Секс, любовь и иудейство

***

POV/ГОЛДА Я посмотрела Алфи в глаза, когда он их поднял на меня. — Что было потом? — настороженность в моем голосе была столь читаема, что Алфи не смог ее проигнорировать, опускаясь в свое кресло. С мгновение у него ушло на размышление, прежде чем он продолжил повествовать, умышленно оставив тот момент незавершенным. — Через три недели Дафна родила мне сына. Я назвал его Джозефом. После родов ее эмоциональное состояние ухудшилось, поэтому я с удовольствием избегал ее, — Алфи нахмурился. — Когда я держал Джозефа на следующий день после его рождения, потому что Дафна не хотела, чтобы я был где-нибудь рядом во время родов, он был таким крошечным, что умещался на моей ладони, и я был самым счастливым евреем на свете. Я не чаял в нем души. Мои глаза наполнились слезами: — Значит, это ложь — те сплетни о том, что ты убил своего сына? Алфи подошел столу и, вынув из знакомого ящика фотографии, отыскал нужную и вручил мне. — Я любил его, моего Джозефа. Я взглянула на снимок и молча посочувствовала горю моего мужа, пока он протягивал мне другие семейные фотографии. — Что с ним произошло, с твоим маленьким Джозефом? Алфи перенял у меня фотографию сына: — Ранним субботним утром я вошел в свой дом, где было ужасно тихо. Слишком тихо. Я люблю тишину, но такая тишина звенела слишком громко, отражаясь от стен зловещим эхом. Я вошел в комнату Дафны и мои глаза тут же столкнулись с женой, которая спала на левом боку, предоставив двухмесячного Джозефа самому себе, с ее текущей грудью у его бледных губ. Я поежилась, когда догадка добралась до моей подкорки: — Он задохнулся? Алфи насторожился, осматривая ребенка с мраморной кожей на снимке. Его пальцы тут же легли на детскую щеку, проходясь по ней мягким касанием. — Джо родился маловесным. На полтора месяца раньше. У него был не развит рефлекс, ага? Он плохо глотал, не набирал в весе. Я понимающе покивала. — Я испугался, схватил сына и поднял на руки, пытаясь прощупать биение сердца или услышать дыхание, но мальчик не подавал никаких признаков жизни. Я грубо встряхнул Дафну: она пришла в себя, но ее глаза оставались расфокусированными, с каким-то мерзким блеском — она была довольна тем, что причинила мне боль. POV/АЛФИ Я медленно отвернулся от камина, поворачиваясь лицом к своей молодой жене. Она была бледна, губы ее приоткрылись от ужаса после моего рассказа. — Значит, после этого твоя жена покончила с собой, так? Какой у нее был мотив? Я пожал плечами, укрыв от Голды огромную правду, которая потопила бы Титаник нашего и без того хлипкого, быстро собранного брака. — Когда я женился на ней, она была влюблена в меня до безумия. И это безумие однажды вышло за грани. Голда прикрыла рот ладонью, уставившись в пол, словно не могла смотреть на меня. Честная история потрясла бы ее даже больше, скажи, что я убил свою жену голыми руками. Я поморщился. Я ненавидел вспоминать и, что еще хуже, говорить о том, что произошло, но еще хуже всего было выражение лица Голды, когда она знала лжеправду. Голда была хорошей девочкой. Добрая, готовая увидеть свет даже во тьме. Я затащил одну женщину в пропасть и отчаянно надеялся, что Голду не настигнет та же участь. Голда покачала головой. Она сказала, что наш брак будет обречен, если я не скажу ей правду, но у меня было чувство, что правда только ускорит конец тому, что процветало между нами, поэтому я лгал, нагло лгал ей и это было моим спасением. Потеря Дафны не повредила мне. Во-первых, потому что она убила моего сына, и потому что я никогда не любил ее. Потерять Голду — я бы не пережил этого. Мы были вместе недолго, но за несколько недель нашего брака она скрасила мои дни больше, чем я думал. — Что бы ты ни решила, тебе не нужно беспокоиться о своей безопасности. Я не причиню тебе вреда, — я мрачно улыбнулся, увидев выражение ее лица. — Это человек, за которого ты вышла замуж, шейфеле. Я пойму, если ты будешь бояться меня сейчас. Я не буду мешать тебе переехать в другую спальню, но ты, конечно же, понимаешь, что нам придется остаться в браке ради Ноа. Он не может потерять и тебя. К тому же, как сегодня выяснилось, ты ждешь от меня ребенка и пока этот факт существует, я не дам тебе развода. Голда поднялась на ноги и забралась ко мне на колени, и я обнял ее, даже когда она напряглась, мягко поцеловав в щеку. — Боже, это все так ужасно. Замешательство смешалось с нерешительной надеждой в ее глазах, когда я коснулся ее шеи губами. — Что… что ты делаешь? Я прижался лицом к ее щеке. Она слегка обняла меня рукой. — Я целую тебя, свою жену. Голда опустила глаза: — Ты не причастен к смерти Дафны? И, как показал Ноа, ты не сдавливал ей горло? Я покачал головой: — Нет, шейфеле. Ты веришь мне? — это звучало натужно и Голда на мгновение мне не поверила. — Голда? Скажи мне. — я просунул палец ей под подбородок и приподнял лицо. — Ты веришь мне? Она кивнула:  — Да. Это больше, чем я ожидала, зная истории о тебе. Мои губы цинично скривились:  — Я полагаю, это хорошо, что у тебя и без того сложилось плохое впечатление обо мне. — Ты хотел оставить прошлое в покое и я хочу помочь тебе. Не думай, что я собираюсь сделать с твоими детьми то, что сделала Дафна. Я — не она, и я точно не позволю себе влюбиться в тебя до безумия. Даже мысли об этом вызывают у меня тошноту. Я указал на нее пальцем: — Я знаю, что ты не похожа на Дафну. Проблема в том, что я не очень доверчивый человек, никогда им не был. Но я стараюсь, — я обхватил ее голову и сомкнул наши губы, прежде чем пробормотать: — Я не могу потерять тебя, хоть и не заслуживаю иметь такую жену, как ты, Голда, но мой сын… наш сын заслуживает. — Я действительно очень забочусь о нем, но даже если ты не захочешь иметь еще одного ребенка… — Голда не договорила и я понял, что наш брак в этот миг дал трещину.