Секс, любовь и иудейство

***

POV/ГОЛДА Я смотрела на маленький белый саван и удивлялась Всевышнему и его воле, который мог дать мне ребенка в таких ужасных обстоятельствах от самого мерзкого человека на свете, а затем счел нужным забрать его у меня. На кладбище было жарко, и я знала, что все смотрят на меня, словно ожидая, что я что-то выкину. Все, чего я хотела, это умереть. Как мой маленький сынок будет жить в полном одиночестве? Но с другой стороны, он избежал участи Ноа, который был одинок едва ли не с рождения. Может, это и к лучше, что мой сын умер? Боль от собственных мыслей поразила меня. Она шла волнами, омывая меня, как ледяной ветер, заставляя кости болеть, а челюсть онеметь. Я застыла от боли, почти окоченела от холодного осознания смерти малыша и ужасного подозрения, что это чувство внутри меня никогда не утихнет. Мне показалось, что я парю в воздухе, зависнув над толпой людей. Я почувствовала, как Алфи схватил меня за руку и крепко сжал. Поборов желание вырвать ладонь, может, ударить его, выкрикнуть черную, гнилую ненависть, которая копилась во мне с первой минуты нашего брака, я прикрыла глаза. От меня не ускользнуло, что Алфи не плачет прилюдно, только стирает капельки пота с висков, упрямо бегущие из-под фетровой шляпы. Его костюм-тройка был идеальным, борода аккуратно подстрижена, но, на удивление, мне не было жаль его. Малышка Абигайль, стоящая рядом с отцом в элегантной черной тройке, которая, должно быть, обошлась Генри в небольшое состояние, тоже плакала, но я ценила ее слезы. Слезы девочки были чистыми и солеными на вид. Генри же хмуро водил глазами, изредка качая головой, поражаясь жестокости это мира. Но разве это не он сделал Алфи и мир этой семьи таким? Ицхак трясся от горя, или только делал вид? Он располагался рядом с Алфи, найдя опору в трости, опустив голову и сгорбившись. Но мне было плевать на это сумасшедшее семейство, я ничего не чувствовала, и просто хотела, чтобы это закончилось. Я слышала позади себя всхлипы матери Алфи и неадекватные слова утешения от Авивы, которые шептались в похоронной тишине. Этого было мало, слишком поздно. Мне снова захотелось закричать, но я заставила себя сдержаться, продолжая смотреть на людей. Рива сгорбилась, вцепившись в предплечье Генри. Ее толстые ноги были ужасными, а черная юбка задралась выше колен, обнажая варикозно расширенные вены и белые икры, которые выглядели неуместно для остальных в общине. Мне хотелось рассмеяться, но я не стала. Желание спросить людей, зачем они вообще пришли, возрастало с каждой секундой. Большинство из них лишь мельком видели меня, не говоря о младенце. Многие пришли сюда, чтобы продемонстрировать свою дружбу, немногие — чтобы выразить уважение к Алфи. Скоро я смогу уйти, сбежать от добрых людей, которые думали, что пожатие руки и поцелуй в щеку все исправят.