Секс, любовь и иудейство

***

POV/СИМОН Голда почти ни с кем не разговаривала с тех пор, как очнулась в больнице с тяжелой головой от лекарств, которые ее успокаивали. Все ее существо онемело от шока. На следующее утро она вернулась домой, в Камден, получив рецепт на таблетки, которые не дали бы ее состоянию обостриться. Голда была бледна и выглядела нежной. В остальном она была как обычно хорошенькой, но все счастье исчезло с ее лица. Она выглядела усталой, с грустными глазами и вела себя почти нормально, за исключением того, что не произнесла ни слова. Ее волосы были безупречны, а одежда, как всегда, безукоризненна, и она даже спустилась к завтраку. Теперь я наблюдал за своей кузиной, которая готовила мне кофе, и за тем, как она расставляла поднос с тарелкой печенья, салфеткой и кофейником. Галит крутилась вокруг нее, а Голда даже не заметила ее присутствия. Я испытал облегчение, когда увидел ее одетой в черное — Голда была готова идти на похороны ребенка. Она наполнила маленький белый фарфоровый кофейник кофе и аккуратно вытерла его стенки, прежде чем снова поставить его на поднос. Я знал, что ее действия были механическими, пока разум был далеко, но решил начать разговор сейчас. — Голда, присядь, тебе нельзя перетруждаться. Она не повиновалась, продолжая суетиться возле Ноа. За эти сутки я видел Алфи в этом особняке всего раз, и знал, что он не мог заставить себя пойти в спальню для новорожденного мальчика. Мы оба видели, что Голда была там ранним утром. Однако, когда Алфи вошел туда, она оттолкнула его. Она хотела остаться наедине со своим горем и болью. Но Алфи не мог этого вынести. Он знал, что не готов увидеть все атрибуты, из которых состояла бы жизнь их будущего ребенка: игрушки, маленькие вещички, кроватка. Накануне он вошел в спальню и, собрав несколько новых костюмчиков, плакал навзрыд. — Когда прекратиться боль? — неожиданно спросила Голда, оттолкнув от себя чашку. — Может быть, сегодня, когда похороны закончатся. Голда слышала, как в гостиной ставили столы, видела, как их покрывают скатертью, на которой будет расставлена образцовая еда. Это было меньшее, что Алфи мог сделать для проводов своего наследника. На Голде было черное платье с длинным рукавом, предоставленное Авивой. Сделав скупой глоток кофе, Голда, очевидно, думала о пасмурном дне, когда похоронят ее маленького ребенка. Невероятно, что такое трагическое происшествие могло коснуться ее в восемнадцать лет. — Знаешь, чувство вины разъедает меня, как рак. — Голда стерла слезы. Я встал с места, чтобы обнять ее, прижать к себе, как маленькую девочку, и никогда больше не отпускать. Она втянула аромат духов с моей рубашки и тяжело всхлипнула. — Всё наладится: рано или поздно. — подытожил я. Ноа вышел из гостиной, с любопытством смотря на нас. Голда притянула его к себе, испуганного, растерянного и ведущего себя совершенно тихо. — Алфи был непреклонен в том, что Ноа должен идти на похороны. Я погладил его по волосам — копия Алфи, отвратительное сходство. После ужасных событий Алфи, казалось, был рад видеть своего сына не только живым и здоровым, но и принимающим его попытки наладить отношения. Теперь Ноа был образцовым сыном образцового отца, и даже Голда, несмотря на уровень шока, была поражена градусом их изменившихся отношений. Ранним утром Алфи проследил за тем, чтобы мальчик умылся, позавтракал и даже заставил его одеться самостоятельно. Голде, что прерывисто спала в отдельной комнате, обитая ужасом, за долгое время так и не удалось научить этого ребенка правильно держать зубную щетку, но для Алфи это было на вес золота. Соломонс, однако, не находился рядом с бедной Голдой в достаточной мере после трагедии, и меня это смутило. Мое желание вцепиться в него с каждой секундой пребывания в этом проклятом доме возрастало. Несмотря на то, что Голда не хотела, чтобы Алфи был рядом, кричала и умоляла оставить ее в покое, я ожидал, что он будет рядом с женой в момент отрицания. И из того, что я мог понять, Алфи любезно предоставил Голду мне. Когда она попыталась обсудить с ним случившееся этой ночью, Алфи бросался из одной крайности в другую. А единственное, что я мог вывести из его поведения вместе с кузиной, это то, что он тоже скорбит по маленькому мальчику. Соломонс так много говорил о будущем ребенке в пабе, и меня это откровенно раздражало, потому что он редко вспоминал своего уже рожденного и сильно подросшего сына. Я видел его проявляние любви к Ноа всего один раз, когда Алфи поднял его и подбросил в воздух на свадьбе. Малец расхохотался и был в восторге от такого внимания. А Голда наблюдала небольшую сцену со своим обычным нежным взглядом, вероятно, надеясь, что ее новоиспеченный супруг потрудится осыпать ее детей настоящей любовью и вниманием. POV/АЛФИ Я уже был одет в свой похоронный костюм и выпивал с Генри в пабе. Он заметил, что Голда безжалостно игнорирует меня, и всякое сочувствие, которое я испытывал по отношению к ней, плавно истончалось. Голда обращалась со мной так, будто я никто в ее маленькой жизни, и это распаляло меня. Она не ответила ни на один из моих звонков. Я даже не пытался говорить с ней по поводу похорон, организовав большую часть процессии самостоятельно, лишь изредка получая то, что можно было назвать супружескими приказами, от Симона, который теперь был чертовым посредником. Я был в бешенстве, в абсолютной ярости, возвращаясь к своему прежнему «я», как и ожидалось. Да, я пытался быть хорошим мужем, и что это мне дало? Громадное унижение от женщины, вот что, и я этого не потерплю. Смерть малыша была ужасным событием, но я не собирался принимать на себя полную ответственность в случившемся. В конце концов, мой диагноз не подтвердился. Я оставил Симона рядом с Голдой только для того, чтобы ей было легче, переступив через себя и правила общины. Старая враждебность вернулась, и я злился на себя из-за своей слабости и того факта, что Симон использовал Голду, чтобы воспользоваться мной. Что ж, здесь я усвоил урок.