Секс, любовь и иудейство

***

POV/ГОЛДА Ночь была темной и долгой. Ветер гудел за окном, ударяя сухими ветками по стеклу, заставляя меня каждый раз вздрагивать от звона. Алфи рефлекторно прижал меня к себе, обвивая мое тело своей сильной рукой, от прикосновения которой меня невольно замутило. — Не дрожи так, трусишка, это только ветер, — пробормотал он в тишине комнаты и я постаралась унять свое тело, которое абсолютно не слушалось от выброса адреналина после нашего разговора в его кабинете. Я вздохнула: Алфи сегодня спал слишком поверхностно, настороженный, как и я, несмотря на усталость, потому что знал, что его ложь выглядела слишком и слишком дешево. Страх, что Алфи раскусил меня и мое недоверие, мешал сомкнуть веки, а убеждение в том, что он действительно убил свою жену не покидало мой разум и на секунду. Если Алфи был честен, то зачем тогда врать маленькому Ноа? Я приподняла голову и посмотрела на малыша, сопящего на левом боку, скинувшего одеяло. Выбравшись из постели, стараясь не сильно скрипеть половицами, я подошла к кроватке и меня снова передернуло, когда голос Алфи ударил в спину. — Куда ты? Я сглотнула, не оборачиваясь, слушая его шумное дыхание. — Поправить одеяло у Ноа. Спи. Тебе завтра рано вставать, — дрожь в моем голосе заставила последние звуки просесть. Алфи не сводил с меня глаз, пока я укрывала Ноа, заталкивая края одеяла в щели между рейками, лишая мальчика возможности раскрыться и замерзнуть в медленно остывающем доме. Поцеловав Ноа в щеку, краем глаза я увидела, как Алфи встал с кровати и принялся подкладывать дрова в камин, переворачивая яркие угли. Через несколько минут комната наполнилась таинственным светом, а потом и теплом, когда Алфи повернулся и, потратив несколько мгновений на раздумья, приблизился ко мне по белой простыни. Мы не задавали друг другу вопросов, пока Алфи касался моей груди или проникал в меня, выдавливая тихий стон. Я позволила этому случиться, отдав ему свое тело, пока мой разум был далеко от спальни и того, что в ней происходило. Когда он попросил меня опуститься на него сверху, я повиновалась, и это действо оказалось таким агрессивным с его стороны, что меня начало тошнить. Перед глазами стояли лица его младшего сына и покойной Дафны, сменяемые бликами его злой ухмылки, пока он грубо овладевал мной. Его удары по моим ягодицам обжигали кожу, а свирепое шипение отталкивало, заставляя меня почувствовать себя вещью, которая была необходима ему, чтобы снять стресс. Я бесконечно вглядывалась в его напряженное лицо, пытаясь поверить в ту историю, которую он рассказал мне, но с каждым его небрежным толчком мое отвращение возрастало, оседая невыносимой тяжестью под ложечкой. Когда все закончилось и Алфи позволил мне скатиться с него, я успела схватить халат и вырваться из спальни, прежде чем почувствовала себя хуже, открыв краны, попытавшись заглушить свой позыв к рвоте. Его бесчестие и его безжалостность отталкивали. Он рассказал мне о смерти жены, как о пустой и скучной истории, обвинив ее в безумии, равноценной любви. Когда я подняла глаза и посмотрела на свое отражение в зеркале, то внезапно осознала всю свою бренность: если я не уйду от Алфи сейчас, то однажды мой ребенок расскажет кому-то историю о том, как его папа задушил бедную маму.