Несломленный

запомни меня таким: храбрым и молодым, веселым и бесшабашным, срывающим к черту башни запомни меня таким: внимательным и влюбленным, тобою лишь покоренным, доставшим до самых вершин запомни меня таким: любящим свое дело, волнующим без предела, обожающим твое тело запомни меня таким: доверчивым, вечно-искренним, для всех — чужим и немыслимым, смотрящим на воду с пристани, для тебя — всецело своим запомни меня таким: надежным, верным и честным, ужасным или прелестным, спасающим из пучин запомни меня таким: целующим робко щеки, понимающим все намеки, как лучшего из мужчин запомни меня таким: пальцем по смуглой коже, волнует, но не тревожит, и так безумно похожи, что страшно порой, до дрожи запомни меня таким: и если меня не будет, не важно, что скажут люди с тобою нам тысячи судеб прожить еще предстоит, и если тебе тревожно, скажу, что тебе все можно, подую, если болит, прошу тебя, просто помни: не номером в телефоне, не кем-то слегка на фоне, а тем, что внутри храним запомни меня таким. Георгий Аланский

      — Можешь мне кое-что пообещать?       Киба обернулся на своего напарника, застегивая на себе оперативную плечевую кобуру для оружия, и заинтересованно выгнул бровь.       — О чем ты?       Наруто с донельзя серьезным видом посмотрел на друга и вкрадчиво произнес:       — Не подставляйся сегодня.       — Чего? — усмехнулся Инузука, поправляя кожаные крепления подмышками.       — Я сказал: не подставляйся. Ты глухой, что ли?       Киба замер, нахмурился. Это еще что за тон?       — Ты не в духе или как?       — Мы уже не те, что раньше, — продолжал твердить Узумаки. — Не вздумай опрометчиво бросаться на амбразуру. Подумай о семье. У тебя есть Акира, и это все, что должно тебя волновать.       — Давай я сам решу, что мне делать, а чего — нет, — с едкой улыбкой заключил Киба и надежно спрятал свое оружие в кобуру.       — Придурок, — буркнул Наруто, резко толкнув напарника в плечо, отчего тот едва не потерял равновесие. — Порой, когда ты так скалишься, хочется тебе все зубы выбить.       — Только что, вроде бы, проявлял заботу, а теперь… — Инузука покачал головой, — даже у женщин в ПМС не такие эмоциональные качели, а я на этом давно собаку съел.       — Не время демонстрировать свой дебильный сарказм, Киба, — одернул его Узумаки. — Я сейчас как оголенный провод: тронешь меня — ебану током.       — У-у-у, — Киба выпучил глаза и прижал руку к груди, — страшно-то как!       — Заткнись. Лучше броню накинь — замерзнешь.       Инузука скривился. Терпеть не мог бронежилеты и надевал оные от силы несколько раз. Однако схлопотать пулю или ножевое не шибко-то хотелось, поэтому он возникать не стал.       — Ты для Саске тоже припас? Тревожно мне за него.       — А ты о себе думай, — бросил Наруто, раскладывая бронежилеты на металлическом дребезжащем столе. — Саске сам вызвался геройствовать. Вот и пусть шурует.       — Взял, значит, — кивая своим мыслям, осклабился Киба. Он этого Наруто как облупленного знал.       — Да взял-взял, — закатив глаза, сдался он.       — Но оперативка все равно удобнее, — говоря о плечевой кобуре, поморщился Инузука. — Гребаный жилет…       — Тебе западло на себе немного пять килограмм поносить? Такой бычара, а ноешь как баба.       Киба широко разинул рот, задохнувшись от негодования.       — Ты вообще в себе? Какие пять?! Там все десять! И нет, мне не западло, умник херов!       — А милые как всегда, — деловито произнес появившийся из ниоткуда Конохамару, привалившись к дверному косяку, — бранятся — только тешатся.       Наруто метнул на молодого офицера укоризненный взгляд, сжимая в руке незаряженный пистолет.       — Вы меня сегодня все решили побесить?       — А ты чего такой раздражительный-то, братишка Наруто? — полюбопытствовал Сарутоби, хитро поведя бровью. — Сакура-сан не дала?       Киба прыснул.       — Ты думаешь о чем-то, кроме секса, Конохамару? Не в этом счастье, чтоб ты знал.       — Легко говорить, когда он у тебя есть, — фыркнул парень и полез в карман брюк за взвизгнувшим телефоном. — Да, Хару?       — Вот ведь охламон мелкий, — зацыкал языком Узумаки, нервно засовывая патроны в специальные кармашки на бронежилете, — я ему когда-нибудь такую трепку задам…       Инузука схватил напарника под локоть. Обычно это он был тем, кто кидается на всех подряд по поводу и без, и когда Киба увидел себя со стороны, ему стало совестно. И как его только терпят?       — Остынь ты. Откуда в тебе столько злобы с утра пораньше?       — Да полночи уснуть не мог, все думал: жив ли еще тот мальчик, Нобу. Вдруг пока мы распутывали это дело, его уже не стало?       Физиономия Кибы в момент скисла. На самом деле, его тоже тревожили подобные мысли, но он старался поменьше думать об этом, потому как нет ничего хуже, чем винить себя за то, что не успел спасти гражданского, да еще и ребенка. Если случится так, что Нобу действительно уже мертв, Инузука понимал: это долго будет преследовать его. Разумеется, детективы в какой-то степени были достаточно закаленными для того, чтобы не перенимать на себя каждую смерть невинного человека, но все равно это так или иначе откликалось в них в определенный момент времени. Человек — он и есть человек. Кто-то больше, кто-то меньше... Какая разница? Смерть — та еще безжалостная тварь. Хоть однажды и настигнет каждого, искренне принять ее не дано никому.       — Хару уже ждет в машине, — сообщил Конохамару, отключая звук на мобильнике и пряча его обратно в карман. — Долго еще тут тереться будете, господа детективы?       — Пора, Наруто, — сгребая со стола бронежилеты, кивнул Киба и направился к выходу из складского помещения, где хранилось оружие и прочее снаряжение согласно штатному количеству сотрудников отдела. Узумаки коротко огляделся для верности и молча последовал за напарником и офицером Сарутоби.       С Саске и его так называемой «компанией» детективы встретились заблаговременно. Учиха выглядел спокойным, даже задумчивым, как показалось Наруто, Джуго улыбался непонятно чему, Суйгецу заметно нервничал, а Карин была в своем репертуаре: с подозрением глядела на офицеров и дула губы, неизменно выкрашенные ярким оттенком матовой помады.       — Ну и видок у вас, — удивился Хозуки, разглядывая детективов, облаченных в брюки цвета хаки с набедренными карманами, белоснежные футболки, открывающие загорелые сильные руки (бедные их жены — сколько же мороки с этими белыми вещами!), и черные достаточно внушительные бронежилеты с множественными отделениями для патронов, рации и прочей мелочевки. — Хоть теперь выглядите, как копы. Прямо водопад в женских трусиках, — он искоса взглянул на Карин, надеясь достичь ожидаемого эффекта, то есть вывести ее из себя, — да ведь, стервочка?       Она заинтересованно вздернула бровь, оценивая крепкие подтянутые фигуры полицейских (а заодно и их слегка растерянные лица из-за подобного внимания), и пренебрежительно фыркнула.       — Ты чего так уставилась-то, ведьма? — ощерился Наруто. — Мы типа не в твоем вкусе?       — Дайте такой же прикид Саске-куну, и эта морда тяпкой, может, и попроще станет, — сыронизировал Суйгецу.       — Опять начинаете? — шикнул на них Учиха. — Хотя бы сейчас можно обойтись без этого?!       — Боюсь, если Саске-кун приоденется, то откачивать придется не только Карин, — игриво подмигнув напарнику, подтрунивал Киба, — а, Наруто?       — Ты меня достал! Сколько можно бросать эти сальные пидорские шуточки? — возмутился Узумаки, заливаясь краской. — Да, блять, я гей! Продолжишь в том же духе — отымею тебя по первое число!       Инузука наигранно обомлел, и не думая сдавать назад. Безобидные же подколы, чего это он сегодня…       — Так во-о-от в чем дело… — протянул Киба, — значит, ты все это время хотел меня?       Наруто смачно сматерился и, махнув на друга рукой, как бы показывая, что разговор окончен, сердито потопал к фургону, где сидели Конохамару и Хару.       — Да не злись ты! — вслед Узумаки крикнул детектив, но тот и не думал оборачиваться. — Если хочешь, можем попробовать! Как известно, один раз — не… Эй, Наруто!       — Ты это серьезно? — полюбопытствовал Джуго, впервые за эту непродолжительную встречу подав голос.       Киба повернулся к нему, сведя брови на переносице.       — Ась?       Джуго улыбнулся уголками губ, неотрывно глядя на Инузуку.       — Ну, я о том, что ты не прочь попробовать секс с мужчиной. Признаться, по тебе не скажешь, что ты предпочитаешь разнообразие, но давно доказано: мужественность не равно гетеросексуальность. К тому же, ты явно стремишься придать своему образу больше этой мужественности: отпускаешь бороду, чтобы мягкие черты лица казались грубее, развиваешь тело и часто хмуришься, что добавляет тебе строгости. Такое ощущение, что ты что-то в себе отрицаешь… Но не нужно подавлять себя. Хочешь поговорить об этом?       Суйгецу взорвался хохотом, для опоры схватившись за плечо Карин, и разве что не согнулся пополам. Киба же отупело моргал, пытаясь переварить высказывания рыжего, и когда до него дошло, под кого тот его подписывает, невольно отступил.       — Ты… — Инузука зажмурился и мотнул головой, — так, держись-ка от меня подальше со своими выводами!       Хозуки продолжал сотрясаться от смеха, и даже Саске захихикал в кулак, одной лишь племяшке Орочимару все это забавным не казалось.       — Поверить не могу, — пораженно выдохнула Карин, и мужчины разом обратили свои взгляды на нее, — и вот эти озабоченные мальчишки собираются остановить все то безумие, на которое способен Кабуто и этот престарелый хрен Какузу! Вы что, серьезно? А ну соберитесь! Мерзопакостные, тупые, без…       — Ротик свой прикрыла, — становясь к подруге впритык, Суйгецу жестом призвал ее к молчанию, — взялась умную из себя строить?       Киба подошел к Хозуки и встал с ним плечом к плечу, недобро сощуриваясь на Карин.       — Лучше скажи, красавица, — требовательно заговорил он, скрестив руки на груди, — ты сделала то, о чем тебя просили?       — Да, красавчик, — съехидничала она, — я позвонила этому Какузу и договорилась о встрече, якобы насчет усыновления.       — Значит, он сегодня на месте?       — Само собой! Не тупи ты! — все же сорвалась на грубость Карин. — Вчерашнее пиво еще не выветрилось? Проспался бы сначала.       — Ой, да ты вчера единственная из нас нажралась, — не удержался от очередного комментария Суйгецу.       — Ну, раз звезды сошлись, — хлопнув себя по карманам брюк, ухмыльнулся Киба, — тогда Какузу возьмем первым.       На самом деле, так поступить было бы логичнее всего. Как ни странно, одним из основных звеньев этой преступной цепочки, оказался именно Какузу. Беспринципный, хладнокровный, эгоистичный, жадный до денег — он не чурался ничего, что помогло бы ему достичь своей цели. А цель Какузу преследовал одну единственную всю свою сознательную жизнь — богатство. Не понятно, куда он намеревался тратить все свои грязные денежки, ведь ни жены, ни детей, ни других наследников у него не было, а в таком случае, напрашивался лишь один вывод: богатство и власть попросту тешили самолюбие этого горделивого человека.       Какузу был не только директором сиротского приюта «Древо надежды», а еще и являлся его владельцем. Его покойный дед строил приют по кирпичику и по-настоящему горел этим делом, вкладывая в него всю душу и буквально последние деньги. Однако когда он скоропостижно почил несколько десятков лет назад, его детище перешло в загребущие руки Какузу.       Время шло, и он вполне достойно держался на посту директора. Водились за ним всякого рода грешки, но это не касалось приюта до тех пор, пока на горизонте в очередной раз не замаячил Якуши Кабуто — один из воспитанников «Древа надежды», появившийся в кабинете Какузу несколько лет назад, дабы сделать большое пожертвованию «дому, где он вырос». Кабуто периодически жертвовал приюту приличные суммы денег, и Какузу не сильно удивился, когда он решил снова сделать взнос на благо «Древа надежды», однако Якуши интересовало кое-что еще.       В то время, когда Кабуто работал с Орочимару, он не просто участвовал в разработке лечения, но и занимался техническими вопросами: закупал оборудование, необходимые материалы для исследования, медицинских препаратов и, самое главное, искал возможность все это где-то разместить — желательно вдали от чужих глаз. При помощи благотворительного фонда Орочимару они могли позволить себе расположиться в одном приличном здании в качестве официальной лаборатории, но то, чем они в действительности занимались, меценатам не объяснишь, поэтому приходилось действовать тайно, окольными путями выискивая вариант где-нибудь укрыться и продолжать свое великое дело. Так, в этой преступной цепочке появляется еще одно звено — ключевое. Хиаши Хьюга.       Наверное, в этом замаранном бесконечным беззаконием городе не нашлось бы такого человека, что не слыхивал о Хиаши Хьюге, его высоком положении, власти и могуществе. Он обладал множеством зданий: покупал, сносил все к чертовой бабушке, строил на их месте новые и греб деньги лопатой. Разумеется, достичь таких высот честным путем невозможно, и Хиаши не брезговал проворачивать различные махинации, что означало: одним строительством его деятельность не ограничивалась.       Как уже было сказано, его влияние достигало немыслимых высот, а значит, такое громкое событие, как разработка лечения детских генетических заболеваний неким фанатичным ученым, от его внимания ускользнуть не могло. Он и сам порой занимался благотворительностью, но только если это принесло бы ему благо в будущем — бесперспективные проекты Хьюгу совсем не интересовали. А проект Орочимару таковым ему не казался, и Хиаши решил вложиться в его разработки, надеясь в дальнейшем получить от этого куда больше, чем давал.       Разумеется, самолично Хиаши в это все не лез. У него в подчинении были сотни людей, и только избранным он мог поручить дела, требующие особой конфиденциальности. Одним из таких «избранных» был Такаши Акияма — верный подчиненный, чьих родителей он знал еще с юности. Хьюга даже хотел породниться с ним, женив его на своей дочери Хинате, но… как-то не сложилось. Хината выбрала другую жизнь, и Хиаши понимал, что она все равно бы не справилась с управлением компанией, а значит, насильно привязывать ее к себе не имело никакого смысла. И Неджи, и Такаши неоднократно пытались заговорить о ней с Хиаши, мол, нужно ее образумить, она со временем забудет свою глупую влюбленность в этого никчемного парня и вернется, нужно дать ей шанс… Однако Хьюга был непреклонен. Может, знал, что в Хинате есть что-то от его несгибаемости, а может, просто оставался верен своим принципам — кто знает? В любом случае, в семье Хьюга ей не было места с того момента, как она переступила порог своего дома, променяв успешную жизнь на какое-то постыдное существование. В этом городе она ничего не смогла бы добиться без отца, как он думал. А в то, что есть что-то важнее благосостояния, например, любовь, Хиаши не верил.       Зато он всецело доверял Такаши Акияме, что исполнял самые важные его поручения. Даже Неджи не обладал таким доверием своего дядюшки, потому что «был весь в своего отца»: благородным, справедливым, несмотря на всю свою холодность и горделивость, честным и добрым. Разумеется, поддерживать чью-то незаконную деятельность ради мнимых перспектив он бы не стал, обязательно высказал бы свое «фи» и захотел помешать. А вот Акияма никогда не перечил Хиаши. Без разговоров делал все, что ему велят, и делал блестяще. Вот так и случилось знакомство Такаши Акиямы и Кабуто Якуши.       Хьюга предоставил пустующие складские помещения для тайной лаборатории Орочимару, что, стоит заметить, вообще не вмешивался ни в какие организационные вопросы, кроме благотворительных мероприятий. Всем этим занимался Кабуто, которому он в ту пору доверил бы даже собственную жизнь. Якуши отлично справлялся, поспевая во всех областях, и Орочимару мог преспокойно двигаться к главной цели — достигнуть того, чем жил, горел, и оставить свой след в истории развития генной инженерии.       Когда об истинной деятельности Орочимару стало известно полиции, Кабуто, как принято говорить в таких случаях, залег на дно. Ни Суйгецу с Джуго, ни Такаши Акияма со своими людьми не смогли даже следа его отыскать — так надежно Якуши смог их замести. Хьюге доложили, что вся эта история всплыла наружу, и что Орочимару задержали, но Хиаши и бровью не повел — его причастность к этому делу доказать было невозможно: имя Хьюги не фигурировало ни в каких документах, да и лично его никто и краем глаза не видел, так что опасений сложившаяся ситуация у него не вызывала.       Хиаши думалось, что ни с Орочимару, ни тем более с Кабуто жизнь его уже не столкнет. Точнее, он вообще не думал ни о ком из них — у него и своих забот хватало. Однако судьба распорядилась иначе, и Хьюге пришлось вновь стать дойной коровой для светила науки. Ради собственного благополучия, само собой.       Долгое время Хиаши грезил одним масштабным проектом. Огромный жилой комплекс в окружении фантастических пейзажей, приманивающий обеспеченных людей свежестью загородного воздуха и благоговейной тишиной… Красота! А уж какую цену он собирался заломить за такое несравненное удовольствие — и говорить страшно. Но вот незадача! Территория, где Хьюга мысленно разместил свои шикарнейшие постройки, принадлежала Какузу и его приюту, который занимал столь мизерную ее часть, что смотреть было жалко. Хиаши не раз пытался выкупить земли Какузу, предлагал достойные суммы, но тот уперся как баран: нет — и все тут. А Хьюга тем временем продолжал визуализировать, уверенный, что однажды добьется желаемого — по-другому у такого, как он, и быть не могло.       В тот день, когда Такаши вновь встретил Кабуто, он явился к Какузу для очередного предложения выгодной сделки, что действительно с каждым его визитом становилась все заманчивей и заманчивей. Якуши выходил из кабинета директора в растрепанных чувствах, пулей пролетев мимо Акиямы, но тот успел приметить его пепельный хвостик на затылке, и то, с какой яростью он сорвал с себя очки. Сделка отошла на второй план, и Такаши бросился вслед за Кабуто, быстро нагоняя его.       Акияма пригвоздил парня к стенке, сходу забросав его вопросами, мол, «технично ты слинял, друг мой» и «подставить нас решил?» Якуши вообще не понял, откуда здесь Такаши, и почему он до сих пор еще не забыл о его существовании, но ему некогда было приходить в себя: Акияма требовал ответов.       «Не собирался я никого подставлять» — оправдывался Кабуто, хотя и дураку было ясно, что ради собственного спасения он наплевал и на Орочимару, и на Такаши с Хьюгой, которые тоже оказались косвенно втянуты в их незаконную исследовательскую деятельность и похищение детей из госпиталей и хосписов. Отрицать все доводы Такаши не было никакого смысла, и он пообещал рассказать, чем занимался в последние годы и к чему стремится сейчас, но при условии, если Акияма угостит его кофе.       Гениальные идеи часто посещали ясную голову Кабуто, но то, что взбрело в нее после разговора с Такаши, било все рекорды. Понимая, что может убить двух зайцев одним выстрелом, Якуши задумал провести и Хиаши Хьюгу, и Какузу. Кстати, последний неслабо вывел его из себя, когда на просьбу разместить в «Древе надежды» исследовательскую лабораторию взамен на его пожертвования, коих было немало, Какузу ответил отказом. Да ладно бы еще просто отказал, он же посмел насмехаться над молодым ученым, в чьих руках теплилась надежда на спасение будущего поколения!       Якуши было до одури обидно, что его талант до сих пор не был подобающе оценен: Орочимару не позволил ему возгордиться собой, напоминая, что он и в подметки ему не годится. А ведь Кабуто так старался угодить своему учителю… но ровно до того момента, пока не принял решение его превзойти. Да и случай как раз представился…       Якуши обладал всеми наработками Орочимару. Без этих материалов ученому пришлось бы начинать сначала, но и это ему теперь было недоступно. А Кабуто для продолжения исследования не хватало лишь лаборатории и подходящего генома. Всего-то пара шагов…       Приют подходил для этого просто идеально: никто никогда не догадался бы, что в стенах «Древа надежды» может развернуться лаборатория — это же звучит как бред и не более. Кроме того, Кабуто давно знал Какузу, в том числе и о том, что ему с высокой колокольни наплевать на несчастных сироток, да и в принципе детишек (он их вообще всех ненавидел), а значит то, что над ними будут проводить, так скажем, опыты, его черствое сердце бы не тронуло. Однако Какузу, как уже известно, любил деньги даже больше, чем себя (а себя он любил на зависть всем неуверенным), и только с помощью них можно было им манипулировать.       Пожертвования Якуши для Какузу были точно капля в море. Эти редкие добрые жесты уж точно не могли заставить его согласиться на столь дурное предложение. Но зато когда Кабуто пообещал платить ему за это регулярно, как за аренду его подвального помещения, Какузу призадумался.       «Откуда ты собираешься брать такие деньги?» — с ухмылкой поинтересовался он, почти с отвращением глядя на молодого парня. А тот отвечал, что это не его ума дело. Какузу рассмеялся. До-о-олго смеялся, но потом состроил такую серьезную физиономию, что Кабуто даже испугался, а в итоге предупредил, что если деньги хотя бы единожды получит с задержкой — тотчас сдаст его полиции, и он отправится вслед за своим учителем в тюрьму.       Якуши поклялся, что такого не будет. Потому как знал: Хиаши Хьюга держит свое слово крепко. В отличие от Кабуто, который без зазрения совести пообещал ему, что взамен на финансирование его лаборатории он предоставит ему возможность выкупить земли Какузу, с которым он был «на короткой ноге». Хьюга на слово ему не сразу поверил. Но когда Якуши стал откровенничать с ним, намеренно раскрывая все свои планы, чтобы заручиться доверием, ведь все покупаются на открытость и честность, Хиаши позволил себе подумать над таким вариантом развития событий. Территория, принадлежащая владельцу «Древа надежды» ему была позарез нужна, и раз предложение Кабуто было единственной возможностью приблизиться к своей почти что мечте, Хьюга согласился.       Он должен был ежемесячно выплачивать ему определенную сумму денег, которой хватало на то, чтобы заткнуть рот Какузу, и для функционирования лаборатории. Ко всему прочему, нужно было бесконечно подкупать некоторых сотрудников приюта, платить «своим людям», чтобы его спину прикрывали, и всяким отъявленным хулиганам «из прошлого» типа Зецу, что осуществлял самые грязные его делишки: похищал детей, а тех, которые не выдержали всех испытаний, «выбрасывал», как ненужный мусор.       Такаши отвечал за сотрудничество с Кабуто, являясь доверенным лицом Хиаши. Он переводил на его счет ежемесячный платеж, а Якуши, в свою очередь, уже наличными расплачивался с Какузу — тот был в этом плане чрезмерно осторожным. Однако и Такаши просто так ничего не делал: он отщипывал понемногу от огромных сумм Кабуто (и это были не единственные его подворовывания у того, кто его, по сути, кормит) и складывал себе в кубышку, чтобы однажды уехать куда подальше вместе с чужой, но такой любимой им женщиной, ради которой дышал, жил и был готов до бесконечности пилить сук, на котором сидел.       До чего глуп он был, надеясь, что все это можно претворить в жизнь... На самом деле, ему было совсем неизвестно, что такое любовь, семья и банальная преданность, которой Хината была полна по отношению к своему мужу. Такаши ставил себя выше Кибы, даже и сравнивать себя с ним не брался — не он один его ни во что не ставил. Акияма даже особо не старался покорить Хинату в то время как Киба из кожи вон лез, дабы ей хоть немного соответствовать. Он ведь и так великолепен. И так ей подходит! Да, как минимум, способен обеспечить ей лучшую жизнь до конца ее дней. Еще и дочь от этого отвратительного человека был готов растить, как свою собственную. Мужчина-мечта… Как же.       Но… уж что имеем. Хинату заполучить у Акиямы так и не вышло: даже устроив похищение Акиры Инузуки, которую он прятал в приюте при содействии Кабуто, не помогло посеять зерно сомнения в Хинате к ее мужу, а значит, нужно было срочно делать ноги в одиночку. Однако он успел наворотить таких дел, что от возмездия Кибы уйти уже не получилось. Такаши даже пожалел об этом тысячу раз, когда очнулся от дикой боли во всем теле на больничной койке. А потом внезапно понял: это конец. Терять больше нечего. Так пусть не только он один за все отвечает. Вот и сдал всех без исключения.       Хиаши уже был в курсе происходящего. Но вот Кабуто с Какузу, как думалось детективам, пока пребывали в неведении. Правда, недолго им оставалось… Совсем недолго.       — Ты че это, обиделся на меня, что ли? — справился Киба, подкрадываясь к Наруто сзади.       Тот вздрогнул, отпрянул и поморщился.       — Нужен ты мне больно…       — Ладно, — широко улыбнулся Киба. — Готов покончить со всем этим?       — Уже давно готов, — ухмыльнулся Узумаки, — ты?       Инузука хмыкнул.       — Ясен хер! Только и жду, когда смогу взять передышку. Вытрясу из банки все накопления, хватану своих девчонок и уеду к морю. Все, я выдохся.       — Вот это ты намечтал, — прыснул Наруто, — ничего не забыл? Например, что Тобирама тебя и слушать не станет?       — Значит, уйду из полиции, — равнодушно пожал плечами Киба. — Займусь чем-нибудь еще. Кинологом заделаюсь или тачки стану чинить за бабки. С голоду не помрем. Богатым мне все равно уже никогда не стать.       Узумаки улыбнулся. Киба сейчас таким воодушевленным был… даже приятно. По-настоящему, он заслужил отдых с семьей. Да и сам Наруто не отставал. Может, и получится это все осуществить… хотелось бы.       — Значит, все получится, — поддержал друга Наруто, по-хозяйски закинув руку ему на плечо.       — Хватит уже обжиматься, педики, — сказанул Суйгецу, продемонстрировав ряд острых зубов. — Там у Карин щас истерика будет. Не терпится дуре Кабуто рожу начистить.       — Надеюсь, что я тебя в последний раз вижу, — сморщил нос Киба.       — Скажи этой идиотке, чтобы не лезла вперед батьки в пекло, — следом буркнул Наруто, натягивая на руки тактические перчатки без пальцев, — а то быстренько домой отправлю. Вам всем здесь не место, если уж на то пошло.       — Киба-сан, вы с Наруто-саном решили, что следует делать нам с Конохамару?       Инузука кивнул, отвлекшись от разговоров с Суйгецу. Он подошел поближе к Хару и, понизив громкость голоса, заговорил:       — Наруто сходу пойдет к Какузу. Конохамару будет с ним на случай непредвиденных обстоятельств. Мы с Саске, Суйгецу, Джуго и Карин двинемся к лаборатории. Отряд подкрепления оцепит здание. Основные точки: все выходы и окна — вдруг кто-то решит сбежать или потребуется срочное вмешательство. Ты останешься в фургоне и будешь обеспечивать связь между всеми нами. Нам тогда не удалось выяснить, есть ли у Кабуто люди в охране, а уж тем более их количество и вооружение. Лучше перестраховаться. Нужно брать всех, кто будет замечен в лаборатории или решит оказать сопротивление. Там уже разберемся, кто причастен, а кто мимо проходил. Держи ухо востро, Хару. Все понял?       — Да, детектив, — отчеканил Ямамура и поторопился вернуться в фургон.       Уже по прибытии на территорию «Древа надежды», полицейские вместе со своими товарищами снова кратко проговорили предстоящее задержание и двинулись к главным воротам приюта. Произвести арест директора или пробраться в подвальное помещение незамеченными было невозможно, поэтому пришлось всполошить работников учреждения. Наруто с Конохамару без разговоров направились к кабинету Какузу, а Киба с остальными бросились к лестнице, чтобы спуститься в подвал, где крысам вроде Кабуто было самое место.       Какузу ожидал увидеть на пороге своего кабинета кого угодно, но только не сотрудников полиции. Наруто одним своим видом заставил мужчину резко подняться из-за своего рабочего стола и непонимающе уставиться на них с Конохамару, не находя слов.       Узумаки не стал оттягивать долгожданный момент и, выудив из нагрудного кармашка наручники, стал зачитывать Какузу обвинения: взяточничество, укрывательство, содействие в незаконной исследовательской деятельности, а также похищении и убийстве несовершеннолетних. Тот буквально задохнулся от негодования, что-то злобно выкрикивая, и даже хотел было вступить в борьбу, однако несмотря на физическую силу, Какузу не смог противостоять двум профессиональным полицейским в лице Узумаки и Сарутоби.       Под удивленные взгляды работников приюта, Какузу насильно вывели из кабинета. Наруто взялся за рацию, позволив Конохамару вести арестанта, и потребовал у сотрудников снаружи встретить первого преступника, потому как он должен отправиться вслед за напарником для ареста следующих личностей.       Киба шел первым, минуя уже знакомые коридоры. Следом сосредоточенно шагал Саске, на которого так и не напялили тот несчастный бронежилет, недавно ставший объектом споров и шуточек. Карин семенила за своим любовником, одетая в черные джинсы, плотно сидящие на бедрах, темно-фиолетовую рубашку с рукавами три четверти и черные шнурованные ботинки на тракторной подошве. Суйгецу успел побалагурить на этот счет, говоря, что мозги у «этой курицы» все-таки есть, раз хотя бы сегодня в свои шлюшьи каблуки не вырядилась. Хозуки с Джуго замыкали строй, уверенно двигаясь навстречу ненавистному Якуши — не могли простить ему предательство, так и не отыскав понимания его поступку. Они все были друзьями в те годы и трудились вместе, однако Кабуто посчитал себя выше их, раз решил заниматься разработками в одиночку. Может, с виду эти ребята и казались недалекими, но в действительности хорошо разбирались в том, чем занимались Орочимару со своим учеником, а что самое главное, были верны тому, на кого работали и кого уже могли считать своей семьей.       Инузука вдруг остановился, когда до лаборатории оставалось пройти пару поворотов. Обернулся на Саске, что-то изобразил руками, срывая усмешку с губ Карин, и продолжил свой ход. Они все замедлились, чувствуя, что приближаются к месту назначения. Карин вся похолодела, с трудом подавляя в себе желание зацепиться за Саске — хоть и храбрилась, но все же ощущала в груди неприятное волнение. Благо, стремление уничтожить Кабуто в ту же минуту, как увидит его, перевешивало, и Карин держалась, послушно следуя за Кибой и Саске.       — Здесь, — шепнул детектив, зачем-то тронув оружие, закрепленное на поясе штанов. — Выходим резко. Теперь нельзя медлить.       — Да поняли мы, — взвился Хозуки, — иди уже, полицай!       Инузука кивнул и шагнул вперед. Сам просил не медлить, но не смог не застыть перед лабораторией, впервые наблюдая ее так близко. Выставил вскинутую ладонь перед своими товарищами, призывая их пока остановиться, и пораженно смотрел, как за дверьми лаборатории происходит ужасное.       Тот маленький мальчик, Нобу, лежал на чем-то вроде кушетки и со стороны выглядел бездыханным. Бледное худощавое тело было перевязано коричневыми ремнями, череп — неровный, как и любого человека — был абсолютно гладким, без единой волосинки, а из тоненькой ручонки торчала игла, от которой тянулась прозрачная трубка для капельницы. Кибу заколотило. Бедный ребенок…       Нет, не время поддаваться эмоциям. Детектив плотно сжал губы, прислушиваясь к происходящему в лаборатории, но так почти ничего и не расслышал: стены действительно оказались звуконепроницаемыми. Видимо, для того, чтобы заглушить крики или плач бедных напуганных детей. Киба снова обернулся к Саске и остальным, призывно мотнув головой, и приблизился к дверям.       Карин сжигала ярость. Она видела перед собой Якуши Кабуто и совсем не слышала, как Инузука кричал что-то вроде «Всем не с места! Полиция!» Ей было глубоко плевать, что Кабуто оказался в лаборатории не один: из двери в самом углу помещения, словно тараканы, выползи трое мужчин, настроенных совсем не дружелюбно. Карин не испытывала даже отголоска страха. Только злость, сжигаемую все вокруг нее.       — Вот ты ублюдок ебучий! — разорялся Суйгецу, скаля зубы на Якуши, что был настолько обескуражен происходящим, что просто стоял и тупо мотал головой из стороны в сторону. Его, судя по всему, охрана, тоже пока ничего не предпринимала: мужчины не двигались с места, поглядывая на оружие, что сжимал в руках Киба.       — Вы, значит, теперь перед копами выстилаетесь? — лицо Кабуто перекосила ухмылка. — Смотреть противно.       — Закрой свой поганый рот! — взвизгнула Карин и рывком бросилась к Кабуто, вцепляясь ему в волосы и принимаясь рьяно тягать туда-сюда за них его голову. — Как ты посмел предать нас?! Подставил дядю и сбежал, как последняя тварь! Я тебя ненавижу! Убью!       — Карин, отойди! — прокричал Киба, направляя оружие на одного из людей Кабуто, который дернулся в его сторону, дабы избавить от нападки Карин. — Еще шаг — и я выстрелю, — низко произнес он, пристально глядя на мужчину, что уже и не думал дергаться под дулом пистолета.       — Стреляй в этого урода, Киба! — за волосы подтаскивая притихшего Якуши к Инузуке, возопила Карин. — Стреляй ему в лицо или дай мне сделать это самой!       Киба определенно хотел что-то сказать и совершенно точно пожалел, что позволил Саске притащиться сюда вместе со своей шизанутой компашкой, но слова застыли на полпути, когда в лабораторию ворвались Наруто с Конохамару.       — Что у вас? — буркнул Узумаки, бегло оценивая ситуацию. — Почему они еще не задержаны?       — Может, потому что у меня только один пистолет и две руки, а эти уроды вооружены? — прошептал Киба, злостно поскрипывая зубами.       — Понял, брат, — не сдержал усмешки Наруто и ловко вынул оружие из кобуры на поясе брюк. — Якуши Кабуто, вы обвиняетесь в ряде особо тяжких преступлений: ведение незаконной исследовательской деятельности, взяточничество, похищение и убийства несовершеннолетних, укрывательство похищенного ребенка. У вас есть пра...       Слова Узумаки не достигли своего завершения. Кабуто не стал спокойно слушать предъявляемые ему обвинения и, резко оттолкнув от себя Карин, что упала на пол и потеряла очки, призвал своего человека взяться за оружие. Киба вовремя среагировал: метнулся к нему еще до того, как тот вытащил из-за спины оружие, заломал ему руки сзади и быстренько нацепил на запястья наручники. Конохамару проделал то же с другим парнем, а третьего в один миг обездвижил здоровяк Джуго. Суйгецу тем временем шмыгнул к ребенку, привязанному к кушетке, а Саске помогал Карин подняться, нащупывая рукой ее очки, отлетевшие в сторону и оставшиеся без одного стекла, выбитого от удара о пол. Кабуто же и вовсе растерялся, из-под сдвинутых бровей зыркнув на бывшего рыжеволосого приятеля, что давно перестал оставаться на его стороне.       Он сию же секунду должен был что-то предпринять. Мысли беспокойно метались в его черепной коробке, ударялись о ее стенки и снова блуждали в бешеном темпе. Варианта сбежать так и не находилось: Кабуто понимал, что иным путем выбраться не получится, ведь всюду наверняка дежурили полицейские. Он решил, что нужно создать непредвиденную ситуацию, которой так опасались детективы, и воспользовался первой мыслью, коей удалось выбиться из сумасшедшего круговорота ей подобных и стать единственной удачной.       Карин твердо стояла на ногах, сжимая в руке сломанные очки, когда Кабуто неожиданно поднял потерянный его человеком пистолет и навел прицел на Саске, глядящего, как Суйгецу оборачивает замерзшее тельце маленького Нобу в какую-то найденную тряпку. И если бы не ее отчаянный вопль, Учиха бы и не заметил, с какой легкостью Кабуто нажал на курок и выпустил пулю, что в незримое мгновение достигла своей цели.       Он рухнул на пол, не соображая, что случилось полсекунды назад. Придавленный чьим-то тяжелым телом, Саске попытался снять его с себя, а когда проморгался и увидел, кому это тело принадлежит, на него накатила страшная паника, вызвавшая оцепенение.       — Черт, Карин! — Суйгецу вернул Нобу на кушетку и рванул к лежащим на полу друзьям.       — Стой, где стоишь, — прошипел Кабуто, направляя пистолет теперь уже на Хозуки, которому не оставалось ничего другого, кроме как продемонстрировать ему свои раскрытые ладони.       — Сас-ске-е-е… — прохрипела Карин, вскинув голову на Учиху, что смог принять сидячее положение и застыл в страхе дотронуться до нее.       — Дура тупорогая! — орал Суйгецу, но рук не опускал, все еще оставаясь на мушке у Кабуто. — Какая же ты безмозглая дура!       Учиха судорожно сглотнул, ощущая, как сердце с каждым новым сильным ударом грозится прорваться сквозь его грудную клетку. Он смотрел, как по щеке Карин скатывается слеза, и как дрожащая улыбка озаряет ее нежное лицо. А потом Саске скользнул взглядом ниже и вперился в кровавое пятно на ее рубашке в области чуть левее живота, что становилось все больше, и больше, и больше…       Оцепенение усиливалось. Учиха совсем не мог двигаться. Его глаза блуждали то по лицу Карин, то по пулевому ранению на ее теле, а сердечный стук в этот момент становился уже болезненным. Осознание накатывало постепенно, но все же снизошло до него: эта сумасбродная женщина заслонила его собой от пули. Так опрометчиво пожертвовала жизнью ради него. Ради мужчины, который не сделал для нее ничего. Просто пользовался, словно вещью, которая всегда будет рядом — хочешь бери, хочешь выбрось, ведь все равно найдешь там, где оставил. Карин спасла Саске, хотя сама должна была спасаться. От него. От своей болезненной любви к нему.       Суйгецу продолжал выкрикивать что-то, Наруто пытался вступить в мирные переговоры с Кабуто, что не спускал палец с курка, на который уже нажал пару минут назад. Киба, кажется, требовал, чтобы Саске зажимал Карин рану, а Конохамару бормотал одному из задержанных, чтобы не рыпался. Все это слилось в один монотонный гул, заполняющий лабораторию, и Учиха поморщился, пытаясь сморгнуть пелену, затянувшую взор. Образ Карин расплывался: то ли от того, что Саске был готов вот-вот отключиться от шока, то ли из-за слез, которые если и накатывали, но так и не смогли прорвать оборону. Голова окончательно перестала соображать. Однако голосу хватило сил проклюнуться через весь этот плотный вакуум, окруживший Учиху.       — Карин… — зашептал он, прикасаясь к ее гладкой щеке обагренными кровью пальцами — видимо, все же пытался зажимать ей рану. — Зачем… Что же ты…       — Люб-блю... т-тебя, С-саске-к-кун...       — Нет, — замотал головой он, и слезы так некстати вновь размыли ее лицо, — Нет, ты не должна... Подожди, нет...       — Стой! — пронзительный крик Кибы разрушил незримый купол над Саске и покоящейся у него на коленях Карин. — Стой, я сказал!       — Киба, подожди!       Кабуто бежал так быстро, насколько хватало сил и его физической подготовки. Вот, он только что стоял и что-то говорил, деловито ворочая пистолетом от Суйгецу к остальным и обратно. А в следующую секунду выстрелил не глядя и бросился наутек.       Киба закусил губу от боли в голени, которую зацепила выпущенная Якуши пуля. Благо, ничего серьезного, идти он мог, но вот бежать — уже с трудом. Однако такая мелочь не могла остановить подстегиваемого адреналином детектива. Он собрал все свое мужество в кулак и ускорился, собираясь нагнать этого хиленького Кабуто.       Инузука коротко обернулся, увидев тянущиеся за собой кровавые следы. Ногу жгло. Кровь просачивалась через штанину, но не так сильно, чтобы остановиться и запороть все дело. Киба бежал, периодически спотыкаясь, шипел, матерился, но, так или иначе, не останавливался. Следуя по витиеватым коридорам, порой терял Кабуто из виду, но когда они оба преодолели эти дурацкие лабиринты, Якуши снова показался. Однако Киба все еще отставал из-за своей раненой ноги.       Кабуто выбежал из приюта через главный вход. Дежурившие парни из отряда подкрепления взялись за рации, а когда увидели, как Киба несется вслед за Якуши, решили, что все под контролем, но все же стали передавать информацию своим сослуживцам. Кабуто бежал мимо детской площадки, затем и спортивного стадиона, а в конце концов устремился по направлению к реке.       Инузука едва за ним поспевал. Потрясающей красоты пейзажи не сумели приковать к себе его внимание — так стремительно проносились мимо Кибы, да и не важным это все сейчас казалось. Якуши уже добрался до берега реки, покуда Инузука только-только оставил позади себя плотную стену деревьев, выступающих в роли стражников для небольшой лесной зоны. Кабуто лихо взбежал на пирс, возвышающийся над водной гладью при помощи металлических свай, и без раздумий сиганул в реку, решив вплавь добраться до другого берега — расстояние было не очень большим и позволяло это.       Инузука остановился, наблюдая за тем, как Якуши активно перебирает руками и ногами, беспрепятственно отдаляясь от него. Выругался, сбросил с себя жилет и обувь, поморщившись от этой проклятущей боли, и прыгнул в воду.       Плыть оказалось чуть легче, чем бежать, но Киба все равно не мог грести в полную силу. Тело отчего-то отказывалось задействовать все свои ресурсы, теряло силы, и Инузука боялся, что не успеет догнать Кабуто. Так нельзя. Он не мог провалиться! Не сейчас, не когда все почти было кончено. И может, его страхи оказались бы беспочвенными, если бы его икроножную мышцу резко не схватила пронзительная боль — в стократ сильнее прежней.       Ногу свело судорогой, и Кибу невольно поразил страх. Нет, даже паника — иначе как назвать то жуткое ощущение спертости дыхания и подкатившего к горлу кома? Инузука хорошо плавал, но в таких случаях все навыки превращались в ничто. Он обхватил ногу рукой, потянулся ниже, к стопе, и стал тянуть ее на себя, превозмогая боль и одновременно с этим стараясь дышать равномерно. Но ничего не помогало. Судорога не прекращалась, и казалось, становилась только интенсивнее. Киба беспокойно бултыхался, чтобы не уйти под воду, но тем самым только приближал неминуемое.       Глаза щипало, боль не отступала, сознание мутилось, а легкие жгло несуществующим огнем. Воздуха оставалось катастрофически мало, и Киба понимал, что понемногу начинает терять сознание.       В какой-то момент все стало видеться ему нереальным. Это происходило в течение каких-то двадцати-тридцати секунд, но для Кибы время тянулось подобно древесной смоле. В глазах стояла тьма — плотная, совсем непроглядная, а потом… Потом она начала плавно рассеиваться, являя ему светлый образ женщины.       То была даже не женщина. Молодая красивая девушка: хрупкая, что боязно дотронуться, бледная, но не болезненно, а аристократически бледная, длинноволосая, с добрыми лавандово-серыми глазами, в глубине которых можно было лицезреть свое отражение, но не привычное, а приукрашенное в миллиарды раз — ведь таким она его видела, безупречным. Ее смех пробивался в сознание Кибы, вызывал улыбку, которой он не мог сейчас себе позволить, наполнял радостью душу и заставлял трепетать сердце. Она смеялась и кружилась, а белое тонкое платье со струящейся юбкой подхватывал разыгравшийся ветерок. Волосы ее тоже развевались под его легкими порывами, и юная красавица с очередным смешком коснулась заколки, боясь, что упадет — веточка лаванды, окропленная сияющими на солнце камушками, так подходила ей…       Девушка становилась женщиной. Белое платье уже иначе сидело на ее женственной фигуре — сильно обтягивало большой округлый живот, который она обняла руками с безмятежной улыбкой. Следом ее руки обнимали уже младенца, а улыбка стала шире. Одно в этой женщине оставалось неизменным: она так же притягивала Кибу, манила к себе все его существо, вызывала нестерпимую жажду дотянуться до нее, прижать к себе вместе с младенцем, выразить все те чувства, что обуревали его. Сказать, как всегда любил и был готов любить до последнего вздоха... Ведь любить ее — это все, чего он хотел.       И вот, Киба совершил свой последний вздох, продолжая ее любить как впервые и как в последнюю их ночь, пройдя вместе с ней тысячи препятствий на пути безусловному счастью. Вдохнуть снова он уже не мог, неумолимо опускаясь на дно.