Секс, любовь и иудейство

За некоторое время до появления Алфи

Барнетт Линц прижался к телефонной трубке, потирая свое усталое лицо. — Ты помнишь, Генри, что я сказал Алфи, когда видел его в последний раз? Мужской голос на другой части провода утвердительно промычал, сомкнув припухлые губы Соломонсов вокруг дымящейся сигареты с соблазнительным причмокиванием. — Ты просил его быть мягче с Голдой. Разве Алфи нарушил свое обещание? По-моему, он был очень даже ласков с ней, а? Относительно быстро сделал ей ребенка и, более того, насколько я знаю, негласно позволил его родить. Я имею в виду, он не повел ее силой к мадам Диккенс, верно? А зная характер Алфи, когда кто-то идет против его слова… — голос на мгновение стих, и знакомый звук треска сигареты заставил Барнетта жадно сглотнуть слюну, — он мог бы. Барнетт закусил губу, уставив пустой взор в дубовый стол: — Ей стоило повременить с беременностью, мать ее. Теперь это ее личный якорь, не так ли? Генри хмыкнул: — Я бы назвал это козырем. Несмотря на все недостатки… Алфи — он любит своих детишек. Барнетт посмотрел на часы: — Сомневаюсь, что после того, как я прикрою ей спину, у него возникнет хоть какой-то интерес работать со мной, — пробормотал он, расхаживая глазами по комнате, обводя книжные шкафы, кожаный диван и тлеющий резной камин. — Он убьет меня, как только Голда ступит на эту территорию, поверь мне. Черт, я бы убил себя сам на ее месте, чем устраивать детское шоу с побегом — это было блядски глупо! Генри покачал головой, будто его собеседник был способен увидеть это. — Алфи будет зол, как черт, но, увидев причину ее мятежа, выпирающую из-под подола, остынет. Юная девочка, ее зашкаливающие гормоны… Моя женушка носит четвертого ублюдка и все еще не в силах противостоять своей природе, чтобы совладать с собой, вот о чем я тебе говорю. Поднявшись из-за стола, Барнетт кивнул. — Алфи хочет защитить свое имущество, свою жену, я понимаю, но он все-таки бизнесмен, и у нас есть веские аргументы для продолжения сотрудничества. Но, блять, Голда… и ее максимализм! Как мне сохранить наши партнерские отношения? Генри шумно вздохнул: — Держи нейтралитет, Барнетт — это все что тебе остается, как по мне. Не вмешивайся: милые бранятся — тешатся. Он не убьет Голду, во всяком случае не сегодня, а тебя — может, — тихо сплюнув листья табака, он продолжил. — Алкоголь по-прежнему является его основным делом и я могу смело заявить, что его винокурня способна производить достаточно, чтобы удовлетворить растущий спрос. Алфи нужно импортировать ром, но он не может делать это размеренно, потому что итальяшки держат основные каналы. Его контрабандисты теряют слишком много, прежде чем ром достигает нужных доков. Если ты оттянешь силы итальянцев и шлепнешь Дарби, я могу гарантировать тебе, что Алфи сохранит ваши деловые отношения. Он любит выгоду — так дай ему ее. Барнетт нахмурился: — Алфи не такой, как ты, Генри. Не каждое его решение основано на логических доводах. Он в ярости, потому что мы приняли Голду, позволили ей своим воспитанием совершить такую дерзость, как побег, с его сыном на руках, и гордость может помешать ему принять справедливое решение. Поверь мне. Голос на проводе стал тверже: — Если ты убедишь Голду в правильности их союза, то она повоюет и примет его как должное. Она наивная и подумает, что ты — ее самый честный дядя, исполнивший клятву, данную моей покойной сестре. Голда захочет в это поверить. Приплети Бэллу, присядь крошке на уши, скажи, что это была ее последняя воля. Барнетт слушал, зарывая пальцы в уложенные набок волосы. — Бэлла никогда бы не попросила меня о таком зверстве. Она умирала и умоляла держать Голду подальше от Алфи. Генри звонко усмехнулся: — И разве мы все этого не знаем? Барнетт покачал головой, стряхивая со стола пыль, расстилавшуюся по лакированному покрытию в свете настольной лампы, слушая, как Генри поджигает вторую сигарету, представляя, как яркое пламя спички плавит табак. — Ты дал два обещания Ицхаку Лазоверту: оставаться в тени… Барнетт фыркнул: — И лгать во благо, так красиво, как только могу, потому что Алфи тоже должен в это поверить. Генри затянул гласную: — А-га… именно так, приятель. Ты между молотом и наковальней, несчастный ублюдок. — Да пошел ты, поц! Барнетт ударил трубку, слушая глухой смех на проводе, искоса смотря на себя в отражении стеклянной дверцы шкафа. В прошлый раз, когда он разговаривал с Ицхаком, все прошло не слишком хорошо. Прошли месяцы, но если бы Ицхак затаил обиду, то Барнетт узнал бы об этом немедленно. А у самого Барнетта была манера провоцировать людей, что не нравилось другим членам группировок, как дружественных, так и противоборствующих. — Голда поймет, что мне больше нельзя доверять, — наконец сказал он. Генри раздражился: — Алфи вышибет тебе мозги — это, черт возьми, худшее, что может случиться и единственное, что должно тебя волновать. А Голда — чертова бомба замедленного действия. С ней ничего не случится, если она примет тебя за предателя: переболеет, как с первой любовью, а Алфи будет ползать возле нее, как гребаный сапер, потому что любит ее, эту дерзкую девчонку. Отпив из бокала виски, Барнетт скривил губы. — Хотелось бы верить. Генри лязгнул крышечкой часов: — И, что касается твоего старшего сына, дружок: такое чувство, что у него начинается эрекция, когда он представляет, каково это — купаться в крови Алфи, черт возьми, спасая Голду. Иногда мне действительно кажется, что ты не сможешь удержать его от пустой попытки убить моего брата. Барнетт откинулся назад с улыбкой на лице, которой стоило опасаться. Он воспитал сына почти достойной заменой себе. — У мальчишки были какие-то виды на Голду? — не унимался Генри. Барнетт нехотя ответил на вопрос, скрестив руки на груди, зажав трубку плечом: — Они двоюродные брат и сестра, — и услышал, как рот собеседника скривился, словно он собирался рассмеяться. — За несколько месяцев разлуки они соскучились, а теперь, пообщавшись пару часов, они опять будут готовы убивать друг друга. Как малые дети играются. Генри усмехнулся: — Держи юношу в узде. Готов биться об заклад, Симон подумывал о женитьбе с Голдой, как тебе такие игры? Барнетт сузил глаза — ему не понравился этот тон. — Это нетрадиционно, — признал он, — но это практика, которая использовалась в наших кругах на протяжении сотни лет: браки между двоюродными родственниками. — Раскрой глаза и посмотри на своего болезненно влюбленного сына. Устрой ему женитьбу, как можно скорее, или своди в бордель, чтобы он успокоился, или Алфи… — Я повлияю на юнца. А как же моя чертова задница? — пробормотал Барнетт. — Твоя задница в безопасности благодаря Голде. Что бы Алфи ни сказал, он всегда дважды подумает, прежде чем пустить тебе пулю в голову.