Секс, любовь и иудейство

***

POV/АЛФИ Я смотрел на своего сына, чувствуя, как по лицу текут колючие слезы. — Этого не может быть, это не может быть правдой. Я должен быть в кошмаре, да? Сердце яростно колотилось в груди, и я был уверен, что оно остановится в любую секунду. Прямо сейчас. В этот самый миг. Мне хотелось, чтобы это прекратилось, чтобы я умер и стер эту сцену из своей памяти. Я задыхался. На мгновение я задумался, не мой ли это ребенок так тяжело дышит, подумал, не он ли издает этот ужасный свистящий звук. Нет, мой сын не сделал своего первого вздоха. Красивое маленькое личико, когда я вошел в палату и увидел его, было самой ужасной вещью, которую я когда-либо испытывал. Мой мальчик был таким маленьким, таким славным и таким холодным, когда я коснулся губами его пухлой щеки. Это было неправильно, совершенно не правильно. Пока я находился в Камдене, вдалеке от Голды, наш ребенок умер. Вернувшись этой ночью позднее, чем обычно, я прошел мимо спальни, потому что Ноа спал очень чутко. Я впервые не поцеловал Голду и не коснулся ее живота, как делал каждый вечер, чтобы почувствовать шевеление. Я снова оставил их одних, и мой сын умер. Я тихо приблизился к дверному проему и увидел маленький комочек в постели, сопящий в обнимку с Голдой, а затем закрыл дверь перед собой, моей семьей и будущим ребенком, светом моей жизни и причиной, по которой я вставал по утрам. Почему я не подошел к ним? Почему я не опустился на край постели, как обычно, стараясь не скрипеть пружинами? Почему я не коснулся шелковой ткани ночного платья Голды, под которым ощущалось тепло ее кожи и движение крошечной жизни? Почему я не прислушался к собственным ощущениям, не задержался, чтобы проникнуться десятью необходимыми шевелениями, как велел доктор, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке? Я схватился за грудь и почувствовал резкую боль, ужалившую меня в лопатку. — Алфи? Наконец, голос матери заставил меня шевельнуться. Уничтоженный голос моей мамы, женщины, которую я так часто обижал за эти годы и без которой я не мог жить. Я вышел из палаты, бросив быстрый взгляд на спящую Голду, и закрыл за собой дверь. Авиталь была в коридоре. Она увидела слезы на моем лице. — Что происходит, мой мальчик? — ее голос был резким, высоким. Мама выглядела обеспокоенной, испуганной. Я затряс головой в абсолютной беспомощности перед волей судьбы и собственной слабостью. — Что случилось? Где мой маленький внучок? Я слышал страх в ее голосе. — Дай мне его увидеть, уйди с дороги… Теперь я держал мать, боролся с ней, заставляя ее оставаться в коридоре, не давая ей увидеть то, что увидел я. Я знал, что это зрелище убьет ее. Мама смотрела мне в глаза, а я держал ее за предплечья, боясь отпустить, чтобы она не вошла в палату, мавзолей, в котором теперь лежало тело ее мертвого внука. — Ты меня пугаешь, сынок, перестань. Позволь мне увидеть внука, мальчик мой, пожалуйста. Алфи…пожалуйста… сынок… Она плакала, почти в истерике, а я не мог ей ответить. Мама умоляла меня, умоляла сказать ей, что все в порядке, а я не мог. Как рассказать такое любимой женщине, которая дала мне жизнь? С чего, черт возьми, я вообще должен начать?