***
POV/ГОЛДА Алфи ушел спать в другую комнату в связи с законами чистоты, а я осталась лежать в нашей спальне, пытаясь рассмотреть в кромешной темноте тени тех или иных предметов. Я прикрыла глаза, понимая, что запрещена мужу на семь дней. Неделя, которая обещала быть бесконечной. Сон медленно обволакивал мое усталое тело, распаренное теплым душем, как внезапный дребезг телефона в коридоре заставил меня вздрогнуть. Я накрылась одеялом, опасаясь не жуткого лязга в тишине дома, а то, по какой причине он разбивал ночной покой. Первое, что вспыхнуло в голове острой болью — гибель новорожденного или Ривы. Затем Ноа, его возможная болезнь или что-то подобное. Я отбросила одеяло и вскочила с кровати. Ночной звонок — жуткий и верный признак несчастья, наступающего на пятки, разрушал пространство особняка. Босыми ногами перебирая по деревянному полу, я на ходу поправила ночное платье, врываясь в комнату мужа. Алфи спал мертвецким сном и только ледяной ветер проникал в комнату через приоткрытое окно, колыша шторы. Я подошла к кровати. — Алфи? Алфи? Мой муж застонал, не желая просыпаться от моего шепота, переворачиваясь на спину. Я принялась трясти его за плечо, сначала слабо, затем интенсивнее: — Алфи? Алфи, просыпайся! Услышав шум, он с большим трудом приоткрыл глаза, прежде чем увидеть меня. Потом он проследил за тем, кто трясет его за плечо, узнал мой голос. Вероятно, ему тоже пришло в голову, что случилось что-то ужасное, судя по тому, как расширились его глаза. Алфи подскочил в кровати словно ошпаренный и схватил меня за руку. Страх в моем голосе передался мужу, который, казалось, вдруг вышел из своего сонного оцепенения. — Что?.. Что такое, дорогуша?.. — отрывисто спросил он, пытаясь разлепить глаза, впиваясь в мой стан сухими ладонями. — Плохо тебе? Плохо, да? Я отрицательно покачала головой: — Нет-нет. Кто-то… кто-то звонит. Алкоголь повлиял на его реакцию. Алфи начал нормально просыпаться только спустя несколько минут, долго всматриваясь в мое лицо. Когда он окончательно отошел ото сна, то выпустил меня из мягких тисков, вопросительно приподнимая бровь. — Что? Кто звонит? Я пожала плечами, подавляя дрожь тревоги, следуя за мужем, что побрел в коридор. — Может, Ноа затосковал и просится домой? — предположила я. Алфи схватил трубку и его раздраженное лицо тут же сменилось маской беспокойства, когда на проводе послышался голос Авиталь. — Мам? Почему ты не спишь? Все в порядке? — Не совсем так, сынок, — ее некогда уверенный тон сорвался до уничтоженного, подавленного. Алфи присел и великодушно сказал: — Все, что ты захочешь, мама, для тебя одной, да, только скажи мне, что стряслось? Авиталь захлебнулась глухим рыданием и Алфи облизнул губы. — Этот старый ублюдок снова превзошел самого себя, так? Я никогда не слышала, чтобы Алфи звучал так сердито. Женщина заплакала в голос, сквозь слезы пытаясь выдавить слова: — Альфред избил меня. Шок от ее слов был подобен всплеску ведра ледяной воды как для меня, так и для Алфи. Он выпрямился, швырнул трубку и, сдвинув меня с пути, направился в нашу спальню. Я тут же поспешила за ним. — В чем дело, дорогой? — прикинуться наивной дурой — отдельное искусство. Алфи влетел в супружескую комнату. — Ебучая пизда позволяет себе обращаться с моей матерью так, будто она ничто! — он открыл шкаф, сорвав несчастную дверцу с верхней петли, и стал живо собираться, шумно дыша. — Алфи… можно мне с тобой? Повернувшись, он отразил ярость на уставшем лице, указав пальцем на смятую постель. — Нет, тебе спать, живо. Я покачала головой, касаясь его плеча, пока он застегивал рубашку. — Пожалуйста, я все равно не смогу уснуть. Его тяжелый взгляд скользнул к моему лицу, остановившись на глазах: — Нет. Твое женское дело — ждать. Бегом в постель. Я в ужасе смотрела, как Алфи проверяет барабан револьвера, завершая сборы. — Что ты собрался делать, скажи мне? Алфи, не ответив, схватил портсигар и направился вниз. — Алфи? Стремглав спустившись по лестнице, он схватил шляпу, трость и уже попытался было выйти из дома, как я перекрыла ему дорогу, прижавшись к холодной двери спиной. — Альфред Соломонс, немедленно ответь мне — что ты задумал?! — мой голос звучал звонко, даже истерично. Его брови на секунду вскинулись и Алфи фыркнул: — Иди спать, девочка, пока я добрый. Не испытывай папочку, чудо глазастое. Я осталась стоять: — Ответь мне или возьми с собой! Алфи покачал головой, указывая пальцем на второй этаж. Я умоляюще посмотрела в его разъяренные глаза. — Я смогу помочь. — Ты останешься дома, черт бы меня побрал. Я скрестила руки на груди: — Потому что моя задача быть нянькой и подстилкой? Алфи, стукнув тростью, хмыкнул: — Ты не знаешь, что такое быть подстилкой, и никогда не узнаешь, как и не попробуешь другого члена в своей миленькой жизни, это я тебе обещаю. А быть нянькой — это твое высшее призвание, да? Я двинулась прочь, ускользнув от его щупалец, что попытались остановить меня. — Тогда мне больше незачем носить статус «жена». Услышав это и размяв шею, Алфи внезапно ринулся за мной. Я взвизгнула в пустой попытке убежать с бессвязным нервным смехом, дразня его в самый неподходящий момент. — Я вот чего не пойму, да, на кой тебе это? — Алфи с легкостью схватил меня в броске и, пройдя несколько метров, уронил на диван в гостиной. — Куда-то рваться среди ночи, по холоду и сырости, в другой конец? То ли я дурак, то ли ты у меня ненормальная, а. Мои волосы рассыпались по обивке, а ноги невольно раскинулись и Алфи тут же впился в одну из них, скользя горячей ладонью по бедру. — Мы — семья; это первый и главный фактор, из-за существования которого я хочу поехать с тобой: по холоду, сырости и в другой конец. Алфи с ухмылкой смотрел мне в глаза долгие секунды, будто ожидая услышать что-то еще, поглаживая мою кожу, плевав на все запреты. Возможно, был какой-то другой фактор и он был с красивым названием 'любовь', но я не уверена, что готова признаться ему. — Пять минут тебе на сборы, так? Не успеешь, оставлю тут куковать, жена.***
Через полчаса мы подъехали к дому Авиталь. В пути я заметила признаки нарастающей ярости, исходящие от мужа. Его руки дрожали, а глаза были расфокусированы. Он небрежно вытер капли пота с висков, оборачиваясь на мой вопрос. — Алфи, с тобой все хорошо? Он протяжно посмотрел на меня, уговаривая себя от ярости, которой так сильно хотел дать волю, озаряясь почти дружелюбной улыбкой. — Ага, все так. Не стоило тебе ехать со мной, да? Пока я решала, как реагировать на его слова, Алфи вошел в дом, пропуская меня вперед. Он был одет в идеальный костюм, причесан, но все еще нетрезв. Окинув взглядом пространство гостиной в блеклом свете бра, холодное и пропитанное каким-то одиночеством, вздохнув, Алфи целеустремленно зашагал к матери. Авиталь сидела на диване, прижав к груди покалеченную руку, поглаживая ее другой рукой. Заметив сына, она встала и поздоровалась с ним, но улыбка не коснулась ее глаз. — Сынок… — Что с твоей рукой? — сходу спросил Алфи и присутствие сына вынудило Авиталь завыть, глубоким голосом вперемешку с ужасным причитанием, которое заставило глаза моего мужа покраснеть. — Посмотри, что он сделал со мной! И это в благодарность за детей, за нового внука… Ты помнишь, как он бросил нас с пятью килограммами овсяной крупы, без денег? Четверых детей и меня, которая навещала его в тюрьме, занималась домом, пока он таскался по женщинам! Алфи прижал мать к себе и, обняв за плечи, попытался успокоить ее, целуя в лоб. Но даже когда он выражал ей сочувствие, произносил все необходимые слова, Авиталь все никак не могла остановиться. Алфи взглянул на меня, громко шмыгнув, кивком указав в сторону кухни, потому что боялся дрожи в собственном голосе, а также не хотел, чтобы я услышала больше, чем было нужно. Теперь я знала, что детство моего мужа и моей матери было горьким и голодным. Если бы не Ицхак, то они могли погибнуть. Я покорно направилась в столовую, чтобы вскипятить воду и заварить чай. Лицо Авиталь было страшно разбито и я старалась не смотреть на нее лишний раз. Алфи, усадив мать, тут же принялся за дело. Обвив ее лицо двумя руками, чтобы осмотреть повреждения, он не церемонясь повернул ее голову в одну сторону, потом в другую и заключил: — Будет щипать. Алфи смыл кровь с лица родной женщины, опуская в миску с теплой водой кусок белой марли. Вид у Авиталь был уже не такой страшный, но лицо опухшее и в синяках. Обработав ссадины, Алфи схватил зеркало, что стояло прислоненное к оконной раме, устанавливая перед матерью. Авиталь застонала от горя и Алфи выругался. Рука ее страшно распухла, сделавшись чуть ли не втрое больше. Я налила в таз холодной, почти ледяной воды, и поднесла его к пожилой женщине. Алфи благодарно кивнул мне, помогая матери опустить туда предплечье. Авиталь захныкала от боли. — Так получше, да? Но нужен доктор, — мой муж встал на ноги, его лицо было темным, рассеянным, словно он что-то обдумывал, сжимая плечо матери. — Я сейчас отлучусь ненадолго, ага? А Голда останется с тобой, ладно, мам? Проводи меня, славная. Я последовала за Алфи в прихожую: — Куда ты? Он мягко пригубил мой висок. — За доктором, да? За доктором. Я указала на часы в гостиной: — Сейчас половина второго ночи. Алфи надел шляпу, его движения были механические, а глаза — красные, почти стеклянные. — Знаю-знаю, я знаю. Ты побудь пока с Авиталь, а я смотаюсь в Вест, идет? Я кивнула: — Через сколько ты придешь, Алфи? Он надел пальто, смотря в одну точку, куда-то сквозь меня. — Скоро, да? Дай мне часок, ага? Если что, засыпай, а я разбужу тебя, когда приду. — Что, если что, Алфи? Он не ответил, скрываясь за дверью, и я осталась стоять одна, потирая плечи от внезапной прохлады с улицы.