь она по-своему была права.       — Прежде всего, к рождению ребенка должна быть готова женщина. Это ведь ей вынашивать, а потом кормить младенца бессонными ночами. Мужчина только сюсюкает. Реальные проблемы валятся на плечи матери. А женские плечи, сынок, ох, какие хрупкие.       — Херня все это, сенсей, — раздраженно возразил Узумаки. — Взять хотя бы моего друга! Он не только сюсюкался с дочкой, но и не спал ночами, наутро приползая на работу с литровым термосом крепкого черного кофе. Он по-идиотски зевал каждую минуту и чуть ли не засыпал за рулем. Я сам видел! А все потому, что он хотел этого ребенка не меньше его жены, и для него не зазорным было взять на себя любые обязанности, кроме кормежки грудью. Однажды мы с ним вдвоем остались с его дочкой, а Сакура с Хинатой свалили в киношку. Киба кормил Акиру, дочку свою, из бутылочки сцеженным молоком, но она почему-то не стала оттуда пить и так разоралась… Черт, я думал, что свихнусь, а он держался, и стойко держался! Неужто я так не смогу? Смогу. Я вовсе не хочу свалить все на Сакуру. Это бред.       — Я верю в твои силы, Наруто, — снисходительно улыбнулся Джирайя, хлопнув Узумаки по плечу, что накренилось от тяжести его здоровенной ладони. — Но ты должен прислушаться к Сакуре. Дай ей время. Дети — это счастье. Пусть порой недостижимое, а то и сводящее с ума, но… счастье. И ты обязательно узнаешь, каково это.       — А откуда вам это знать? — вскинул бровь Наруто. — У вас ведь до сих пор нет детей.       — У меня есть ты, — коснувшись макушки детектива, Джирайя коротко рассмеялся и, как ни в чем не бывало, вернулся к поеданию завтрака.       Наруто еще долго думал о том, что казал сенсей. Ему было чертовски приятно это слышать, но вместе с тем слова Джирайи вызывали в нем необъяснимую тоску. Однако когда Узумаки явился в полицейский участок, все обдумываемое в ту же секунду улетучилось.       В кабинете капитана Сенджу толпились офицеры Сарутоби и Ямамура вместе с детективом Инузукой. Наруто сходу заметил, что Киба ужасно выглядит, но кроме как хмуро изучать его помятое изможденное лицо, больше ничего не мог. Тобирама стоял у своего стола, угрюмо глядя из-под сурово сдвинутых серебристых бровей на напольную трехногую подставку из необработанного дерева, где была представлена карта расследования на небольшой пробковой доске.       — Вот это да! — в восхищении воскликнул Наруто, согнувшись перед детективной доской, к которой были прикреплены фотографии лиц, связанных с преступлениями, вырезки из газет, документы и прочие материалы дела канцелярскими кнопками, от которых во все стороны тянулись фиолетовые нити, связывая между собой имеющиеся факты. Ясно, чего это на Кибе лица нет! Всю ночь этой ерундой прозанимался, будто компьютерных технологий не существует.       — Доброе утро, детектив Узумаки, — напомнил о себе капитан Сенджу. — Я вам здесь не мешаю?       — О, утречка, капитан! — смущенно улыбнулся Наруто. — Я что, опоздал? — он бросил короткий взгляд на свои наручные часы.       — Нет, это детектив Инузука тут спозаранку пороги оббивает, — беззлобно усмехнулся Тобирама.       — Ты что, всю ночь с ней провозился? — спросил у друга Узумаки, дотронувшись до фото Акиры, что, по мнению Кибы, теперь была связана с приютом «Древо надежды».       — Нужно было наглядно представить сложившуюся картину, — вяло откликнулся Киба.       — А почему нитки фиолетовые? Красные круче смотрятся, — сдуру спросил Конохамару, проводя пальцем по длинной туго натянутой линии.       — Какие были, — шлепнув офицера по руке, недовольно буркнул Инузука, — не трогай.       Сарутоби метнул на старшего товарища обиженный взгляд и сложил руки на груди.       — Значит так, господа офицеры, — деловито начал капитан Сенджу, сощурено разглядывая карту расследования. — Вы хотите сказать, что вот это, — он ткнул на фото лаборатории Кабуто, которое по-быстренькому успел сделать Киба на свой телефон, — корень зла и ключ к разгадке нашего громкого дела?       Киба с готовностью кивнул.       — Да, капитан, все именно так.       — Ваша наглость, детектив Инузука, просто не знает границ, — строго произнес Тобирама. — Снова вы позволяете себе самовольничать. Я поражаюсь вам с Узумаки. Еще и офицеров втянули, — он покосился на Сарутоби с Ямамурой и осуждающе покачал головой.       — Но как иначе мы могли сдвинуться с мертвой точки, капитан? — смело высказался Наруто, приблизившись к Тобираме. — Ждать ордер, который хрен бы нам выдали? История мутная, шеф. И действовать строго по протоколу бы не вышло. Пришлось пойти на отчаянные меры, чтобы уже хоть чего-нибудь добиться.       — Вы считаете, осужденный за подобные преступления Орочимару не причастен к этому делу?       — Да, — бросил Киба, — на нем, несомненно, лежит вина за прошлое, и он уже понес свое наказание, но сейчас… Нет. Мы уверены в его невиновности.       Тобирама кривовато улыбнулся, а потом вновь нахмурил брови.       — Значит, этот парень…       — Кабуто, — Наруто взъерошил волосы на затылке, — он точно в этом замешан. Бляха, капитан, Киба с Конохамару же собственными глазами видели лабораторию! — он раздраженно постучал пальцем по снимку.       — А что там с директором? — с вызовом спросил Сенджу.       Узумаки цокнул языком, мотнув головой.       — С ним пока не ясно. Никаких особых нарушений в разговоре с ним я не заметил. Он потребовал документы от органов опеки, как и полагается, предложил, для начала, пройти курсы приемных родителей и все в таком духе… Но есть в нем что-то… подозрительное.       — Вас послушать, так вы всюду видите что-то подозрительное, Узумаки, — подметил капитан.       — Я же детектив, — возмутился Наруто, — это моя работа — видеть подозрительное даже в самых обычных вещах.       — Сказал — как отрезал, — прокомментировал Конохамару, выставив вперед большой палец.       — Помолчите, Сарутоби, — поморщился Тобирама. — Нужно добыть больше сведений об этом товарище директоре. На одной вашей подозрительности мы далеко не уедем.       — Разумеется, — фыркнул Узумаки. — Дайте нам время.       — Время… — капитан Сенджу развернулся к своему столу, — пожалуй, это единственное, что у нас есть. Идите работать, господа.       — Есть, — отозвались офицеры и спешно продвинулись к выходу из кабинета капитана.       — Инузука, задержитесь.       Наруто мельком глянул на Кибу и, покосившись на Тобираму, выскользнул за дверь.       — Что еще вас интересует, капитан?       — Детектив, вы в порядке?       Неожиданный вопрос Сенджу застал Кибу врасплох. С каких пор этот человек интересуется состоянием своих подчиненных? Чего смеяться-то…       — Да, а почему вы спрашиваете?       — Я не уверен, что вы в состоянии заниматься этим расследованием, детектив Инузука.       Киба без спроса присел напротив Тобирамы, подавшись вперед.       — Простите? Что вы имеете в виду?       — Ваша дочь, — капитан замолчал, о чем-то задумавшись. — Я ведь тоже отец. И пусть мои дети уже выросли, я могу представить, что вы сейчас переживаете.       — Это никак не влияет на мою работу, шеф, — покачал головой Киба. — Уверяю вас.       — Полицейские не занимаются преступлениями, в которых замешаны их родственники, как и врачи стараются избегать лечения своих родных. Но так уж вышло, что похищение вашей дочери имеет привязку к уже имеющемуся в вашей компетенции делу, и только поэтому я вас не отстранил.       — Я понимаю, капитан. Но… вы тоже меня поймите, я не смогу наблюдать за расследованием со стороны. Это… — Киба запнулся, отчего-то до мельчайших деталей вспоминая вчерашний скандал с Хинатой и ее слова насчет Акиры. — Просто позвольте мне продолжить работу над расследованием. И я постараюсь вас не подвести.       Сенджу сдержанно кивнул. Бросил пару напутствующих фраз и отпустил Кибу в свободное плавание. Детектив вышел из кабинета Тобирамы и остановился у столика с кофеварками, потянувшись в шкафчик за своей кружкой. Инузука поставил ее на стол, налил себе кофе (самый гадкий кофе из всех существующих) и поднес чашку к губам. Напиток слегка обжег потрескавшуюся искусанную кожу губ, и Киба поморщился, делая не менее обжигающий глоток.       — Это тебе, Киба-кун, — пронеслось в его воспоминаниях, когда он посмотрел на кружку с сердечками, которую ему однажды преподнесла Хината в качестве подарка. — Я случайно увидела ее в магазине и вспомнила о тебе.       Киба тогда рассмеялся, потому что он недавно сказал ровно то же самое, когда дарил ей заколку для волос в виде веточки лаванды, украшенную мелкими драгоценными камнями. Ему тогда пришлось залезть в долги по самые уши, но пройти мимо этого украшения он не смог, ведь действительно сразу же подумал о Хинате, увидев ее: она пахла лавандой, и от этого аромата у Кибы рассудок мутился, а еще цвет этого растения перекликался с оттенком ее чудесных глаз — тут уж грех было заколку не купить. Однако в ту пору Хината еще отвергала его, и Инузука уже отчаялся, подумав, что ему ничего не светит. Он вернулся домой совершенно разбитый, и первым, о чем спросил его Наруто, было:       — Когда долг вернешь, козлина?       Киба пообещал другу, что скоро получит денег за подработку и тогда расплатится с ним по счетам, ну а потом его понесло, и он от души высказался насчет Хинаты, которая придумала очередную отмазку, чтобы не идти с ним на свидание. Инузука вывалил на Узумаки вообще все, что накипело.       Наруто, конечно, попытался его утешить, даже пообещал простить долг, мол, «ну их, эти деньги, мы ж с тобой как братья!», но горевать Кибе пришлось недолго. Этим же вечером, прямо в разгар его пламенных речей, ему на мобильник пришло сообщение. Это было фото Хинаты, на котором она широко улыбалась, а в ее длинных распущенных волосах красовалась подаренная Кибой заколка. И это украшение настолько подходило ей, что он ничуть не пожалел потраченных денег. А совсем скоро они начали встречаться — прям лавандовая магия какая-то! К слову, эту заколку Хината надела на их свадьбу, и вкупе с простеньким белым платьицем она смотрелась на ней просто потрясающе. Киба даже расчувствовался, пустив слезу, а Наруто потом бесконечно над ним подшучивал. В общем, хорошие были времена…       — Ты чего завис, братюня?       Инузука с грохотом поставил кружку на стол и резко развернулся к Наруто, однако все же успел зацепить ее локтем, отчего она тут же брякнулась на пол, разлетевшись на несколько крупных осколков.       — Вот блядство! — вырвалось у Наруто, когда он отскочил в сторону.       Киба вперился глазами в то, что осталось от подарка Хинаты, и, казалось, даже не моргал.       — Ну, не расстраивайся, бывает, — опустившись на корточки, с улыбкой сказал Наруто и принялся собирать осколки в урну под столом. — На счастье, как говорится!       — Оставь, — почти неслышно произнес Киба.       — А? — обернувшись, переспросил Наруто.       Инузука присел рядом и вырвал из его рук осколок.       — Говорю, не трогай, — прошипел он, выуживая из мусорки еще один.       — Ну вот, теперь ты поранился, — заметил Узумаки, притянув ладонь друга к своему лицу и разглядывая небольшой кровоточащий порез. — Вечно у тебя все через жопу, Киба.       — Она ушла от меня.       Наруто в непонимании приподнял на него голову.       — Кто?       — Хината, — пояснил Инузука. — Сказала, что больше не хочет меня видеть. Я вышел на улицу ненадолго, а когда вернулся…       Киба рассказал Наруто все, когда они вышли из участка немного подышать воздухом. И про Такаши, и про разговор с женой. Узумаки сходу предположил, что Хината отправилась к Неджи, в чем у него не было сомнений, но Киба просто поразил его своим собственным предположением: «а что, если она у Акиямы?»       Наруто бы расхохотался, будь это уместным. Да чтобы Хината, которая забила вообще на все, чтобы быть с Кибой, и ушла к другому мужчине? Это было реально смешно. Но разве теперь этому непрошибаемому фантазеру что-то докажешь?       Если бы у Кибы еще оставались силы хоть на что-нибудь, то он, может, и поехал искать Хинату, будь она у Неджи или… Такаши. В любом случае, это был ее выбор — просто уйти, когда они так нуждались друг в друге, еще и после всех этих громких слов, осевших на душе Кибы тяжким грузом. Раз Хината не хочет его видеть, он не станет идти против ее воли.       Да, ему было обидно. Конечно, его поведение было из ряда вон выходящим, все-таки не будь Хината так настойчива, Инузука вполне себе мог что-нибудь сделать с Акиямой, ведь тот даже нисколько не сопротивлялся. Киба был уверен: так он хотел показать, как заботится о чувствах Хинаты, в отличие от ее недалекого мужа. Умно… ничего не скажешь.       Однако держать обиду долго Инузука не умел: простой он был, как пять копеек. И когда вечером подъехал к дому, тоска окутала его куда сильнее, чем то было днем в компании Наруто или же минувшей ночью, пока он занимался картой расследования, отвлекаясь от всего произошедшего. Открыв дверь своим ключом, Киба слабо улыбнулся Акамару, что лаял во всю глотку от радости увидеть хозяина, чье состояние тревожило собаку, и присел на одно колено, почесывая питомца за ухом.       — Мой верный дружочек, — Инузука усмехнулся, когда Акамару попытался лизнуть его в щеку.       — Киба-кун…       Сердце пропустило глухой удар, когда Киба услышал голос жены. Он забегал глазами по морде Акамару, словно тот мог каким-то образом объяснить неожиданное возвращение Хинаты.       — Мы… можем поговорить? — дрогнувшим голосом произнесла она, так и не дождавшись от мужа никакого отклика.       Инузука встал, сбрасывая с себя куртку, и не без усилия взглянул на Хинату. Казалось, вовсе не она — его прекрасная любящая супруга — вчера защищала ненавистного Кибе Такаши Акияму, что, очевидно, испытывал к ней далеко не дружеские чувства. Хината была до одури красивой, даже несмотря на то, что ее бледная кожа стала совсем белой, веки припухли от недосыпа и пролитых слез, а волосы как попало были собраны на макушке растянутой резинкой. Ему было больно смотреть на нее, но отнять взгляд от этой женщины он просто не смог.       — Прости… — прошептала она, стыдливо опуская глаза на свои пальцы, сцепленные между собой. — Прости меня за то, что я вчера тебе наговорила. Я… — Хината промокнула глаза рукавом свитера и в упор посмотрела на мужа. — Мне так жаль, что тебе пришлось услышать от меня такие ужасные слова! Киба-кун, ты ведь ни в чем не виноват. Я знаю и вижу, что ты действительно делаешь все возможное, чтобы вернуть нашу девочку домой. Я решила, что ты эгоист, раз так противишься моему общению с Такаши, но эгоисткой была я. Разве я хоть раз спросила, что ты чувствуешь? Поинтересовалась твоим состоянием? Я думала только о себе, пока ты пытался поддерживать меня. Но ведь тебе тоже больно! И я чувствую себя ужасным человеком от того, что так долго не задумывалась об этом. Сколько всего тебе приходится переживать каждый день… Это ведь должно быть страшно — вдруг узнать, что с ней случилось что-то плохое… Но ты никогда не жаловался. Мне подумалось, ты вообще никогда и ни на что не жаловался, Киба-кун, а ведь тебе часто было тяжело: из-за работы, кредитов или проблем с моей семьей, наконец. Не знаю, как выразить, насколько мне противно мое равнодушие к тебе в эти тяжелые дни. Я не хотела ранить тебя словами… Я… я…       Киба несдержанно бросился к Хинате, прижимая ее трясущееся тело к своей груди. Она разрыдалась, выдавливая из себя только нечленораздельные звуки, и крепко обнимала его.       Проснувшись утром после нескольких часов беспокойного сна, Хината поняла, что натворила. Поняла, как несправедливо обошлась с самым родным человеком, сбежав после этого к брату, что только утвердился в своем мнении касательно Кибы. Она хотела все исправить: хотя бы позвонить ему, написать сообщение, как-нибудь дать понять, что раскаивается, но осознала, что даже не прихватила с собой телефон. Никак не объяснившись с Неджи, Хината заторопилась домой, но, естественно, там Кибы уже не было. Желание тревожить его звонками или смс-посланиями как-то притупилось, и она стала ждать вечера — его возвращения с работы.       Инузука же испытал небывалое облегчение — успел же напридумывать себе всякого. Сейчас, когда он грелся в исцеляющих объятиях Хинаты, все надуманное казалось настолько нелепым, что даже смешно. Киба простил ей все, что она произносила вчера, да он простил ее еще утром, ощутив, как невыносимо находиться в пустом доме совсем одному. Инузука простил бы ей все что угодно. Потому что до невозможного ее любил.       — У меня пропало молоко, — призналась Хината, когда они устроились на диване, не разрывая объятий, — больше не приходит. Значит ли это, что моей малышки больше нет?       Киба затряс головой, обхватывая лицо Хинаты ладонями, и прижался к ней своей щекой.       — Нет, родная, Акира жива. Поверь мне.       — Я верю, — кивнула она, смазанным движением задевая его губы. — Прости, я правда тебе верю. Кому еще, если не тебе?       — Не извиняйся больше, Хина, — соприкоснувшись с ней носами, качнул головой Инузука. — Я сам вынудил тебя так разозлиться.       Она снова закивала, с упоением потираясь носом об его щеку, и опустила голову чуть ниже. Теплое дыхание Кибы с легким запахом сигарет и кофе вызвало дрожь в ее теле, и Хината бесконтрольно приоткрыла рот, прижимаясь к его губам.       Они давно не целовали друг друга по-настоящему: с чувством, с жаром, с желанием. Когда Акира исчезла, ни Киба, ни уж подавно Хината не могли думать о подобных вещах. Но сейчас… отчего-то именно сейчас их так неумолимо тянуло друг к другу, что сдержаться было невозможно. Мысли хаотично разбредались куда придется — не удержать, и все, что у них осталось — нестерпимая жажда слиться в поцелуе, что был так необходим им обоим.       Киба судорожно выдохнул в ее раскрытый рот, и Хината зажмурилась, вплотную прильнув грудью к его груди. Он осторожно захватил губами ее нижнюю губу, но тут же отстранился на крохотное расстояние — так, что его дыхание все еще ощущалось совсем рядом. Руки дрожали, сердца болезненно ударялись о грудную клетку, а легкие сжимались на выдохе. Мучительно сильно хотелось вновь соприкоснуться губами, но они отчего-то не спешили: прижимались лбами, сталкивались носами, кончиками пальцев ощупывали обнаженные участки тела — он пробирался к ее открывшимся запястьям, а она едва притрагивалась к его ключицам. Тело ныло от этой сладкой пытки: боль и удовольствие от невесомых касаний смешались в одно невыразимое чувство, и оно тягуче медленно разливалось по взбудораженному организму. Хотелось продолжить эти едва ощутимые ласки, но в то же время больше не хватало сил терпеть эту мизерную отстраненность.       Хината неожиданно резко подалась вперед, впиваясь в губы Кибы горячим поцелуем, вынуждая его раскрыть рот и переплестись с ней языками. Она застонала, выжимая слезы из зажмуренных глаз, и запустила руки в его волосы, сжимая и оттягивая мягкие волнистые пряди. Они целовались точно в последний раз или так, будто очень долго не виделись, и напряжение внутри понемногу ослабевало. Становилось так легко… Хинате даже по-девичьи глупо показалось, что она обрела крылья и воспарила к небесам, или же взмыла в воздух, подхваченная роем бабочек, суетливо трепещущих в ее животе.       Немногим позже разрывая поцелуй, она крепко обхватила голову Кибы обеими руками и прошептала у его губ:       — Давай напьемся?       Он даже опешил от такого ее заявления и коротко усмехнулся.       — Что? Ты сказала напьемся?       — Я хочу забыться. Понимаешь… просто вытряхнуть все-все мысли из головы. Хотя бы… на время почувствовать себя живой. Такой, как раньше. До того, как жизнь стала покидать меня вместе с нашей дочерью.       — Я понял, — Киба поднялся с дивана. — Поищу что-нибудь.       — У нас есть виски. Дарил кто-то, кажется.       И они в действительности напились. Ну, по крайней мере, были очень близки к этому. Хината отказалась находиться в спальне — не могла в очередной раз видеть пустую кроватку напротив, и они с Кибой устроились в гостиной прямо на ковре, оставив гореть только ночник на кофейном столике у стационарного телефона. Инузука в очередной раз наполнял их с женой стаканы, когда она внезапно спросила:       — Помнишь, как ты прибежал в роддом прямиком с места преступления?       Киба рассмеялся, энергично кивая головой.       — Еще бы! Меня тогда не хотели пускать к тебе, потому что у меня ствол торчал из штанов.       Теперь они рассмеялись в унисон, а потом Хината закашлялась, сделав глоток виски, который уже на самом деле совсем не ощущался на языке и в прогретых внутренностях.       — Но все-таки ты успел прийти до того, как Акира издала свой первый крик.       Киба улыбнулся всколыхнувшимся воспоминаниям.       — Непросто она нам досталась, да?       Действительно, беременность Акирой была для Хинаты не единственной. Когда она забеременела в первый раз, им насчитывалось около двадцати четырех лет, и, несмотря на то, что у них толком ничего не было, эта новость оказалась приятной. Все было хорошо, но однажды у Хинаты случился выкидыш. Тогда так и не удалось выяснить, что именно вызвало отторжение плода, но она не могла не чувствовать свою вину. Врач назначил обследование для пары, и никаких проблем не было выявлено, однако Хината до ужаса боялась новой беременности: очередную потерю малыша она бы не вынесла.       Киба предложил повременить с этим вопросом, и Хината согласилась. Через пару лет она поняла, что готова вновь попробовать зачать, но… ничего не вышло. Из раза в раз происходило одно и то же: пустые тесты на беременность, слезы, ощущение некой неполноценности… Так прошло еще какое-то время, и Хината просто отпустила ситуацию. Они с Кибой наслаждались жизнью, любили друг друга только потому, что хотели этого, а не из-за того, что выпал удачный день в ее календаре, и не думали о том, что ждет их дальше. И именно в этот счастливый период, когда казалось, любить сильнее просто невозможно, Хината случайно узнала, что беременна. А спустя тридцать четыре недели родилась Акира.       Уже почти год Киба с Хинатой были родителями этой чудесной маленькой девочки. И почти две недели вновь жили так, словно ее никогда не существовало.       — Я так пьяна, — опрокинув голову на плечо мужа, захныкала Хината. — А знаешь, — она приподнялась, заглядывая ему в глаза, — это приятное чувство.       — Хочешь еще? — спросил он, несильно взбалтывая почти пустую бутылку.       — Не-а, я хочу… — Хината сдвинула брови, потянувшись к лицу Кибы, — милый, если… если Акира не вернется домой — я умру. Клянусь, мое сердце окончательно разорвется. Я просто не смогу жить без нее…       — Знаю, любимая, я… тоже… — признался он, обнимая ее за плечи.       Так они и уснули на ковре гостиной в объятиях друг друга и окружении пустых стаканов. Уже утром Киба с трудом попытался разлепить глаза, сквозь сон расслышав какой-то дикий неумолкающий звон: то ли телефона, то ли дверного звонка.       — Хина, проснись, — хрипло пробормотал Инузука, потирая глаза и с трудом пытаясь подняться на затекшие ноги. Рубашка, которую он так и не удосужился снять, неприятно липла к вспотевшей спине и груди, ремень брюк из-за неудобной позы сдавил пустой впалый живот (когда он в последний раз ел?), а волосы на голове напоминали вообще черти что. Короче говоря, видок тот еще.       Между прочим, Хината выглядела не лучше. Сняв с себя свитер, она отбросила его прямо на пол куда-то в сторону и натянула майку на обнажившийся живот. Резинка, накануне стягивающая волосы, подевалась невесть куда, и волосы сбились в непонятное нечто. Вот они, отчаявшиеся родители во всей красе.       — Ответишь? — коротко кашлянув, спросила Хината.       — Кажется, это в дверь звонят, — Киба прошаркал в сторону прихожей и, на ходу погладив лающего Акамару по морде, подошел к двери.       Казалось, он все еще был пьян. А может, лучше бы так оно и было. Однако то, что Киба увидел перед собой, распахнув входную дверь, являлось самой настоящей реальностью, а не похмельным бредом.       На пороге стоял Такаши Акияма, хмуро разглядывая Кибу — снова этот незваный гость, которого стоило бы выкинуть за дверь, как нашкодившего кота. Но вот загвоздочка... Такаши был не один: хлопая большими черными глазенками, у него на руках мирно посиживала живая и невредимая Акира Инузука.