***
Из самолёта меня всё-таки высадили. Чтобы этого добиться, я учинил настоящий скандал с большим количеством свидетелей. После этого постовая полиция в аэропорту ещё часа полтора держала меня в маленькой комнатушке, что-то проверяя. Когда мне разрешили её покинуть, один из сопровождающих меня работников аэропорта ехидно сообщил, что, скорее всего, больше этой авиакомпанией мне не летать, так как они занесли меня в черный список. Не больно-то и хотелось! Вырвавшись на свободу, я совершенно не знал, что мне делать. Куда бежать, кому звонить? Тут я вспомнил слова Джека о том, что он решает ВСЕ мои вопросы, не разделяя их на личные и рабочие. Дрожащими пальцами я искал заветное имя в списке контактов, осмысливая, что только сейчас меня по-настоящему накрывает паника. Видимо, тогда адреналин в крови приглушил все чувства. Я подозрительно долго слушал гудки, но на звонок так никто и не ответил. Я оставлял ему миллион сообщений, одновременно пытаясь совершить нереальное – поймать такси. Наконец-то сев в машину и назвав адрес студии, я оставил попытки дозвониться до Джека и стал звонить Лиз. Но, чёрт возьми, и это не увенчалось успехом. Они там что, все объелись индейкой и гороховым пюре и не в состоянии ответить на звонок! Чувство злости и прожигающего беспокойства нарастали во мне, как воздушный шар. Ещё миг и я взорвусь! – Мы приехали, – вернул в реальность меня водитель. – О, спасибо… Счастливого Рождества, – добавил я, закрывая дверь. Я устремился в квартиру Арми, перепрыгивая по две ступени за раз. На стук мне никто не ответил. Я тарабанил по металлической двери, пока не увидел следы своей же крови на полотне. Обессилив, я развернулся спиной к двери и, опёршись на неё, съехал на пол. Я бы просидел так много часов, да хоть полжизни, лишь бы всё это скорее закончилось. – Тимоти, – услышал я голос из полумрака неосвещённой лестницы. – Ты что тут делаешь? В этот же момент меня кто-то поднимал за руки. В состоянии полной прострации я даже не понимал, кто это, и лишь податливо шёл, куда вели. Как я оказался внутри квартиры, закутанный в тёплый плед и с кружкой травяного чая, я не помню. Я смотрел на ёлку и кусочки обёрточной бумаги под ней, пытаясь уловить смысл слов Лиз. – Тимоти, ты понимаешь, насколько это опасно? – она потрясла меня за плечи. – Да очнись ты! – Прости… – я постарался сконцентрироваться. – Арми предъявлены очень серьёзные обвинения, я сама толком ничего не знаю. Он позвонил мне и, ничего не объясняя, попросил направить ему защиту. Адвокат, которого я нашла, когда всё узнает, сообщит, – она по-матерински погладила меня по волосам. – Откуда ты такой растрёпанный здесь? Я немного задумался, стоит ли ей рассказывать правду, и понял, что не в состоянии придумать хоть какое-то вразумительное враньё. – Я.. Мы… – пытался подобрать я слова. – Тимми, я знаю о вас с Арми. Это только слепой не увидит. – Правда? – я словно пробудился ото сна. Забирая пустую кружку, она кивнула. – Я был с ним, когда его арестовали, – о поездке я всё же решил умолчать, – но мне известно даже меньше, чем тебе. Это, – впиваясь пальцами обеих рук в волосы, простонал я, – случается как будто не с нами! Я даже не могу поверить, что это происходит! Какой-то бред! Пока я пытался поверить в явь событий, Лиз кто-то позвонил, и она отошла от меня чуть дальше, так, чтобы я не мог слышать разговора. Я внимательно наблюдал. Сначала её лицо выражало озадаченность, но выглядело собранным. Но когда она чуть громче переспросила «кого?», её спокойствие сменил ужас. Оставшийся разговор она всё время качала головой, как будто в чём-то себя убеждая. Я ждал и чувствовал, как громко стучит моё сердце. Каждый удар я ощущал столкновением молота с наковальней. Уши заложило, и к горлу стала подступать тошнота. – Тим, нам надо идти. Всё хуже, чем я думала. – Кто тебе звонил? Прошу, я сейчас сума сойду. – Поговорим по дороге, – она уже кидала мне мою куртку и, хватая ключи, шла к выходу. Едва мы отъехали от студии, как ночную улицу осветили мигалки полицейских машин. Сирены не были включены, но экстренность их визита была ясна. Пока мы не повернули за угол, я мог просматривать всё происходящее у студии. Я обратил внимание, что, помимо двух патрульных, была и обычная чёрная, но разглядеть, кто из неё выходил, я уже не успел. – Рассказывай, – умоляюще попросил я девушку. – Арми обвиняют в избиении Ворма. Тот вроде сам на него заявил, кажется, в середине дня позвонил в полицию… Но вечером ему стало хуже, и сейчас он в реанимации. У него кровоизлияние в мозг и состояние критическое, – она юрко управляла машиной и говорила всё так обыденно, словно мы новый проект обсуждаем. – Если Джек умрёт, Арми даже под залог не выпустят до суда. – ЧТО? – я не верил своим ушам. – Ты что такое говоришь? – Есть свидетель… по словам адвоката, он всё видел. – Кто? – вырвалось у меня, хоть я и не верил в возможность этого происшествия в целом. – Следствие держит это до суда в тайне, – посигналив зазевавшемуся пешеходу, Лиз добавила, – предусмотрительные засранцы. – Прости, я правильно услышал? Некий неизвестный свидетель утверждает, что Арми вчера избил Джека до полусмерти? – я начал истерически посмеиваться. – Да, всё верно. Пошли, – ловко припарковавшись, она заглушила двигатель. Я никогда не был у Лиз, да и вообще, что о ней я знал? Девушка средних лет с голубыми волосами. Человек, который всегда и во всём поможет. У неё был дар решать самые сложные задачи. Теперь я стоял посередине коридора небольшой квартиры и рассматривал многочисленные детские рисунки в рамках на стене. У неё есть дети? – Что ты там стоишь? Проходи, хочешь выпить? – она проскользнула в первую по коридору дверь и, тихонько закрыв её за собой, скрылась из виду. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней. – Ух ты, – вырвалось у меня, как только я проник за дверь. Это была гостиная, очень уютная и обжитая. Она была совсем крошечная, но очень грамотно спланированная. По одну сторону стоял небольшой мягкий диван, журнальный столик, пару пуфов вокруг. Остальное пространство занимали книжные шкафы и ёлка с разнообразными игрушками, сделанными детскими руками. В том, что тут живут дети, я уже не сомневался. – У тебя есть дети? – спросил я, присаживаясь на диван. – Да, двое. Девочка – 12 лет и мальчик – 8 лет. Они меня сводят сума, – хихикала она, протягивая мне стакан с виски. – А где они сейчас? – я понимал, что уже достаточно поздно, но всё же было подозрительно тихо. – Мой супруг увёз их к своим родителям, как только узнал, что случилось. – И давно ты в браке? – моё любопытство не унималось. – Официально 5 лет, – она протянула мне рамку, что стояла на тумбе под телевизор, – а вообще около 14 лет. Мы с ним ещё в школе встречались. Я смотрел на свадебное фото и, заметив на нём Арми, ощутил сильную боль внутри. Ничего подобного никогда я не чувствовал. По-моему, сейчас я познал обратную сторону медали под названием «любовь». В глазах предательски защипало и, пытаясь скрыть слёзы, я очень быстро утёр их рукавом. Похоже, это движение не ускользнуло от Лиз. Она присела на диван рядом со мной и, очень аккуратно приобняв за плечи, сказала: – Арми вёл меня к алтарю. Мой отец погиб давно, и единственным человеком, которому я могла это доверить, был Хаммер, – она провела пальцем по изображению моего мужчины на фотографии. – Я очень рада за вас. Знаешь, редко встречаешь, когда люди так друг другу подходят. Он достоин любви, не обижай его. – Я? Ты что-то путаешь? Это не во мне 6,5 футов роста и 200 фунтов веса. – Тимми, он только снаружи такой сильный и серьёзный. Это, знаешь, как улитка в раковине. И насколько мне известно, – она замолчала. – Что? Что тебе известно? – я начинал немного нервничать. – Ох, он убьёт меня за то, что я тебе сказала… Тимми, он любит тебя всем сердцем! Это с ним впервые. После смерти матери отец отправил его учиться в частную школу-пансион. Он приезжал домой только по большим праздникам. И то если первое время Майкл скорбел по жене, то потом предпочитал проводить эти самые праздники в обществе молоденьких девушек. В итоге Арми всегда был одинок. Никому не нужный, он всерьёз увлёкся фотографией. И, знаешь ли, неплохо в этом преуспел ещё в школе. – Вы учились вместе? – перебил я её, чтобы понять их близость. – Нет… Наши мамы были лучшими подругами. Мы были с детства вместе, но потом он уехал учиться, и общение прервалось, – захихикала Лиз. – На чём я там остановилась? А, да… Когда он закончил эту школу, то хотел поступить в институт искусства, но Майкл ему запретил. Сказал, что сначала он научится зарабатывать деньги, а потом будет выбирать… А вскоре появилась студия с агентством и Марко с своей одержимостью. – Ты про наркотики? – я сделал большой глоток обжигающего горло виски. – Нет, Тимми… я про его одержимость Арми. Думаешь, почему Арми к Марко так привязали? Да сдались ему эти фотографии в глянец. Он же настоящий художник! Ты видел его фотокартины? Да если бы не Майкл, Арми бы уже давно послал Марко куда подальше. – А при чём тут мистер Хаммер? – я потерял нить разговора или слишком много выпил. Лиз смотрела на меня огромными глазами. И, кажется, поняла, что взболтнула лишнего. – Пора бы лечь спать. Завтра сложный день. Адвокат должен к утру получить у судьи разрешение на освобождение Арми под залог, но это только в том случае, если Джек… – она замолчала. Забрав мой пустой стакан, она поцеловала меня в голову. – Твоя комната – первая дверь налево. Я оставлю тебе полотенце и всё, что может понадобиться. И обработай руки, они выглядят ужасно. Спокойной ночи, – уже на выходе она добавила, – Тимоти, с днём рождения! Я не мог уснуть, пытаясь понять всё, что услышал. Арми не мог этого сделать, ведь в тот день он всё время был со мной… Хотя он покинул мою квартиру около 10 утра, а потом долго не брал трубку… и в итоге мы увиделись с ним только вечером в начале 5. Нет, он не мог!***
Сейчас я сидел в машине Лиз и ждал Арми, его должны освободить под залог. Джек не пришёл в себя, но, как сказали Лиз врачи, его состояние было стабильным. Я увидел, как из участка выходит Лиз, Арми и какой-то низкорослый пожилой мужчина. Какое-то время они разговаривали, а потом, пожав руки, Арми один, без Лиз, направился к машине. У него была отросшая щетина и усталый вид. Я вышел из машины и, ожидая его, пристально смотрел. Я хотел было его обнять, но он довольно резко взял меня за локоть, усадил обратно в машину и, обойдя её, сел на место водителя. – Зачем ты здесь? Такого приёма я не ожидал. – Я хотел убедиться, что с тобой всё нормально. Я не спал всю ночь, – практически всхлипывая, зачем-то оправдывался я. – А я, блять, спал как убитый рядом с каким-то бомжом обоссаным. – Арми… – я хотел взять его за руку, что лежала на рычаге переключения передач, но он, быстро среагировав, положил её к себе на колено. – Тимоти, иди домой. Это всё тебя не касается, – он смотрел на свои слегка дрожащие руки. – Не надо тебе со мной на дно идти. – Арми, – повторил я вновь, – я знаю, что происходит. Позволь мне помочь. – Чем ты, блять, можешь помочь? – не поворачиваясь, он кричал это на всю машину. – Да как только ты появился в моей жизни, всё кувырком пошло. Зачем я только согласился на всё это! Такой ядовитой боли я не испытывал никогда. Я понимал, что он в смятении и провёл сутки в камере, но разве есть в этом моя вина? Я не плакал при ком-то с 10 лет, потому что я мужчина. А мужчины не плачут. Но по моим щекам своевольно покатились слёзы. – Арми, – обратился я вновь севшим голосом, – посмотри на меня. Мне не было стыдно. Я был полностью открыт перед ним, и сейчас я хотел, чтобы он это понял. Понял, что он не один. Теперь у него есть я. Чуть сомневаясь, он всё же повернул голову в мою сторону, но так и не отпустил руль, в который вцепится, когда орал на меня. – Я люблю тебя, – мне было легко сказать об этом, потому что это единственное, в чём я был уверен на все сто. Он было хотел что-то ответить, но задняя дверь машины распахнулась, и в неё села Лиз. – Ну что, я поговорила с Дастином. Не так уж у нас и плохо всё, – она похлопала Арми по плечам. Кажется, именно в этот момент, она поняла, что лишняя в этой машине. – Я что, помешала вам? – она смотрела то на Арми, то на меня. Я отвернул лицо к окну, как только наше уединение с Арми было нарушено. – Нет, – уверенно ответил Хаммер. – Тимоти уже уходит. Резко повернувшись, я смерил его ненавистным взглядом. Ах так? Выскочив из автомобиля, я не удосужился даже закрыть за собой дверь.***
По стеклу лупил мокрый снег, небо походило на серое покрывало. Я смотрел в окно из своей детской комнаты. Сегодня день моего совершеннолетия, и сегодня разрушился мой мир. – Милый, может, хотя бы торт попробуешь? Мама с Полин очень старались, – просунув лишь голову, поинтересовался мой папа. – Что-то не хочется, – улыбнулся я через силу. – Не сиди тут один, сегодня же твой день, а ты как затворник. Может, футбол посмотрим? Новые янки в этом сезоне хороши, – он тихонько вошёл в комнату. – Я не слежу за футболом, да и вообще за тем, что происходит в мире. Я превратился в того, над кем всегда насмехался, – я чуть потеснился на кровати, молчаливо приглашая отца присесть. – Вовсе нет, – он присел на край кровати, – то, что происходит сейчас с тобой, прекрасно и опасно одновременно. Но знай, что бы ни случилось, ты всегда останешься нашим сыном. – Пап, я никогда не спрашивал… А как ты понял, что мама та самая, с кем хочется раз и навсегда? – я приготовился внимательно слушать. Марк ухмыльнулся и, устроившись поудобнее, сказал: – Ну начнём с того, говорила ли тебе мама, что когда мы только познакомились, я её безумно бесил? – Нет, я удивлён, – рассказ становился интересным. – Когда я её встретил, я сразу понял, что хочу совместных детей. Таких же красивых, умных, талантливых и откровенных. И, – он коснулся пальцем кончика моего носа, – с такими же веснушками, осыпающими всё лицо. Я уже слушал историю о том, как отец долго добивался маму, но об этом мне довелось узнать впервые. – Я предложил ей встречаться после 15-ти минут знакомства, а она покрутила пальцем у виска и сказала, что я ненормальный. Потом она говорила, что у нас нет ничего общего, я скучный… Хотя нет, она говорила: «Марк, ты такой занудный, что даже справочник по лишайникам интереснее читать», – он тихо посмеялся. – Она запретила мне её провожать. Учиняла скандалы, просила и мирно, и с криками, даже однокашников попросила меня припугнуть… Но я всё равно провожал. Просто шёл тихонько рядом. Так продолжалось около двух месяцев. Каждый день я ждал её у университета и шёл за ней. Однажды я заболел и не смог прийти. Всю неделю я пролежал с ангиной. И когда пришёл снова к ней в университет, она была такой счастливой, что сама предложила сопроводить её до дома… Домой мы конечно не пошли, долго гуляли и обсуждали всякие глупости. С того дня мы не расставались. А знаешь, что самое забавное в этой истории? Я кивнул несколько раз, ожидая развязки. – Когда я лежал с температурой, я принял решение оставить идею завоевать Николь. Тогда я пришёл к ней, чтобы сообщить, что я сдаюсь и оставляю её в покое. Тим, когда человек думает, что всё вокруг рушится и не осталось больше ничего хорошего, происходит то, чего ты меньше всего ожидаешь. Что бы тебе вокруг не говорили, главное, верить всем сердцем. – Интересно, торт ещё остался? – поинтересовался я у отца. Марк меня обнял, и так мы пошли на кухню, где нас ждали наши прекрасные женщины. Всё было, как раньше. Наша маленькая семья была вместе, едина и счастлива лишь оттого, что мы есть друг у друга.***
С днём рождения тебя, с днём рождения тебя… – доносились слова всем известной песни. Вечером Полин всё-таки уговорила меня на маленькое празднование дня рождения. Хотя сигналом для неё стал обед и мое неплохое настроение после разговора с папой. Они устроили мне вечеринку-сюрприз в небольшом кафе нашего дома. Были только близкие: родственники, лучшие друзья. – Эй, Тим! Там какой-то красавчик пришёл, спрашивает тебя? – оповестил меня друг. – Он отказался войти, ждёт тебя у входа. Моё сердце стало усиленно стучать, в надежде, что это Арми, я снял праздничный колпак и направился к выходу. Выйдя на улицу, я увидел Марко. Выглядел он как всегда идеально. – Тимоти, – улыбаясь, он крепко обнял меня, – с днём рождения! Я вижу, ты решил не обременять свою семью фееричной вечеринкой? – Марко… я вообще не хотел ничего праздновать, – я отстранился от него, – но Полин… – Да, твоя сестра безудержна. Мы немного повздорили, – он продолжал светить белоснежными зубами, – на самом деле я пришёл не из-за этого… Можем мы где-нибудь поговорить? – озираясь по сторонам, он дополнил. – Где-то в спокойном месте. – Я не могу уйти, они все старались сделать мне приятно. Можем мы перенести наш разговор на завтра? – мои друзья уже махали мне из кафе. Марко захлестнул пальто и очень медленно надевал перчатки, его веселый вид сменило немного драматичное выражение. – Это насчёт Арми, – сказал он, застегивая пуговицы на пальто. Клянусь, я видел, как на этих словах он поднял глаза, ожидая моей реакции. – Я вернусь через 10 минут, – я зашёл внутрь кафе. Я уверен, что разговор не будет простым, да и почему-то меня пронизывало подозрительное чувство ловушки. Но даже если это так, я готов рискнуть. Уже спустя полчаса мы сидели в небольшом баре рядом с его нью-йоркской квартирой. Вести беседу там я отказался, не желая потерять хоть какой-то контроль над ситуацией. Всю дорогу сюда он не проронил ни слова, сохраняя эту наигранную таинственность. Когда мы сели за небольшой столик, уединённым от основной массы, он всё продолжал молчать, пока нам не подали напитки. – Что ты хотел сказать? – потеряв всякое терпение, спросил я. – Тимми, – он сделал томительную паузу, отпивая из бокала красное вино, – Арми попал в беду, и да, все мы за него переживаем очень сильно. Но давай будем честными, мы не уверены в том, что он не делал того, в чём его обвиняют. Я смотрела на него с ненавистью. Как можно так говорить о своём друге? Я хотел возразить и уже сформировал возмутительную речь на тему предательства и отсутствия веры в человека, который столько раз тебя спасал от смерти и передоза. Марко, словно прочитав мое выражение, опередил меня. – Да, я понимаю твой бунт. Но сколько ты его знаешь? Месяц-два, а если посчитать только то время, что вы на деле провели вместе, едва ли наберётся неделя, – он злорадно хмыкнул. – Да и на работе человек может быть не совсем тем, кем является в жизни. Произнося эти слова, он пристально смотрел на меня, словно ожидая опровержений. Но я решил послушать. – Я знаю его уже лет 10, он очень вспыльчив и иногда даже неуравновешен. Он со своим отцом не может мирно жить, а ведь из кровных близких людей он у него один остался. – К чему ты ведёшь? – вырвалось у меня. – Милый мой друг, – он сжал своей ладонью мою руку, – я не прошу признавать вину Арманда, но я призываю тебя быть реалистом. Ты только начинаешь свою карьеру и весь этот скандал тебе ни к чему. Я забочусь лишь о твоих интересах, так как сам пережил подобное в своё время. Ты не против? – он показал на сигарету и, не дождавшись ответа, прикурил и сделал сразу же большую затяжку. – Наша команда максимально отстранит тебя от этой истории, чтобы ты вообще никак не маячил в этом. Никаких свидетельских показаний, никаких допросов. В противном случае, пресса тебя разорвёт. Если всё решиться благополучно, нигде ничего не всплывёт. Друзьями с Арми вы не были, скорее наоборот, – снова этот взгляд, – поэтому страдать от отсутствия его персоны в твоей жизни ты не будешь. – Вот так просто? – я не верил в его мерзкое предложение. – Это для твоего же блага! – А как же благо Арми? Кто подумает о нём? – Тимоти, поверь, о нём есть кому позаботиться. Он не одинок. Всё будет хорошо, тебя не должна мучить совесть и какие-то смятения по этому поводу. Как твой агент, наставник и друг, я лишь прошу поступить правильно. Не нужно ломать себе жизнь из-за человека, который не умеет себя контролировать. – Значит, он просто неуравновешенный человек? Так мы теперь его будем все называть? – я убрал свои руки со стола, лишив его любого тактильного контакта. – Ну для тебя он просто коллега или я чего-то не знаю? – он, чуть прищурив глаза, наконец-то спросил напрямую. – Да, – ответил я очень тихо. Мне практически тошнило от того, что он говорил. Но ещё омерзительнее мне стало, когда я соврал Марко о характере наших отношений с Арми, чего-то опасаясь. Хотя после того, как Хаммер меня буквально отправил восвояси утром, отношений у нас никаких и нет. Мы проговорили ещё ровно два бокала вина. Один – обсудив состояние Джека, а второй – по просьбе Марко, за меня и мои нынешние и будущие успехи. От предложения подвезти меня до дома, я отказался. Я хотел пройтись пешком до метро. Спускаясь в подземку, я ощутил веяние свободы. Но, стоя на почти пустом перроне, я отчетливо понял, что я свободен лишь настолько, насколько мне будет позволено. Теперь всё время мне будут указывать, что делать. И каждый раз прикрываться моей карьерой и тем, что так лучше для меня. Ну что ж, чувак, ты этого хотел – получай! Теперь ты будешь есть, пить, спать и любить тогда, когда тебе будет разрешено! Но можешь себя немного успокоить, это всё ради твоего блага. Сидя в вагоне, я крутил телефон в руке, подавляя в себе желание позвонить Арми. Вино, которое я выпил на вечеринке и потом с Марко, мне придало больше смелости, и я, решившись, написал сообщение Лиз. Т: Лиз, мне нужна твоя помощь. Я могу положиться на тебя? Спустя несколько минут и станций, пришёл ответ. Л: Конечно, как всегда – чем смогу! Т: Где он сейчас? Я был уверен, она поймёт. Я уже приехал на нужную мне станцию, а ответа от Лиз так и не получил. Отчаявшись, я поплёлся в свою квартиру. – Мистер Шаламе, для вас тут кое-что есть, – протягивая внушительных размеров пакет, сообщил консьерж. – Кто это принёс? – обеспокоенно спросил я, принимая презент. – Ну я не рассмотрел его лицо, он был очень скрытный и … – Он? Это был парень? – уточнял я. – Скорее взрослый мужчина лет 30-ти, очень высокий, под два метра. Что-то не так? Мне это выкинуть? – он потянул пакет на себя. – Нет, нет… всё в порядке. Спасибо и доброй ночи. Я очень быстро, не используя лифт, поднялся к себе в квартиру и как только закрыл дверь, вытащил что-то достаточно большое, но плоское. Это было похоже на… Я разорвал бумагу, в которую была завёрнута посылка. Картина? На меня смотрело мое лицо, и составлено оно было из миллиона моих небольших фотографий. Это было потрясающе. В уголке картины был приложен лист, я взял его в руки и прочёл: «Лети отсюда, белый мотылёк. Я жизнь тебе оставил. Это почесть и знак того, что путь твой недалёк. Лети быстрей. О ветре позабочусь. Ещё я сам дохну тебе вослед. Несись быстрей над голыми садами. Вперёд, родной. Последний мой совет: Будь осторожен там, над проводами. Что ж, я тебе препоручил не весть, а некую настойчивую грезу; должно быть, ты одно из тех существ, мелькавших на полях метемпсихоза. Смотри ж, не попади под колесо и птиц минуй движением обманным. И нарисуй пред ней моё лицо в пустом кафе. И в воздухе туманном.»* С днём рождения, Тимми. А.Х. Когда я закончил читать, телефон издал сигнал приходящего сообщения. От Лиз. «Угол 7-ой авеню и Западной 47-ой улице, 701. Номер 309» Не раздумывая, я уже вызывал такси. Мне всё равно, что скажет Арми, всё равно, что говорил Бергман, я хочу быть с тем, кто занимает все мои мысли.