***
POV/ГОЛДА Я спешила к гостям, поправляя прическу, останавливаясь между лестницей и кабинетом мужа из-за телефонного звонка. Сняв трубку, я настороженно заверила: — Голда Соломонс. За короткой паузой и насмешливым вздохом, последовал голос Симона: — А ты быстро выработала привычку… Мои плечи опустились от облегчения, волнения и неподдельной радости одновременно. Мы не общались с Симоном более полугода с того самого дня, как он вступил в неравный бой с Алфи. В тот злополучный день мой муж чуть не убил моего кузена, и теперь я беспокоилась о том, что будет, если однажды они пересекутся, даже на одной из самых людных улиц Лондона. — Симон? Это ты? — звуки просели от волнения, — Все… Все хорошо? Он хмыкнул. Его бас стал более глубоким. — Да, все замечательно. Твой союз с Соломонсом оказался не так выгоден для моего отца, как он хотел. Ну, а ты? Счастлива? Я закусила губу, сглатывая ком поднятого со дна прошлого. — Да, Алфи — он…ты знаешь, Симон, он действительно хороший человек, способный… — я не могла подобрать слов, чтобы не чувствовать себя оправдывающейся, — …меняться, ради меня, ради сына. Симон многозначительно промычал. — Кто бы мог подумать. Он едва не довел до могилы вторую жену и угробил собственного ребенка, который еще до рождения оказался в земле. Я покачала головой, подавляя желание бросить телефонную трубку. Симон словно почувствовал мое настроение, и тут же поспешил извиниться. — Прости меня. Я провела пальцами по линии провода. — Зачем я сказала все это, понимая, что ты ненавидишь Алфи из-за того, что произошло между вами?.. Симон рассмеялся. — Бля, ты думаешь дело именно в этом? — А в чем? Вздохнув, он продолжил: — Соломонс ревновал тебя ко мне, гребаный параноик. Я же говорил, что он — чокнутый вояка. Подозревать росших на одном горшке кузенов — слишком много бреда, как по мне… Я неуверенно угукнула, прежде чем Симон снова взял инициативу в этом непростом разговоре. — Я собираюсь переехать в Лондон, чтобы работать под началом Ицхака Соломонса. — Что?! — я раскрыла рот от удивления. — Ашкеназ переходит на сторону хасидов? О, Всевышний… Дядя Барнетт тебе не простит. Симон прочистил горло. — Отцу придется смириться — эта работа позволит мне наладить более тесные связи с важными людьми. — Разве нет другого пути? К тому же, тебе придется помириться с Алфи? Знаешь, я не хочу, чтобы ты ненавидел моего мужа. Симон выдержал паузу, обособленную проблеском удивления. — Ты любишь его? Я опустила глаза, но Симон не мог этого видеть, к моему сожалению. — Да, я люблю его. Он прищелкнул языком, и я поспешила оправдаться. — Я знаю, в это трудно поверить, но Алфи действительно относится ко мне со всем трепетом. — Я рад. — скупо подытожил кузен, — Однажды мне придется работать с ним. — Я понимаю. Когда ты приедешь в Лондон? — В октябре. Я заставила себя улыбнуться. — Звони мне чаще, Симон. Не будь чужим. Быстрые гудки оповестили меня о том, что беседа окончена. Я двинулась в гостиную, но новое удивление захлестнуло меня, когда Ицхак остановил меня своим станом на лестничном проеме. — Голда, благодарю Вас за чудесный ужин. Алфи прав — Вы не по годам умелая юная женщина. Однако, позволите старику немного полюбопытствовать? — спросил он, мелким шагом прижимая меня к перилам. — Конечно, — я подавила страх, подозревая его мотивы, остро ощущая пристальный взгляд Ицхака на моем теле. — Боль улеглась, и вы снова планируете беременность? Мои брови взлетели до небес. — Это решение Алфи — он хочет сына. Ицхак скупо ухмыльнулся. — Будь Ваша воля, вы бы остались в тени деторождения? И неужели молодой, красивой и цветущей еврейке не хочется нянчить свое дитя? Я пожала плечами. — Ноа еще вполне поддается моим рукам. Ицхак наблюдал за детьми, что бегали внизу, исчезая и появляясь под лестницей. — Это потому, что вы предпочитаете жить с мыслью, что Ноа — не чужой вам ребенок. Я фыркнула. — Чужих детей не бывает. Ихцак оперся на трость. — Вам, выросшей в нехватке любви и ласки, само собой, видней: бывают дети чужими или нет. Я прикрыла глаза. — Вы не знаете, на какую внутреннюю борьбу пошел дядя Барнетт, чтобы воспитывать меня. — Так он Вам все рассказал? Я прикусил губу. — Именно. Я знаю про его обет, который он дал моей матери. Она хотела, чтобы я была здесь, с Алфи. Ицхак покачал головой с дразнящей ухмылкой. — Не было никакого обета, милая. Ваша мать ненавидела Алфи, своего младшего брата, который однажды вырос и стал большой преградой на пути к ее взаимной любви. Мои внутренности упали. — Что? Ицхак уставился на меня грустным взглядом. — Алфи — собственник, и делить Бэллу не входило в его планы. — Как это понимать? Ицхак потер левую бровь.— Как есть. Мое сердце замерло. — Зачем вы говорите мне это? Мужчина выпрямился. Его глаза стали стеклянными, холодными, с тем злым прищуром, который был его визитной карточкой. — Потому что Вы убеждены, что вынуждены жить с Алфи: отрицаете любовь, привязанность, и чуть что ныряете с головой в крайности. Пора сказать «до свидания» юношескому максимализму. Желчь зашипела в моем желудке. — Это был брак по принуждению! Он провел пальцами по седой бороде, отчего черты лица его обрели более вытянутую форму. — Если вы не заметили, дорогуша, то в нашем обществе женщины вообще не выходят замуж по своему усмотрению. Родители, в вашем случае, опекуны, выбирают достойную пару сами. Так было и будет. Эта традиция — залог чистоты крови. Я подавила желание зарыдать от обиды, что переполняла меня. — Раз так, надеюсь, у меня никогда не родится дочь, которую в один ужасный день заставят лечь под незнакомого мужчину, быстро надев кольцо на указательный палец. Ицхак вскинул руку, как обычно, чтобы обрушить тишину. — Верно, настраивайте себя на сыновей. У Вашего мужа за спиной простирается империя — ему необходимы наследники. — Мои пожелания в патриархальном мире не учитываются, не так ли? Ицхак схватил меня за предплечье, сжав костлявыми пальцами мою кожу. — Скажу так, бездетный брак молниеносно заканчивается разводом и женским одиночеством. Посмотрите на него, — он указал пальцем на Алфи, что пил ром и весело смеялся над шуткой Генри, — Этому человеку нельзя пятнать репутацию. Прошел почти год — и никакого наследника… Не подставляйте Алфи — он многое для Вас сделал, и также многое может забрать назад. — процедил он, все еще держа меня в тисках. Я попыталась вырвать руку, и Ицхак без борьбы отпустил меня. — Тише. Незачем делать столько резких движений, Голда. Я собралась было уйти, но он не дал мне проходу, тяжело вздыхая. Ицхак потянулся во внутренний карман пиджака и выудил из него лист темной бумаги, разворачивая и натягивая маленькие очки на переносье. — Рецепт на препарат двухвалентного железа. Вы забыли его на столе в кабинете, верно? Я взглянула на косой почерк моего врача, которого посетила несколько дней назад в связи с продолжительной задержкой. Алфи еще ничего не знал. Трудно сказать, почему я предпочла молчать, поднимая глаза на Ицхака. — Беременность делает женщину рассеянной, да. Настолько, что порой она даже забывает сообщить счастливую новость своему супругу?.. Я сглотнула ком. Ицхак вкладывал смысл между строк, и на мгновение мне показалось, что он подозревал меня в чем-то. И в глубине души я знала в чем — в замешательстве и сомнении, которые пронзили меня в тот день, когда я узнала, что снова жду ребенка. Ноа заметил своего двоюродного дедушку и бросился к нам, обняв его крошечными ручонками. Ицхак погладил Ноа по голове, прижимая к своему бедру. — Ты очень шустрый мальчишка. Ноа улыбнулся ему и стал рассказывать о маленьком двоюродном брате. Я нашла глазами Генри-младшего, что требовательно кричал на руках у Алфи, впившись цепкими ладошками в кудряшки Евы. Мой муж весьма умело придерживал мальчика за живот и ягодицы, обратив его к изучению мира. Ноа рассмеялся над собственной историей, и Ицхак с доброй улыбкой погладил малыша по пухлой щеке. Он относился к нему чуть теплее, чем к остальным внукам. — Надеюсь, что Вы будете осторожны в этот раз и не поступите импульсивно. Я не хочу, чтобы у Алфи открылись старые раны. — он развернулся и похромал по лестнице.***
После праздничного торта и чая, Алфи остался работать допоздна, а я заснула рядом с Ноа на софе в гостиной. Мой сон прервали попытки мужа поднять сына, чтобы отнести его в детскую. Я распахнула веки, наблюдая за Алфи в блестящем свете горящего камина. Он потер бороду ладонью, выглядя виновато из-за того, что разбудил меня. — Ты выглядишь усталым, — заметила я, приподнявшись на софе. Алфи, пригубив мой лоб, неохотно крякнул. — Я в порядке. Давай отнесу Ноа? Брови мужа поднялись, когда я коснулась его щеки. — Так жаль тревожить его сон. Алфи проследил за моим взглядом, что застыл на Ноа, спящем на левом боку, чьи розовые щечки под ладошкой выглядели более пухлыми, и оттого наиболее забавными. — Поговори со мной. — прошептала я, когда Алфи опустился в кресло. Он выглядел усталым и даже измученным. Мой муж слишком много работал, слишком много беспокоился о бизнесе, что в последние месяцы претерпевал неудачи. — Все хорошо, да? У меня все под контролем, так? — Ты знаешь, что Симон будет работать на Ицхака? — спросила я, неожиданно даже для самой себя. Алфи утвердительно вытянул подбородок. — Дядя нахуевертил дел со своими нападениями на итальянцев. Это только вопрос времени, когда макаронники отомстят нам, ага? Бейкер-стрит теперь принадлежит нам, Камдену, но надолго ли? Грядет война, и нам нужны люди. Я обеспокоенно покачала головой. — Симон ведь не станет пушечным мясом? Алфи потер веки, качая головой. — Тебе не следует волноваться об этом, да? Он схватился за сигареты, зажимая между пальцами одну из них, делая быструю затяжку. — Хочешь я помогу тебе забыться, пусть и ненадолго? Алфи поднял удивленные глаза на мой кокетливый тон, роняя пепел. — Я заинтригован, да? Что же у тебя есть для меня? Я скользнула со своего места, направляясь в кухню. Алфи последовал за мной, как под гипнозом. Расплескивая ром по прозрачному бокалу, он с интересом обвел глазами мою тень, прикованную к столешнице. Я потянула вниз ткань собственного платья, что стекла по моей коже, падая к ногам Алфи. Он выдохнул, делая жадный глоток, не сводя глаз с моей груди. Поставив стакан на стол, Алфи плавно спустил с моих плеч бретели бюстгальтера. — Черт возьми, какие же они идеальные, а. — его губы тут же опустились к моим полусферам, и столкновение произвело на меня эффект разорвавшейся бомбы. Сначала в груди разлилась сладкая боль, которая быстро переросла в пульсирующую негу. Я зашипела, будто меня ошпарили кипятком, и тут же осеклась. Алфи потерся о чувствительные ткани моих сосков, вскидывая взор. — Тебе неприятно? У меня затряслись губы. — Мне… Мои… Они… знаешь, очень чувствительны в последнее время. — Да-а. — Алфи довольно промурлыкал, заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо, прежде чем обхватить губами правый сосок, — Я это заметил, детка. Я зарылась лицом в волосы Алфи и застонала. Он пробормотал что-то невнятное, не переставая ласкать меня, расположившись меж коленей. Я обхватила Алфи ногами, скрестив щиколотки за его сильной спиной, и изо всех сил пыталась прижаться к нему теснее. Как же это замечательно… Алфи поднял лицо и осторожно взял меня за подбородок. Его губы переливались блеском: розовые и красивые, частично прикрытые за растительностью, лукаво приоткрытые. — Если хочешь помочь мне забыться, то тебе придется встать на колени, да? — Алфи просиял, облизываясь, следя за моей робкой реакцией, — Ты давненько не радовала меня этим. Чуть вымученно улыбнувшись Алфи, я стала массировать его член через ткань брюк и кальсон, пока он не стал до ужаса твердым под моей ладонью. Дыхание Алфи участилось, а в глазах заплясало животное желание, пока его ладони по очереди гуляли по моим грудям, сжимая их и оттягивая. Я расстегнула пуговицу, вытащила член и неуверенно приникла к солоноватой горячей плоти. Очередь коротких поцелуев от головки, следующих к основанию, позволила мне привыкнуть запаху тела Алфи, который был отчетливым, но вполне привычным и терпимым. Мой язык чуть смелее побрел по всей длине, и Алфи громко застонал, стоило мне обхватить член ртом. Я поерзала, проникаясь собственным непонятным удовлетворением. Алфи лениво запрокинул голову и прикрыл глаза, теребя мою макушку, как у негодного Вудфорта, пока я прятала головку то за одну, то за другую щеку. Рвотный рефлекс то и дело прерывал меня, вынуждая переводить дыхание и ронять слюну на грудь. Алфи мягко взглянул на меня, и я увидела его короткое замешательство. — Что с тобой, сладенькая? Я ведь даже не задеваю горла. — улыбнувшись мне, он прищурился и вытер мои щеки от соленых капель, чем необъяснимо обострял мои чувства. Я видела, как его пальцы петляли мои волосы, и как его крепкие бедра дрожали под дорогой тканью брюк. Но больше всего мне нравился собственнический блеск в его глазах. — Старательная моя, — процедил Алфи, методично толкаясь мне в рот. Через мгновение он подался бедрами назад, хрипло выдыхая. Его широкая грудь вздымалась, пока Алфи пытался успокоить дыхание и подергивающуюся плоть, не собираясь так скоро приходить к финалу, разрушая мои личные планы. Он подтянул меня вверх, захватывая губы. Скользкий язык проник мне в рот, и Алфи заставил меня перебраться на край столешницы. — Хотела довести меня, негодница? — прошептал он, заглядывая мне в глаза. У меня скрутило желудок. Я боялась сталкиваться телами с Алфи, учитывая его габариты, сексуальные потребности и обстоятельства — речь шла о моей беременности, которую я была намерена сберечь, — поэтому, слабо улыбнувшись, взяла его за руку. — Может, сегодня ограничимся ласками? Я немного не настроена. Алфи уже снял рубашку и полностью стащил свой низ, принимаясь за мое белье. — Нет, славная, нет. Так уже было в прошлый четверг. В этот четверг ты у меня не отвертишься от папочки, да? — широко расставив бедра, он удобно устроился между моих ног, и я проглотила ком волнения. Когда пламенная бордовая головка прижалась к моим прохладным лепесткам, я схватила Алфи за пояс, оттягивая проникновение. Оторванный от предстоящего процесса, он с большой неохотой вскинул на меня вопросительный взор. — Ты же осторожно, да? Алфи утвердительно моргнул мне. — Ага, именно так. Связь, на секунду образовавшаяся между нами, заставила меня почувствовать друг друга более близкими, родственными и едиными. И внезапно прервавшейся, когда Алфи чуть более рвано притянул меня к себе, просунув руку под мое левое бедро, уткнувшись мне в шею. — Папочка сам чертовски хорошо знает, что для тебя лучше, так? Обвив ногами его ягодицы, я прикрыла глаза и опустила голову Алфи на плечо, улавливая шлейф его тела, грудью осязая его волосяной покров. Помогая себе свободной рукой совершить проникновение, Алфи медленно вошел в меня. — Я думал о тебе весь вечер, детка. — его правая рука легла на мои ягодицы, — А ты? Его неистово твердая плоть уперлась в шейку, и это оказалось больно. — Кажется, да, — промямлила я, инстинктивно отталкиваясь от Алфи, чтобы уменьшить глубину, виновато опуская ладони на его напирающую грудь. Он навалился на меня, роняя на столешницу поясницей, и я всхлипнула, прижавшись лопатками к кафельному фартуку. Темные глаза Алфи заблестели от первого блика моей беспомощности, а бедра заходили ритмичнее. Он вдруг вышел из меня, и его широкие пальцы опустились на мой клитор. Из меня вырвался неоднозначный стон — я была слишком неразборчива в своих желаниях последнее время, чтобы понять, чего хочу. — Скажи, что думала обо мне. — потребовал Алфи. Прикусывая губу от импульсов, что посылал клитор, я дразняще фыркнула. — Или что? Он мягко обхватил мою шею, заменяя ответ легким давлением. — Давай же, признавайся, что думала обо мне и этом моменте, шейфеле. Не беси папу. Или я затрахаю тебя, бля, на этой ебучей кухне! Я теребила его запястье левой рукой, отыскивая пальчиками правой его напряженную до предела мошонку. Это раззадорило Алфи, и он вновь оказался во мне. Он не совершал фрикций, просто заполнив меня до конца, проводя ладонью по моей шее, не выпуская ее из почти невесомой хватки. Свободной рукой он массировал клитор, шепча мне на ухо: — Говори, Голда, или я поставлю тебя раком и попробую твою чудную задницу, да? Оргазм настиг меня неожиданно, и я застонала в уста мужа, что, удерживая меня за шею, заставил смотреть ему в глаза. Я хватала воздух, вздрагивала и всхлипывала, не прерывая зрительного контакта. Слезы катились по щекам, ноги не слушались, а фейерверки удовольствия все взрывались. В ушах звенело, пока Алфи осатанело двигался. — Пожалуйста… — прохрипела я. — Алфи, пожалуйста… Он смотрел на меня, на то, как я с трудом пыталась глотнуть воздуха, все еще содрогаясь от оргазма. — Вот так, сладенькая. Вот так… Я слышала, как он зовет меня по имени; осязала горячий поток, что хлынул внутрь моего тела; прониклась его гортанным стоном, оглушившим мой слух.***
Мы сидели на полу в полной тишине. Алфи, опустив меня на свою грудь, облокотился на барный стол, одной рукой поглаживая мой живот, второй придерживая сигарету. Его губы дотронулись до фильтра, прежде чем густые кольца дыма поплыли в мою сторону, поглощая меня. Его сердце билось размеренно и ровно, убаюкивая. Теплые и пахнущие табаком губы коснулись моего виска. — Было больно, когда я вошел в тебя на всю длину? Я невольно вздрогнула от его вопроса, вырванная из полудремы. — Вовсе нет. Алфи понятливо промычал. — Тогда почему ты просила меня быть осторожным? Я что-то делаю грубо? Весь оставшийся вечер я волновалась из-за разговора с Ицхаком. Теперь мне стало легче. Алфи ничего не знал, но в любой момент мог стать осведомлен. Я бы скрыла от него эту новость еще на несколько недель, пока живот не станет видно, так мне почему-то было спокойнее. Неужели мои прежние страхи были сильнее перемен в муже? — Нет, ты все делаешь замечательно, правда. Просто… Алфи сделал еще одну затяжку. — Просто кое-кто в последнее время частенько отказывает мужу. — его голос звучал тише, чем обычно. Я усмехнулась. — Что это была за угроза, когда я отказалась признаться? Алфи осклабился. — В ней доля правды: задница у тебя действительно отменная, да? Я хлопнула мужа по плечу, и он рассмеялся, прежде чем вновь стать серьезным и вкрадчиво сказать: — Генри и все остальные никак не привыкнут к тому, что Ноа так свободно называет тебя матерью. — Я тоже думала о том, что он должен называть меня Голдой. Я не носила его под сердцем, не воспроизводила на свет и не кормила грудью — не делала ничего из того, что делают настоящие матери. Алфи погладил мои плечи, нахмурившись. — М-да? А кто же тогда заново научил его говорить, есть с ложки, писать в горшок и быть счастливым ребенком? Это ты — Голда. Теперь ты его мама, так он и должен тебя называть.КОНЕЦ