***
Пальцы Алфи вновь коснулись моих трусиков, ставших влажными от нашей ссоры и его губ, прижатых к моим. Он застонал: — Что же ты делаешь со мной, дьяволица, м? Мои глаза округлились. — Алфи, подожди… — его глаза сфокусировались на мне, а выражение лица смягчилось, став настороженным и отчужденным. Он выпрямился, лишив меня тепла, прикосновений и аромата его тела. — Нам нужно поговорить о Ноа, — сказала я требовательно. Алфи отступил и разгладил подол моего платья, как ни в чем не бывало. — Ноа, Ноа, Ноа… Все крутится вокруг Ноа, которому абсолютно похер на меня и мое присутствие, да! На твое, кстати, тоже. Меня охватил гнев. Я опустила ноги и встала. Поскольку Алфи был чуть выше, это не имело того эффекта, которого я добивалась. — Он твой сын, а ты сам ведешь себя как обиженный ребенок! Насколько же ты глупо выглядишь, мистер Соломонс. Алфи приподнял бровь, схватив меня за плечо: — Эй, дамочка, легче, да? Я фыркнула, вспомнив печальное лицо Ноа за ужином. — Он ждал тебя до последнего, а ты не пришел. Тогда как ты смеешь требовать от него хорошего отношения? Лицо Алфи сохранило стоическое спокойствие и это взбесило меня еще больше. — Ты ведешь себя неразумно и по-детски, да? Пытаясь наладить наши отношения, не узнав корня проблемы, ага? Когда бы я ни пыталась поговорить с Алфи или заставить его отказаться от контроля, он обвинял меня в том, что я еще дитя. Это было легче всего. Но когда он хотел переспать со мной, этот факт даже не приходил ему в голову. — Как твоя жена, я заслуживаю знать, что произошло между тобой и Ноа! Я хочу сблизить вас. Алфи издевательски прищурился: — Подотри молоко сперва, ага? — С меня довольно, — я выдернула плечо из его хватки и, брезгливо осмотрев Алфи, двинулась прочь. Он удостоил меня тем, что швырнул в мою сторону пустой бокал и тот разбился по мое правое плечо, осыпав мелкими осколками придвинутое к книжному шкафу кресло. — Посмотри на меня, мать твою, по-хорошему. Я обернулась. Он расстегивал рубашку с раздражающей небрежностью, срывая пуговицы с петель. Почувствовав мой взгляд, Алфи поднял голову, но глаза его были холодными. Никаких признаков вины. Считал ли он, что его действия нормальны? — Не могу поверить: ты стала похожа на своего отца с его паршивым презрением в злом прищуре. Он был болваном, пытаясь изменить то, что изменить невозможно. Я вспыхнула: — Мой отец был хорошим человеком. Алфи усмехнулся, делая жадный глоток виски из бутылки, пока его бешеные глаза метались по моему облику. — Твой отец был тем еще ашкеназским ублюдком. И если бы не моя помешавшаяся на нем сестра… Я оборвала его. — Я бы не стояла в этом чокнутом доме и не смотрела бы на фатального безумца! — в моем голосе звенела боль. Моим первым побуждением было отреагировать гневом, может, полезть в драку с Алфи, расцарапать ему лицо, потому что эта неделя была тяжелой и у меня не было плеча, на которое можно было бы разгрузиться, только стоящий напротив человек — мой дядя и муж по совместительству, который относился ко мне, как к ребенку. Но мой гнев ничего не изменит. Это только приведет к еще большему возмущению. — Я не знаю, что произошло между тобой и Дафной. Может, ты беспокоишься, что я стану такой же, как она. Я не знаю ее, поэтому не могу ничего обещать. Но если ты не позволишь мне узнать тебя поближе, узнать, что между вами произошло, то этот брак рухнет, — я сглотнула, отворачиваясь от его резкого выражения. — Может, тебе нужно больше времени. Я вижу, ты не нуждаешься в моей близости, кроме случаев, когда ты хочешь затащить меня в постель. Пусть так. Но сейчас, когда ты пренебрег бедным Ноа, я оставлю тебе и твоим попыткам швырнуть в меня бокал нужную комнату и перейду в свободную спальню вместе с ТВОИМ сыном, — мой голос сорвался от дрожи и слез, прежде чем я проглотила их. — И знаешь, я счастлива пить ту поганую дрянь, от которой у меня немеет язык, что ты дал мне, потому что если бы у нас был ребенок — я бы не позволила тебе так обращаться с ним! POV/АЛФИ Голда вышла из гостиной с высоко поднятой головой и даже Вуди, осуждающе зыркнув на меня, отправился прочь. Я мрачно закусил губу. Нет, не из-за пса, а потому что Голда хотела уйти из нашей спальни. На этот раз, это, определенно, была моя вина. Я не спорил с Дафной, когда она много лет назад настояла на своей комнате. Я принял это. Потерев левый глаз, я принял решение не совершать ту же ошибку не только из-за того, что боялся повторения выступления — я хотел, чтобы Голда лежала в моей постели, рядом со мной. Я отправился за ней и догнал у двери в нашу комнату. Взяв ее за локоть, я попытался повернуть ее ко мне, но Голда отказалась. — Шейфеле… Прижимаясь ладонями и лицом к двери, она почти беззвучно затряслась, роняя огромные капли на сияющий пол. Это был третий или четвертый раз, когда я заставлял свою молодую жену плакать. «Брак — не ринг для моей жестокости» — повторил я себе, касаясь ее талии. Голда не сделала ничего, чтобы заслужить мою холодность и тот чертов бокал, что я швырнул в нее. Тем не менее, она была наказана за чужое преступление. — Я не позволю тебе и Ноа уйти из нашей спальни, милая. Ты останешься и… и наш сын, — выдавил я с большим трудом, — тоже останется. Я привык слушать ваше дыхание по ночам. Голда, пожалуйста… Она не повернулась, продолжая плакать, стирая слезы рукавом. — Я хочу домой. Верни меня дяде Барнетту. Мое сердце защемило и я едва не согнулся у ее ног пополам. Маленькая, несчастная девочка, моя Голда, кровь моей сестры: она тосковала по дому все эти дни и молчала. Отнятая из привычного уклада, из почти детского мира, и брошенная мне в растерзание, Голда терпеливо продолжала сносить все, что я предпочитал испытывать на ней. — Почему? — я и сам знал ответ, поглаживая ее по плечам, прижимаясь всем телом. — Почему, сладкая? Голда проглотила дрожь, оборачиваясь. Ее лицо было красным от слез. — Ты правильно сказал — этот брак был ошибкой, чей-то бардак. Твой дядя ошибся с выбором. И я думаю, он сделал это намерено. Я взмолился: — Нет, Голда, нет… Я сказал это, не подумав, милая… Зачем ты так, а? Голда всхлипнула: — Ты даже не хочешь что-то менять. Выражение боли в ее глазах заставило меня пожалеть ее. Я приобнял свою маленькую жену, но она попыталась выпутаться, прижимаясь к двери. — Я хочу домой, ты знаешь? — спросила она меня разумным голосом, сошедшей на нет истерике. — И однажды я уйду, устав. — А пока останься. Прошу тебя, шейфеле. — Зачем? — Голда напряглась от моих рук на ее плече. — Потому что я прошу тебя, милая. Она покачала головой: — Назови мне еще одну причину. Я повернул ее к себе, касаясь точеной скулы большим пальцем. — Потому что я хочу, чтобы ты была рядом. А еще мне нравится засыпать с тобой. Ее губы дернулись. Я наклонился, прижимаясь губами к выемке ключицы, впитывая сладкий аромат ее духов, прежде чем поцеловать эту нежную кожу. — Я не хочу, чтобы мы были чужаками, живущими под одной крышей, — прошептала она, запуская пальцы в мои волосы, и я окончательно размяк, виновато прижимаясь к ее груди. — Я желаю, чтобы этот брак имел смысл для Ноа. Ему нужна счастливая семья, Алфи. — Счастливая семья, — повторил я, обжигая ее тонкую шею своим горячим дыханием. У Ноа и Джозефа никогда не было счастливой семьи. Какое-то время нам с Дафной удавалось скрывать презрение друг к другу, но за пару месяцев до ее смерти все изменилось к худшему. Наши ссоры больше не ограничивались пределами спальни и Ноа, а порой и лежащий на кровати под присмотром полуторагодовалого брата Джозеф, активно дергающий ножками, становились свидетелями наших сцен. — Да, я хочу счастливую семью, — пролепетала она и ее лицо коснулось моего. — Я тоже, — сказал я нехотя. Но я был реалистом и через пару лет Голда тоже станет такой. Вопрос времени. — Но ты в это не веришь. Глядя на обнадеживающее, доброе лицо Голды, я действительно захотел попробовать, что это такое — быть счастливой семьей. — Это не вопрос веры, шейфеле, — мрачно заметил я. — Это вопрос моего характера, моего стиля жизни. — Значит, это не станет реальностью? Я задумчиво улыбнулся. — Ты такая молодая и наивная. Голда фыркнула, отталкивая мои руки: — Что ж, а Вы по своему выбору становитесь сварливым стариком, мистер Соломонс. Из меня вырвался громкий смех и я заглушил его, уткнувшись в щеку Голды. Голда не улыбнулась и я понял, что она все еще обижена на меня. — Я тоже хочу быть счастливым. Я хочу, чтобы у Ноа была семья. А теперь скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал ради этого? — спросил я, не задумываясь. Голда нахмурилась: — Соизволь возвращаться домой раньше, пожалуйста. Я провел ладонью вверх по ее спине по мягким выступам ее позвоночника, прежде чем обнять ее теснее и притянуть к себе для поцелуя: — Я попытаюсь, идёт? Голда увернулась от моих губ. — Ты можешь начать с рассказа о том, что случилось с Дафной и почему Ноа ведет себя именно так рядом с тобой. Я покачал головой в купе с раздражением: — Это прошлое и оно не имеет к нам никакого отношения, ясно? Голда грустно улыбнулась. Она знала не хуже меня, что это имеет отношение к нам, но прошлое с Дафной было под большим замком. Что я должен был сказать ей? Что я убил ее за сына? Эта новость послужила бы как инструмент для разрушения связи, которая формировалась между Голдой и мной. Она была так молода. Может быть, поэтому я вообще хотел пробовать хоть что-то. Я боялся разрушать ее доверие и красоту. — Ясно, — бросила она небрежно. — Что-то еще? — Пожалуйста, бывай дома чаще. А еще я хочу узнать тебя получше: чем ты любишь заниматься в свободное время, что тебе нравится делать? Я двусмысленно ухмыльнулся, размышляя, когда я в последний раз делал то, что мне нравилось в свободное время, которого вообще не существовало. — Не говори мне, что тебе не нравится ничего, кроме работы в винокурне. Должно быть что-то еще, что тебе нравится, кроме пыток и убийств, — прозвучало раскованно из ее уст. Это было как глоток свежего воздуха. Я хмыкнул, крепче прижимая ее к себе. — Мне нравится заниматься с тобой любовью в свободное время. Считается? — Разве мы занимаемся любовью? — спросила она, подавляя дрожь, подначивая меня. Я ухмыльнулся, склоняясь к ее приоткрытым губам: — Именно этим я с тобой и занимаюсь, шейфеле… Крик Ноа раздался из-за двери, напомнив мне, что наша жизнь не может быть заполнена только разговорами в ночи и сексом. Я выпрямился, груз ответственности вернулся на мои плечи, а вместе с ним и беспокойство о том, что это не продлится долго. Голда дернула ручку двери на себя и мы ввалились в спальню. Как обычно, крики Ноа усиливались с каждой минутой и чем дольше он плакал, тем труднее было его успокоить после. Голда включила свет и подошла к кроватке, а я стоял позади нее, желая посмотреть, как она справляется с этим сорванцом. Голда перегнулась через кроватку и подняла Ноа, прижимая к груди. Он замолчал, смотря на мою молодую жену. Я ждал неминуемой вспышки, еще более сильного приступа плача, но Ноа лишь тихонько вскрикнул, опуская голову на ее плечо. — Тссс. Ты самое милое маленькое существо, которое я когда-либо видела, — Голда наклонилась и поцеловала моего сына в щеку. — С такими милыми, пухлыми, сладкими щечками. Мое сердце колотилось в груди, шум которого я слышал в ушах. Я не мог двинуться с места. Ноа потянулся к косам Голды и дернул, но моя жена только засмеялась, откинув волосы за спину, отчего глаза Ноа расширились и он улыбнулся. Голда улыбнулась в ответ. Я обратил внимание на новую стиржку Ноа, подойдя ближе и получая пустую попытку потрепать его по коротко подстриженным волосам. — Мне нравится. Голда гордо улыбнулась. — Я оставила нетронутыми виски на случай, если ты пожелаешь, чтобы у Ноа были пейсы. — Дядя Ицхак будет доволен! — выдал я, проследив за влетевшим в спальню Вуди с выстриженной плешью на макушке. — Какого хрена?.. Что вы сделали с моим приятелем, а? Голда усмехнулась, когда я поднял на нее глаза, замечая спрятавшегося в ее груди смеющегося Ноа. — Ноа подправил ему прическу, совсем чуть-чуть, — Голда хмуро подмигнула мне, заметив ярость в моем лице и, проглотив ее, я натянуто улыбнулся. — М-да. Хорошая работа, Ноа, вот, что я скажу, да? — я перевел взор с посмотревшего на меня сына на жену. — Давай я приготовлю ему молоко с печеньем?***
Голда все время наблюдала за мной, пока я готовил еду для Ноа. Я чувствовал, как ее вопросы витают в воздухе. Она не спрашивала, только ворковала над моим ребенком. Когда печенье размокло в молоке, я подошел к ней. Она прижалась ко мне, заглядывая в глаза. — Почему бы тебе не попробовать покормить Ноа еще раз? Я заглянул в эти голубые глаза и их цвет напомнил мне небесные волны в Маргейте, когда я стоял на дюнах перед своим домом и смотрел в сторону моря. POV/ГОЛДА На следующий день Алфи сдержал свое обещание: пришел к ужину и, более того, принес для меня букет цветов, немного смущенный от моего удивления. Я не думала, что он сдержит слово, данное, когда мое тело прижималось к его воспаленному от желания стану, а слезы, омывшие лицо в беспомощности, подсыхали, оставляя белесоватые следы. Его губы мягко легли на мои: — Я пришел к ужину и очень соскучился. Мои глаза загорелись от этих слов. — Я пока не знаю, какие цветы ты любишь, поэтому взял хризантемы. Я втянула аромат его духов со слюдяной обертки букета, смешавшийся со сладостью цветочного нектара. Вероятно, Алфи нес их за пазухой, чтобы лепестки не замерзли и не опали. Он выглядел удивленным, когда вошел на кухню, где мы ужинали последние несколько дней. Галит встала с того места, где сидела, явно не зная, как себя вести. Ноа напрягся, когда заметил своего отца. Его пальцы и щеки были измазаны картофельным пюре, но Алфи, похоже, не возражал. Он подошел к нему, поцеловал в светлую макушку и щеку, невольно собрав губами слюну и остатки пюре с розовой кожи. Ноа никак не отреагировал на отца, только сжал ложку в маленьком кулачке. Однако, на мгновение, я уловила тоску в его глазах. Он хотел бы ответить отцу взаимностью всем сердцем, но что-то его останавливало. Алфи коснулся моей поясницы, когда я прижалась к его уху. Ноа внимательно наблюдал за нами. — Ты принес что-нибудь для Ноа? Алфи развел плечами: — А надо было, да? Я кивнула: — Он ждал тебя. Подари ему хоть что-нибудь. Алфи рассеянно осмотрелся, а потом зашарил в карманах брюк, вынимая оттуда новую монету в пять фунтов. — Это тебе, Ноа, — он протянул сыну монету, но мальчик не взял, уставленный в свою порцию, и тогда он сам вложил ее в маленькую ладошку. — Посмотри, что принес тебе папа, Ноа. Алфи коснулся моего плеча и слегка сжал его: — Может, он хочет номинал покрупнее? — и, улыбнувшись, сел за стол. Я была немного разочарована, потому что хотела, чтобы Алфи поцеловал меня. Может быть, он беспокоился о том, как отреагирует Ноа. В конце концов, его мама умерла всего шесть месяцев назад.