ОНО

До того, как уйти с работы, я позвонил Игнатову. Он долго не брал трубку, видимо, был занят какими-то важными делами, но потом все же ответил: – Да, Митька? – Я тут… домой собираюсь, – промямлил я, – только боюсь один туда идти. Ты скоро заканчиваешь? – Совсем боишься? – сочувственно спросил он. Я подумал и признался: – Совсем боюсь. Если и был на свете человек, перед которым не стыдно признаться в собственной слабости – так это Игнатов. Порой он и сам звонил мне в три часа ночи по всяким нелепым поводам: то у него машина сломалась, и не могу ли я его забрать, то с девушкой поссорился, и надо с кем-то выпить, то еще что-нибудь… Короче, я не испытывал угрызений совести. Пашка – мой лучший друг. До противного спокойный, разумный и рациональный лучший друг, всегда готовый прийти на помощь. Именно такого и надо звать, если у тебя в квартире завелась непонятная гадость. Я выключил компьютер, надел пальто и уже направился к выходу, когда меня окликнул Богачев, высунувшийся из своего кабинета: – Дмитрий Иванович! Так что там с этим прибором, который мысли передает? – Да чушь собачья, – поморщился я, – можно сказать, зря катались. – Ну, я так и думал. Слишком хорошо, чтобы быть правдой… А в командировку съездить не хотите? – Куда? – насторожился я. – В Красноярск. Там один дедушка есть интересный… говорит, обнаружил неведомую энергию, которой просто неоткуда взяться. У меня что-то смутно шевельнулось внутри. Не люблю командировки, да и кто их вообще любит? Но мое подсознательное «чутье» вдруг дало о себе знать, и где-то в районе солнечного сплетения остро кольнуло. – Надолго? – спросил я. Богачев развел руками: – На день. Может, на два. Посмотрите, что там, и если пустышка – сразу назад. – А если нет? – Ну, тогда и думать будем, – отмахнулся он. – Так что? Поедете? Честно говоря, ехать не хотелось. Вот совсем. И так проблем куча, только Красноярского дедушки с его «странной энергией» мне не хватало… Я помотал головой и открыл рот, чтобы сказать «нет», но почему-то сказал совсем другое: – Когда выезжать? Богачев расплылся в улыбке. Я обреченно подумал, что рожа у него все-таки мерзкая – такую надо бы печатать на туалетной бумаге или, на худой конец, повесить в рамочке у меня в квартире. В том углу, где дышала таинственная нечисть. Глядишь, отпугнуло бы… – А вот прямо завтра и выезжать, – сказал Богачев. – Документы оформлены, осталось только ваше имя туда вписать, и можно сразу в путь. Завтра утречком ко мне зайдете – разберемся. Я только кивнул и выскочил из офиса, от греха подальше. Пока еще в какую-нибудь авантюру не влип. Игнатов ждал меня на улице. Он низко надвинул на лоб кепку, поднял воротник, закрывая лицо от холодного сырого ветра, и курил, глядя на дорогу. Там беспокойно мигал желтый фонарь. То загорался пульсирующим светом, то снова гас, погружая улицу в сизый полумрак. Я подошел и встал рядом с Игнатовым: – Ты чего, Пашка? – Смотри, – он кивнул на фонарь, – пока я на улицу не вышел, он горел спокойно. А теперь, видишь, мигает… На что спорим – как только я сяду в машину, он снова будет нормально гореть? – А если даже и будет? – нахмурился я. Игнатов щелчком отправил сигарету в лужу, повернул ко мне задумчивое лицо и криво улыбнулся: – Ничего-то ты не понимаешь, Митька… Поехали. Я пожал плечами и забрался в машину. Игнатов тоже сел. Завел мотор и выехал со стоянки, косясь через боковое стекло на фонарь, который и в самом деле перестал мигать. – В командировку завтра посылают, – пожаловался я, – в Красноярск. – И что там? – спросил он без особого интереса. – Да сам не знаю. Вроде опять кто-то нашел странную энергию, помнишь, как в том году. Игнатов довольно долго молчал, а потом закурил новую сигарету. – Митька, – хмуро сказал он, – а тебе не кажется, что мы порой… лезем, куда человеку вообще лезть не надо? – Это куда же? – Ну… Ты ведь к соседу не запрешься без приглашения и не станешь у него мебель двигать, как тебе больше нравится? А мы премся. Заходим, как к себе домой, а когда нас предупреждают, мол, зря вы пришли, уходите, пока сами себе хуже не сделали – еще и обижаемся. Ведь, как это так – сами ходят, а нас, значит, не пускают? И чего это они там прячут такого интересного, на что нам смотреть нельзя?.. Наверное, не хотят делиться тайными знаниями, держат нас за дураков… – Кто держит? – растерянно спросил я. – Да какая разница, кто, – отмахнулся Игнатов. – Я же о другом говорю. Я говорю, что есть грань, и по одну ее сторону – человеческое, а по другую – нет. Вот открыли мы Энергию Нулевой Точки, доказали, что даже вакуум заполнен Эфиром… А что это такое – хрен его знает! До сих пор никто толком объяснить не может. Ну, построили мы разные приборы. Составили формулы, измерили, чего там и как… И все равно топчемся на месте. А древние шаманы, между тем, оперировали Эфиром на таком уровне, что нам с тобой и не снилось, и без всяких формул и приборов. Потому что понимали: вот она, граница. Хочешь из нее черпать энергию – ради бога, никто тебе не запрещает. Но ходить за нее – нельзя! А мы лезем. И нагло так лезем, с чувством собственной правоты. Ну, и чего удивляться, если нас щелкают по носу? – Игнатов, – насторожился я, – ты что это вдруг? Он не ответил. А потом и вовсе накрепко замолчал и до самого дома не произносил ни слова, только ехал как-то нервно, дергано, и скалил зубы, выворачивая руль на каждом повороте. Мы поднялись ко мне. Я отпер двери ключом, прислушался – в квартире было пусто и тихо. Первым долгом я позвал кошку. Она тут же прибежала, истошно мяукая, и у меня отлегло от сердца – все-таки ничего с ней не случилось, зря волновался. Правда, вид у моего зверя был самый, что ни на есть, испуганный. Игнатов наклонился, потрепал кошку по голове и отстраненно спросил: – Ты ей имя так и не придумал? – А зачем ей имя? – не понял я. – Это ж не собака! Дрессировке она не поддается, на улице не бегает… И зачем ее как-то называть? – Логично, – он выпрямился и вдруг внимательно посмотрел на меня: – Слушай, Мить… Ты прости, но сегодня у меня заночевать не получится. У меня там это… Ну, в общем, Верка придет. Ты ведь понимаешь… – Да не вопрос, – сказал я. Хотя и внутри у меня все сжалось от страха. Что если мой «воздыхатель» опять появится, а я один? И ведь даже позвонить будет некому! Нет, я, конечно, был рад за Игнатова. Они с Веркой почти два месяца были в ссоре, а теперь, видимо, помирились, или вот-вот помирятся – если никто не припрется к ним среди ночи со своей паранойей. Пьяный, испуганный и с баллончиком «Дихлофоса» в руках… А что, с меня станется! Когда я чего-то сильно боюсь, я и не такое учудить могу. Хотя оставаться одному действительно было страшно. Я вспомнил тихий интеллигентный стук в дверь кухни – и почувствовал, как потеют ладони. Вот где жуть-то! Не дай господи кому испытать подобное… Игнатов на всякий случай обследовал квартиру, заглянул в каждый угол и опять никого не нашел. – Вроде все спокойно, – сказал он напоследок и хлопнул меня по плечу. – Но ты, если что – сразу звони, понял? Давай, Митька. Держись тут, не раскисай. Красноречиво вздохнул, еще раз оглянулся кругом – и вышел. Я тут же запер за ним дверь. Честно говоря, мне не хотелось сидеть дома. Мне хотелось бежать в милицию, просить изумленных дежурных «заключить меня в бронированную камеру» вместе с кошкой и никого туда не пускать. Но вместо этого я просто пошел собирать сумку. Есть у меня в квартире какая-то тварь или нет – а завтрашняя командировка точно никуда не денется. По пути я всюду зажег свет. Если и не отпугну своего «воздыхателя», то, по крайней мере, хоть буду знать, кто он. А потом уж – «Veni, vidi, vici» – пришел, увидел, победил! Неизвестность всегда пугала меня больше всего. И не только меня. Тот страх, что человек испытывает, стоя под дулом пистолета, или на краю бездонной пропасти, или в сантиметре от работающей бензопилы – даже вполовину не так силен, как детская боязнь темноты. Видимая угроза тем и хороша, что глянешь на нее, и сразу ясно, с чем имеешь дело. У нее есть лицо, имя и свойства. А значит, ее можно одолеть. От выстрела в упор спасает бронежилет, по отвесному склону можно спуститься, обвязав себя крепкой веревкой или надев парашют, а у бензопилы есть кнопочка – нажал, и выключилась… Это похоже на простую задачку: Ты + Угроза = Х Но что, если ты столкнулся с чем-то безымянным? Безликим? Если в твоей задачке есть Y, и ты вынужден решать уравнение с двумя неизвестными: Ты + Y = Х, что тогда?.. Это как прыгать в темную яму, не видя дна. Совать руку в чью-то нору, не зная, есть ли внутри кто живой. Идти по ночному лесу без фонарика, когда со всех сторон мерещатся тени… Я нервно сглотнул и направился на кухню, кормить бедную кошку. Она вела себя, как обычно, и это немного успокоило, но именно немного. Я подумал, что она просто нашла в квартире какое-нибудь безопасное место, в которое не проникнет «воздыхатель», и если что – убежит и спрячется там. А я останусь… – Эй, кошка, – позвал я, – ты не разглядела, кто это был, а? Она подняла на меня круглые зеленые глаза с вертикальными зрачками, мявкнула – и снова принялась за еду. – Вот ведь беззаботный зверь… – вздохнул я. Потом сообразил, что всерьез жду от кошки осмысленного ответа, и сжал переносицу. Совсем крыша едет… Вот был бы у меня прибор для чтения мыслей, нормальный, работающий – я бы уже давно знал, кого она там видела. А так… Битые два часа я бродил по квартире и не мог заставить себя лечь в постель. Собрал сумку, погладил все рубашки, зарядил мобильник, даже отыскал в кладовке «Дихлофос» – на всякий случай… А сна по-прежнему было ни в одном глазу. В конце концов, я сел за компьютер. Можно было включить телевизор, но я боялся, что тогда не услышу хриплого дыхания за спиной... В общем, я сел и стал читать разные научные статейки о коллайдере. Читать было забавно. Один из ведущих ученых спорил с епископом католической церкви, и епископ обзывал коллайдер «адской машиной, которая, без сомнения, погубит род людской», а ученый говорил, что да, есть такая вероятность, но в процентном соотношении она меньше, чем внезапное падение метеорита на эту самую «адскую машину». Епископ не унимался. У меня сложилось впечатление, что он очень смутно представляет, о чем говорит, зато с юмором у него – полный порядок. В ответ на очередную абракадабру ученого он выдал: «Все великие цивилизации думали, что могут покорить небо. И где они теперь? Вам не приходило в голову, что всякие гиперборейцы, атланты и майя не сами собой канули в лету – просто однажды они взяли да изобрели свой коллайдер? Потом на смену им пришли другие цивилизации. Они тоже изобрели коллайдер – и их тоже не стало. А теперь вот и мы его изобрели…» Похоже, ученого это заявление окончательно добило. Не знаю, что бы я сам сделал на его месте. Может, принялся бы истерично хихикать, а может, хлопнул себя по лбу, плюнул и ушел… Но спорить уже не стал бы – это точно. Увлекшись статьей, я совсем забыл о «воздыхателе». А зря. В какой-то момент я вдруг с ужасом понял, что в комнате кроме меня кто-то есть. Кто-то еще. И стоит он совсем близко, буквально за моей спиной. От него исходило уже знакомое мне сухое тепло. Воздух подрагивал, дышал, распадался на холодные и теплые зоны, чуть слышно потрескивал статикой… Я замер. Во рту пересохло, сердце сделало хитрый кульбит и ухнуло куда-то в желудок. Господи боже… Только бы это был глюк! Только бы я и правда сошел с ума, и никого там не было, за спиной… Я так и не заставил себя оглянуться. Пронзительно завопил, скатился со стула и отскочил в другой конец комнаты, отчаянно размахивая кулаками и жмуря глаза. Забился в угол, закрыл голову руками… Но никто на меня так и не кинулся. Тогда я решился открыть один глаз – и увидел пустую комнату, без единого признака жуткой твари. – Чтоб тебя! – выругался я на «воздыхателя». – Какого хрена тебе нужно?! Вот не можешь ты сказать по-человечески?! Разумеется, никто мне не ответил. Я горько пожалел о том, что оставил у Игнатова водку и не держу дома наркотических средств. Сейчас бы пригодились… Минут двадцать я безвылазно просидел в углу, во все глаза разглядывая комнату. Для параноика угол – самое безопасное место, и сзади никто не нападет, и незамеченным не подберется… Но в квартире стояла пронзительная тишина. Только кошка опять куда-то подевалась, но это меня уже не слишком беспокоило, видимо, стал привыкать. В прихожей вдруг тренькнул звонок. Я подскочил от неожиданности и лишь потом понял, что это звонят во входную дверь. И кого же там принесла нелегкая? Впрочем, я готов был пустить в квартиру кого угодно: алкоголика с верхнего этажа, наряд милиции, свидетелей Иеговы… Да хоть всех сразу! Только бы не оставаться один на один со своей тварью. Я опрометью кинулся в прихожую. Добежал до двери… И остановился, вдруг вспомнив, как вчера ко мне на кухню очень даже обыденно постучали. А если там – оно? Я осторожно выглянул в глазок. На лестничной площадке стоял, переминаясь с ноги на ногу, Игнатов. И в руках у него была бутылка коньяка. Я облегченно вздохнул и распахнул дверь. – Не разбудил? – как-то рассеянно поинтересовался он и прошел в квартиру. – Я тут это… С Веркой опять поссорился. Теперь уже насовсем. Можно я у тебя посижу, пока она там вещи собирает? – Конечно! – преувеличенно бодро сказал я. Отступил с дороги, забрал у него бутылку и обнаружил, что руки у меня трясутся. Вот что с человеком делает испуг! Еще немного – и нашел бы меня Игнатов седого и бледного, с нервным тиком, обгрызенными ногтями и пучками вырванных волос в руках… – Пойдем на кухню? – предложил он. – Только я закуску не взял… У тебя есть? Я кивнул. Порылся в холодильнике и извлек оттуда твердую от времени палку копченой колбасы. Под коньяк бы лимон, конечно… Но чего нет – того нет. Игнатову, кажется, было вообще все равно, есть ли у меня закуска, и он молча опустился на стул. Мы сели, не глядя друг на друга. Он хмурился, думая, видимо, о Верке, а я озирался по сторонам, боясь не заметить «воздыхателя», если он опять появится. – Рюмки-то есть? – спросил Игнатов. Я спохватился и принес рюмки. Торопливо сунул ему. – Какой-то ты нервный, – заметил он. – Случилось что? – Да нет. Просто, знаешь… мерещится всякое. Наверное, и правда по мне уже психушка плачет. – Все там будем, – заявил Игнатов и разлил коньяк. Мы выпили. Отрезали каждый по куску колбасы и принялись задумчиво жевать. – Слушай, – сказал я, – а как, по-твоему: что это за тварь ко мне ходит? Он дернул плечом: – Да какая тварь, Мить? Сам ведь говоришь – мерещится… – А если нет? – А если нет – значит, ты куда-то не туда влез. И надо бы сменить направление. Потому что сам по себе ты человек непримечательный, безобидный, и всяким тварям до тебя дела быть не может. А вот твоя работа… Она действительно кому-то не нравится. Кому-то очень опасному. – Кому? – испугался я. – Да откуда мне знать? – фыркнул Игнатов. – Ты мне лучше вот что скажи, ты ведь у нас филолог… Почему древние шаманы эвенков для каждого своего обряда… как там это называется – «камлание»?.. Вот почему они для каждого камлания строили отдельные дома? А потом бросали их и никогда больше туда не возвращались? – А это тут причем? – нахмурился я. – И почему на небе есть звезды, которые одним людям видны, а другим – нет? На кой черт хакасам понадобилось таскать громадные камни и ставить их в круг, если под ними даже никто не похоронен? Или вот пирамиды… – Пашка! – возмутился я. – Что ты пытаешься сказать, не пойму? Он мрачно плеснул себе еще коньяка: – Да ничего я не пытаюсь. Я просто спрашиваю: ты это знаешь или нет? Я смотрел на него и хлопал глазами. Странный он все-таки, никогда его таким не видел. – Ты что, из-за фонаря такой? – спросил я. – Из-за какого фонаря? – Ну… который мигает. Помнишь? Игнатов развел руками и ничего не ответил. А в соседней комнате вдруг запищал сотовый, который я оставил на подзарядке. Мало что видя перед собой, я подскочил со стула и выбежал из кухни, оставив друга за столом, пить коньяк. Отыскал телефон, не глядя нажал кнопку: – Алло? – Митька? – раздался знакомый голос. – Ты как там, еще не пал жертвой полтергейста? Говорил Игнатов. Я до боли в пальцах стиснул сотовый и с ужасом повернулся к кухонной двери. Спросил вмиг осипшим голосом: – Паша?.. А ты где? – Дома, – будто бы даже удивленно сказал он, – мы с Веркой тут спать собрались ложиться, решил тебе позвонить, на всякий случай. Ты там как, живой? И чего не спишь до сих пор? – С тобой коньяк пью, – проговорил я шепотом. – С кем пьешь?.. – С тобой. Или не с тобой... – я судорожно сглотнул. – Слушай, Пашка, мне идти пора. Утром созвонимся, ладно? – Ладно, – непонимающе согласился он, и я отключил связь. Медленно-медленно, как во сне, прошел на кухню. Там было пусто. Только на столе осталась бутылка, колбаса и две пустые рюмки с остатками коньяка.